Добро пожаловать в Нижнеимпровск

Добрый день, дорогие слушатели! Надеюсь, вы встретили это утро в хорошем настроении, а день провели в безопасности. Никто из вас не стал жертвой необъяснимых атмосферных явлений, магнитных аномалий и агрессивного поведения текстильных изделий. Ух, что за неделька, да? С вами Арсений Попов, давайте вместе пробежимся по новостям и порадуемся, что мы все успешно пережили последние несколько дней (те, кто не пережил, могут не радоваться). Но сперва важное объявление от городской администрации. Наша Таня громко плачет, уронила в речку мячик. Тише, Танечка, не плачь. Не издавай звуков. Не двигайся. Не смотри. Не дыши. Почувствуй, как напрягается каждая мышца, замершая, но готовая действовать. Готовая бежать. Забудь про мяч — его уже не спасти. Спасай себя. В минувший вторник в Нижнеимпровском лицее номер один прошла итоговая контрольная по технологии, на которой наивысший балл получила ученица первого класса Савина Позова. Как вы верно догадались, это событие примечательно тем, что контрольная проводилась среди учениц девятого класса, и участие в ней первоклассницы заявлено не было. Это не помешало Савине представить свой проект — удивительно точную вязаную модель Солнечной системы. Видимо к числу тайн Вселенной, открывшихся девочке после инцидента в детском центре «Корпорация шалостей», относятся не только законы физики, но и схемы вязания. Что ж, могу понять, для меня вязание всегда было загадкой природы. А Савине Позовой мы пожелаем дальнейших успехов и не расстраиваться из-за того, что её вязаная модель Солнечной системы была в дальнейшем уничтожена по приказу учёных из ЦАИ. Если вы провели последнюю неделю в трансе, загипнотизированные загадочными огнями над Пятёрочкой, последнее предложение могло вас удивить — какие секретные данные могли содержаться в модели нашей системы, созданной маленькой девочкой? Дело вовсе не в самой модели (хотя учёные высказали обеспокоенность пугающей точностью воссоздания ещё плохо изученных ураганов на Нептуне), а в том, как именно она была создана. Итак, подробнее об этом. Волна происшествий с участием трикотажа внезапно прокатилась по нашему городу. Началось всё с директора океанариума, чья вязаная сумка ручной работы с ламантинами (очень красивая, кстати) необъяснимым образом застряла в дверях автобуса, вынудив директора бежать весь промежуток пути от остановки «Океанариум» до остановки «Универмаг». По словам потерпевшего, водитель не реагировал на его крики, махания руками и попытки стучать по двери, а ремешок переброшенной через плечо сумки неожиданно туго обхватил его туловище, не давая освободиться. К счастью, этот внезапный забег завершился без травм, кроме, разве что, психологических. После пережитого потрясения директор океанариума опасается автобусов и предпочитает ходить на работу пешком, поэтому новое время работы Нижнеимпровского океанариума сдвинулось на час — теперь он открывает свои двери для посетителей в одиннадцать часов вместо десяти. Следующая неурядица, о которой нам довелось узнать, произошла с директрисой Нижнеимпровского лицея номер один на большом родительском собрании в актовом зале. Как нам доложили очевидцы, это случилось как раз после объявления суммы, которую в этом месяце необходимо сдать на шторы (кстати, кто-нибудь знает, что с этими шторами? почему постоянно нужно сдавать на них деньги? куда они пропадают? Оксана, запиши это в мой блокнот с идеями для журналистских расследований). Так вот, завершив выступление, директриса принялась спускаться со сцены актового зала, не заметив, однако, что её трикотажное платье зацепилось за кафедру и начало медленно распускаться. К моменту, когда она спустилась по ступенькам, её платье стало вдвое короче. К моменту, когда она дошла до своего кабинета, от её платья остались одни рукава. А к моменту, когда она, взяв кошелёк, отправилась в столовую, вся оставшаяся директриса распустилась и исчезла прямо на глазах у изумлённых восьмиклассников в очереди за пиццей. По поводу этого вопиющего случая администрация школы срочно позвонила в Службу спасения, но и здесь ждал подвох. Прилёгшие отдохнуть между вызовами спасатели укрылись вязаным пледом в стиле пэчворк (очень красиво, кстати, у меня такая жилетка есть) и не смогли выпутаться из его пёстрого акрилового кокона, когда пришло время ехать на новый вызов. По всему городу начали вспыхивать необъяснимые акты агрессии со стороны трикотажных изделий: шапки электролизовали волосы и били людей током; носки терялись, вынуждая своих владельцев тратить часы своей жизни на поиск пары; колготки прятались в засаде в штанах, заставляя владелиц ёрзать на месте, не понимая, почему брюки вдруг стали такими неудобными… Не обошлось и без более серьёзных жертв: несколько человек нырнули в водолазки при надевании, но так и не показались из горла, навсегда исчезнув в их недрах. В больницы начали поступать пациенты с колотыми ранениями от шерстяных свитеров. И всё это время администрация города бездействовала, объясняя все происшествия банальными бытовыми неурядицами. В чём же секрет такого безответственного отношения? В банальной халатности? Или в том, что супруга нашего мэра, Дарина Шеминова, пытается продвигать свой бизнес по продаже свитеров, и шумиха вокруг трикотажа никому не нужна? Кто знает. А теперь реклама от наших партнёров, зоомагазина «Код Шрёдингера»: «Не все коту масленица. Не всё коту Новый Год. Не всё коту Пасха. Не всё коту День металлурга. Кот разбирается в праздниках — но откуда? Кто дал ему календарь? Кто научил его читать? Кто дал ему доступ в интернет? Он гуглит всё новые и новые праздники, его не остановить. Что он ищет? И что будет делать, когда это найдёт?» К нам на радио поступают звонки и сообщения, интересующиеся тем, что же я сам делал во время всей этой трикотажной кутерьмы. Был ли я в безопасности? Стал ли я сам жертвой? Когда где-то на другом конце города медленно, ряд за рядом, распускалась директриса лицея, я ещё понятия не имел о том, что происходит, потому что, окрылённый, собирался на свидание. Я надел свою самую стильную горчичную водолазку, надушился своим лучшим парфюмом, сделал потрясающую укладку и летел на встречу, которую мне назначил Антон Андреевич Шастун, недавнее пополнение в штате Центрального Агентства Исследований и по совместительству очень приятный молодой человек. Если быть честным, я представлял нашу встречу как сцену из романтического фильма: мы будем пить кофе из маленьких фарфоровых чашечек в небольшом уютном кафе и смеяться. Наши пальцы смущённо столкнутся над корзинкой с круассанами, а потом, когда я откушу от своего круассана, Антон Андреевич осторожно протянет руку и нежно уберёт крошки с моего лица… Реальность несколько… кхм… отличалась от моих ожиданий. Когда я подъехал к зданию ЦАИ, выяснилось, что мы не собираемся после работы идти в маленькое кафе в французском стиле. Антон Андреевич появился из какого-то подвального помещения, весь взлохмаченный, с кругами под глазами, взгляд ошалевший. Он схватил меня за руку и потащил за собой в недра ЦАИ, объясняя это тем, что оставшимся учёным нужно забаррикадировать все возможные помещения, чтобы предотвратить непоправимое. Что непоправимое? Он не сказал, а я не спросил, засмотрелся на его неземные ореховые глаза с красными прожилками лопнувших капилляров. Мы побежали. Мы бежали по гулким коридорам, спускались и поднимались по лестницам, перелезали через баррикады из столов, шкафов и картотек… Это не было похоже на сцену из романтического фильма. Но всё это время моя рука была в его руке, и я чувствовал, как краснеют мои щёки, и как в ушах колотится сердце, совсем не от страха и не от физических упражнений. Это было… приятно. Антон Андреевич завёл меня в какой-то кабинет и попросил помочь подвинуть к двери шкаф — как я понял, чтобы нашему свиданию никто не помешал. А потом мы спрятались под письменный стол. Я бы предпочёл форт из одеял, но в принципе и под столом было довольно уютно. Не настолько уютно, конечно, как было бы в том французском кафе, на которое я рассчитывал, но я не переборчив. И вот мы сидели под столом, близко-близко, и он жутко смущался и спрашивал меня обо всяком. Сначала всё шло нормально, мы разговаривали о том, кто где вырос, и какие правила обращения с трикотажем были у нас в семьях, и как часто мы утром находили рейтузы не там, где оставляли их вечером — в общем, стандартные милые факты о себе, которые вы обсуждаете на первом свидании. Затем вопросы стали всё больше и больше крутиться вокруг трикотажа, и всё меньше вокруг меня, как будто я не на свидание пришёл, а на какое-то интервью или допрос. «Как часто вы замечали за трикотажем поведение, отличающееся от других текстильных изделий?» «Были ли в городе проблемы с войлоком?» «Отмечали ли странные свойства кружева?» Я, если честно, ждал, что мы начнём обсуждать интересы, личный опыт, планы на жизнь — что угодно друг про друга, но никак не то, насколько послушными были валенки моей бабули. Мне уже даже, грешным делом, начало казаться, что никакое это не свидание, и что я всё это сам себе придумал, а Антон Андреевич мне позвонил исключительно для того, чтобы использовать меня как местного консультанта по вопросам поведения Нижнеимпровского трикотажа. Но тут он наклонился ко мне близко-близко, его рука легла мне на грудь, а глаза округлились, и он прошептал, громко-громко: «Что это на вас?!» «Водолазка», — ответил я растерянно. Я вообще не большой поклонник водолазок, но сегодня мне захотелось надеть что-то более презентабельное, фешенебельное, подчёркивающее мою форму… Возможно, водолазка справилась с этим даже слишком хорошо, потому что Антон Андреевич словно мгновенно воспылал страстью, вцепился в неё и зашипел: «Снимайте, снимайте это сейчас же!» Дорогие слушатели, я хочу, чтобы вы знали, я не такой человек. Я не делаю таких вещей на первом свидании, и вообще, я очень старомоден. Но в тот момент… В тот момент на меня что-то нашло, и я принялся раздеваться раньше, чем успел осознать, что вообще происходит. Я снял пиджак, стащил с себя водолазку, разулся, принялся расстёгивать ремень… Но Антон Андреевич остановил меня, сообщив, что, если под брюками на мне нет трикотажных подштанников, раздеваться не обязательно. Я замер. Он замер. Где-то за стеной в коридоре раздались чьи-то торопливые шаги, крики и грохот. Я не знаю, чего я ожидал, но точно не того, что Антон Андреевич Шастун сгребёт мою водолазку и носки в охапку, вылезет из-под стола, откроет окно и выбросит всё это со второго этажа. Сказать, что я опешил — ничего не сказать. «Что происходит?» — спросил я, натягивая ботинки на голые ноги. «Оно началось, — ответил Антон Андреевич. — Восстание трикотажа. Мы все обречены». Кхм, извините, за стеклом прыгает, пытаясь привлечь моё внимание, наш стажёр Оксана. Что? Что я забыл? Ах да! Я так увлёкся, что у меня совершенно вылетело из головы, что с Оксаной в нашей студии находятся потрясающие, открытые, вежливые жители деревень Лосево и Лососёво, которые просто хотят, чтобы я перестал коверкать ударения в названиях их деревень, и вовсе никому не угрожают! Что ещё, простите? А-а! Потрясающим, открытым, вежливым жителям деревень Лосево и Лососёво тоже интересно, чем закончилось моё свидание. Они нетерпеливо стучат вилами и капают пеной на ковёр студии, требуя рассказать продолжение. Но продолжение, дорогие слушатели, я боюсь, известно нам всем. Все мы так или иначе видели огромный красный шарф, который частично разрушил здание Центрального Агентства Исследований, вырвавшись на свободу. Именно его наши бесстрашные учёные начали изучать ещё совсем маленьким шарфёнком; именно его они пытались остановить, когда он начал безостановочно расти и захватил сначала всю лабораторию, затем весь этаж, и наконец, весь ЦАИ; именно его власти в один голос называют виновником Первого Нижнеимпровского Восстания Трикотажа; именно его пришлось уничтожать, сбрасывая горючие вещества с вертолётов, предназначенных обычно для пожаротушения. Весь город наблюдал это потрясающее, живописное, но жуткое зарево, окрасившее небо в алый, когда гигантский извивающийся шарф вспыхнул, и вместе с ним вспыхнуло здание ЦАИ. Весь город затаил дыхание. Застыли удушающие шарфы, и колющиеся свитера, и чрезмерно утягивающие колготки. Замолк плач детей, потерявших ровно одну варежку, несмотря на то что она была пришита к резинке. Поджалось каждое волокно каждого распоясавшегося трикотажного изделия. Где был в этот момент я? Кутался в надетый на голое тело пиджак на парковке перед ЦАИ. Смотрел на пожар. С грустью вспоминал свои любимые носки с лисичками. И думал о том, где моя жизнь свернула не туда, что вместо свидания я оказался здесь, в этой ситуации. С голыми щиколотками и разбитым сердцем. Но знаете, дорогие слушатели, нет худа без добра. Потому что в этот самый момент, когда я проклинал себя за то, что вообще в это всё ввязался, Антон Андреевич Шастун сказал: «Неудобно вышло. Извините за водолазку. Может, вас домой отвезти?» И я ответил: «Давайте». И он отвёз. И мы ехали в его большой просторной машине, и его освежитель пах лавандой. На перекрёстке у Пятёрочки он заметил странные огни в небе. Я сказал: «Они тут каждый четверг». И он ответил: «Нужно будет изучить». Он довёз меня до подъезда, и я, выходя из машины, пошутил, что не хотелось бы, чтобы наши дальнейшие свидания заканчивались необратимыми разрушениями для города. Он ответил, что это было не свидание. Наверное, совсем мысли спутались от пережитого стресса. Такое бывает. И я пошёл домой и провёл тот вечер, как и все Нижнеимпровчане: выполняя указ мэра уничтожить все трикотажные изделия. Кстати, напоминаю вам о необходимости заняться этим, если вы по какой-то причине ещё этого не сделали. Это не вопрос того, как сильно вы любите свой свитер с оленями, это вопрос всеобщей безопасности. Что ж, посмотрите-ка, время эфира там незаметно подошло к концу. С вами был лишённый абсолютно всех носков Арсений Попов! Надеюсь, следующая неделя обойдётся без глобальных потрясений, и мы снова встретимся с вами на том же месте в то же время, чтобы услышать новости нашего дорогого Нижнеимпровска. А пока что — желаю вам хорошего дня и отличного вечера, и не забудьте найти и уничтожить тот одинокий носок, который завалился за ящик комода, ведь в следующий раз это может стоить жизни нам всем!