С любимыми не расставайтесь

      Всю ночь Юрку посещали сладкие сны. В них он с Володей шёл по улице за руку, ничего и никого не стесняясь, и никому из прохожих не было дел до двух молодых людей, которые смело заявляли о своих чувствах. Юрка ощущал в своей руке руку Володи — и от этого было хорошо.              Однако хорошим снам пришла пора закончиться. Утренний горн заставил разлепить глаза, подняться с кровати, умыться и переодеться на линейку.              Погода за ночь не улучшилась: серые, похожие на сухую грязь, тучи набежали и плотно закрыли собой небо, редкие порывы ветра заставляли пионеров ёжиться, а красный флаг то и дело развевался на флагштоке в разные стороны.              На речку сегодня никого не пустили — вместо этого время кружков продлили. Юрка с Володей, наскоро позавтракав, шли в кинозал, чтобы подготовить места для обучающихся игре на гитаре.              — Сегодня будем отыгрывать эпизоды с Краузе, — сказал Володя, когда они открыли двери кинозала. — Ты готов?              Юрка кивнул, включая свет в помещении.              — Думаю, да. Я читал ещё раз сценарий вчера вечером, когда вернулся в кинозал. Ради тебя постараюсь, — Юрка мимолётно улыбнулся, однако не стал подходить к Володе, чтобы поцеловать его — в любой момент в кинозал мог кто-то зайти, и ему не хотелось, чтобы Володя стоял напряжённым, а, особенно, после вчерашней рассказанной истории… В общем, Юра сделал свои выводы. — Ладно, пойду, достану гитары, — он скрылся за кулисами, а за ними вышел в коридор и прошёл в кладовую.              Лампочку внутри кладовой так никто и не поменял, и она стала моргать в два раза чаще. Юрка доставал гитары из шкафа по одной и выставлял их вдоль полупустой стены — раньше там стояли реквизиты, но теперь они находились за кулисами, — когда в кладовую пришёл Володя. Он закрыл за собой дверь и тут же оказался рядом с Юркой, прижимая его к этой самой полупустой стенке.              — Ты чего меня сторонишься? — провёл носом вдоль щеки. — Я что-то сделал не так? — губы нашли Юркины губы, прижались к ним, но поцелуй получился целомудренным. Хотя Юрка и этим был доволен. За ночь он успел соскучиться по Володе, и любое касание друга сейчас приносило радость.              — Нет, всё хорошо, — прошептал в приоткрытые губы Володи. — Просто ты вчера рассказал эту историю, и я… Решил быть совсем осторожным. Я не знаю, где и как могу к тебе прикасаться. Ты же ничего не разрешаешь, а я не хочу, чтобы ты нервничал ещё больше.              Володя вздохнул.              — Со мной сложно, да? — он отодвинулся от Юрки и потеребил очки, затем взъерошил волосы. Выглядел он при этом очень страдальчески. У Юрки сжалось сердце, и он обнял Володю крепко.              — Сложно, да, но без тебя ещё сложнее, — проговорил в самое ухо и поцеловал место за ним, чуть захватывая короткие волоски губами. Они пощекотали чувствительную поверхность губ, но Юрка ни на миллиметр не отодвинулся от Володи. Он вдыхал его запах, напоминающий что-то горное и ореховое одновременно, и терял контроль. Сразу вспоминался вчерашний поцелуй, то, как отчаянно они цеплялись друг за друга, и то, как Володя позволял ему ближе знакомиться со своей душой.              Володя чуть отклонился в сторону и поймал губами губы Юрки в очередном чувственном поцелуе. Казалось, что Юрке никогда это не надоест. Колени подкашивались, Володя сводил с ума.              Узлы желания стягивались по всему телу. Хотелось брать, сжимать, тискать. Юрка терялся в своих ощущениях, тонул, но выбираться из них — у него не было никакого желания.              — Нам надо идти, — поцелуй в нос, и Володя окончательно отпустил Юрку.              Когда они вернулись на сцену, то завсегдатаи их клуба уже сидели по местам. Среди них Юрка заметил и Машу.              Сидорова после его вчерашнего выпада разговаривала с ним сквозь зубы, но Юрке было откровенно плевать на её ущемленную гордость.              Юрка отдал гитары Алине и Артуру и ушёл в подсобку за следующими. Когда все получили музыкальные инструменты, Юрка сел в первом ряду со сценарием, чтобы ещё раз почитать реплики Краузе и лучше понять этого персонажа.              Что сделало его таким? Режим, воспитание, окружение? Почему многие немцы поддались на эти речи о геноциде нежелательных врагов в лице евреев и простых советских людей?              Любая война это плохо. Юрка не понимал, как мир, который ещё даже не оправился после времён Великой отечественной, стремился воевать вновь? Он с ужасом думал о войсках СССР, вот уже почти десять лет воюющих в Афганистане, о солдатах, которых туда отправляют и которые оттуда уже не вернутся, об их жёнах, матерях и целых семьях.              Пальцы непроизвольно сжали лист бумаги. Смог бы Юрка когда-нибудь воевать? Он не знал точного ответа на этот вопрос. Но, к своему стыду, ощущал, что нет в нём той былой патриотичности, что присутствовала раньше. Многое теперь казалось ему бессмысленным и продажным.              Володя рассказывал о новых, заключительных аккордах, а затем оповестил о том, что в оставшиеся дни ребята просто будут отрабатывать приобретённые навыки.              «Оставшиеся дни…» — тоскливые слова. Хоть их ещё и было предостаточно, а сегодня — начало второй недели, Юрка не мог отделаться от ощущения того, что конец смены наступит быстрее, чем он успеет насладиться Володей.              Володя слушал каждого поочередно, делал какие-то замечания и хвалил. Юрка то читал строчки со словами Краузе, то кидал беглые взгляды на друга, зачем-то запоминая каждую его эмоцию.              Вот Володя нахмурился на игру Алины, а вот улыбнулся, когда мальчик Петя красиво исполнил выбранную композицию. Когда очередь дошла до Маши, Володя с интересом наблюдал за Сидоровой, и Юрка вдруг почувствовал невероятное спокойствие внутри себя. Его больше не волновала ни Сидорова, ни Земцова. После вчерашних откровений Юра был уверен — Володя питает к нему интерес, симпатию и, быть может, даже влюблённость. И даже тот факт, что Юра был не первой заинтересованностью Давыдова, Юрку не омрачал, а, наоборот, придавал уверенности в том, что ни на какую девушку Володя не засмотрится.              Кружок подошёл к концу. Ребята стали расходиться, в кинозале осталась только Маша. Юрка помог Володе убрать всё обратно в кладовую, и тут Давыдов на секунду остановил его у выхода из подсобки.              — Подожди, — тихо сказал он и вернулся к большому старому сундуку, открыл его и вытащил на свет немецкий китель серо-полевого цвета. — Вот, Ксюша нашла, примерь, мне кажется, он должен тебе подойти.              Юрка с отвращением взял реквизит, заметив, что на нём отсутствовала нацистская символика — свастика.              — А где же отличительный знак? — спросил он, накидывая китель на плечи. Тот был тяжёлым и кололся в некоторых местах, неприятно касаясь оголённой кожи.              — Ксюша с мастерицами из кружка по шитью должна скроить на днях, — ответил Володя, придирчиво рассматривая Юрку, стоявшего в кителе и тёмно-коричневых, похожих на растопленный молочный шоколад, брюках — ещё один подарок дяди.              — Ну и как? — поинтересовался Юрка, немного покрутившись. В кителе было очень жарко, поэтому Юрка решил, что наденет под низ одну лишь футболку, когда придёт время спектакля.              — Немного широковат в плечах, но не критично. В целом смотрится ничего. Цвет тебе к лицу, — усмехнулся Давыдов, и Юрка лукаво посмотрел на него:              — Это был комплимент?              Володя не удержался и потрепал Конева по голове, пропуская сквозь пальцы непослушные прядки.              — Именно, Юрочка.              Лицо Юрки озарила счастливая улыбка, а затем они услышали отдалённые голоса ребят, которые вошли в кинозал, и поспешили вернуться на сцену.              Отыграли ещё раз эпизод с захватом Зины Портновой, однако Маша «Колыбельную» больше не исполняла, отдавая предпочтение «Лунной сонате». Юрка решил, что его присутствие смущало их главную «пианистку», однако извиняться Конев перед Сидоровой так и не стал.              Следующей шла сцена с участием Юры: его герой допрашивал партизанку в своём кабинете.              Настя сидела за длинным столом, на котором аккуратно были сложены какие-то стопки бумаг, в специальной подставке стояли канцелярские предметы и другая мелочь. На театральном холсте, который служил стеной кабинета, висел портрет Гитлера. Юра, он же Краузе, стоял спиной к партизанке и смотрел в самодельное окно, щурясь: по сценарию в этот момент его ослепило солнце.              — Итак, фройлен, — он произнёс это на ломаном русском, как и полагалось немцу, который знал всего лишь азы вражеского языка, — быть может, Вы всё же окажите нам услугу и расскажите о Ваших друзьях и соратниках всю необходимую нам информацию? За это мы в долгу не останемся. Еда, одежда, кров — всё, что пожелаете, — на секунду Юрка обернулся через плечо и улыбнулся Насте-Зине, вкладывая в свою улыбку холодность. Всё же не мог начальник гестапо улыбаться тепло партизанке, которая извела со свету половину деревни немецких солдат.              — Не дождётесь, — грубо выдавила из себя партизанка. Для натуральности Насте на лицо нанесли несколько ссадин и синяков, а также исполосовали кисти рук.              Юрка, не поворачиваясь к пленной, хмыкнул. Его руки по-прежнему находились за спиной и были сцеплены в замок, а взгляд направлен прямо в окно, словно там и правда было что-то интересное, а не кресла кинозала.              Через несколько секунд он повернулся всем корпусом к девочке и, расцепив руки, гордо прошествовал к своему месту за столом. Аккуратно опустился, взял первый лист из рядом стоящей стопки, внимательно вчитался.              — Мои солдаты уверяют, что Вы отравили целую роту, когда работали в столовой. Это правда? — Юрка посмотрел на Настю исподлобья, намеренно делая взгляд тяжёлым. Он никогда не считал, что обладал великим актёрским мастерством, но почему-то все действия сейчас выходили сами собой. Юра ощущал какую-то немую поддержку от Володи и знал, что тот смотрел на него неотрывно и по-любому выискивал в лице Конева любые признаки дискомфорта от исполняемой им роли.              Но Юрка чувствовал себя уютнее, чем изначально предполагал. Совесть от того, что он играет немца, перед покойным дедом не взыграла. Это всё действительно было не по-настоящему.              — Если Ваши солдаты так осведомлены, то они должны знать, что я также ела суп из той большой кастрюли. И как видите — осталась жива, — дерзко заявила Настя и надменно вздёрнула подбородок. Юрка дёрнул уголками губ. В голове вдруг представились настоящий Краузе и Зина Портнова, сидящая у него на допросе. Был ли он на самом деле жесток с ней и что пришлось испытать девочке, прежде чем её расстреляли? Представлять такое было страшно. Даже от одной мысли, что эти фашисты со всей свирепостью убили молодую девочку, органы внутри сжимались.              Юрка устало откинулся на спинку скрипящего стула. По сценарию его персонаж должен был вкрадчиво донести до юной партизанки мысль, что сотрудничество с немцами — дорога к светлому будущему. Краузе не хотел прибегать к жестоким пыткам, потому что уже понял, что Зина — девочка не из робкого десятка. Перед ним сидела жёсткая, решительная, преданная своей стране девушка, к которой, однако, можно было постараться найти деловой подход. Задобрить её, ослепить её глаза благами.              — Зина, — он обратился к ней даже в какой-то ласковой манере, — я думаю, мы сможем договориться. Я попрошу моих подчинённых отвести Вас в хорошую комнату, дать Вам чистую одежду и накормить так, — он взглянул на её худые руки, которые не могла даже скрыть широкая тюремная кофта, — что Ваши руки не будут просвечивать. Вы ещё так молоды, — он снова улыбнулся, правда фальшиво, — Вам нужно хорошо питаться.              Настя-Зина в ответ смотрела так же тяжело, как и прежде. Её лицо выражало упрямость, и Юрка внутренне восхищался тем, как здорово играет эта девочка роль советской партизанки. Быть может, её ждало актёрское будущее?              — Я бы предпочла остаться в той камере, которую мне предоставили изначально, и в той одежде, которую дали мне, когда бесцеремонно разорвали военную форму. Я не предам ни свою страну, ни красное знамя, ни себя.              Почему-то Юрка был уверен, что реальный Краузе после таких слов мог бы дать пощёчину дерзкой советской девочке. Фашисты любили пытки и любили рукоприкладства, поэтому такое было бы вполне в духе гестаповца.              Но у них по сценарию, слава Богу, насилие никто не прописывал. Поэтому Юрка, сжав руки в кулак, показывая тем самым, что терпение его на исходе, выдохнул и приказал солдатам, стоявшим за кулисами, увести эту девчонку обратно в камеру.              Чуть позже он прикажет им перевести Зину в комнату получше, всё ещё надеясь на её сговорчивость.              Сценка закончилась. Дальше шло несколько реплик Краузе и немецкого солдата чисто на немецком, и Юрка, который немного знал этот язык, блеснул своим талантом. Чистого говора, конечно, у него не вышло, но изъяснялся он на чужом языке достаточно чётко.              Затем его на сцене сменили юные мстители, которые пытались найти пропавшую Зину, а Юрка, сняв колючий пиджак, спустился вниз и занял свободное место рядом с Володей. Давыдов молчаливо протянул ему бутылку с водой, и Юрка, бегло улыбнувшись и кивнув в знак благодарности, открутил маленькую крышку и жадно припал губами к влажному горлышку. В собственном горле и правда пересохло от некоторого волнения и той интенсивности, с которой он говорил фразы Краузе.              Сидящая на банкетке Маша вновь заиграла «Лунную сонату», а Ульяна, исполняющая роль Фрузы Зеньковой, сидела за столом и бегло нажимала на клавиши печатной машинки, при этом хмуря свои густые и широкие брови. Звук печатной машинки стрекотал по всему залу, а лист ездил туда-сюда. Наконец, Ульяна закончила, вытащила бумагу из аппарата и встревоженно взглянула на то, что напечатала.              — Илья, Илья, — крикнула она, на сцену вышел Рылеев, — это необходимо передать в штаб за рекой. Срочно… — Ульяна растягивала слова и говорила не как партизанка, а как девчонка на дискотеке — слишком вычурно и не совсем серьёзно.               Юрка подпёр щёку рукой, разве что не зевал — весь его вид выглядел скучающе. Ему казалось, что даже он сыграл свою роль лучше, чем Ульяна.              Володя, сидевший рядом с ним, хмурился, иногда поглядывая в сценарий, однако пока молчаливо наблюдал за актёрами.              Полина прочла ещё несколько строчек за кулисами, Маша сыграла партию, и репетиция была окончена.              — Хорошо, — Володя встал с места. — Ульяна, можно тебя на пару слов? Остальные могут быть свободны. Маша, отведи, пожалуйста, ребят в сторону столовой, там неподалёку где-то должна быть Лена. Я сейчас подойду.              Старшие ребята, оставив реквизиты, засобирались в сторону выхода. Октябрята из Володиного отряда столпились в кучку, ожидая Машу. Та, кивнув на просьбу Володи, повела малышню к выходу.              Володя что-то тихо говорил Ульяне, пока Юра вместе с Полиной и Ксюшей сидели в креслах. Девочки обсуждали костюм подруги, который Змеевская для неё нашла, а Юрка просто водил глазами по высокому потолку, извёстка которого явно недавно обновлялась: белая и ровная она покрывала всю площадь, и на ней не было ни единого скола. Даже трещин нигде не наблюдалось.              Затем Юра перевёл взгляд на Володю и Ульяну. Последняя стояла слегка понурой и кивала на слова худрука, которые он говорил ей с самым спокойным выражением лица.              Закончив лекцию, Володя отпустил девочек и остался с Юрой наедине. Посмотрев на Конева внимательно, Володя вздохнул и поманил друга за кулисы. Юрка с радостью вскочил с кресла, быстро взобрался на сцену и в миг оказался рядом с Володей, уже толкая его в сторону занавеса. Когда плотная шторка скрыла их, Конев тут же поцеловал Давыдова, наслаждаясь его губами. Володя поцеловал в ответ, но не позволил углубить поцелуй.              — Юра, — выдохнул он, — здесь нельзя. Вдруг кто-нибудь вернётся.              Юрка приподнял бровь.              — А разве не за этим ты позвал меня за кулисы?              Изумление на лице Володи проступило отчётливо. Он покачал головой.              — Какой же ты ненасытный, — рука Давыдова потянулась к Юре, погладила шею, спустилась ниже, провела по плечу. Юрке казалось, что Володя от чего-то сдерживается. Конев перехватил его руку и прижался губами к ладони. Она была слегка шероховата и на ней чувствовались мозоли, но Юре нравилась эта грубость.              Он захватывал губами кожу — просто касался невесомо и удивлялся тому, как легко ему даётся взаимодействие с Володей. Раньше у Юрки не было никаких отношений, но он словно знал давно, что нужно было делать.              Володя задышал глубже. А Юра всё не мог остановиться: покрывал поцелуями ладонь, подбираясь к запястью. Ему было так мало Володи, и он так хотел целовать каждый участок его тела, что сдерживаться с каждым днём становилось всё труднее и труднее.              — Юрочка, — судорожный выдох Володи заставил Юрку обратить внимание на друга. Зрачки Давыдова снова были расширены, и под пальцами Юрка почувствовал, как бешено скачет пульс друга — неужели Юра так сильно его взволновал?              — Прости, — Юра отпустил Володину руку, чувствуя, как у него самого бьётся сердце, словно использует все свои силы для этого. — Я не могу держать себя в руках, — Юрка провёл рукой по волосам, пытаясь успокоиться, — ты хотел о чём-то поговорить?              Володя кивнул, огляделся и сделал шаг назад, слегка опираясь пятой точкой на стол.              — Хотел спросить, как ты себя чувствуешь после репетиции? — участливо поинтересовался Володя, выражая всю нежность по отношению к Юре.              Юра слабо улыбнулся.              — Нормально. Думаю, что смогу сыграть Краузе. Неловкости или какого-то другого негативного чувства я не ощутил.              — Уверен? — серьёзно уточнил Давыдов. Юрке было приятно, что Володя переспрашивает о его эмоциях, что ещё раз доказывало, что другу не всё равно на состояние Юры.              — Уверен, — кивнул Конев. — Я ещё поучу реплики. Ольга Леонидовна придёт в среду на репетицию?              Володя пожал плечами.              — Ну пока договорились на среду, если ничего не изменится, — Володя повёл плечами, словно хотел скинуть что-то невидимое. Юра сделал шаг вперёд, оказываясь немного ближе к другу. — На самом деле, — серо-зелёные глаза Володи выражали нежность и в них затаилась та самая улыбка, которая играла и на губах Давыдова, — я хотел сказать тебе, что роль Краузе, как бы иронично это не звучало, очень тебе подходит. Ты так… Натурально её сыграл. Мне очень понравилось. Ты просто не представляешь, как я хотел прижать тебя к себе в тот миг. Что ты со мной творишь… Чувствую себя в такие моменты непр… — остальная часть предложения утонула в Юркиных губах, которые крепко и быстро прижались к Володиным, не давая сказать это слово.              — Замолчи, — прошептал Юрка. — И не смей больше говорить о правильности и неправильности, — поцелуй в уголок рта, — всё с тобой хорошо. И тебе хорошо со мной, правда ведь? — Юра обещал себе больше не сомневаться, но Володя опять вынуждал это чувство подниматься из недр души.              — Правда, Юрочка, — проговорил в ответ Володя, и Юрка уже хотел продолжить ласку губами, действуя опять же по наитию, но горн, прозвучавший на обед, охладил его разгоряченный пыл.              Он оторвался от Володи и отступил. Володя выглядел и недовольным, и довольным одновременно.              — Ты сведёшь меня с ума, — выдохнул Давыдов, поправил очки — и Юрка мысленно возликовал оттого, что это из-за него Володя такой. Осознание того, что Юра мог значить для кого-то так многое, повергало в шок, как и повергало в шок то, что Юра был жутко зависимым от Володи. Он с трепетом ждал их уединённых встреч, их поцелуев. Он не мог оторвать своего взгляда от такого родного лица, и всё гадал — пройдёт ли это когда-нибудь? Настанет ли тот день, когда прикосновения Володи станут обыденными, а сердце Юрки успокоится? Юре казалось, что нет. Он думал, что Володя всегда будет заставлять его волноваться.              — Возможно, товарищ Давыдов, — ухмыльнулся Юрка, которого изнутри распирало необъятное счастье, — мы сойдём с ума вместе?              Володя ничего на это не ответил, лишь чмокнул Юрку в щёку, когда проходил мимо, после чего молодые люди отправились на обед.              — Какие планы на тихий час? — поинтересовался Юрка, когда они почти подошли к столовой.              — Я хотел сходить в лес за одним из реквизитов — поленом, но, — Володя посмотрел наверх — небо по-прежнему было хмурым, однако дождя пока за этой хмуростью не последовало, — боюсь, как бы нас не застал дождь. Даже не знаю. Наверное, придётся отложить поход до завтра.              — Может, тогда под иву сходим, если дождя не будет? Это всё ближе, чем в лес.              — Под иву можно. В крайнем случае, побудем в кинозале. Сегодня, кстати, репетиция вечером отменена, пятому и четвёртому отрядам будем показывать фильм.              Юрка затормозил. Он и позабыл, что в течение смены каждому отряду в кинозале показывают один-два сеанса мультфильма или кинофильма, в зависимости от возраста присутствующих.              — Саныч не сможет вечером сидеть в киноаппартаной, — продолжил Володя, — поэтому за плёнкой поручено следить мне. Он мне покажет, что и как, и я останусь там, — Давыдов усмехнулся, а Юрка очень игриво ему ответил:              — Я приду туда, можно?              Володя сверкнул в его сторону глазами.              — Только сделай это незаметно. В кинозале будет Аня, а я не хочу больше выслушивать от неё то, что моё внимание безгранично принадлежит тебе.              Юрка выдал изумление, но ответить ничего не успел, потому что они пришли в столовую. Володя кинул тихое: «встретимся после отбоя» и прошёл к своему столу, Юрка пошёл с своему, чувствуя при этом чей-то прожигающий взгляд. Почему-то он не сомневался, что этот взор, ощущающийся через ткань футболки, принадлежал Анне Владимировне.              А ещё было занимательно, что Аня высказывала недовольство Володе. И как же Юре хотелось узнать, что друг ответил ей на эти реплики. Стоило бы поинтересоваться.              Однако настроение Юры взгляды Земцовой испортить не могли. Больше он не собирался обращать внимания на вожатую четвёртого отряда. Володя заверил его, что к Ане у него не могут возникнуть романтические чувства, а значит, Юре не стоило переживать.              Потому что Володе он доверял всецело. Он даже себе так не доверял, как этому милому вожатому пятого отряда, который однажды покорил его сердце, и теперь Юрка ни за что его добровольно не отпустит.              Обед показался Коневу очень вкусным. Или это его настроение было таким, что всё вокруг виделось прекрасным. Он предвкушал тихий час и поход к иве, чтобы, наконец, расслабиться под зелёным куполом, ветки которого были стражниками их с Володей личного мира.              После обеда все не спеша шли в сторону корпусов. Небо затянуло ещё сильнее, но дождя пока не было. Юрка прошмыгнул мимо соотрядников, и Ирина уже даже не спрашивала, куда понесли его ноги — наверняка она знала, что всё своё время он проводит с Давыдовым — и направился в сторону обычного места встречи с Володей, не забывая оглядываться, однако никто за ним не шёл. Земцова повела свой отряд на тихий час, Сидорова, как успел заметить Юрка, тоже ушла с Ириной в сторону их корпуса.              Володя задержался на десять минут. Юрка нервно поглядывал на часы, боясь, что друг где-то затерялся, когда Давыдов появился на дорожке. Он шёл торопливо, а небольшие порывы ветра теребили его чёлку.              — Прости, — выдохнул он, оказавшись рядом с Юркой. — Искал Саныча, чтобы напомнить ему о вечернем сеансе. Мне кажется, он опять собирается уйти в запой.              Юрка закатил глаза, даже не удивляясь этому факту. Ему казалось, что их завхоз уходил в запой стабильно раз за каждую смену. В том году было то же самое. Юрка только и успевал выполнять поручения Ирины Петровны, пока в его жизнь вихрем не ворвался Владимир Давыдов, взявший его под собственное крыло.              — Неудивительно, — фыркнул Юрка. — Пойдём?              Володя взглянул на небо. Брови его были слегка нахмурены.              — Я всё ещё думаю насчёт дождя.              Но Юрка уже тянул его за локоть.              — Идём, в конце концов, нам тоже нужно уединение.              Володя не стал сопротивляться, и вместе они пошли в сторону их убежища, которое позволяло расслабиться в тени от посторонних и, порой, слишком любопытных глаз.              Только вот на большей части, лежавшего до ивы, пути их застал тот самый нерешительный дождь, который собирался погостить в «Ласточке» ещё с прошлого вечера и наконец-то начал капать с неба. Сначала это были скромные капли, которые Юрка ощутил на кончике носа и немного правой щеке, затем они ударили его по плечам, оставив следы на белой футболке. Он остановился и обернулся на Володю, идущего за ним, потому что тропа, по которой они шествовали, была узкой.              — Дождь? — зачем-то уточнил Юрка, прекрасно понимая, что ещё немного — и их настигнет не три безобидных капли. Володя остановился, вздохнул.              — Так и знал, что не успеем, — немного ворчливо и раздосадовано проговорил он. Капли дождя усилились. — Обратно в лагерь поворачивать нет смысла. Придётся ускорить шаг и прятаться под ивой, надеюсь, её ветви защитят нас от стихии.              Но шаг они не ускорили. Им пришлось бежать, потому что дождь с каждой секундой набирал обороты.              В итоге они всё равно не успели. Когда до ивы оставалось всего ничего, начался сильный ливень, который стал одной сплошной стеной, и молодые люди, уже спрятавшиеся под деревом, были насквозь промокшими.              Юрка чувствовал, как по голове стекали толстые капли, как волосы стали тяжелее, а футболка неприятно прилипла к телу. Он стоял, прислонившись к стволу, и пытался отдышаться от интенсивного бега.              Напротив него стоял не менее мокрый Володя. Его рубашка тоже прилипла к телу, красиво облегая торс под ней, а капли скатывались за стекла очков, и Володе пришлось их снять, чтобы протереть пальцами.              Дождь бил по листьям ивы, но на поляне было сухо. Юрка, взъерошив волосы, полные воды, вдруг расхохотался.              Он не понимал, почему ему было так радостно. Они оба стояли под деревом, намокшие и прекрасно знавшие, что может пойти дождь, однако рискнувшие выбраться за пределы лагеря, лишь бы побыть наедине.              — Ты чего? — Володя с лёгким недоумением посмотрел на хохочущего друга.              Юрка прекратил смеяться и просто улыбался Давыдову:              — Не знаю. Просто хорошо. Даже несмотря на то, что мы вымокли до последней нитки.              Володя тоже мягко рассмеялся после сказанных Юркой слов, а в следующую секунду сократил расстояние между ними, прижимая Конева к стволу дерева. Его губы требовательно прижались к Юркиным, и он настойчиво раздвинул их языком, проникая внутрь Юркиного рта. Юрка на секунду опешил от такого, но всего лишь на секунду — и кинулся с неменьшей страстью отвечать на поцелуй Володи. Сегодня он стал чуть поувереннее: попробовал захватить губами сначала верхнюю губу Володи, потом переключился на нижнюю. Володя опустил руки Юре на бёдра и сжал их, прижимая их ближе к своим, но потом вдруг резко всё прекратил. Он оторвался от Юрки и с ужасом в глазах посмотрел на Конева:              — Мы не можем так целоваться, — выпалил Давыдов, нервно поправляя очки на переносице. Юрка не сдержался и зарычал от негодования.              — Почему? Тебе же нравится, — ох, Юрка знал, что играл не по правилам. Но те желания, что испытывали они оба, заставляли Юрку чуть ли не умолять. — Здесь никого, кроме нас, нет, и мы можем спокойно…              — Не можем, — перебил его Володя, выглядя при этом подавленным. — Меня посещают разного рода… — он сделал паузу, подбирая слово. — Мысли в отношении тебя, противиться которым мне с каждым днём всё сложнее. Не надо, Юрочка, я не хочу… Совращать тебя.              Юрка выпучил глаза на Володю, не веря собственным ушам. Да Давыдов конкретно издевался над ним! Издевался над ними обоими!              — Володя! — в негодовании пророкотал Юрка и вдруг резко сам схватил Володю за бедра и рывком притянул к себе. — Хватит. Прекрати сдерживаться, — прорычал в самые губы, не давая Давыдову вырваться из своей хватки, — всё взаимно и всё обоюдно. Пожалуйста, Володь… — одна рука Юрки поднялась чуть выше, вытащила рубашку из-под пояса брюк и прошлась по голой и мокрой спине.              — Юра… — судорожно выдохнул Володя.              — Поцелуй меня. Поцелуй меня так, как хочешь, — Юрка знал, что очень даже провоцировал Володю такими фразами. Потому что видел, что Володя не может отказать ему в таких просьбах.              И Володя им поддался. Захватил своими губами нижнюю губу Юры, слегка посасывая её в нежном прикосновении, а затем его язык проник в рот Юры, и тут у обоих словно сорвало крышу.              Юра стал напористей. Его рука вынырнула из-под рубашки, и теперь обе его руки переместились к красному галстуку. Наощупь развязав его, Юрка принялся за пуговицы. Он расстегнул три, когда Володя неожиданно оторвался от его губ и спустился поцелуями вниз, дотрагиваясь губами шеи.              Юрка откинул голову назад, открывая больший доступ, и почувствовал, как пальцы Володи развязали теперь уже его галстук и расстегнули две единственные пуговицы на его футболке. Открывшаяся кожа сразу покрылась мурашками, и Володя начал осыпать её поцелуями. Руки его гладили Юркину талию, а затем спустились ниже и обхватили ягодицы, сжали их и притянули к бёдрам Володи ещё ближе. И тут Юрка почувствовал желание и возбуждение Володи, почувствовал его вперемешку со своим и не сдержал громкий стон, от которого сам смутился. Но останавливаться он не собирался. Он хотел, чтобы Володя продолжил ласкать его губами, чтобы его руки переместились чуть вперёд и погладили причинное место.              И Юрка едва не попросил об этой ласке, как всё прервалось. Володя, тяжело и загнанно дыша, словно попал в ловушку дикого зверя после длительной погони, прислонился лбом ко лбу Юры. Их развязанные галстуки висели на шеях, верхние пуговицы рубашки Давыдова и Юркиной футболки были расстегнуты. Одна рука Володи обвила шею Конева, другая лежала на его бедре.               — Мы не можем, — снова выдохнул Володя. — Я не могу. Я не могу делать с тобой… Такие вещи. Юрочка, не искушай меня… — умоляюще произнёс Володя, и Юрка вздохнул, кивнул. Володя отпустил его и отступил. Дождь за пределами ивы чуть стих, но не закончился.              — Обратно в лагерь? — спросил Юра, застёгивая рубашку. В голове всё проносились картинки того, если бы Володя позволил им обоим зайти дальше. Он думал о том, как эти маленькие пуговицы расстёгиваются одна за другой, как Володя целует его во всех местах, что открываются его глазам. Внизу живота приятно скрутило, по всему телу прошлась волна удовольствия, которая искала выход. Юра чувствовал, как немного тесно стало в брюках, и старался найти что-нибудь, на что можно было отвлечься.              — Нет, — ответил Володя, уже застегнув свою рубашку и завязав галстук. Юрка вспомнил про свой, но руки его не слушались, да и удобнее было завязывать его перед зеркалом. — Давай помогу, — видя беспомощность друга, Володя встал ближе к Юре и схватился за красные концы. — Что ж Вы, Юрий Ильич, — начал он насмешливо, но голос его слегка был сиплым, и Юрка понял, что Володя тоже старается переключиться на что-нибудь другое, — прошли пионерию, а галстук по наитию завязывать так и не научились, — руки Володи ловко расправились с красным знаменем. Юрка хмыкнул, чувствуя, что немного успокаивается.              — Хорошо, что теперь у меня есть ты, — ответил Конев, — не нужно беспокоиться об этом.              Володя дёрнул уголками губ.              — Посидим возле дерева? — предложил он. — Всё равно надо дождь переждать, да и с тобой я хочу побыть.              Юрка подарил беглую улыбку и тут же опустился на ковровую поляну, прислоняясь спиной к коре дерева. Володя опустился рядом с ним, но ложиться на колени Юре не стал, а просто взял его руку в свою и начал поглаживать костяшки. Юрке было так хорошо и спокойно, что он даже прикрыл глаза, слушая шум дождя за зелёной стеной. А потом вспомнил то, что Володя сказал про Аню перед тем, как они разошлись в столовой, и спросил:              — Слушай, Володь, а Аня… Она сильно меня ненавидит?              Володя, затылок которого до этого тоже был прислонён к стволу, оторвал голову и с изумлением посмотрел на Юру.              — Ненавидит? Юрка, — Давыдов усмехнулся, — Аня, конечно, любит внимание, как я уже говорил, и не любит делить меня с кем-то, как я тоже выяснил, но чтобы опуститься до ненависти? Это… Как по мне, слишком. Но я уже сказал ей, что между мной и ней может быть только дружба. Что я ничего не чувствую, и если она хочет и дальше оставаться мне подругой, то ей лучше прекратить все поползновения в мою сторону.              Юрка неосознанно сжал его руку. Впервые за смену в нём поселился какой-то страх. Нет, он не боялся Земцову, но отчего-то начал бояться того, что она может разрушить то, что было между ним и Володей. Хотя Юрка этого не допустит. Всеми силами попытается сохранить их с Володей отношения.              — И она согласилась? — тихо спросил он. Ему слабо верилось, что такая, как Анна Владимировна Земцова, с лёгкостью отступит от своего.              — А разве у неё был выбор?              Юрка пожал плечами, больше не затрагивая эту тему. Однако неприятное чувство тревоги поселилось в груди.              Чувство, которое потом будет преследовать его на протяжении многих-многих лет.              Дождь прекратился через двадцать минут. Всё это время Юра и Володя держались за руки, обсуждая то спектакль, то оставшиеся мероприятия до конца смены, не затрагивая тему прощального костра. Юрка осознавал, что рано или поздно им придётся поговорить и решить, что с ними будет дальше, но сейчас он понимал, что не хотел бы омрачать их совместное времяпрепровождение такой темой.              Возвращались обратно не спеша, потому что ливень превратил пыльные дорожки в грязь. К концу их путешествия пары кед, что Юркиных, что Володиных, были сильно перепачканы.              — Значит, договорились о встрече в киноаппаратной? — спросил Юрка, игриво дёрнув бровями. Ему нравилось флиртовать с Володей и нравилось смущать этого порой слишком серьёзного человека.              — До встречи в киноаппаратной, Юрочка, — он встал чуть ближе к нему и незаметно сжал руку, а затем под звуки горна пошёл к корпусу пятого отряда.              Полдник, а после общественные работы пролетели для Юрки слишком быстро. Он и оглянуться не успел, как заметил толпу идущих в сторону кинозала ребят пятого и четвёртого отрядов. Лена с Земцовой шли впереди, о чём-то переговариваясь, и Юрка заметил, какая вежливая улыбка блуждает по лицу белокурой вожатой. Такой улыбки Юрка точно никогда не удостоится. Но по этому поводу он особо и не переживал.              Подождав пока все скроются в кинозале, Юрка прокрался к ещё не закрытым дверям и прошмыгнул в полутёмное помещение. Земцова и Лена рассаживали своих подопечных, и Юрка, пригнувшись так, чтобы его никто не заметил: ни октябрята, ни старшие, шёл крадучись вдоль кресел последнего ряда, который пустовал, пока не достиг нужной двери, стоявшей в самом углу кинозала — она и вела в киноаппаратную.              Аккуратно приоткрыв её, Юрка проскользнул внутрь, поднялся по ступенькам и отворил ещё одну дверь, тут же оказываясь внутри небольшого помещения. Он был здесь однажды — в тот год, когда хотел помочь, а потом из-за короткого замыкания здесь всё погорело, в последствии чего обвинили во всём Юрку.              В комнатке стоял небольшой стол со стулом, а всю остальную часть помещения занимал лентопротяжный механизм. Володя стоял рядом с аппаратом и заряжал одну из бобин с фильмом на плёнке в специальный держатель.              Он на секунду обернулся:              — Привет, — улыбнулся и вернулся к настройке показа будущей киноленты.              Юрка предусмотрительно закрыл дверь на ключ, чтобы никакая Земцова не вздумала даже близко подойти к этой комнате и помешать ему наслаждаться обществом Володи.              — Привет, — ответил Юрка и бесцеремонно уселся на стол. Глаза его тут же вперились в широкие плечи Володи, который успел переодеться: теперь на нём была длинная тёмная кофта, скрывающая его красивые руки, а ноги были облачены в спортивные штаны.              Как же Юре хотелось подойти к нему и прижаться ближе, зарыться носом в короткие волосы и просто стоять так, пока не надоест.              Но Юрка не смел мешать Володе, пока тот был занят важным делом.              Закончив с аппаратурой, Володя нажал на кнопку, и лентопротяжный механизм загудел, просыпаясь от долгого сна. Катушки начали вращаться, и вскоре из кинозала послышались первые титры.              — Что показывают малышам сегодня? — спросил Юрка, когда Володя подошёл к нему.              — Королевство кривых зеркал, — ответил Давыдов. — Как раз до ужина будут смотреть.              — О, а я думал, что вы их мультиками побалуете.              Володя развёл руками.              — Все вопросы к начальству. Ольга Леонидовна считает, что лучше посмотреть поучительный фильм.              Юрка хмыкнул. Он даже не сомневался в том, что программу выбирала его любимый воспитатель.              — Засеки, пожалуйста, пятьдесят минут от начала фильма. Мне нужно будет потом бобины поменять.              Юрка взглянул на время: часы показывали ровно восемнадцать ноль-ноль.              — Сейчас шесть часов вечера, — сказал Юрка, а потом вдруг схватил руки Володи и потянул его на себя. — У нас с тобой много времени, чтобы насладиться друг другом, иди ко мне, — Юрка, сидевший на столе, вдруг раздвинул ноги и притянул Володю к себе, тут же обхватывая его талию ногами, словно Володя был канатом. Осторожно сняв с него очки, Конев даже восхитился этим действием и тем, как Володя сщурился, и отложив их в сторону, Юрка одной рукой зарылся в волосы Володи на затылке, а другой забрался под кофту и дотронулся тёплой кожи на талии. Володя вздрогнул, но отодвигаться не спешил. Похоже, ему самому нравилась та поза, в которой они сейчас находились.              Юрка потянулся к манящим губам и коснулся их сначала легко. В ноздри тут же ударил знакомый, родной запах Володи, и одна рука Юрки переместилась выше — смяла горловину кофты, словно хотела притянуть Володю ближе к своему хозяину. Юрка нежно зажал своими губами нижнюю губу Володи и слегка потянул на себя, помня, что Давыдов делал то же самое, и это Юре очень понравилось, а Володя в свою очередь проделал те же манипуляции только с верхней губой Юры, и Конев ощутил дикое желание, проснувшееся внутри и разбудившее его кровь, которая быстрее побежала по венам, заставляя сердце биться в ускоренном темпе.              Юрка приоткрыл рот, и в этот раз действовал он первее: его язык ворвался в рот Володи и неумело несколько раз прошёлся по нёбу, однако это возымело эффект: Володя вдруг тихо, почти неслышно издал стон и на автомате прижал Юркины бёдра к своим. Руки его беспорядочно стали водить по Юркиному телу, а поцелуй стал более мокрым.              Юра знал, что долго это не продлится. Что Володя всё равно его оттолкнёт, но делал всё для того, чтобы оттянуть этот момент. Он оторвался от губ Давыдова и сразу же припал к его шее, прокладывая дорожку мелких поцелуев по горлу вниз. Пальцы Юрки подцепили язычок молнии Володиной кофты и потянули вниз. Юрка расстегнул её, и Володя позволил ему стянуть вещь с себя, оставшись в чёрной футболке.              Кофта полетела куда-то в сторону. Пальцы Юрки подцепили края футболки и нагло залезли под ткань.              Кожа Володи была горячей, и Юрка плавился от этих прикосновений. Его губы всё ещё блуждали в районе верхней части ключицы, и он думал, что сойдёт с ума.              Пальцы левой руки Володи в это время зарылись в волосы Юры и перебирали слегка волнистые пряди, а другая сжимала бедро. Володя откинул голову назад и закрыл глаза. Полутёмное помещение будоражило сознание. Юрка не мог остановиться.              — Если я сниму футболку, это будет слишком? — сипло проговорил Юра, оторвавшись от Володи. Давыдов посмотрел на него расфокусированным взглядом, и Юрка не мог поверить, что это сотворил он.              — Это будет слишком, — хрипло ответил Володя и погладил Юрку по щеке, Юрка тут же прижался к костяшкам. — Боже, как же тебе ласки хочется, Юрочка, ну почему ты такой… — Володю сковал порывистый выдох.              — А тебе не хочется? — вырвалось у Юрки. Он поднял руку, провёл пальцами по грудной клетке, спустился чуть ниже, до пояса брюк, не решаясь идти дальше, и закусил губу, не понимая, что с ним творится. Почему ему так сильно хотелось Володю, что аж тело сводило приятными судорогами? Это всегда так? Или только тогда, когда тебя настигает первая любовь?              Володя вздохнул.              — Хочется, Юрочка. Я ведь сам едва сдерживаюсь. Ты просто представить себе не можешь, о чём я думаю. Но я, — он расставил обе руки по сторонам и наклонился к Юре низко, почти задевая его губы своими, и Юра видел — серо-зелёные глаза пылали огнём, который добыл в них Юрка. — Не могу этого сделать. Не могу порочить тебя.              Юрка в раздражении закатил глаза.              — Опять двадцать пять.              Володя не сдержал усмешки.              — Тоже слушаешь эту программу на радио «Маяк»?              — Пару раз слышал, когда ехал с отцом в машине, — невпопад ответил Юрка, слегка поникший. В груди зудело от переизбытка чувств, между ног опять горело возбуждение, которому нужен был выход наружу. Хоть в душ иди, честное слово.              — Злишься? — ласково спросил Володя, даря поцелуй в подбородок. Юрка насупился.              — Злюсь, — буркнул Юрка, даже не скрывая своего разочарования.              — А если так? — губы прошлись смазанным поцелуем по боковой области шеи, чуть ниже уха. Юрка почувствовал мурашки.              — Пытаешься задобрить? — сладостно выдохнул он и слегка запрокинул голову, чтобы Володя снова провёл губами по нежной коже, которая тут же стала похожа на гусиную.              — Тебе так приятно? — горячий воздух прошёлся по тому же месту, где секунду назад были губы Давыдова, и от переданного тепла Юрке казалось, что мурашек стало больше. — Я так сильно тебя волную?              Юрка, не выдержав, повернул голову вбок и впился жадным поцелуем в Володины губы, думая, что никогда не устанет целовать их. Володя ответил ему с неменьшей жадностью, прижимая Юркины бёдра к себе ближе, и Юрка чувствовал — Володя горит. Эта твёрдость, которая ощущалась в его штанах, смутила и взбудоражила Юрку одновременно. Ему стало и страшно, и любопытно. Хотелось попробовать запустить руку под резинку штанов и трусов и просто… Потрогать. Понять, каково это — держать чужую плоть в собственных руках.              Будет ли это волнительно и стыдно?              Юрка не был уверен, что готов к этому. Может, Володя делает правильно, что останавливает их? Может, они ещё не готовы к таким… Взрослым заходам?              — Я чувствую твою неуверенность, Юрочка, — выдохнул Володя в ухо Юрке, заставляя Конева съёжиться от этого насмешливого тона. — Давай остановимся. Думаю, на сегодня достаточно впечатлений.              Володя напоследок чмокнул его в щёку, а затем вышел из кольца его ног, поднял кофту, которая смятой грудой валялась на полу — Юрка и не думал, что так далеко закинул её — и подошёл к аппарату, крутящему плёнку.              — Иди сюда, здесь через окошко хорошо видно фильм.              Юрка слез со стола, чувствуя лёгкую дрожь в коленях.              Он пытался восстановить дыхание, будто бежал без остановки, и старался отогнать образы того, что они с Володей могли бы сделать на этом столе, одновременно с этим понимая, что они оба ходили по грани между уверенностью и неуверенностью правильности выбора, и Юрка не знал, насколько их ещё хватит.