How They Met Themselves

Тим узнает секрет счастья. Тим резко очнулся и оказался в мире боли. Он приоткрыл один глаз и быстро зажмурил его от яркого бело–голубого света ясного неба. Воздух был холодным и свежим. Голова Тима ощущалась так, словно ее раскололи. Он понял, что мог открыть лишь один глаз, потому что другой был залит засохшей кровью. Его собственной, скорее всего. Он попытался убрать ее, но обнаружил, что не мог двигать руками. Потому что кто–то привязал его запястья к столбу. Точно. Теперь Тим вспомнил. Он скоро умрет. «Подъем, красавчик», – женский голос, хриплый от сигарет и полный дыма. Тим поворчал и снова открыл один глаз. В этот раз было легче, когда он знал, чего ожидать. Свет обжигал, но его зрение быстро адаптировалось, хоть он и надеялся, что этого не произойдет. Вот что Тим увидел: Алые Налетчики. Несколько человек, все вооружены. Они стояли в свободном строю рядом, настороженно наблюдая за ним. Это было довольно забавно, потому что он был не в состоянии нанести какой–либо вред. Они подвесили его, словно чучело, вытянув руки в стороны и крепко связав запястья. Настолько туго, что он не мог легко добраться до устройства, вживленного под его запястьем. Небо. Огромное его количество. Растянутое по горизонту, уходящее за край скалы, на которой он находился. Он заметил, как облако плывет под землей, и осознал свою ошибку. Воздух был слишком чистым и разреженным. Они были не просто на скале – они были в Убежище. Желудок Тима свело, как будто он шагнул с высокого трамплина в пустой бассейн. «Нравится вид? – тот же голос. – Множеству людей он, похоже, нравится. Думала, покажу тебе что–нибудь красивое, прежде чем ты умрешь. Вот только, я слышала, что ты не особо любишь высоту». Тим почувствовал вкус желчи в горле. Он откинул голову назад и изо всех сил уставился на небо над головой, как будто это могло помочь ему отвлечься от расстояния между ним и чем–то, напоминающим твердую землю. И все же, какими бы порочными и садистскими ни были ее сантименты, он не мог не найти их немного забавными. «Чего ты улыбаешься?» – спросила она. «Просто… прошло много времени с тех пор, когда кто–то знал обо мне так много, – сказал он. – Обычно люди путают меня с другим парнем». «Вот только ты им не являешься, так ведь, – он мог слышать хруст ее ботинок на выжженной солнцем земле, звук ее голоса, пока она обходила его сзади. – Твое имя – Тимоти Лоуренс. Ты с Эдема–4. Ты не любишь высоту. Ты можешь создавать две копии себя, используя этот кошмар на твоем запястье. И ты был главной сучкой Красавчика Джека». Лилит появилась перед глазами, заполняя поле зрения Тима рыжими волосами, красной кожаной одеждой, красными губами. Синие татуировки, помечавшие ее как сирену, выглядели особенно нелепо и слишком прохладно на фоне всего тепла, которое излучала Огненный Ястреб. Она стояла так близко, что Тиму показалось, будто он чувствует запах серы и дыма. «Ты ошиблась, – сказал он. Она вскинула одну красную бровь. – Я с Менетии. Я учился на Эдене–4. Помимо этого, хорошо информацию собрали. Я впечатлен». Кто–то присвистнул, и в поле зрения появились две фигуры, пробивающиеся сквозь Налетчиков. Если бы Тим питал какие–либо надежды на дерзкий побег, они бы разбились при виде худого, как кнут, снайпера, известного как Мордекай, и кирпичного барака, выстроенного из мяса, известного, соответственно, как Брик. «Эдем–4 – дорогое место для учебы», – проговорил Мордекай. «Ага, – сказал Тим. – Спроси, как я выплатил долги». «Мы закончили с Атласом, Лил», – сказал Брик. Тим замер. «Погоди– Вы сказали, что оставите их в покое, – голова Тима болела от звука его собственного повышенного голоса, но он ее проигнорировал. – Такова была сделка». «Сделка у тебя была с Вермонт, не со мной», – сказала Лилит. «Я заключил ее с твоими людьми, – Тим потянул связывающие его веревки. – Если я узнаю, что ты ее нарушила–». Лилит засмеялась, хоть Тим и не услышал в ее голосе особого веселья: «Или что? Оглядись вокруг, Тимоти Лоуренс. Ты тут совершенно один». Тим прикусил язык, проглатывая ответ, который хотел бы дать. Он слышал, как скрипели веревки, когда тянул их, но они не поддавались. Как он мог быть настолько глуп, чтобы довериться Налетчикам Лилит? Конечно они взяли то, что хотели. Пиратские ублюдки. Все, что он пытался сделать, это помочь Ризу– Боль пронзила грудь Тима. Его сердце металось, словно монстр в фильме ужасов, поднимающийся с плиты, чтобы выжать жизнь из всего, что сможет найти. Выражение лица Риза, когда он увидел настоящие лицо Тима. «Посмотри-ка на это. Ты действительно напуган, – сказала Лилит, всматриваясь в его лицо. Тим отвернулся. – В любом случае, расслабься. Я знаю условия сделки. Все, что Брик сделал – это очень щедро предложил оставшимся рекрутам Атласа новую работу, если они будут заинтересованы. Твои друзья в безопасности». «Они не мои друзья», – сказал Тим. «Так, раз уж с этим разобрались…, – Лилит отошла к выступу городской территории. – Давай поговорим о том, почему ты здесь». «Ты хочешь отдать меня под суд, да? – спросил Тим. – Как вы сделали с Афиной. Хочешь услышать про Элпис». «О–о–о–о, так близко. Ты прав наполовину, Тимоти. Я действительно планирую отдать тебя под суд. На самом деле, он уже начался. Посмотри на своих присяжных, – она лениво махнула на своих вооруженных головорезов и других искателей хранилища. – Но мне не интересно слушать про Элпис. Я достаточно наслушалась про эту сраную луну, уж спасибо. Нет, Тимоти, я хочу послушать о тебе». «Кажется, ты уже обо мне знаешь», – сказал Тим. «Я хочу услышать, почему кто–то может добровольно стать двойником садистской, параноидальной, фашисткой сволочи», – она положила руки на бедра и ожидающе наклонила голову в сторону. Тим подумывал о том, чтобы пересказать ей историю, что он поведал Мокси много лет назад. Историю о деньгах, потому что все понимали деньги. Но Тиму пришло в голову, что он может измерить продолжительность своего будущего несколькими часами. Что бы он ни сказал Лилит, результат будет тот же. Его не обманул ее маленький жест. Он знал, что был только один член присяжных – та же самая женщина, что собиралась быть и его судьей и его палачом. Тогда будет правда. Что ему осталось терять? «Я сделал это, потому что любил его, – сказал Тим. – И потому что я не сильно себе нравился». Какого бы ответа ни ожидала Лилит, это явно был не он. Тим почувствовал небольшое удовлетворение от того, как расширились ее глаза – маленькая трещинка на ее идеальном фасаде недовольства. «Как оказалось, Джек чувствовал абсолютно то же самое», – сказал Тим. ––––––––––––––––––––––––––––––––––––– Некоторое время никто ничего не говорил. Тим пытался насладиться тишиной. Лилит смотрела на него так, будто искала признаки юмора. Тим предполагал, что в его заявлении была какая–то его часть – правда, своего рода трагический юмор, вроде похорон клоуна, – но он был не в состоянии получить от этого удовольствие. Это также был и первый раз, когда он произносил эти слова вслух другому человеку. (Он, скорее всего, был и последним.) Он не знал, что чувствовать по этому поводу. В конце концов, Лилит заговорила: «Ну. Я думаю, что услышала все, что мне было нужно. Ты сделал это ради любви. Конец истории, – она вытащила свой пистолет – особый Джейкобс, большой, скорострельный кусок металла. Тим испытал от его вида притупленное удивление. Он ожидал, что Огненный Ястреб будет использовать ДАЛЬ или Маливан. Что–то с огненными патронами. «Погоди, обожди минутку, Лил, – Мордекай вышел вперед, кладя руку на ее пистолет прежде, чем она могла направить его в голову Тима. – Мне этого недостаточно». «Мордекай…», – зарычала она. «Он там не был, в Перспективе. Тогда, когда мы отслеживали Джека и убивали этих проклятых двойников». А, второсортные двойники. Решение Джека после предательства Тима. Обычные работники Гипериона, с именами и жизнями, отдельными от их обязательств пушечного мяса Джека. Их зеркальное изображение обеспечивалось через голографическое устройство, которое они носили на лацканах, мало чем отличающееся от камуфляжного устройства Джека. Тим однажды встретил одного лично. Его вид чуть не свел Тима в могилу, пока сотрудник Гипериона не начал двигаться и говорить. Судя по всему, Джек не так тесно работал с этими двойниками, потому что они не могли правильно повторить походку. (Тим тогда был в бегах, одетый, как обычный бандит, и носящий закрывающую все лицо маску, что убивала его периферийное зрение и воняла старой кровью и чьим–то плохим дыханием. Двойник не знал Тима, и долго против него не выстоял. Убийство мужчины было таким же удовлетворительным, как убийство его дубликатов.) «Нет, – сказал Тим. – Я тогда уже ушел от Джека». «Ушел? – Мордекай повернулся обратно к Лилит, поднимая брови. – Видишь, он ушел от Джека. За этим кроется история, так ведь? Ситуация глубже, чем мы думали». Лилит в усмешке поджала губу: «Кого это волнует?» «Меня, – сказал Мордекай. – Ты привела этого человека сюда на суд. Тебе не кажется, что мы должны услышать историю целиком?» «Историю целиком? Кому не срать на историю целиком? Этот парень – не Афина. Он знал, чем был Джек, и все равно подыгрывал». «Откуда мы это знаем? – требовательно спросил Мордекай. – Он этого не говорил. Он просто сказал, что любил. Ты разве никогда не слышала выражение “любовь слепа“?» «Мне больше по душе выражение “любовь – сука“», – сказала Лилит. К его удивлению, Тим в частном порядке согласился. «Ну, я хочу знать, что заставило его уйти, прежде чем мы казним этого человека. Он заслужил, по крайней мере, это». Лилит покачала головой: «Это пустая трата времени. Мы просто оттягиваем неизбежное». Тим молча согласился и с этим. Но Мордекай откинулся на пятки и скрестил руки на тощей груди. Вставая так, словно думал, что она может нанести удар. Взгляд, который она бросила на него в ответ, свидетельствовал о том, что она этом подумывала. Момент был прерван, когда голос подал Брик: «Я поддерживаю Мордекая, – сказал он. – Давай просто послушаем, что он скажет. Если оно нам не понравится, мы его пристрелим». Лилит устремила злобный взгляд в сторону Брика, но здоровяк, казалось, не смутился. Может быть, они были с ней слишком долго. Видя, что ее численно превосходят, Лилит вздохнула и спрятала пистолет в кобуру. Она перевела взгляд на Тима. «Этой истории лучше не быть долгой», – сказала она. Она таковой была. И никто из них не спросил Тима, хотел ли он ее рассказывать. По правде говоря, он не был уверен, что хочет, но он также и не был готов встретиться лицом к лицу с дулом этого Джейкобса. И, в любом случае, он никогда никому не рассказывал о том, что случилось между ним и Джеком. Что Джек сделал с ним. Забрал у него. Единственный человек, что знал об этом, умер много лет назад. Он собрался с мыслями, как только мог. Это было непростой задачей, учитывая, что его голова все еще пульсировала. Он облизнул пересохшие губы, не удивившись вкусу крови. «Ладно, – сказал он, встречалась взглядом с Лилит. – Я расскажу вам. Но, предупреждаю: началось оно с Элписа». ––––––––––––––––––––––––––––––––––––– Элпис не был запланирован. У Джека всегда были какие–нибудь абсурдные схемы на ходу – обычно их было несколько, как и подобает злому гению, – но участие Тима обычно ограничивалось завершающей частью этих планов, когда единственное, что оставалось сделать – это убрать человеческий мусор. Начать с чистого листа. Элпис был первым разом, когда Тима вызвали без предварительного предупреждения. Вторжение полковника Зарпедон и ее Забытого Легиона было похоже на пощечину. То, что кто–то был достаточно глуп и безумен, чтобы бросить вызов Гелиосу, известному дому Джека, убийцы бандитов и Возмездия Гипериона, было уже достаточно плохо. То, что они также намеревались взорвать луну, было сумасшествием высшего уровня. Элпис стал множеством первых раз для Тима. Это был первый раз, когда ему пришлось работать с искателями хранилища. Это был первый раз, когда он встретил Афину, и первый раз, когда он был насильно подвержен продолжительному воздействию смешных роботов. Кроме того, это был первый раз, когда он использовал свое устройство с дубликатами в полевых условиях. Устройство было подарком Джека, подаренным ему всего неделю назад в награду за его пятидесятую успешную миссию. (То был хороший день. Джек отсосал ему в офисе, а затем отвел его обратно в квартиру и оттрахал до сорванных связок. Тим не стал делиться этой частью с Лилит.) Устройство создавало двух клонов, что были, по факту, теми же полу–разумными программами, с которыми Тим тренировался многие годы. «Они научились у тебя, детка. Я позаботился о том, чтобы они сохранили свои тренировки». «Как они работают?» ««Просто нажми кнопку, когда у тебя возникнут проблемы – они появятся и начнут стрелять во всех, кто пытается навредить тебе. Просто». «Что если они начнут атаковать солдат Гипериона?» «Попрошу отдать мне должное, Тимтам. Они запрограммированы распознавать угрозы и союзников и различать их». Афина уже объясняла Элпис. Черт, Лилит и Роланд сами были там. Они знали, что произошло. Так что, промотаем до конца. К Стражнику, артефакту, и небольшому моменту Джека. Тим, конечно же, был там вместе с Афиной. (Еще один первый раз: кто–то видел его и Джека в одной комнате в одно время, словно это не было большим секретом. Вот настолько безумным был Элпис.) Он видел, как глаза Джека широко открылись, а затем открылись снова. Джек получил дар предвидения, благословленный древним эридианским артефактом, и на ужасающий момент он мог видеть все. «А затем появилась ты, – монотонным голосом сказал Тим. – Ты ударила артефакт и взорвала эту херню к чертям. И я попал под удар». На несколько секунд его вырубило. Он очнулся от звуков смеющегося Джека и уходящей Афины. Его запястье болело. Возможно, были более подходящие слова, чтобы описать ту боль, но они не были написаны ни на одном языке, который знал Тим. Она проникала прямо в его кости, где, по мнению Тима, чувствовать боль не представлялось возможным. Она завладела всеми чувствами Тима, но использовала их неправильно: вкус света на языке, запах боли в носу, ощущение фиолетового цвета всем телом. Тим даже кричать не мог. Он даже пошевелиться не мог. Какую бы боль ни испытывал Тим, Джек, должно быть, испытывал ее в пять раз сильнее. Она заклеймило его лицо, как алая буква, как древний выговор. Вот Тупой Осел Который Думал Что Сможет Хранить Все Знания Космоса в Своей Человеческой Голове. Смех Джека сменился бульканьем, и мужчина упал на колени, его конечности дрожали, а мышцы свело. Тим оправился первым. Он вызвал помощь по ЭХО, и спрятался вместе с Нишей и Вильгельмом, пока солдаты Гипериона забирали их босса и героя. (Тим никогда не забудет то, каким беспомощным он себя чувствовал, наблюдая за тем, как безжизненное тело Джека забирают незнакомые люди, пока он был вынужден оставаться позади. Он присел у входа в пещеру и старался не чувствовать себя покинутым, пока корабль безопасности поднимался сквозь разреженную атмосферу луны. Этого он Лилит тоже не рассказал.) ––––––––––––––––––––––––––––––––––––– «Так я и получил этот “кошмар“, как ты его назвала, – проговорил Тим, сжимая левую руку. – Дубликаты стали умнее после взрыва. Начали говорить, и не только заранее запрограммированными крылатыми фразами. Они могли принимать команды. Они могли отчитываться мне, использовать разное оружие, всякие разные штуки. Не могу объяснить, как. Я уверен, Гиперион бы не стали торопиться со мной, чтобы понять это, но я сбежал до того, как они узнали». «Ты не сказал им?» – спросила Лилит, более чем скептически. «Я сказал Джеку, – признался Тим. – Но он был не в себе из–за обезболивающих в тот момент». Тиму потребовалось несколько дней, чтобы вернуться в Гиперион. Тот факт, что Джек не послал сразу за ним команду грузчиков, сообщил Тиму, что тот все еще был без сознания (хотя его слабая часть беспокоилась о том, что о нем забыли). Тиму пришлось тайно пробраться на транспортное судно, в багажную каюту. Он нашел Джека в медицинском крыле, с забинтованным лицом и рукой, подсоединенной к хорошему обезболивающему. Слишком неподвижный и молчаливый. Тим любил наблюдать, как Джек спит, но это было другое. Ему не нравилось, как медленно он дышал, как лежал на спине. Джек спал в позе звезды или свернувшись калачиком на боку. Он никогда не спал вот так, лежа словно тело, готовое к захоронению. Он пошевелился, когда Тим подошел. Старые инстинкты выживания, догадался Тим. Его единственный здоровый глаз представлял собой сапфировую щель на красной, опухшей коже лица. То немногое, что можно было увидеть сквозь повязки. Его дыхание вырывалось изо рта, как будто он все еще спал, все еще храпел. «–мми?» – его пальцы дернулись. Тим мягко коснулся его руки, пугаясь тому, каким хрупким выглядело это существо в белом. «Привет», – ласково сказал Тим. «Ты… вернулся», – слова Джека смешивались вместе. «Да. Да, конечно», – он не смог заставить себя спросить Джека, в порядке ли он. Слова застряли у него в глотке, слишком большие, чтобы двигаться дальше. Джек всегда был в порядке. Он должен был быть здоровым и сильным из них. «Т–т–т–тупая сука добралась до меня, Тим–м–м–м–ми, – веко Джека дрогнуло. Слоги сливались вместе, словно тающий лед по стеклянному столу. – Думал, она добралась и до тебя». Тим постарался улыбнуться: «Я как фальшивая монетка. Потребуется что–то большее, чем злая сирена, чтобы убить меня». ––––––––––––––––––––––––––––––––––––– О, ирония. «Ему потребовалось несколько недель, чтобы восстановиться после Элписа. Повезло, я полагаю. Если бы он понимал, что я говорю, я, вероятно, закончил бы свои дни в лаборатории». «Ты поэтому ушел?» – спросил Мордекай. «Нет», – ответил Тим. ––––––––––––––––––––––––––––––––––––– Выздоровление Джека шло медленно, но не так медленно, как хотелось бы некоторым людям. Его врачам, например. И Тасситеру. Потому что, как только Джек снова встал на ноги, его первым делом стал ребрендинг. Белая маска была оцифровкой, специально подогнанной под лицо Джека. Она ложилась на уродливый шрам, как вторая кожа, которой и должна была быть. («Я никогда не понимал маску, – сказал Мордекай. – Я имею в виду, почему просто не сделать операцию? Или подобрать что–то, что выглядит более натурально? Зачем вообще пытаться скрыть шрам в первую очередь, если то, чем ты его закрываешь, привлекает внимание к тому, что ты что–то скрываешь?» Тим вспомнил, что и сам об этом задумывался. «Не знаю, – признался он. – Может, это казалось ему правильным выбором».) Вторым делом стало удушение Тасситера в его офисе. Насилие и жестокость этого поступка потрясли персонал Гипериона, даже тех, кто считал себя наиболее циничными и пресыщенными. Все знали, что игра в Гиперионе может стать жестокой, но это было насилие с применением плаща и кинжала. Это была тень на периферии и иголка в шее, или странный привкус в ночном колпаке. Никто никогда не заходил так далеко, чтобы буквально хладнокровно убить своего соперника в его собственном офисе, попутно разговаривая со своим секретарем. Никто, пока не появился Джек. Красавчик Джек. Тим не мог сказать, что это было началом конца, потому что Джек никогда не был хорошим человеком. Он никогда не был даже здравомыслящим человеком. Но после Стражника все его отвратительные качества усилились. И он стал нестабильным. Но Тиму было важно помнить об этом: Джек начал давать Тиму лекарство за три месяца до Элписа. Джек запер Тима в его квартире почти за четыре года до этого. Оскорбления Джека, его игры разума, его садизм, его потребность в контроле – все это началось задолго до Элписа и артефакта. Конец начался во время одной из их встреч в новом офисе Джека. Джек проинформировал его о его следующей миссии: поселении на Пандоре, спонсируемом Гиперионом, в котором возникли идеи о неподчинении правилам и несанкционированных перерывах на работе в шахтах. «Они ныли о дрожи в черепе, тошноте от шлака и бла бла бла. Суть в том, что “Красавчику Джеку“ нужно спуститься и лично разобраться с зачинщиками. Напомнить всем, кто здесь главный. И сделать из них пример», – сказал Джек. «Конечно», – сказал Тим, теребя кожаный ремешок у себя на запястье. Не то чтобы он пытался скрыть от Джека рост странного кристалла. В конце концов, он уже упоминал об этом. Тот факт, что Джек в то время был под сильнодействующими обезболивающими, было ни туда, ни сюда. Поймите, Тим честно намеревался рассказать Джеку об изменении. Он действительно намеревался. Он просто планировал подождать, пока Джек устроится, и все успокоится. «Конечно, нам нужно будет снарядить тебя маской», – продолжил Джек. Тим замер. «Извиняюсь…?» «Маской, парень. Если ты будешь мной, то должен выглядеть соответствующе. В этом вся, блин, суть двойника. Ну же, я не должен тебе эту хрень объяснять». «Точно. Ладно. Эм, – маска не выглядела удобной, но Тим знал, что лучше не спрашивать. Джек высмеял бы его за мягкость. – Так, где мне ее получить?» Взгляд Джека переместился с лица Тима на экран его ЭХО–таба: «Не сейчас, – сказал он. – Мне сначала нужно привести некоторые дела в порядок. Но не волнуйся. Я удостоверюсь, чтобы ты был готов к миссии, – он улыбнулся, быстро и остро, словно кинутый нож. – Просто оставь это мне». ––––––––––––––––––––––––––––––––––––– Когда он вышел в коридор, его ЭХО–планшет пиликнул. Когда он опустил взгляд, то увидел, что успокаивающий вихрь его красочной заставки исчез, и появилось сообщение. НАЖМИ МЕНЯ. Тим остановился. Отправитель показывался как “НЕИЗВЕСТНЫЙ“, что было… невозможно. Никто не знал о частоте Тима, о его адресе ЭХО. Даже его персональные тренера. Никто, кроме Джека. Он взглянул на закрытую дверь кабинета в конце коридора, гадая, не забыл ли Джек что–нибудь. Он колебался, почти поддавшись искушению вернуться в офис Джека. Но Джек ясно дал понять, что ему нужно работать, и Тим знал, что лучше не прерывать его. Особенно, когда Джек был в таком… хрупком настроении. Тим снова взглянул на экран, сообщение все еще требовало его внимания. Могло ли это быть испытанием? Или это вообще был не Джек. Может, кто–то нашел его адрес по ошибке. Он открыл сообщение, слишком любопытный, чтобы отказать себе в этом. “Открыть без посторонних“. Вложение внизу. Видеофайл. На заставке – затемненный офис, камера была направлена под углом вниз. Что–то при виде этого заставило сердце Тима биться быстрее, что–то холодное и острое свернулось у него в груди. Спам бот. Должно быть он. Он удалил сообщение. Он вошел в лифт и набрал код, который без помех доставит его в его личные апартаменты. Это была, пожалуй, самая показная вещь в его новой квартире. Это, а также тот факт, что он и Джек снова были единственными живыми душами в этом отсеке. По крайней мере, Гелиос был больше Эоса, поэтому провернуть такое было легче… Тим смотрел на панель и пытался думать о предстоящей миссии, об ужине из рыбы и коричневого риса, который его ждал, о чем угодно, кроме четырех стен вокруг и запечатанной двери перед ним. Его ЭХО–таб снова пиликнул. Тим сглотнул. Он вытащил тонкий, блестящий прямоугольник из кармана. ПОЖАЛУЙСТА НАЖМИ МЕНЯ. Точно не Джек. Джек никогда не говорил слово на букву П. Сглотнув, Тим нажал и увидел то же сообщение, что и раньше. “Открыть без посторонних“ и вложение. Тим почувствовал покалывание в затылке, ощущение, что за ним наблюдают невидимые глаза. Он оглядел маленькое пространство, как будто мог найти с собой в лифте кого–то еще. Он удалил сообщение. Его планшет снова пиликнул, почти сразу же. Он увидел промелькнувшие на экране слова “НЕ УДАЛЯЙ ПОЖАЛУЙСТА“, прежде чем нажал кнопку выключения и устройство потемнело. Он медленно выдохнул, заставляя себя успокоиться. Кто–то, должно быть, нашел его адрес по ошибке. Вот и все. Тим представил какую–то глупую новенькую, пытающуюся связаться со своей подружкой, или типа того. (Он стойко игнорировал укол одиночества, вызванный этой мыслью.) Он скажет об этом Джеку позже, и Джек с этим разберется. Он надеялся, без напрасного убийства какой–нибудь бедной, случайной– Лифт остановился. Тим закусил губу и вдарил по консоли. Подсвеченный дисплей мигнул, кратковременно вспыхнув статическим электричеством. Его планшет зажужжал и снова включился. Тим, конечно, много читал. Будучи единственным ребенком у работающей матери и без друзей, неудивительно, что в юном возрасте у него проснулся аппетит к письменной речи. Даже тогда, особенно тогда, когда ему было наиболее одиноко, он читал почти все, что угодно. Научную литературу, романтику, фантастику о выживании. Черт, даже учебное пособие, если оно было достаточно интересным. Но он никогда не читал ужасы. Ненавидел их. Его ЭХО–таб пиликнул. «Нахуй это», – сказал он трясущимся голосом. Он попытался что–то сделать с консолью, но экран мигал с каждым нажатием, пока, наконец, не потемнел. Верхнее освещение умерло, оставляя Тима залитым аварийным светом. Дыхание у него стало быстрым, рваным, неглубокими. Он сглотнул и попытался взять себя в руки, прежде чем у него начнется гипервентиляция. Ему нужно было связаться с Джеком. Если только… Это дело рук Джека? Тим его чем–то выбесил? Но если и да, то зачем Джеку запирать его в лифте? Может, он пытался его напугать. Он должен был знать о боязни Тима замкнутых пространств и высоты, а лифт был идеальным совмещением этих двух вещей и, ох блять почему ему нужно было думать о том как высоко он был блять блять. Его ЭХО снова пиликнул. Если это не был Джек, это могло быть попыткой покушения. Что означало, что Тиму нужно было хотя бы попытаться связаться с Джеком. Он проигнорировал пиликанье своего ЭХО и попытался набрать частоту Джека на своем устройстве в ухе. Звонок прозвенел один раз, а затем монотонный голос сообщил ему, что связь не работает. Его ЭХО вибрировал. Глубоко вдохнув, Тим опустил взгляд и чуть не выронил устройство. «Блять», – прошептал он. Экран заполонили сообщения, отмеченными светящимися срочными буквами. “ПОЖАЛУЙСТА НАЖМИ“; “ПОЖАЛУЙСТА ПОСМОТРИ“; “ТИМ ЛОУРЕНС ПОЖАЛУЙСТА“; “ТИМ ЛОУРЕНС ТЫ ДОЛЖЕН ЭТО УВИДЕТЬ“; “ТИМ ЛОУРЕНС Я ЗНАЮ КТО ТЫ“; “ТИМ ЛОУРЕНС ТИМ ЛОУРЕНС ТИМ ЛОУРЕНС“. «Как…?» Никто не знал этого имени. Его персональные файлы были стерты много лет назад. Его свидетельство о рождении, его запись в планетарном реестре, его школьные записи – все, все до последнего исчезло. Единственным человеком, кроме Джека, который знал имя Тима Лоуренса, который вообще знал, что он родился, была его мать. Боль вспыхнула за его глазами, скапливаясь у основания носа и распространяясь по носовым пазухам, словно лесной пожар. Он споткнулся, зажмурился и зажал переносицу, пытаясь ослабить внезапное давление. Он услышал, как его ЭХО с грохотом упало на землю. Через несколько долгих секунд он открыл глаза, когда боль утихла так же быстро, как и возникла. Его ЭХО жужжало на земле, грохоча, как опрокинутый жук. Он посмотрел вниз и увидел новое сообщение. “ПОЖАЛУЙСТА ТИМ“. Больше ничего не пришло. Дыша через нос, Тим медленно опустился на колени и поднял устройство. Он держал его кончиками пальцев, стараясь как можно меньше соприкасаться с техникой. Он смотрел на экран, почти ожидая нового сообщения, чего–нибудь, что могло бы вернуть его адреналин в норму, но ничего не приходило. Тишина почему–то казалась еще хуже. Он открыл сообщение. На этот раз в сообщении не было ничего, кроме видеофайла с заставкой. То же изображение затемненного офиса, снятое с камеры наблюдения. Сердце колотилось в ушах, а мысли гудели от возможных покушений, Тим нажал кнопку воспроизведения. Изображение проецировалось над экраном, разворачиваясь на всю стену. Качество было низким, а картинка зернистой. Даже несмотря на дерьмовое качество, Тим знал, на что смотрит. Это был офис Джека на Эосе. Некоторое время он ничего не видел, и только слабое свечение монитора на столе подсказало ему, что он смотрит фильм, а не неподвижное изображение. А затем в кадр вошел Джек, а за ним проследовал Тим. «Садись», – сказал Джек и Тим наблюдал за собой, делающим, как ему велели. Джек подошел к своему столу и достал что–то слишком маленькое, чтобы разглядеть. «Что это?» – спросил Тим. «Лекарство. Я говорил тебе». Погодите… Тим это помнил. Это было сразу после– Боль холодными пальцами вжалась в обратную сторону его глаз. Это был первый раз, когда он принял новое лекарство. Он наблюдал за собой, пытающимся протестовать, а затем наблюдал, как Джек положил таблетку в ладонь Тима. В этих изображениях не было ничего расстраивающего, но что–то в их зернистости придавало всему неприятный оттенок. Тиму казалось, что он смотрит снафф–фильм или что–то в таком роде. Тим на экране проглотил таблетку. Он сидел ровно и ничего не говорил. И вот это ему нужно было увидеть? Джек склонился над Тимом. Он помахал рукой у него перед лицом. Щелкнул пальцами. «Хм, – сказал он. – Быстро действует. Эй, Тимми, ты еще там?» Волоски на загривке Тима начали вставать дыбом. «…да», – услышал он свой ответ. «Подними над головой правую руку, – сказал Джек. Тим так и сделал. – Теперь другую руку, – Тим сделал и это. – Встань. Попрыгай звездочкой. Хех. Окей, теперь сделай ту штуку, где ты отжимаешься, а потом прыгаешь, а затем приседаешь обратно для отжима. Ха–ха, восхитительно. Боже, они всегда выглядели выматывающими. Твои тренера заставляли тебя их делать, Тимми? Нет, не трать дыхание на ответ. Могу поспорить, ты много этой херни делаешь, не так ли? – Джек медленно обошел его. – И все ради меня, правильно? Ты сделал для меня все, не так ли, детка? А теперь ты думаешь, что можешь свалить от меня? – он засмеялся пронзительно и презрительно. – Ох, Тимтам. Окей, можешь остановиться. Запыхался? Хм? Оберни ладони вокруг своей шеи и сдави, тыковка». Джек наблюдал за ним в тишине. Тим мог слышать тихие звуки, которые издавал. «Ты знаешь, сколько людей мне на самом деле небезразличны, котенок? Ты знаешь, над сколькими отношениями я действительно работаю? Это чертовски короткий список. Но я был готов постараться ради тебя. Хотя ты всегда был таким плаксивым и неблагодарным во всем. Как сраный ребенок. Но по какой–то богом забытой причине ты мне реально, блять, нравишься». На экране ноги Тима подкосились. Джек смотрел, как он упал на колени. «Понимаешь, меня убивает то, что ты думаешь, что можешь свалить от меня. И ради чего? Твоей жалкой старой жизни? От нее ничего не осталось, котенок. Я удалил все следы твоего существования из каждой системы, которую смог найти, и поверь мне, зашел довольно глубоко. Тима Лоуренса не существует, если я того не захочу. Ты понимаешь? Я владею тобой, сокровище. Черт, я бы мог на это весь день смотреть, но у нас есть дела, а времени на них не так много. Ладно, отпускай». Тим упал вперед, задыхаясь и кашляя, стоя на четвереньках. Джек наблюдал за ним, наклонив голову и скрестив руки. «Господи, тебе повезло, что ты мне нравишься. Ладно, сядь на этот стул, – Джек обогнул стол, пока Тим забирался на стул для посетителей, со скованными конечностями и хрипами. – Вот. Возьми, – Джек дал Тиму ЭХО–планшет. – Итак. Как я и сказал. Я удалил все следы твоего прошлого, всю эту нудную бумажную волокиту, которую даже такой жалкий неудачник, как ты, производит, просто существуя в нашей системе. Бам, исчезла. Но! Кажется, что этого оказалось недостаточно, а? Ты зацикливаешься на своем детстве, семье и чем–то еще. Это проблема, и, честно говоря, она тебя сдерживает. Хуже того, это вредит нашему бренду. Я пытался снова и снова сказать тебе, насколько это важно, но ты–». Джек остановился. Он пригладил волосы назад и глубоко вздохнул. «В любом случае. Ограничение по времени. Вот что я хочу, чтобы ты сделал. Я хочу, чтобы ты написал все, что сможешь вспомнить о своей матери, начиная от сегодня и двигаясь назад в прошлое, на этом планшете. Выложи все, столько, сколько помнишь. Никакая деталь не будет лишней. А затем, когда я скажу тебе остановиться, ты нажмешь эту маленькую кнопочку “стереть“ вверху экрана. И когда весь этот текст пропадет, ты перестанешь думать об этом. Об этом всем. Оно будет стерто из твоего разума. Словно ничего из этого никогда и не происходило. Лады, тыковка?» «Да, Джек». «Прекрасно. У нас осталось всего лишь около 40 минут, но мы поработаем над оставшимся на следующей неделе. О, и запиши эту маленькую сцену, которую я увидел сегодня ранее. Ты не уйдешь от меня, Тимми. Так ведь? Скажи “нет, Джек“». О боже. «Нет, Джек». О Господь бог блять о черт подери ебаный сраный сукин сын. Его мать. Его мать. Он забрал ее. Сукин сын. Тим закрыл глаза и попытался вспомнить, как она выглядела. Ее волосы. Ее глаза. Ее лицо. То, как ее пальцы сжимали стилус, то, как она расчесывала волосы перед уходом на работу. То, как ее голос звучал, когда она была уставшей или счастливой. Ее любимую песню, ее любимое блюдо. Ничего. Боль распространилась по его голове, накапливаясь за глазами и носом, разрастаясь в его черепе. Холодное давление, которое он мог чувствовать до своего загривка. Словно она готовилась вырваться из его головы, вытечь из его глаз. Он представил женщину без лица, безо рта для улыбки, или голоса для речи. Он мог закричать. ––––––––––––––––––––––––––––––––––––– Оно ушло глубже, чем просто его мать. Он пытался подумать о своем доме, своей школе. О каких–либо друзьях, которых он мог завести. Он мог вспомнить основы: он был единственным ребенком, его мать была одна, хоть он и не мог вспомнить, что случилось с его отцом. Он знал, что его мать была мертва. Оно далось нелегко. Кровь потекла у него из носа, словно он вытащил что–то из мягких тканей. Но больше ничего не было. Он даже не мог вспомнить свое настоящее лицо. Он впал в какое–то состояние фуги, как будто его перегруженный разум не мог справиться с давлением пилотирования тела. Он не потерял сознание, но потерял счет времени, и все произошедшее прошло как в тумане. Лифт вернулся к жизни, но не доставил его обратно в его апартаменты. Вместо этого он открылся в глубинах Гелиоса, в огромных помещениях, в которых располагались внутренности спутника. Когда разум и тело Тима, наконец, воссоединились, Тим обнаружил себя устроившимся в углу одной из самых больших комнат, которые он когда–либо видел, наполненной механическими трубками и консолями. Внутренняя работа великого чудовища. В комнате не было людей, за что Тим был благодарен. Он не мог в тот момент быть Джеком. Он едва мог функционировать как Тим. Его разум перебирал остатки своего прошлого, рассматривая очертания того, что он мог вспомнить, и выискивая то, что было между строк. Он мог вспомнить мелочи. Песню, которую он напевал, когда учился завязывать шнурки. Как он порезал палец перед первым собеседованием и испачкал кровью женщину, когда она пожала ему руку. Как он читал новостную статью об открытии дыры в океане. Каждое маленькое воспоминание было похоже на сделанную фотографию, на момент, замороженный и вырванный из контекста. Где он прочитал эту историю? В какой компании он проходил собеседование? Кто научил его этой песне? Ничего. Как долго они этим занимались? Тим подсчитал, с трудом проглотив появившуюся у него от этого тошноту. Он начал принимать лекарства (о боже эта сцена в офисе руки на его шее я владею тобой, сокровище не думай об этом не думай Тима Лоуренса не существует, если я того не захочу) почти четыре месяца назад. Он принимал одну таблетку каждую неделю. Как долго Джек заставлял его писать? В этом видео всего 40 минут, и Джек упомянул ограничение по времени… Двенадцать недель. Как минимум по 40 минут письма каждую неделю. А Тим мог писать очень быстро. Тим понимал, что плачет, но не мог заставить себя остановиться. Неудивительно, что у него стало так хорошо получаться быть Джеком. Неудивительно, что он был так счастлив. Джек, наконец–то, убил его. Тима Лоуренса не существует, если я того не захочу. Тим не знал, сколько времени он провел в машинном отделении. Он не мог заставить себя уйти и не мог придумать, что еще сделать. Что еще он мог сделать? Он не мог оставаться здесь. Джек заметит, что он пропал. И Джек придет, чтобы найти его. И что он сделает, когда найдет Тима вот таким? Еще таблетка. Тим подавил всхлип. Ему нужно уйти. Он не мог пошевелиться. Джек никогда не отпустит его. Некоторое время он слушал машинный гул двигателя. В конце концов, его дыхание начало замедляться, а дрожь утихла. Он прижал больную голову к прохладной металлической стене. Химические вещества заполонили его мозг – запоздалая награда после всех этих слез. Пряник после кнута. Тим шмыгнул. «Ты не можешь тут оставаться». Тим вздрогнул с грохочущим сердцем. «Извини. Не хотела напугать тебя, – голос исходил из ЭХО устройства на его ухе. Женский голос, мягкий и колеблющийся. – Но ты, правда, не можешь оставаться тут еще дольше. Он скоро закончит с делами в своем офисе, а затем пойдет искать тебя. Мне жаль». Ни у кого не должно быть его номера. Никто не должен иметь доступа к его ЭХО–планшету. «Кто ты? – спросил Тим. – Как ты нашла эту частоту?» Ответа сразу не последовало. Тим слушал белый шум двигателя. «Ты та, кто прислал мне видео», – сказал он. «Да. Джек удаляет записи с камер наблюдения каждый раз, когда ты уходишь, но мне удалось заполучить некоторые. Я обычно не смотрю ваши встречи, потому что, эм. Ну», – и, возможно, это было из–за дискомфорта в ее голосе, но Тим осознал, что это была не женщина, а девочка. Ребенок. «Но когда я узнала про эти таблетки… Он сделал заказ на них несколькими неделями ранее. Я не думала, что он собирается их использовать, но, я полагаю, он… передумал». «Для чего они?» – спросил Тим. Его голос даже для его собственных ушей звучал монотонно. «Вероятно именно для того, о чем ты подумал. Гипноз, контроль разума, как хочешь, так и называй. Гиперион работает над всякими мерзкими и пугающими штуками уже долгое время. Эм. Тебе, правда, скоро нужно будет идти». Мысль о встрече с Джеком вызывала у Тима желание кричать. Он уронил голову на руки. «Ты сказала, что мне нужно увидеть это видео. Почему?» «Что?» «Почему мне нужно было его увидеть? – его голос дрожал, и он понял, что был зол. – Все, что оно сделало, это показало мне, насколько– насколько я в дерьме». «Ты издеваешься? Я рисковала, показывая тебе это. Я сделала это, потому что думала, что делаю тебе одолжение». Тим засмеялся с нотками истерики. «Миру не нужен еще один Красавчик Джек, окей?» «И что, думаешь, ему нужен Тимоти Лоуренс? – он снова засмеялся. – Что именно я должен сейчас сделать? Я не могу уйти, он мне этого никогда не позволит. И даже если я уйду, что я буду делать? Куда я пойду?» – его голос надломился, и он ненавидел это. Он ненавидел слушать, как он разговаривает. Он ненавидел, как сидела на нем одежда, как двигались его руки, как ощущались его волосы, все, все из этого до единого. Девочка на линии долгое время ничего не говорила. «Ты можешь убить его». Тим горько улыбнулся: «Нет, – сказал он. – Я, правда, не смогу».