С любимыми не расставайтесь

      Часть отряда собиралась во вражеский лагерь за флагом, другая часть в штаб диверсантов.              Ирина тоже изъявила желание поохотиться за Земцовой, и Юрка не мог не порадоваться тому факту, что не одному ему не нравится эта московская фифа.              Конечно, ему было немного жаль, что он отказался от возможности сорвать погоны с Володи, но, вероятнее всего, так было даже лучше: никто не будет отвлекать его. Да и Юрка не был уверен в том, что готов встретиться лицом к лицу с другом после брошенных слов Земцовой. Гнев внутри него ещё полыхал, ища выход наружу. И Юрка не хотел, чтобы его жертвой стал Володя.              Часы показывали почти два часа дня. Женька отправился с половиной лагеря обратно в «Ласточку», а Ирина Петровна и Анастасия Николаевна, собрав в кучу оставшихся, давали дальнейшие указания.              — Здесь остаётся пятнадцать человек, на случай, если кто-то из команды синих решится прорваться с боем. Ваша задача: защищать лагерь и флагшток. Добровольцы? — Анастасия Николаевна оглядела вскинутые руки и попросила отойти тех, кто останется «дома», в сторону.              Конев и другие ребята остались стоять рядом с Ириной. Старшие девочки, кроме Сидоровой, предпочли быть в лагере и защищать его изнутри.              — Маша, ты с нами? — спросила её Ирина. Сидорова кивнула с самоотверженным видом.              — Да. Тем более я тоже знаю дорогу. Уверена, что смогу быть полезна.              Юрка закатил глаза, но промолчал в этот раз. На обратном пути Сидорова и правда заткнулась и больше доверялась Юрке, а её глупые вопросы не сотрясали воздух между ними.              — Отлично. Тогда выдвигаемся. Юра, ты — впереди, Маша, замыкаешь отряд и следишь за тем, чтобы никто не потерялся. Настя, — Ирина окликнула коллегу, — ты останешься здесь.              Настя кивнула. Никто даже спорить с Ириной Петровной не собирался.              Выдвинулись они ровно через пять минут. Юрка шествовал впереди и вёл команду по тропинке, никуда не сворачивая: в этом просто не было смысла. Если в их лагерь уже выдвинулись противники, то они встретятся с ними в любом случае.              Но за версту не было видно ни души, и Юрка даже находился в каком-то предвкушении. Он так и представлял ошеломлённое лицо госпожи Земцовой, которая точно не ожидает такого контрнаступления. Она-то наверняка думает, что всё просчитала и что её план идеален.              И как же Юрка хотел расстроить её своим появлением.              Когда они подошли достаточно близко к холму, то решили притаиться за ним, чтобы оценить вражеские позиции. Юрка с Ириной Петровной взобрались на бугор.              — Караул сменился, — шепнул Юрка и заметил, что в лагере заметно опустело. — Похоже, половина ушла в «Ласточку» за диверсантами, — он водил биноклем из стороны в сторону, пытаясь отыскать Земцову. Та стояла возле одной из палаток и разговаривала с Семёном. Вожатая жестикулировала слишком яростно, очевидно чем-то недовольная. Возле флагштока, на удивление, дозорные отсутствовали. Юрка отодвинул бинокль от лица и задумчиво взглянул на Ирину. — Нам нужно наступать сейчас, пока они ещё только готовятся. Тем более половина лагеря отсутствует.              — Хорошо, — Ирина кивнула, и они вернулись к ожидающим их ребятам. — Значит, план такой: несколько ребят обходят с другой стороны, ближе к флагштоку, сейчас он никем не охраняется. Остальные идут напролом: так мы сможем отвлечь их. Кто пойдёт за флагом? — вожатая обернулась на Юрку, но Конев отрицательно покачал головой: в этом году у него другая цель.              В итоге вызвались Митька, Миша, Ваня, Дима и Света — крохотная девочка из третьего отряда. Она чем-то напомнила Юрке гордого и отважного Олежку.              Они побежали в обход, а Ирина приказала всем оставшимся выходить из укрытия.              У Юрки даже настрой поднялся. Он предвкушал предстоящую бойню, в которой каждый будет пытаться сорвать погоны с противника.              — В атаку! — прокричал Артур, тем самым привлекая всеобщее внимание. Он первым побежал в лагерь противника, и всем остальным ничего не оставалось делать, как последовать за ним.              Вражеские сторожи, явно не ожидающие такой толпы, растерялись. Кто-то из них кинулся вглубь лагеря, кто-то стойко остался стоять на месте, не давая сорвать с себя погоны.              Юрка пробежал мимо двух пионерок: Сидорова вцепилась в китель какой-то черноволосой девчонки и пыталась отодрать её синие погоны.              Бойня шла знатная. Кто-то кричал, кто-то смеялся. На земле уже валялись вперемешку синие и красные прямоугольники, а Юрка пытался отыскать Земцову. Но её словно след простыл.              Остановившись возле одной из палаток, Юрка огляделся в поисках белокурой вожатой. Он очень надеялся, что её ещё никто не «убил».              Пока ребята из его отряда отвлекали внимание противников, Юрка заметил, что другая группа подобралась к флагштоку. Света пыталась стянуть флаг, пока ребята охраняли её, но только вот тут и произошла незадача: из-за густых ветвей на парней набросились другие мальчишки и между ними завязалась «борьба». Юрка видел, как Митьке оторвали погоны, следом за ним «убили» и Ваню с Мишей. Диму окружили с двух сторон, Света осталась без защиты, и вот тут-то на арену вышла Земцова. Пока её ребята пытались вывести из строя Диму, который уворачивался от их цепких рук, Анна Владимировна подкралась к Свете, почти снявшей флаг, и её тонкие пальцы потянулись к красным погонам. Юрка не мог допустить этого.              Он побежал в сторону Светы, крикнул ей: «Пригнись» и, схватив Анну Владимировну за талию, оттащил вожатую от девочки. По весу Земцова была довольно лёгкой, но отбивалась она со всей силой и даже смогла наступить Юрке на ногу.              Убрав руки с её талии, Конев схватился за её плечи, в попытке сорвать с некоторым удовольствием такие раздражающие синие прямоугольники, но не тут-то было: Земцова извернулась в его руках и побежала в сторону леса. И нет, чтобы оставить её, Юрка ринулся за ней. Он хотел хоть как-то отыграться за стиснутую от боли грудь, хотел выпустить ярость на эту вожатую, что стала её причиной.              Земцова бегала достаточно быстро. Она была одного роста с Юрой — сто семьдесят пять сантиметров, ни выше, ни ниже — но Коневу казалось, что ноги у неё намного длиннее.              Они пробежали мимо кустов папоротников, сделали небольшой крюк вокруг лагеря. Юрка не отступал от своей цели. Он напоминал разъярённого льва, гнавшегося за добычей. В какой-то момент Земцова исчезла из его видимости. Она просочилась между двумя елями, в непроходимую чащу. Юрка притормозил. Он точно знал, что она туда не сунется. Значит, за елями есть обход. Он поглядел по сторонам и увидел извилистую тропинку, которая уводила в лагерь. Сделав вид, что уходит по ней, Юрка притаился за поворотом и стал ожидать, когда Земцова выйдет из укрытия.               Так и случилось. Через несколько секунд она вернулась на дорожку, на которой они разминулись и, озираясь по сторонам, пошла той же тропинкой, которой ушёл и Юра.              Стоило ей оказаться рядом с поворотом, как Юрка, словно Берлизов, поджидавший жертву, тут же кинулся на неё, не давая шансов отступления. Он вцепился в её синие погоны, но Анна Владимировна не растерялась: её пальцы сжались на Юркиных красных прямоугольниках, а в голубых глазах плескалась отчётливая злоба.              — А я тебя недооценила, — проговорила она, сжимая сильнее пальцы на ткани, — была уверена, что ты побежишь в «Ласточку».              Юрка моргнул. Сейчас Анна Владимировна не напоминала добрую вожатую, которая была мила со всеми отдыхающими. Юрка ощущал эти вибрации неприязни, что исходили от подруги Володи.              — Как неприятно, наверное, ошибаться, — съязвил Конев, тоже не скрывая антипатию к Анне Владимировне. Сейчас, когда Володи не было рядом, можно было не строить дружеские гримасы друг другу.              Аня вспыхнула ещё сильнее. Её лицо исказило недовольство. Она потянула один из погон Конева на себя, но Юрка в этом году учёл свои ошибки и пришил их намертво. Аня дёрнула ещё раз, но погон не поддался. Зато Юрка больше не стал тратить времени зря: он тоже потянул, и, в отличие от его погон, погоны Анны Владимировны затрещали по швам. Через секунду в одной и другой руке Юрка с победным видом держал синие прямоугольники и вертел ими перед носом Земцовой.              — Игра для Вас окончена, Анна Владимировна, — иронично подметил Конев. Держа в руках её погоны, он ощущал некоторое отмщение, однако удовлетворение к нему так и не пришло. Он всё ещё переживал за те слова вожатой, сказанные в лесу.               Одарив молодого человека испепеляющим взглядом, Земцова ядовито улыбнулась, открыто демонстрируя презрение к стоящему напротив Коневу, и внезапно сделала шаг в сторону Юрки, врываясь в его личное пространство. Юра подавил в себе желание сделать шаг в сторону. Земцова смотрела на него тяжело и гнетуще.              — Ну что ты, Юрочка, — «Юрочка» из её уст прозвучало настолько отвратительно, что на секунду Юра возненавидел уменьшительно-ласкательную форму своего имени, — ты выиграл этот раунд, — она понизила голос, и от этих интонации становилось как-то… Холодно. По телу пробежали неприятные мурашки. — Но игра ещё не окончена, — она на секунду опустила глаза вниз, на руки Конева и хмыкнула чему-то своему, затем снова подняла взгляд и сказала: — Погоны оставь себе, — она усмехнулась, после чего сделала шаг назад, вздёрнула подбородок, и в этот момент над лесом просвистела ракетница с красными сигнальными огнями.              Отряд Юры одержал предварительную победу. Это Ирина запустила в небо ракетницу, оповещая своих, тех, кто в лагере, и тех, кто в «Ласточке», что флаг противника захвачен. Осталось только выяснить, как обстояли дела со штабом диверсантов.              Юрка, плетясь вслед за Земцовой, походка которой была слишком резкой, вернулся в лагерь. Бросив погоны вожатой четвёртого отряда к остальным сорванным погонам, он подошёл к Ирине, которая светилась от счастья. Второй год подряд её отряд в команде победителей.              — Молодец, Юрка, — она хлопнула его по плечу, — ты — разведчик от Бога. С тобой не пропадёшь.              Остальные тоже подхватили её слова и не обошли стороной и Сидорову, которая также участвовала в партизанской вылазке. Юрка даже зарделся от столь многочисленного внимания.               Возвращались в лагерь с весёлым настроем и громким хоровым пением. Кто-то из спереди идущих нёс синий флаг и размахивал им, как победным знаменем. Теперь остаток дня они проведут в лесу, переночуют в палатках на свежем воздухе и завтра к полудню вернутся обратно в «Ласточку».              По приходу в лагерь, им сообщили хорошие новости: команда красных опередила синих и уничтожила штаб диверсантов и все их склады.              — Эти мальцы, — рассказывал Женя, — спрятались в библиотеке. Убрали все стеллажи и развернули там целую баррикаду. Еле прорвались. А ещё погоны… — тут физрук фыркнул, а Юрка навострил уши: погоны-то он пришивал, — хрен… — тут послышалось замечание от Ирины, но Евгений Валентинович его проигнорировал, — оторвёшь. Золотые руки у того, кто их пришивал.              Юрка дёрнул уголками губ, радуясь, что не посрамился перед Володей и исполнил своё обещание.              Мысли о Володе вновь принесли слегка притупившуюся тоску. Радовало, что до завтрашнего обеда Юрка с ним не увидится. А может и дольше. Пока с утра побудут ещё в лесу, пока лагерь свернут — всё это требовало времени, и Юрка честно надеялся, что с другом они пересекутся не раньше вечера. А там, может, уже всё и забудется.              Хотя Юрка точно знал: слова Земцовой из головы он не выкинет.              — Юр, — к нему подошла Ирина, — что-то на тебе лица нет, — она тронула его за локоть, — тебе неплохо часом?              «Плохо, Ирин, очень плохо. Знала бы ты, как в груди болит», — подумал Юрка, но на деле лишь улыбнулся.              — Нет, — он тряхнул головой, и волосы смешно подпрыгнули, — ночь плохо спал, вот и усталость навалилась.              — Ааа, — понимающе протянула Ирина, будто знала, что это такое — не спать по ночам от неразделённой любви, — волновался перед Зарницей, — она даже не спрашивала, а утверждала. Юрка охотно согласился. — Ну иди, отдохни, — она погладила его по скрытому жёсткой тканью кителя плечу.              — Юрка, — тут к нему подлетела растрёпанная Полинка, Конев заметил, что её китель в районе левого плеча был разодран, — пойдём, мы тебя покормим. Ты наш главный герой, тебе нужно набраться сил, — она потянула его за собой, и Юрка мельком подумал, что слишком уж она была добродушна к нему в эту смену. Однако такая забота была приятна сердцу, и Юрка действительно не отказался.              — А может стоит подождать всех? — спросил он, когда Полина усадила его за стол на их кухне, а Ксюша заботливо налила ему щи.              — Пока все соберутся, это — время, а ты вроде как отдыхать собрался. А кто же на пустой желудок отдыхает? — спросила Полина, садясь напротив.              А Клубкова дело говорила. Юрка настолько проголодался, что живот заурчал, стоило только Коневу втянуть воздух носом, в котором витал аромат свежих щей.              — Кушай-кушай, — подтолкнула его Ксюша, а сама ушла в сторону Ирины Петровны. Полина осталась с Юрой.              Конев принялся трапезничать.              — Приятного аппетита, — проговорила Полина. Юрка посмотрел на неё так, будто уже позабыл, что она сидит здесь с ним, за одним столом.              — Спасибо, — ответил Конев. — А ты чего здесь, чего не ушла?              Полина пожала плечами.              — Чтоб тебе не было скучно.              Юрка вскинул брови, но ничего не ответил. Он опустил глаза в тарелку и принялся поглощать пищу. В принципе, присутствие Полины его не напрягало и даже в какой-то степени отвлекало от гнетущих мыслей.              Юрка уплетал щи, и то, что девочки покормили его раньше остальных, заставляло внутренне хорохориться.              А потом Конев вспомнил про Машку. Пусть Сидорова и не имела столько опыта, но всё же она тоже была разведчиком, и то, что её обделили — как-то неправильно.              — А Машу вы чего не позвали? Она тоже внесла немалый вклад, — вопрос получился с укоризной.              — Мы звали, — воскликнула Клубкова, — она отказалась. Сказала, что пока не голодна.              — Ясно, — ответил Конев, понимая, что разговоры его реально отвлекают от мыслей о Володе. И он решил ухватиться за эту ниточку. Взгляд его снова упал на китель соотрядницы. — А что с твоим кителем? — поинтересовался Конев. — Кто тебя так?              Полина посмотрела на левое плечо, будто до этого не знала, что на нём дырка, и усмехнулась.              — А, это… Ель меня атаковала, когда я бежала от вражеских захватчиков. Когда вы ушли, через какое-то время мы услышали голоса. Группа синих направлялась в сторону «Ласточки», видимо в штаб, и так неудачно выбрала дорогу через наш лагерь. Ну они и решили сразу и здесь поработать. Хотели наш флаг сорвать, но не тут-то было. Мы их быстро ликвидировали. А вот китель я порвала об ель, ну и девочка из синих воспользовалась этим, тут же содрав с меня погоны, чем сделала ещё большую дыру в одежде. Надеюсь, Саныч сильно не будет верещать, что форму в ненадлежащем виде вернули.              — Думаю, он видит такое не впервой, — ответил Юрка, доел щи и отодвинул тарелку, — спасибо вам, девочки, пойду я, наверное, отдыхать, — он встал из-за стола, Полина последовала за ним, забрав пустую посуду.              — Иди-иди, Юрочка, отдыхай.              Юркина палатка, которую он делил с Ваней, Михой и Митькой, стояла в самом конце их палаточного лагеря. Многие уже переоделись и теперь собирались на обед. Юрка чувствовал, как усталость из-за игры и почти из-за бессонной ночи навалилась на его плечи.              В палатке было пусто, и Юрка, порадовавшись тому, что побудет в одиночестве, лёг у самого края и тут же повернулся спиной ко входу в палатку.              Он закрыл глаза, но даже так он не мог избавиться от образов Володи из головы. Грудь снова стискивало что-то невидимое. Оно опять расползалось по всему телу, и Юрка не мог этого выносить.              Неужели любить всегда так больно? Но как же всё то светлое, о чём вечно твердят с экрана телевизора? Неужели врут? Неужели в жизни всё не так, как в той же Иронии судьбы: встретились случайно, влюбились и остались вместе?              Юрка вздохнул. Ему бы перестать думать о недосягаемом Володе Давыдове и поспать. Это было бы самым лучшим решением. Вечером он посидит у костра, послушает песни на гитаре, а завтра будет думать, как быть дальше.              Он постарался выкинуть из головы лишние мысли, и вскоре его дыхание стало размеренным.              Снилось Юрке что-то очень хорошее. Он сидел под ивой, рядом с его левым бедром лежала собака, — золотистый ретривер — а на коленях расположилась голова Володи. Юрка копошился в его волосах, как и тогда под настоящей ивой. Они молчали и просто наслаждались лёгким шумом ветра, из-за которого листья пели свою тихую мелодию. Воздух был свежий, и Юрка чувствовал что-то прекрасное. Он был счастлив. Он знал, что мог наклониться к Володе в любую секунду и поцеловать его, не спрашивая разрешения. Он знал, что Володя ответил бы ему. Он знал, что они были вместе.              Но сон понемногу стал растворяться. Юрка вновь начал ощущать сознание, глаза постепенно открывались.              Когда они открылись полностью, Юрка осознал, что находится в палатке, и судя по солнцу, лучи которого отражались от ткани, был ещё день. Сколько Конев проспал — он не знал, но ощущения, что он отдохнул достаточно, присутствовали.              Потянувшись и перевернувшись на другой бок, Юрка вздрогнул, потому что в палатке, рядом с его лежащим телом, сидел Володя и что-то правил в сценарии. Будто почуяв, что Юрка проснулся, Давыдов поднял голову от листов бумаги и тепло улыбнулся. У Юрки защемило в душе. Он был одновременно рад и одновременно не рад Володе.              — Привет, — проговорил Давыдов, — отдохнул?              Юрка смотрел на его спокойное лицо, на какую-то безмятежность во взгляде и чувствовал волны злости, которые опять поднимались изнутри.              — Что ты здесь делаешь? — поинтересовался Юрка, приподнявшись на локтях. Тон его был… Не очень дружелюбный. Володя тоже это заметил. Лицо Давыдова нахмурилось.              — Юр, ты чего?..              Юрка так и хотел прикрикнуть на него, сказать, чтобы не строил из себя дурочка, но смелости ему не хватило. Да и не хотелось на весь лагерь отношения выяснять.              Проигнорировав вопрос друга, Юрка уставился на Давыдова в ожидании ответа на свой собственный.              Володя всё ещё хмурился.              — Олежка, Вася и Саня просились к вам в лагерь. Ну я и решил, что это отличная возможность удовлетворить их потребность в свежем воздухе и ночлежке в палатке и увидеться с тобой, — осторожно ответил Володя. Юра скривился. Слова Земцовой всё никак не хотели выходить из головы.              — Увидел? — грубо отозвался Юрка, от чего в груди защемило ещё сильнее, живот скрутило неприятным спазмом. Что же он творил? Под гнётом злости и ревности он сейчас рушил то дорогое, что было в его жизни.              Володя сдвинул брови к переносице. Вид у него был потерянный.              — Юра, что с тобой? — он было протянул руку, чтобы коснуться Конева, но Юра отодвинулся подальше от его прикосновения. Рука Володи упала и повисла, словно у безвольной куклы. На лице проявилось что-то смешанное между непониманием и отчаянием.              Юра с секунду смотрел на друга, понимая, что не может сейчас его больше видеть, лёг обратно на спину и отвернулся от Володи, успев буркнуть:              — Уходи, Володь, — он зажмурил глаза от собственного тоскливого голоса и уже тише добавил: — Пожалуйста.              Юрка молился, чтобы Володя побыстрее ушёл. Он не хотел окончательно портить отношения между ними: ему нужно было остыть. Нужно было принять тот факт, что Володя никогда не будет принадлежать ему. Он никогда не станет его второй половинкой, потому что только Юрка в их тандеме испытывает не те чувства, которые должен.              Он слышал, как Володя поднялся на ноги, отчего тканевый пол палатки зашуршал, слышал, как зашелестел полог, когда друг поднял его и вышел, а затем Юра почувствовал одиночество.              Сердце гулко билось о рёбра, словно Юрка пережил сейчас что-то страшное. Хотя по сути так и было: он только что оттолкнул самого близкого человека, неосознанно обидев его из-за каких-то своих личных огорчений.              Володя ведь не был виноват в том, что Юрка ему не нравился. Да и, в конце концов, Юрка парень, а Володя вряд ли стал бы обращать внимание на парня. Особенно тогда, когда рядом есть красивая вожатая, подруга детства, гордая комсомолка, знающая себе цену.              Конечно, неудивительно, что Володя хотел её. Юрка, правда, ничего примечательного в Земцовой не видел, но он уже понял для себя, что девушки его не привлекают в общепринятом смысле.              Он понимал, что являлся для Володи всего лишь другом, и должен был ценить то, что они могли хотя бы дружить.              Возможно, стоило пойти и извиниться перед Давыдовым. За хамство, за грубость. Сказать, что был не в себе.              В просветах злости начали проявляться вина и стыд. Какой же Юрка всё-таки идиот! Ослеплённый яростью, он совсем не заметил, как собственноручно рушил то, что хотел сохранить любой ценой.              Нужно найти Володю. Но, вопреки этой мысли, Юрка продолжал лежать и пялиться в стенку палатки. Ему было невероятно стыдно. Володя наверняка больше не захочет с ним говорить.              Пролежав так ещё некоторое время, Юрка поднялся. Ему нужно было на что-то отвлечься. Выйдя на улицу, он заметил, что большая часть лагеря разбрелась по своим палаткам и видимо ещё отдыхала после игры. На поляне, под навесом ютились Женька с Анастасией Николаевной, возле костра сидели Митя с Ульяной, а Ира с Володей стояли поодаль от лагеря, возле дуба и о чём-то беседовали. Вновь увидев Давыдова, Юрка почувствовал жгучую вину.              — О, Конев, — физрук подозвал его к себе. Юрка, стараясь не смотреть на Володю, прошёл под навес. — С топором умеешь работать? — Юрка кивнул. — Отлично. Нам надо дров наколоть к вечеру, Пал Саныч победителям целый казан сосисок вручил, будем на костре жарить. Пойдёшь со мной?              — А можно я один пойду? — вдруг спросил он. Идея порубить дрова и выпустит злость на деревья очень Юрку прельщала. Женя задумался.              — Но только если Ирина тебя отпустит.              Юрка поджал губы. Ира стояла с Володей, и Юрка не хотел бы подходить к ним обоим, но и идти с Женей в лес он тоже не хотел.              Пришлось плестись в сторону того дуба, за которым он в прошлом году прятался, наблюдая за Володей. Голова его была опущена до тех пор, пока он не услышал голос вожатой:              — Юра, ты уже встал? Как ты себя чувствуешь? — спросила она с заботой. Юрка поднял голову и тут же наткнулся на сосредоточенный взгляд Володи, глаза которого неотрывно смотрели на Юрку. Конев сглотнул и отвёл взгляд в сторону Ирины, криво улыбнулся:              — Всё в порядке. Ирин, Женя сказал, что дров наколоть нужно. Я пойду в лес схожу, хорошо?              Ирина забеспокоилась.              — Один?              Юрка неестественно фыркнул.              — Я же разведчик, Ир. Ну что ты в самом деле. Не заблужусь.              Ирина Петровна в лице не изменилась.              — Но может возьмёшь кого-нибудь из ребят? Ваню или… — и тут её перебил Володя:              — Я пойду с ним, Ирин.              Юрка стушевался и хотел поспорить, но остановил себя. Ира может догадаться, что между ним и Володей что-то произошло, а Юрка не хотел бы выносить их ссору на люди.              Поэтому ему пришлось покорно согласиться. Он бегло посмотрел на Давыдова, быстро протараторил:              — Я возьму топоры, — развернулся и поспешил обратно к физруку, чтобы узнать, где взять орудие для рубки.              Вооружившись топорами, Володя и Юра пошли в место, где было много поваленных деревьев. Юрка видел такое одно, когда они с Машей проходили мимо.              Шли молчаливо. Юрка шествовал чуть впереди, Володя за ним. Давыдов ничего не спрашивал и не пытался завести беседу, но Юрка чувствовал его тяжёлый взгляд на своём затылке.              Хотелось обернуться и огрызнуться, но Юрка не поддавался этим импульсам. Он и так испортил их отношения.              Чаща с будущими дровами показалась скоро. Юрка остановился и бросил короткое: «пришли», а затем отошёл подальше от Володи, нашёл поваленные стволы и стал замахиваться топором, чтобы не отвлекаться на вожатого.              Ему было немного не по себе оттого, что в нескольких метрах стоял его друг, с которым они непрерывно болтали всё это время, а теперь между ними пролегло напряжение, в котором был виноват один лишь Юрка. Он даже не знал, как оправдываться перед Володей.              Звук топора по дереву разносился на всю округу, и со стороны эти двое напоминали дровосеков. В какой-то момент Юрка разогнулся и, решив немного передохнуть, стал складывать наколотые дрова в одну стопку. Ему хотелось обернуться на Володю, хотелось что-то сказать, но Юрка не знал что. Не знал, как начать диалог и как принести извинения.              Топор Володи тоже стих, и Конев решил, что друг так же стал складывать наколотые дрова. Когда Юрка разогнулся в очередной раз, то внезапно почувствовал, как руки Володи обнимают его поперёк живота и притягивают к груди хозяина. Следом Юрка ощутил, как нос Давыдова зарывается ему в волосы на затылке, и услышал приглушённый вопрос:              — Что происходит, Юра?              И это становится для Юры слишком. Что-то ломается внутри него, когда он надрывным голосом говорит:              — Ты был у неё этой ночью, — он даже имя Земцовой произнести не может. Оно его раздражает, заставляет становиться злым.              Юрка не видит, но чувствует: Володя хмурится. Его руки сильнее стискивают Юрку и, кажется, прижимают ещё ближе.              — Не понимаю, о чём ты говоришь… — озадачено отвечает Володя, и Юрка изворачивается в его объятьях. Володя отпускает его. Теперь Юра стоит лицом к Давыдову и может видеть тоску и отчаяние в серо-зелёных глазах. Юрке кажется, что в его собственных карих отражаются такие же эмоции.              — Ты был с Аней. Всю ночь, — звучит, как обвинение. Юрка понимал, что не мог говорить с Володей в таком тоне, но он так же понимал, что ничего не мог с собой поделать.              Теперь лицо Володи вытянулось от изумления.              — Что? — голос его дрогнул. — Кто сказал тебе такую глупость? Аня?              Юрка качнул головой.              — Нет, случайно услышал, что ты выходил из её комнаты ранним утром. А ещё тебя не было за завтраком…              Володя покачал головой.              — Боже, Юра… — выдохнул он и вдруг снова притянул Юрку к себе в объятья. Его нос опять зарылся в волосы Конева, только теперь в районе правого виска. — Я вместо завтрака ходил копал червей, в той банке были не они, кстати, — Володя произносил это нервно и дёргано, — а ещё договаривался с Санычем, чтобы взять удочки. Ты же хотел порыбачить. А к Ане я ходил, потому что у неё есть леска, она девочкам из отряда показывала бисероплетение. Другого времени, кроме раннего утра, у меня не было. Юрочка, — Володя шумно выдохнул, — я уже перебрал все варианты. А ты оказывается… — но тут Володя резко прервался и, взяв Конева за плечи, отодвинул его от себя. — Погоди, — прищурился он, — так это всё из-за Ани? Это она тебе понравилась? Это она девочка со двора? — глаза Володи расширились. — Юра, поверь, между мной и ней ничего быть не может. Прости, если я встал на пути к твоей цели. Я отойду. Я никогда бы не подумал, что ты ревнуешь её ко мне… — он стал тараторить какую-то околесицу.              Юрка хлопал глазами и думал, кто из них двоих больший идиот? Он со своими чувствами или Володя со своей слепотой?              — Ты дурак, что ли? — взорвался Юрка, вырываясь из его объятий. — Какая к чёрту Аня? Тебя! Я ревную тебя! — и это была его очередная фатальная ошибка. После сказанных слов повисла звенящая тишина. Юрка загнанно дышал, открывал и закрывал рот, словно рыба выброшенная из воды, сердце его сумасшедше колотилось.              У Володи на лице отразились шок и неверие.              «Ну хоть не отвращение», — подумал Юрка вскользь, хотя по отношению к себе он ощущал именно отвращение. То, что он пытался сохранить — сейчас разбилось вдребезги одним неосторожным словом.              — Юра… — дрожащим голосом проговорил Володя. — В каком это смысле ты меня ревнуешь? Как… Друга? — Юрке показалось, что в последнем слове мелькнула какая-то надежда. Но разве мог Юрка врать Володе? Для общего блага, конечно, да, но может прямо сейчас прекратить эти мучения?              И обрести себя на новые…              Как там дядя Стёпа со двора говорил?              Сгорел сарай — гори и хата?              Эта пословица очень подходила под сложившуюся ситуацию.              Юрка сглотнул и прыгнул в бездну:              — Нет, Володь, далеко не как друга, девочка со двора — это ты — парень из лагеря, — сказал тихо, боязливо, в глаза не смотрел, страшился увидеть любой негатив.              Володя молчал. Юрка глазел на короткую траву, на опавшие листья, на паука, бегло перебирающего лапками. Может, ему поступить так же? Сбежать, сжечь мосты, попытаться забыть?              Володя сделал шаг к нему, и Юрка зажмурился. За такое признание Давыдов просто мог ударить его. И Юрка не стал бы уворачиваться от удара. Он его точно заслужил.              — Юра, — дрогнувший шёпот, судорожный выдох, — посмотри на меня, — так ласково, что Юра даже не поверил и мотнул головой в отрицании, всё ещё держа глаза зажмуренными. Он чувствовал, как стыд и позор затапливали его, чувствовал, как начала гореть шея, как алые пятна появлялись и на щеках тоже.              Настойчивые пальцы Володи коснулись его подбородка и повернули лицо Юры точно так же, как и под ивой.              — Посмотри на меня, — немного требовательнее, чем до этого. Юрка подчинился. Медленно раскрыл глаза, всё ещё боясь встретить во взгляде серо-зелёных глаз осуждение, презрение, отвращение, но они не выражали ничего, кроме теплоты, нежности и немного грусти. — Юрочка, — выдохнул Володя и снова обнял Конева. Юрка почувствовал, как к виску прикоснулись губы Володи, и застыл. — Это всё неправильно, ты же понимаешь, — следом прошептал он, — так нельзя. Это… Ненормально.              Юрка сходил с ума. Он уже давно послал навязанную нормальность далеко и надолго. Ему хотелось быть к Володе как можно ближе.              И то, что сейчас делал Володя шло вразрез его словам.              «Никогда не смотри на слова, Юрочка. Всегда поглядывай на действия человека», — в голове вспылили мудрые слова покойной бабули.              Володя всё равно продолжал стоять рядом с Юрой, обнимать его, и Юрка больше не выдержал. С него хватит этой недели недомолвок, непонятных моментов и игр в прикосновения, явно не отдающих простой дружбой.              Даже если всё это иллюзия, которую придумал Юрка, он хотел побыть в ней ещё немного.              Отодвинувшись от Володи на несколько жалких сантиметров, Юрка почувствовал дыхание друга на щеке и уже больше не мог противиться желаниям. Он закрыл глаза, повернул голову вбок и быстро, пока не передумал, коснулся своими губами губ Володи.              В этот прекрасный миг Юрка ощущал себя хорошо. В голове стало пусто, будто все мысли разом стёрлись оттуда, а на душе спокойно. Ощущение губ Володи на своих было таким правильным, что мысли о чём-то ненормальном казались теперь абсурдными.              Как Юрка, вообще, мог думать, что целовать Володю это ненормально? У него ведь были чувства. И было так хорошо. И сладко. Юрка почувствовал, как задрожали колени. Почувствовал, как его сердце похитили, потому что он подарил вору свой первый поцелуй. Хотя сердце забрали у него гораздо-гораздо раньше.              И тут Юрка понял, в какой момент Володя стал значить для него нечто большее, чем просто друг.              «Последний день третьей смены восемьдесят пятого года подходил к концу. Юрка с Володей старались проводить его рядом как можно чаще. Они ещё раз плавали к барельефу, по пути заворачивали в заводь кувшинок, посидели под ивой и напоследок решили насладиться берегом пляжа. Купаться не рискнули — в последние дни шли проливные дожди, да и летние деньки уже были на исходе: сентябрь наступал на пятки.              Юрка смотрел на водную гладь, на лягушатник, на далеко стоящую иву. В груди поселилась тоска от предстоящего расставания с Володей. За эти две недели он настолько прикипел к вожатому пятого отряда, что теперь и не знал, как будет жить без его присутствия.              — Я буду писать тебе, — прервал он молчание. — Ты ведь не против?              Володя улыбнулся, и Юрке показалось, что август стал теплее.              — Конечно, Юрочка. И я буду писать тебе. Разве я могу быть против?       Юрка вздохнул. Он и не думал, что здесь, в «Ласточке» он встретит человека, который будет что-то для него значить.              Он никогда ни к кому не привязывался. Дружил с ребятами, потом они разъезжались и, если повезёт, встречались на будущий год. Юрка никогда не думал, что кого-то он больше не увидит, что кто-то больше не вернётся в лагерь имени Зины Портновой.              Но теперь… Теперь страх окутывал его. А вдруг Володя больше не приедет сюда? Вдруг ему хватило этой смены для впечатлений на целую жизнь вперёд?              — Как здорово, наверное, иметь друга по переписке, — голос Юрки немного дрогнул. Он и сам не понимал, почему так сильно не хотел уезжать отсюда и отпускать Володю.              Страх больше никогда не увидеть эти серо-зелёные глаза сидел глубоко внутри.              — Наверное, — Володя пожал плечами, — ты у меня такой будешь первый, — Юрка не мог не заметить, что Володя тоже грустил.              — Тебе грустно? — тихо спросил Конев и следом признался: — Мне — да.              — И мне, Юрочка. Помнишь, я говорил тебе, что в «Ласточке» нет людей, с которыми я хотел бы вести более тесные отношения, и что я сторонюсь любого проявления хоть малой дружбы? — Юрка кивнул, не совсем понимая, к чему ведёт друг, а Володя дёрнул уголками губ понуро. — Так вот, похоже, ты стал моим исключением. Честно, я не хочу с тобой расставаться и мысль о том, что завтра мы разъедемся по разным странам, и неважно, что по сути мы на одной территории, всё же республики у нас с тобой действительно разнятся, меня угнетает. И я бы очень хотел знать, что у нас ещё есть возможность встретиться.              Володины слова стискивали грудную клетку и рёбра, Юрке казалось, что его сердце от боли сжалось в мизерные размеры.              — Попытаем счастье на следующий год? — немного шутливо произнёс Юра. Он не был до конца уверен, что вернётся сюда вновь.              — Если это возможно, я бы ещё вернулся, — ответил Володя серьёзно.              А потом был прощальный костёр, слёзы-сопли, обмен адресами и домашними телефонами, если они имелись, обещания никогда не забыть. Юрка и Володя проводили последние минуты в беседке за корпусом первого отряда за какими-то пустыми разговорами.              И когда на следующий день Юрка сел в автобус и посмотрел в окно на Володю, который на мгновение остановился перед ступенями другого автобуса и в ответ взглянул на Юру, он понял, что пропал.              Он понял, что с ним что-то случилось, когда автобус привёз их на Площадь Дзержинского, понял, что с его сердцем и душой что-то не так, когда ехал в москвиче с отцом домой, понял, что тоска обнимает его, когда мама дарит поцелуй в щёку и треплет его по макушке, понял, что ему не хватает Володи, когда, засыпая в своей постели, он не услышал привычного: «Спокойной ночи, Юрочка» и не ощутил прикосновение такой родной руки».              Тогда Юра списал это всё на разлуку с другом, но сейчас он понял, что всё, что его тогда преследовало — была самая настоящая влюблённость.              Он влюбился в Володю ещё на той смене, просто сам этого не осознавал, списывал всё на дружбу.              Но только вот это никогда не было дружбой. Даже в тот день, на площади Юрка уже позволил себе большее, когда увидел Володю впервые. Уже тогда он не мог отвести взгляда от нового вожатого. Уже тогда случилась точка невозврата.              Губы всё ещё находились на губах Володи. Прошло несколько секунд, прежде чем Юрка ощутил руки на плечах. Однако вместо ответа на поцелуй, он почувствовал, как Володя отодвигает его от себя. В его глазах ошеломление, неверие и какая-то ещё, непонятная для Юры, эмоция.              — Юра, — выдыхает он, — не нужно.