С любимыми не расставайтесь

      Сомневаться — это нормально. Юрка уже не впервые сталкивается с этим неоднозначным чувством, которое селится внутри каждый раз, когда познаний в себе, в окружающих и жизни в целом недостаточно.              Сомнения вводят в состояние озабоченности, заставляют осторожничать в отношении предметов веры и просто доставляют неудобства и раздражают.              А ещё раздражают те люди, которые эти сомнения и селят внутри, будто человеческий организм — почва, куда можно зарыть зерно неопределённости.              Юрка сидел около фонтана и ждал, когда горн позовёт обитателей лагеря на ужин. Сам Конев туда не собирался. Аппетит, как и настроение, попросту отсутствовал. В голове одна на другую накладывались разные мысли, которые стали появляться там после разговора с одной небезызвестной вожатой.              «Земцова, вся такая идеальная, в белой рубашке, в тёмной юбке, с красным галстуком на шее, склонив голову чуть набок, смотрела на Юрку пронзительным и ледяным взглядом. В чертах её лица не проскакивали ни доброжелательность, ни презрение. Сейчас оно было похоже на холодную застывшую маску, не выказывающую никаких эмоций.              От Анны Владимировны всегда веяло холодом. Но Юрка не стал сжиматься в комочек или испытывать страха перед этой неразгаданной им личностью. Вместо этого он протянул ей пачку сигарет, как того и просила вожатая, мысленно злорадствуя над тем, что не он один губит своё здоровье.              Анна Владимировна сделала шаг в его сторону и подцепила белую палочку, напичканную не самым худшим никотином, худыми пальцами.              — Благодарю, — уголки её пухлых бледно-розовых губ дёрнулись в подобии улыбки, но глаза по-прежнему не улыбались. Она сорвала ветку и сделала такой же держатель, как и у Юры. Юра подкурил ей, и эта картина выглядела вполне странно.              Если бы их застал Володя, Юрка даже не представлял его реакции.              Разговаривать с Земцовой особо не хотелось, но Юрка чуял нутром, что она здесь не просто так.              — Не знал, что Вы курите, — эти вечные перескакивания с «ты» на «Вы» совсем не смущали Юру. Всё же Анна Владимировна была вожатой, а её отношения с Юркой — натянутыми, поэтому он до сих пор не определился, как конкретно можно к ней обращаться.              Губы Земцовой выпустили облачко пара в сторону Юрки, и Коневу пришлось отмахиваться от сигаретного дыма.              — Я и не курю, — сухо ответила она, — так, балуюсь иногда. Кто ж из нас не балуется?              «Володя», — хотел было ответить Юрка, но промолчал. Вместо этого только лишь хмыкнул.              Земцова не спешила завязывать разговор, ради которого проследила за Юркой, в чём последний был уверен на все сто процентов.              Она стояла и смаковала губами бумажную оболочку сигареты, прикрывала глаза, выпускала струйки дыма, и в какой-то момент Юрке надоело ждать.              — Зачем ты пришла сюда? — выпалил он сразу после своей затяжки. В отличие от Земцовой, Юрка не имел такой привычки дымить на стоящего рядом человека.              Аня оскалилась. Не улыбнулась, нет. Юрке показалось, что это был настоящий оскал.              — Деловой подход. Сразу видно: парень ты серьёзный. Ладно, — тут она присела на корточки и потушила сигарету о бетонную плитку, но окурок не бросила там же и оставила его в руках. Выпрямившись в полный рост, она продолжила: — Я хочу, чтобы ты оставил Володю в покое.              Юрка едва не подавился сигаретным дымом. В горле как-то неприятно зачесалось, и пришлось прокашляться.              — А Володя, что, твоя собственность? — дерзко ответил Юра.              — Нет, — усмехнулась Земцова, — просто Володя как-то слишком зациклен на тебе…              — А ты слишком зациклена на Володе, — недовольно перебил её Юрка. Аня широко улыбнулась, но Юре по-прежнему думалось, что это — оскал.              — Не скрою. У меня на него свои личные планы. И я хотела бы начать осуществлять их здесь, в лагере, только вот незадача: ты стоишь на моём пути, — она говорила это равнодушно, а Юрке в целом не нравился их разговор. — Оставь Володю. Дай ему больше свободы. Не ходи за ним хвостиком.              Юрка вскинул брови. Вот уж он бы никогда не подумал, что именно так выглядит со стороны. Только вот он никогда не ходил ЗА Володей, он всегда ходил ВМЕСТЕ с ним.              — А ты не думала, что Володя просто не хочет проводить время с тобой, раз всё его внимание вертится вокруг меня? — Юрка начал злиться. Его раздражало, что в его дружбу с Володей пытается вклиниться кто-то третий.              — А ты слишком дерзкий для своих лет, Юрочка, — голос её по-прежнему был бесстрастным. Юрка скривился. Опять его имя из женских уст звучало… Отвратно.              — Юра, — поправил он её. Земцова не поняла. — Для Вас, Анна Владимировна, я Юра, а не Юрочка.              Губы Земцовой искривились в презрительной усмешке.              — Слушай, Юра, — она специально выделила его имя, — давай начистоту. Тебе дружба с Володей нужна только для того, чтобы потом попасть в Москву? Иначе я больше не знаю, как объяснить твою настырность по отношению к нему, — она оглядела Конева с головы до ног, — вы абсолютно два разных человека. Уж поверь, я знаю Володю лучше, чем ты себе можешь представить.              Юрка чуть не расхохотался в голос. Едва ли Анна Владимировна знала и половины о Володе.              — Чего Вы хотите? — деловито поинтересовался Юрка. Вряд ли бы он пошёл на поводу у этой белокурой комсомолки, но послушать её желания стало интересно.              — Я дам тебе свои адрес и номер телефона, и, когда ты закончишь школу, можешь позвонить мне, а я пристрою тебя туда, куда ты захочешь. Только оставь в покое моего друга.              — Он и мой друг тоже, — сердито ответил Конев. У него в жизни никогда не возникало мыслей, чтобы использовать дружбу с Володей в каких-то корыстных целях. А то, что творилось между ними сейчас, уже далеко и дружбой не было.              Аня цокнула языком.              — Какой же ты непробиваемый, Конев. Неужели ты думаешь, что ваша дружба продлится года? Ты знаешь его совсем ничего, а я с самого детства рядом с ним.              «И целует в итоге он меня, а не тебя», — слова так и просились наружу, но Юрка прикусил щеку изнутри. Такое вожатой Земцовой говорить было категорически запрещено.              — И, если я захочу, он будет моим. А ещё он никогда мне ни в чём не откажет.              Юрку это мало интересовало. Он уже понял, что Земцова, ослеплённая собственным эго, не видела дальше своего носа ничего. Она даже не хотела узнать Володю лучше, чтобы понять, что ей точно ничего с ним не светит.              — Прямо-таки не откажет? — Юре захотелось поддразнить её. И очень зря. Он забыл, что со змеями играть нельзя.              — Если мне будет нужно, я покажу тебе, кто из нас двоих значит больше.              Юрка хотел было сказать, что их нельзя сравнивать, но промолчал. Он понимал, что Аня просто ревновала Володю к лучшему другу, и, наверное, это было вполне объяснимо, потому что Володя ей нравился. Юрка понимал её эмоции, но только вот сочувствия выразить не мог.              — В любом случае, — Конев сделал паузу и затянулся последний раз, затем выпустил дым в сторону, — решать Володе, — отчеканил в конце Юрка, оставаясь непоколебимым. Он докурил сигарету и потушил её о тонкий ствол дерева, ветки которого он и Земцова использовали в качестве держателя.              Земцова хмыкнула.              — Ну что же, Юра, я тебя поняла, — она дёрнула головой, убирая упавшую на лицо светлую прядь волос. — Не забудь руки чем-нибудь хвойным обработать, — она бросила это безразлично, но Юрка знал, что она осталась недовольна исходом этого разговора.              Хотя он даже и не понимал, на что она, собственно, надеялась. Юрка Конев тоже не лыком шит. И постоять за себя и свои чувства вполне способен».              Однако после этого разговора Юрка стал сомневаться в первую очередь в себе. Что, если он и правда выглядит, как хвостик? Что, если это из-за него Володя был таким? Хотя — каким таким? И Володя, и Юра были нормальными ребятами. То, что они чувствовали друг к другу нечто большее, чем дружба, не было ничьей виной. Это просто эмоциональная составляющая любого человека, и ни Юра, ни Володя не были виноваты в том, что нашли эту составляющую друг в друге.              И постыдного в этом тоже ничего не было. Почему кому-то можно было любить, а им — нет? Что за ущемление человеческих прав? Кто распорядился тем, что Юра обязан любить противоположный пол?              Сомнения грызли Юрку очень сильно. Аня своего не упустит. И что, если Володя, который считает, что всё, что он и Юра делают — запретное, купится на её слова? Что, если он найдёт в Ане островок безопасности? Никто ведь не будет осуждать его за то, что он стал любить (Юрка скривился от одной только мысли) подругу детства. А она только и рада будет.              Что, если Юре и правда стоит подвинуться, но только для того, чтобы дать Володе то спокойствие, которое он не может обрести рядом с Юрой?              Может, зря они всё это начали?..              От последней мысли стало тоскливо. Ведь Юрка, уверенный в том, что их чувства — это нечто серьёзное, а не курортный роман, о которых вечно рассказывала троюродная тётка его отца за столом, не хотел бы рубить ни сгоряча, ни на корню.              Юрка посмотрел на молчаливого пионера. Интересно, с кого лепили его образ? Кто позировал для каменной статуи? Какая жизнь в итоге сложилась у мальчика? Такая, какую он хотел, или такая, какую надиктовало общество?              Горн заставил вздрогнуть. Где-то неподалёку послышался девичий смех, который вызывал одно лишь раздражение. Вот куда прекраснее было, когда Володя смеялся с шуток Юры или когда они хохотали вместе над чем-то, известным только им двоим.              С фонтана вид на столовую открывался прекрасный. Юрка видел, как сборище пионеров двигалось на вечернюю трапезу, и прикидывал, протянет ли его желудок до утра без пищи, несмотря на отсутствие аппетита, но потом взгляд его наткнулся на яблоню, где уже поспел первый урожай белого налива.              Встав с бетонного ограждения, Юрка пошёл прямиком к фруктовому дереву, взобрался на него и сорвал несколько плодов, в надежде, что сможет насытиться ими до завтрашнего дня.              Спрыгнув на землю, Юрка, заметив, что уже все зашли в столовую, побрёл в сторону кинозала, на ходу жуя одно из яблок. Он сам не знал, что конкретно хотел там сделать или, быть может, найти, но ноги упорно несли его в хранилище искусства.              В кинозале уже было пусто. Пианино, как и в прошлый раз, стояло гордо и одиноко у края кулис, а на первом ряду Юрка заметил брошенный Володей сценарий.              Откусив яблоко, хруст которого раздался в тишине слишком громко и отчётливо, Юрка сел на кресло и взял сценарий в руки, тут же открыв его на той странице, где начиналась роль гестапо Краузе.              Реплик и правда было немного, но все они отдавали какой-то тяжестью и жестокостью. В них отсутствовали сострадание, мораль. Эти строки словно пытали.              Интересно, над его дедом тоже так издевались, как издевались над Зиной Портновой или над кем-то из «Юных мстителей»?              Юрку передёрнуло от подобных мыслей. Конечно, не все немцы были такими. Его дальние родственники — хороший тому пример. Они обожали русских и всю их культуру и всегда стыдились того, что сотворила их страна в отношении ни в чём не повинных людей.              Таких немцев Юрка любил. Они казались ему добрыми.              Он ещё раз провёл пальцами над своим именем, написанном с намеренной ошибкой. Юре нравилось, как Володя называл его в своих мыслях. Ведь это о чём-то должно было говорить? Юрка ведь что-то для него значил?              Взгляд со сценария переместился на пианино. На пюпитре лежала раскрытая нотная тетрадь с «Колыбельной», очевидно оставленная Сидоровой.              Юрка скривил губы, вспомнив её безобразную игру. Уши так и сводило от неровного звучания. Нет, Маша абсолютно точно не подходила под эту мелодию! Маша вообще никуда не годилась!              Он положил сценарий обратно и встал с кресла, поднялся на сцену, по пути выбросив огрызок. Шаг его был тяжёлым, но вместе с тем Юрка ощущал эту острую необходимость сесть на банкетку, открыть клавиши и сыграть правильно.              Ноты, казалось, приветствовали его. Юрка, ощутив клавиши под пальцами, вдруг почувствовал некое спокойствие. Даже сомнения, которые его одолели, отошли на второй план.              Выше, ниже, плавно, дёргано — Юрка закрыл глаза и отдался игре полностью. Слуховые каналы не могли нарадоваться тому, как звучала «Колыбельная» в его исполнении. Нежно, трагично, приятно, спокойно. Не было места веселью и радости практически в течении всего повествования. Эти две эмоции появлялись только в конце, как луч надежды на что-то светлое в будущем.              А будет ли собственное будущее такое же светлое? Не будет ли прекрасное далеко из знаменитой песни к нему жестоко? Что ждёт его? Что ждёт Володю? А что ждёт их?..              Сомнения. Сомнения. Сомнения.              Рука дрогнула. Взялась октава выше. Резанула слух. Юрка скривился.              «Нет, не поддавайся», — умоляло сознание. «Всё будет, если захотеть».              Только вот Юрка не знал, хотел ли Володя того же самого, что и он. Представлял ли друг их отношения дальше, за пределами лагеря?              Год они точно проведут в разлуке. Юре нужно было закончить школу. А дальше… А дальше он ведь может попробовать определить своё будущее сам? Он ведь может сесть в поезд, в самолёт, приехать/прилететь в ту же Москву, попробовать поступить в институт или колледж. Правда Юрка ещё не знал, кем хотел бы стать, когда вырастет. Но это сейчас неважно. Важно то, что он может быть ближе к Володе.              Но вот только будет ли Володя его ждать?..              Кто-то подкрался к Юрке незаметно. Закрыл глаза в тот момент, когда прозвучала последняя нота, и Юрка вздрогнул. Конечно, он знал, кто это был.              Юрка откинул голову назад, упираясь Володе в живот, и Володя, убрав руки от его глаз, погладил пальцами подбородок, спустился на шею, тронул кадык.              — Как ты себя чувствуешь? Почему не пришёл на ужин? — Володя спросил ласково, всё так же поглаживая открытые участки кожи. Юрка млел от его прикосновений и думал: стоило ли ему рассказывать об Ане или умолчать?              Опять сомнения.              — Всё в порядке, — выдавил Юрка и улыбнулся. Правда криво и фальшиво. Володя прищурился.              — Врёшь, — тут же выдал Давыдов, — переживаешь из-за Маши и того, что ей наговорил?              «Переживаю за нас с тобой. До Сидоровой и её чувств мне нет никакого дела», — мысленно ответил Юрка, но на деле лишь выдал мучительную улыбку. Он хотел бы развеять свои сомнения, но было страшно затрагивать такие серьёзные темы.              — Наверное, — неуверенно ответил Конев и тише добавил: — Володь… Поцелуй меня…              Володя нахмурился.              — Юра…              — Мне станет лучше, — и этого хватило, чтобы Володя наклонился к нему и прижался губами в заветном поцелуе. Сомнения, конечно, никуда не делись, но стало немного полегче.              Но Володя не был бы Володей, если бы позволил этому продолжиться. Он оторвался от Юрки слишком быстро, и Юре показалось недостаточным их взаимодействие, но о втором заходе Володю просить не стал. Давыдов выпрямился и отпустил Юру, который сел в прежнее положение.              — Я принёс тебе твой ужин, раз уж ты не соизволил прийти на него, — Володя сделал шаг в сторону, и Юрка заметил, что за кулисами, на столе стояла тарелка с картошкой пюре и котлетой. Желудок сразу заурчал, предательски оповестив, что его хозяин, оказывается, голоден. Володя неодобрительно покачал головой и сунул тарелку в руки Юрке, а следом ещё сунул влажную салфетку, запечатанную в белую упаковку с надписью «Аэрофлот». Конев присвистнул.              — Откуда такая роскошь?              Володя усмехнулся.              — Одногруппник поставляет. Очень удобно, когда под рукой нет воды и мыла. Особенно здесь в лагере.              Юрка ухмыльнулся чистоплотности Давыдова, однако это черта ему даже нравилась. Он разорвал упаковку и достал очень тонкую и маленькую влажную салфетку. Её качество оставляло желать лучшего, но, чтобы продезинфицировать руки, она вполне годилась.              Володя забрал использованную салфетку у Юрки и выкинул её в мусорку, стоявшую там же за кулисами. Он не спешил покидать общество друга, пока Юра поглощал пищу.              — А ты чего к малышам не идёшь? — спросил Юра, после того как прожевал кусок котлеты.              — Они ещё ужинают, — просто ответил Володя, — потом Лена их сама отведёт в корпус. Пока умоются перед сном, там уже и мы подойдём. К тому же, — тут Володя улыбнулся, — у меня есть один человек, который заставляет меня вечно волноваться, и я должен убедиться, что с ним всё в порядке.              Юрка смущённо отвёл взгляд в тарелку, но чувствовал себя гораздо спокойнее, когда Володя сказал, что беспокоится о нём.              Доев в тишине, Юрка отдал тарелку Давыдову, которую тот поставил обратно на стол, и тихо поблагодарил друга за заботу.              Володя кивнул, а потом вдруг взял стул и сел рядом с Юрой, заглянул в глаза и со всей собранностью и рассудительностью заявил:              — Ты, — он выделил это обращение специально, — должен играть «Колыбельную», а не Маша. Теперь я вижу и слышу то, о чём ты говорил ей. Хоть я и не одобряю тех слов, но ты прав — Маша сыграла её не так, как нужно. Юрочка, — ладонь Володи накрыла Юркины пальцы, которые тот держал на клавишах, — знал бы ты, как моё сердце замирает каждый раз, стоит мне увидеть тебя за инструментом. Ты играл всего лишь второй раз, а я уже понял, что люблю любую музыку в твоём исполнении.              Сердце Юрки пропустило удар. Ему показалось, что он даже качнулся из стороны в сторону. Это было похоже на крохотное признание в чём-то важном. И как после такого Юрка вообще мог сомневаться?              — Я… — сначала Юрка хотел отказаться, но потом из-за последних слов Володи ляпнул: — Я подумаю, можно?              Володя тепло улыбнулся, кивнул:              — Можно, — и сжал его руку. Юрка опустил взгляд на их сплетённые пальцы и вдруг сказал:              — А хочешь, научу играть тебя на пианино?              Володя вскинул брови в удивлении и мягко рассмеялся. Юрка так обожал его смех.              — Идея неплохая, думаю, я бы хотел попробовать. Тем более если моим учителем будешь ты, Юрочка, — Юрке почудилось, что голос Володи стал чуть ниже, но он списал это на эхо кинозала, — но не сегодня. Думаю, что ужин уже подошёл к концу. А мне ещё тарелку вернуть в столовую надо. В другой раз обязательно, — Володя убрал руку от Юркиных пальцев, и Юрка ощутил холодок от пустоты.              Все слова Володи вытесняли сомнения, и задиристому Юрке вдруг захотелось утереть нос Земцовой, чтобы показать ей, что Володя никогда её не выберет.              Наверное, поэтому он и спросил:              — Может, сходим сегодня на дискотеку?              Володя, уже взявший посуду со стола и собиравшийся спуститься со сцены, обернулся, посмотрел внимательно:              — Тебе хочется?              Юрка пожал плечами. Не то чтобы он нуждался в танцах, тем более станцевать медляк с Володей у него всё равно не выйдет, но показать Земцовой, кто в итоге оказался на коне, неимоверно хотелось.              — Да, для разнообразия.              — Хорошо, — кивнул Володя, — сходим, после того как ты расскажешь очередную страшилку.              Юрка широко улыбнулся.              — Так и знал, что ты обожаешь мои истории.              Пока Володя ходил обратно в столовую, Юрка убрал нотную тетрадь, закрыл пианино, потушил свет в кинозале и отправился к корпусу пятого отряда. Для дискотеки он выглядел вполне прилично — джинсы и бежевая футболка-поло, идеально подчёркивающая его худую, но очень даже спортивную фигуру.              Октябрята уже расположились в своих кроватях, когда Конев зашёл в комнату и по обычаю сел на свободный стул рядом с Володей.              — Сегодня я вам расскажу историю о силуэте за окном, — начал Юрка, использовав тихий, зловещий тон. — Однажды девочка Рита осталась дома совершенно одна. Её родители ушли на ужин к своему давнему приятелю. За окном был холодный зимний вечер, и Рита, укутавшись в плед, сидела перед телевизором. Тот стоял в углу комнаты, рядом с большим окном и вещал вечернюю программу новостей. Вдруг Рита заметила, как в окне что-то задвигалось. Через темноту и, падающий на улице, снег она разглядела фигуру человека, идущего прямо к окну. Его лицо было видно отчётливо, и Рита ужаснулась от одного его образа. Лицо незнакомца было вдоль и поперёк покрыто шрамами, выпученные глаза — дикие и сумасшедшие, и Рите показалось, что фигура в окне злобно ей улыбнулась. От страха девочка натянула плед на голову, но это не особо помогло ей спастись от внутренних содроганий. Через какое-то время девочка всё же осмелилась вылезти из-под пледа и посмотреть одним глазком на происходящее. Человек всё ещё стоял за окном и злобно скалился, глядя прямо на неё, а позади него по-прежнему падал снег. Затем он полез в пальто и вытащил… — Юрка сделал короткую паузу, и кто-то из ребят пискнул. — Длинный нож, — выдохнул Юрка. — Рита распахнула глаза и быстро спряталась в плед, сжавшись в комочек. Сердце её билось сильно-сильно. Она хотела кричать от страха, но молчала. Ей пришлось зажмурить глаза, и она только просила о том, чтобы тот человек не зашёл в дом, а время тикало. Рита сидела под пледом и не шевелилась. Наконец, в дверном замке провернули ключ, и в дом вошли родители. Рита, откинув плед в сторону, побежала им навстречу и рассказала о странном человеке за окном. Родители тут же вызвали милицию. Однако никаких следов во дворе милиционеры не нашли, а ведь, задумайтесь, снег шёл весь день и весь вечер, — Юрка замолчал. Ребята выглядывали из-под одеял. Петлицын хмурился, остальные непонимающе смотрели на Юрку.              — Если человек был за окном, то должен был оставить следы, — догадался Олежка, подпрыгнув на кровати.              — Пять за сообразительность, — кивнул Юрка. — Так вот, следов не нашли. И решили, что девочка всё выдумывает. Но только они собирались уходить, как внезапно один из милиционеров остановился и отодвинул диван, на котором до этого сидела Рита. Увиденное повергло всех в шок. На полу были мокрые следы и лежал выброшенный нож, — Юрка сделал замогильный голос. — Один из милиционеров в ужасе сказал девочке: «ты смотрела не на человека за окном, а на его отражение, потому что в этот момент он стоял за твоей спиной». Бу, — крикнул Юрка, и ребята попрятались под одеяла.              — Всё, Юла, мы спать, — пропищал Олежка. — Стлашно.              Юрка усмехнулся, пока этого никто не видел.              — Вот и не смотрите по ночам в отражение окон. Мало ли кого увидите, — он получил толчок под рёбра и чуть не подавился воздухом. Володя поглядывал сердито и даже шикнул на него. Юрка отмахнулся, встал со стула. — Ладно, ребятишки, спокойной вам ночи, — проговорил он бодро и, услышав приглушённые ответные пожелания, вышел из комнаты октябрят. Володя закрыл дверь через несколько секунд.              — Откуда ты берёшь эти страшилки? — проговорил он, когда они вышли из корпуса. Теперь путь их лежал в сторону танцплощадки.              Юрка пожал плечами и указал себе на лоб.              — Всё здесь, в моих мозгах.              Володя покачал головой, никак больше не комментируя фантазию друга.              На танцплощадке было весело. Девчонки и парни задорно танцевали под энергичную песню, кто-то скромно стоял в сторонке, кто-то обнимался. Юрка глазами выискивал Земцову, но вожатая четвёртого отряда сегодня, похоже, на дискотеке отсутствовала. Юрка был рад и не рад этому факту одновременно.              — Ну, пойдёшь танцевать? — Володя встал рядом с ним и засунул руки в карманы брюк. Юрка видел, что ему не очень-то и уютно здесь.              — Не знаю, можно, — он посмотрел на Давыдова лукаво, — а ты пойдёшь танцевать?              Володя отрицательно мотнул головой.              — Не люблю, — коротко ответил он. — Да и не очень-то умею. Только медленные танцы. Вальс там, например…              Юрка присвистнул.              — Ого, вальс, как по мне, сложный танец. У меня никогда не получалось правильно переставлять ноги. Вечно путаюсь.              — Дело техники, — деловито ответил Володя.              — Научишь? — брякнул Юрка, хотя этот вопрос ему даже понравился. Так и представилось: он и Володя стоят в небольшом помещении, возможно, в квартире; Давыдов кладёт одну руку ему на талию, другую вытягивает в сторону, беря Юркину руку в свою; из граммофона доносится подходящая мелодия, и Володя начинает вести, показывая Юрке правильные движения.              О, какая потрясающая фантазия. Юрка даже почти поверил в её реальность.              — Боюсь, здесь у нас такой возможности не представится, — чуть тише ответил Володя.              Юрка пожал плечами и посмотрел на друга:              — А я и не предлагал делать это в «Ласточке».              Володя поджал губы, и Юркины сомнения опять полезли в голову. Может, Володя и правда не видел их будущего за пределами лагеря?              Ответа Конев так и не получил. Внезапно он увидел, как к ним грациозной походкой шла госпожа Земцова. Юрка поверить не мог глазам! Её же не было на танцплощадке, откуда она взялась?              — Юра, Володя! — в уголках её рта виднелась самодовольная улыбка. Она подошла ближе к молодым людям и встала напротив Давыдова. — Вы наконец-то почтили нас своим присутствием. Володя, — она бесцеремонно схватила его за руку, и Юрка едва удержался от того, чтобы сделать шаг в сторону Давыдова, — идём танцевать.              Давыдов с места не сдвинулся, но тут, как будто специально, объявили Белый танец. Из колонок начала доноситься песня «Маленький принц». Нежная, лирическая мелодия позволяла перенестись обратно в утраченное — в детство, в то время, когда люди непременно были счастливы. Когда их не касались взрослые проблемы или чувства.              — Володя, ты же не откажешь мне? — Аня состроила глазки и потянула Давыдова на себя. — Ну же, пойдём.              Володя на секунду обернулся на Юрку, выглядя при этом извиняющимся, и ушёл под руку с Земцовой, на лице которой вновь мелькнула самодовольная улыбка.              Они встали почти в самый центр танцплощадки, а Юрка, чувствующий опустошение, отошёл в сторону стены, которую подпирали другие молодые люди, не дождавшиеся приглашений от девчат. Но Юрка даже был рад, что никакая особа женского пола не взяла его руки в свои и не вывела на этот танцпол.              — …Самое главное сказку не спугнуть, миру бескрайнему окна распахнуть… — из колонок доносился высокий голос Елены Камбуровой, ведь именно в её исполнении звучала эта песня из киноленты «Пассажир с «Экватора»». Юрка смотрел этот детский фильм, сюжет которого для него был очень захватывающим и связанным с тем самым детством, которое ушло безвозвратно.              Глаза его наблюдали за Володей и Аней. Юрка пригляделся к ним внимательнее и обнаружил для себя, что эти двое… Прекрасно гармонировали между собой. Аня — такая утончённая, изящная, словно белый лебедь. Её волосы, которые светлым водопадом падали на плечи, чудесно сочетались с тёмными волосами Володи. Он держал её в своих руках — и Юра видел — Аня это то, что могло бы подойти Володе. То, что станет его безопасностью. Она была источником тех отношений, которые приветствовались в округе. И, наверное, Володя был бы с ней счастлив. Тем более он не говорил Юре, что у между ним и им всё серьёзно.              Может, у него и у самого Юры было обычное временное помутнение? Может, когда двери лагеря закроются, а они оба сядут в разные автобусы — всё закончится? А может, это никогда и не начиналось…              — … Где же вы, где же вы, счастья острова? Где побережье света и добра? Там, где с надеждами…              Действительно, где же тот остров личного счастья, на котором Юра и Володя могли бы быть самими собой? Кажется, его не существовало. Может, зря Юрка признался Володе?..              От собственных мыслей стало тошно. Юрка, бросив ещё один взгляд на Володю с Аней и увидев, что последняя прижимается к Давыдову слишком близко, понял, что ему больше здесь делать нечего. Он хотел доказать Земцовой, что Володя волен сам выбирать, с кем ему проводить время, а в итоге Земцова, не прилагая никаких усилий, доказала Юре, что Володя пойдёт по её зову, стоит ей только захотеть.              И кто такой Юрка, чтобы мешать счастью любимого человека?              Любовь — когда желаешь всё самое лучшее людям, которых любишь.              Юра хотел, чтобы Володя был счастлив. И спокоен. А с Юрой спокойствие у Володи никогда не наступит.              Оторвавшись от холодной стенки, Юра незаметно прошмыгнул в сторону кустов, а затем оттуда по тропинке ушёл по направлению к фонтану. Сначала он хотел пойти к недострою, чтобы снова достать заветную пачку, но совесть из-за выкуренной парой часами ранее сигаретой не позволяла выкурить и вторую, поэтому Юрка решил посидеть около выключенного фонтана и вновь посмотреть на бездушного пионера, которого на века заставили трубить в горн.              Стоило Юре оказаться пятой точкой на бетонном ограждении, как на танцплощадке завершилась дискотека. Но Юрка не собирался двигаться с места. Даже если Володя и попытается отыскать его, Земцова не даст ему уйти далеко.              Подняв голову к небу, он заметил, что оно затянулось тёмными облаками, которые скрывали за собой мерцание звёзд, а небольшой порыв прохладного, скорее северного ветра обдал лицо Юрки. Всё говорило о том, что завтра будет либо просто пасмурно, либо прольёт дождь.              На душе было пакостно. Юрке хотелось счесать это угнетающее состояние, расположившееся где-то в районе грудной клетки и давящее тяжестью. Ему совершенно не нравились эти чувства, которые принесли за собой сомнения.              Он сомневался. Володя сомневался. И разве могло что-то получиться из этих общих сомнений?              Вдруг послышались чьи-то шаги и голоса, которые приближались к фонтану. Юрка не хотел бы, чтобы его видели здесь в полном одиночестве, а потому, пригнувшись, спрятался за ближайшим деревом. Уходить особо было некуда. Либо в лес, либо обратно по тропинке в сторону корпусов.              Конев затаился и даже стал дышать тише. Как оказалось не зря. К фонтану вышли Володя и Земцова. Последняя словно тянула Давыдова за собой.              — Ань, мне нужно найти Юру, — по голосу Володи Юрка понял, что друг не очень-то и доволен. Только Конев не знал, на кого именно выражалось недовольство: на него или на Аню. Но то, что Володя хотел найти его, немного притупило печаль.              — Подождёт твой Юра, никуда не денется, — бесцеремонно заявила Земцова и отпустила Володю, но только для того, чтобы развернуться к нему лицом и встать очень-очень близко. Одна её рука нагло зарылась в волосы Давыдова на затылке, другая как-то нахально наматывала на указательный палец кончик красного галстука. Юрка сжал зубы и кулаки — развернувшаяся картина его безумно рассердила. Как смела эта вожатая трогать его Володю? Юрке так и хотелось выскочить из-за дерева и испугать её до чёртиков. Но он остался стоять на месте. — Володь, ну что ты сторонишься меня, — сладким голосом проговорила Аня. — Ну разве то, что между нами было, не оставило следа у тебя вот здесь? — её пальцы отпустили галстук, дотронулись Володиной груди, и Юрке почудилось, что она проникла ими под рубашку. Володя перехватил её руку, но не успел ничего сделать и ответить, как Земцова резко прижалась к его губам.              Всё.              Такого зрелища Юрка вынести не смог, и в этот миг в голову пришло осознание: Володя никогда не будет принадлежать только ему. Неизвестно, что сподвигло Давыдова ответить Юрке на все его поцелуи, но то, что видел Конев сейчас — доказало то, что с Аней Володе будет лучше и спокойнее.              Он оступился, и сухая ветка под его ногами затрещала. Этот треск разнёсся на всю округу, и Юрке пришлось повернуться в сторону тёмного, густого леса и кинуться на невидимую тропинку, чтобы избежать встречи с Володей и Аней. Ещё не хватало того, чтобы Давыдов решил, будто Юрка следил за ним.              Он не бежал, но шёл достаточно быстро, удаляясь от фонтана всё дальше и дальше. Уже было неважно, что там происходило — ответил ли Володя на поцелуй или поцеловал сам чуть позже — Юрка услышал достаточно.              Между Давыдовым и Земцовой изначально было что-то большее. Не зря она крутилась возле него, не зря реагировала на Юру столь негативно и не зря хотела быть центром Володиного внимания.              С девушкой Володе будет лучше. Он не станет шарахаться, не станет оглядываться, не станет отталкивать…              Теперь Юрка понимал всю неправильность их отношений, и от этого на душе было больно. Если бы Володя не давал ему поводов для сомнений, то Юра бы не накрутил себя. Он бы не чувствовал какую-то вину за то, что Володя был сам не свой, после того поцелуя в лесу.              Но как же все слова, сказанные Давыдовом? Как же все его нежные прикосновения?              Юрка терялся.              Ноги вывели его к недострою. Он порадовался, что в темноте не набрел на торчащий пень или какой-нибудь сучок.              Недострой снова принёс за собой желание покурить. Выбросить последнюю сцену из головы не получалось.              Интересно, что почувствовал Володя, когда его губ коснулись губы Земцовой? Так же ли его сердце заколотилось, как колотилось, когда его целовал Юрка? Нравилась ли Аня Володе на самом деле?              Пачка без трёх сигарет ждала в привычном месте. Юрка вытащил одну и снова спрятал коробок в тайник. Отломал ветку и сел на бетонный выступ, но сигарету поджигать пока не стал. Просто крутил её в руках, чувствуя, что внутри всё было напряжено и натянуто так, что если бы кто-то коснулся, то произошёл бы взрыв.              Куда Юра полез? Почему не сдержался? Надо было оставить всё там, в лесу…              И продолжать мучиться и сгорать от невзаимности.              Володя ведь тоже целовал его, тоже стремился к нему. Так почему же Юрку всё равно одолевали сомнения? Потому что Володя не позволял большего? Потому что при каждом случае отталкивал Юру, будто тот ничего не значит? Или это всё Земцова со змеиной улыбкой, яд которой проникал под кожу и отравлял светлые мысли, оставляя лишь один негатив?              Сигарета продолжала лежать между Юркиными пальцами, и Конев всё не решался закурить.              Ветер подул сильнее. Юрке даже показалось, что на него упала капля дождя, и Конев поёжился. Стоило бы вернуться обратно в корпус и завалиться на кровать, а завтра найти Володю и сказать, что он — Юра — во всём ошибся и что он не будет стоять ни у кого на пути.              Со стороны пыльной дорожки, на которой валялись различная арматура, какие-то кирпичные крошки и прочие строительные отходы, послышались шаги. Юрка прикрыл глаза.              Только не сейчас.              Но Володя уже увидел одинокую фигуру, прячущуюся среди стройки и сидевшую на холодном камне.              — Так и знал, что ты здесь, — произнёс осуждающе. Юрка открыл глаза в тот момент, когда Володя сел рядом с ним. — Юра, — воскликнул друг, — опять? Ты же обещал!              Юра медленно повернул голову в сторону Давыдова. Покрутил сигаретой.              — Она даже не прикурена. Смотри, цельная, — получилось как-то устало и понуро. Володя вздохнул, протянул руку и пошевелил пальцами, говоря:              — Давай сюда, чтобы соблазна не было.              Юрка с безразличием вложил в ладонь Давыдова сигарету, даже не жалея. Всё равно он ещё долго бы раздумывал, курить или нет.              Между ними повисла тишина. И она не была уютной. Но Юрка не решался говорить. Потому что тогда мог бы всё испортить.              — Ты всё видел, да? — первым решился Володя. Юрка равнодушно пожал плечами, и Володя тут же обхватил их руками, разворачивая Юру к себе. — Я не целовал её в ответ, Юра! Ты убежал слишком быстро. Как только она прикоснулась ко мне, я тут же отодвинул её от себя. Юрочка… — Юра судорожно выдохнул. Его не злило то, что Аня поцеловала Володю, потому что он даже не сомневался в том, что Давыдов её оттолкнул. Его огорчали сомнения. — Ты мне не веришь? — голос Володи звучал сдавлено. У Юрки сжалось сердце.              — Дело не в том, что я тебе не верю, Володь, — болезненно твердил Юра, — а в том, что ты не веришь в нас. В том, что ты боишься, и эти страхи порождают сомнения. Как у тебя, так и у меня. Может, тебе действительно лучше будет с Аней?.. — он сам не верил в то, что говорил, но им нужно было закрыть этот гештальт раз и навсегда. — Раз у тебя что-то с ней было…              Володя вздохнул, отпустил Юрку, и Юрка сел прямо, а Володя положил голову ему на плечо и тихо сказал:              — Хорошо, я расскажу тебе кое-что о прошлом, чтобы ты понимал мои опасения, — Володя выдохнул, а Юрка замер, приготовившись слушать его историю. — Когда я только поступил в МГИМО, я попал в одну хорошую компанию ребят. Они все жили в общежитии, и я частенько наведывался к ним в гости на общажные вечеринки. Аня всегда ходила со мной, потому что на тот момент она была единственным моим другом. Я был привязан к ней с детства, но я всегда действительно относился к ней, как к подруге. Романтических чувств и в помине не было, нет и не будет. Позже я стал расширять свой круг общения и сдружился с некоторыми ребятами. Мы частенько проводили время вместе, и всё шло как и у всех: пары, сессии, вечера в общаге. А потом однажды вся наша группа узнала о том, что двое ребят — они же и были моими друзьями — занимались мужеловством. Юрочка, ты просто не представляешь, что с ними сделали. Их отстранили от учёбы, начались различные расследования, а потом, когда всё подтвердилось, их с позором выгнали из института и лишили свободы. Это всё опасно. Честно, тогда это повергло меня в шок, но, в отличие от многих моих однокурсников и друзей, я не счёл это… Чем-то ужасным. Тогда я ещё не понимал, почему, а потом, на втором курсе к нам перевёлся один молодой человек… Его тоже звали так же, как и меня, только все кличали его Вовкой. Весёлый парень, вежливый, учтивый, и вот тогда… Тогда я понял, что я… Такой же больной, как и мои друзья. Меня тянуло к нему, как к магниту, но я запрещал себе и думать о чём-то таком. Я сторонился его по возможности, хотя он всегда искал общения со мной. И я страдал. Я взял себе в привычку наказывать себя — сознательно причинял себе боль, надеясь, что это меня «отрезвит». Сейчас я перестал так делать, но тогда… Тогда мне казалось, что это — правильно, хотя порой и сейчас возникают такие мысли, чтобы причинить себе вред, — Юрка в немом шоке открыл рот, но не осмелился перебить Володю. — Но я стараюсь с этим бороться. И, естественно, ни о какой взаимности и речи не шло. Да и я бы никогда не признался ему. Потом он начал встречаться с девчонкой, что вновь доказало мне, что я болен, а в конце второго курса, как раз в восемьдесят пятом, он снова перевёлся. Куда — не знаю, да и не хочу знать. Правда, мне было тоскливо. Я чувствовал себя больным извращенцем, и в один из вечеров под руку попалась Аня. Я просто хотел забыться, хотел убедить себя, что я нормальный. Что я такой, как и все мои друзья. И я поцеловал её. Сам. Она ответила, но дело ограничилось лишь поцелуем. Никакого разврата, если ты уже успел себе надумать. И я… Ничего не почувствовал. Я не хотел её. И никакую другую девушку тоже не хотел. А потом приехал в лагерь, увидел тебя, пообщался с тобой и понял, что… Снова пропал. Только вот не думал, что получу от тебя взаимность. Не думал, что ты способен ответить на мои чувства… Юрочка… — Володя не выдержал и поднял голову, коснулся губами Юркиной щеки. — Пойми, в этой стране нам нельзя открыто проявлять своих чувств. Возможно, поэтому я и обижаю тебя этим неосознанно. И чувствую себя жутко виноватым, когда ты тянешься ко мне, а я отталкиваю.              Юрка слушал это всё молчаливо, не осмеливаясь перебивать Володю. История друга… Поражала. Заставляла мысли крутиться, идти в другом направлении. Юрка не знал, как ему сейчас реагировать на всё это.              — И ты думаешь, что нам лучше всё прекратить? — он задал более волнующий его вопрос. Смириться с их «ненормальностью» Юрка вполне себе мог. Его вообще не волновало чужое мнение по поводу того, кого он любил, но мириться с Володиными сомнениями — было выше его сил.              — Я не знаю, — честно ответил Володя. — Но чувствую, что не хочу. Я впервые в жизни ощущаю себя хорошо, когда я рядом с тобой. Разве нам можно друг без друга? Но также я ощущаю отвращение к себе, потому что не могу до конца принять свою сущность. Если честно, я считаю, что мне нужно лечиться.              Юрка вытаращил на него глаза.              — Не вздумай. И с собой ничего делать не вздумай! С тобой всё нормально, Володя. Я же ведь нормальный. И ты тоже. Не говори глупостей!              Володя тоскливо улыбнулся.              — Я не хочу загадывать на будущее, не хочу ничего обещать тебе, но пока могу сказать, что раз нам обоим это нужно — это будет продолжаться, потому что я не могу отказаться от тебя, Юрочка. Не после того, как узнал, что мои чувства к тебе — взаимны. И уж точно не после наших поцелуев, — Володя погладил Юрку по щеке, и Юра понял, что пора. Хватит им уже быть невинными. Он прислонил свою прохладную руку к руке Володи и прошептал:              — Поцелуй меня. По-настоящему, — зрачки Володи расширились — это даже было видно в темноте, и Юрке показалось, что Володя немного испугался. — Пожалуйста, Володь, — взмолился он, — развей мои сомнения до конца, — и Юра сам прикоснулся к его губам, и тут Володя разомкнул свои, и сразу стало влажно. Сначала Юрка растерялся: он хоть и хотел этого, но был совсем не опытен, в отличие от Володи. Поцелуй был нежным, но потом их двоих охватила стремительно нарастающая страсть: Володя коснулся языком языка Юры, и Конева пробила дрожь. Юрка неумело двигал губами в ответ, стараясь повторить все движения Володи, язык которого, похоже, решил исследовать его рот, как нечто увлекательное.              Но, даже несмотря на неопытность, Юрка чувствовал, как ему было хорошо. Его первый серьёзный, взрослый поцелуй случился с человеком, которого он любил. Он даже ощутил этих дурацких бабочек в животе, которые, как будто, и правда бились крыльями внутри. А ещё были приятные спазмы и странные ощущения между ног, и Юра стал хотеть большего.              Он почувствовал, как пальцы Володи смяли края его футболки, как Давыдов стал прижиматься ещё ближе, а поцелуй всё не заканчивался и не заканчивался.              Стало жарко. Даже горячо, как показалось Юре. Его собственные руки опустились на талию Володи, и Юра уже хотел было приподнять рубашку Давыдова, чтобы коснуться разгорячённой кожи, как Володя отпрянул. Юрка заметил, что губы друга слегка припухли, и решил, что у него самого они точно такие же. Сразу же вспомнилась Ирина Петровна, и теперь Конев понимал, почему она была такой. Потому что Юрка сейчас чувствовал себя так же счастливо.              — Юрочка, давай пока остановимся. Я теряю голову. Ты такой… — однако Юрка не дал ему договорить: опять поцеловал, не напористо, но чувственно, потому что нуждался в этом. Потому что больше не хотел сомневаться.              Пусть страхи никуда не делись и пусть Володя всё ещё чувствовал нерешительность, Юрка знал одно: он его не отпустит и не уйдёт, пока Володя сам не попросит.