С любимыми не расставайтесь

      Пока паспорт находился на изготовлении, Володе выдали справку с его исходными данными, которые он назвал в паспортном столе. Он особо не вдавался в подробности того, как делают документы человеку, который потерял память, потому что Дима заверил его, что совсем разберётся.              Отпечатки, больше для своего успокоения, Володя тоже сдал, чтобы знать наверняка, что он чист перед законом. Хотя ему будет не по себе, если он всё же где-нибудь всплывёт. Однако в таком случае он сможет узнать о себе достаточно многое и, возможно, найти родных.              Но всё это было преждевременно.              Гульнара познакомила его со своим братом. Рамзан, хоть и обладал не самым лучшим в мире характером, в общих чертах оказался очень доброжелательным сорокалетним мужчиной, с сединой в висках и очень широкой улыбкой. Он работал прорабом на стройке и предложил Володе недавно освободившуюся должность маляра-штукатура.              — Не уверен, — сказал Володя, сидя за столом на кухне и держа в руках чашку с зелёным чаем внутри. Тот был вкусный, но Володя чётко понял, что предпочитает всё же чёрный. — Что я могу этим заниматься. Ведь для этого… Нужно специальное образование?              Рамзан махнул рукой и пригладил короткую бородку тёмного цвета. Уголки его губ застыли в усмешке.              — Ерунда. У нас некоторые парни совсем без образования. Научились за пару недель. Там ничего сложного. А деньги хорошие платят. Если тут, в Гудермесе, объект к срокам сдадим, то уже в новом году нам дадут восстанавливать дома в Грозном. По крайней мере, я слышал это от руководства. Они очень хотят получить заявку на подряд. Там же государственные деньги, к тому же отличная репутация для фирмы, которая восстановит бóльшую часть сердца Чеченской республики.              Володя, конечно, сомневался, но сыскать работу в такое непростое время без образования будет нелегко. А Рамзан вроде как относился с пониманием.              — Ну хорошо, — ответил Володя, пытаясь придать голосу твёрдость, однако в нём отчётливо слышалось сомнение. Рамзан, впрочем, не обратил на это никакого внимания и был очень рад положительному ответу.              На работу Володя уже отправился на следующий день. Это был частный сектор, и команда Рамзана заново возводила трёхэтажный дом на чьём-то участке. Помимо дома там строилась ещё и баня с беседкой. Все, кто там работал, имели кавказскую внешность, но вполне дружелюбно приняли Володю, который поперву ощущал себя неуютно, когда мужики разговаривали на своём языке.              В напарники ему достался Аслан — девятнадцатилетний племянник Рамзана и Гульнары, сын их троюродного брата. Паренёк был очень высоким, выше Володи на целую голову и очень-очень худым. При этом всю работу он делал шустро и объяснял тоже очень бегло, с явным акцентом, и Володя едва поспевал уловить суть сказанных предложений. Теория оказалась для него дремучим лесом. С практикой дела обстояли получше. Аслан, несмотря на свою вертлявость, оказался вполне терпеливым учителем и не стеснялся делать Володе замечания, когда шпаклёвка или грунт ложились неровно.              Стройка отнимала достаточно много сил, но в конце недели Рамзан всегда отдавал положенную за неделю заработную плату. Володя распределял заработанные деньги грамотно: часть откладывал в личную копилку, часть отдавал Гульнаре за продукты и коммунальные услуги. Иногда брал деньги из своей копилки, чтобы купить себе личные вещи. Всё же у него появлялся дискомфорт от ношения одежды покойного Радмира. И ему хотелось иметь что-то своё.              Два раза в неделю по утрам он посещал больницу и проходил должную терапию, беседовал и с психологом, и с психиатром, но улучшений по-прежнему не предвиделось. Как и не предвиделось разного рода вспышек. Володя больше не вспоминал ничего из прошлого и беспокоился, что его мозг, выдав череду воспоминаний, заснул на неопределённое время.              Дабы отвлечься от этого, иногда вечером Володя звонил Диме, когда тот дежурил. Они не могли долго разговаривать, но голос нового знакомого действовал на Володю успокаивающе. Володе нравилось слушать рабочие истории Димы, в которых происходили казусы и конфузы. В свою очередь Володя тоже делился историями с работы, пусть и не такими красочными. На том конце провода Дима слушал увлечённо и порой задавал вопросы, которые не давали усомниться, что жизнь Володи действительно кому-то интересна.              — Кстати, завтра придут результаты по отпечаткам. Москва всегда долго отвечает, — бодро сказал Дима. Время на часах уже перевалило ближе к полуночи, и Володя подавил зевок — сегодня они с ребятами разгружали машину полную кирпичей, его спина изрядно ныла, а руки и ноги гудели от небывалой нагрузки. — В этот раз пришлось ждать три недели.              Телефон, по которому они разговаривали, находился на кухне. Гульнара уже давно ушла спать, а Володя сидел около подоконника, на котором стоял телефонный аппарат, и поглядывал на тонкий месяц в центре небосвода. Тот был похож на белесый коготь, а его холодный свет падал прямо на деревья, которые днём играли золотыми красками за счёт окрасившихся в цвет осени листьев.              Сентябрь уже подобрался к двадцатым числам, и взгляд Володи от лунного месяца переместился на настенный отрывной календарь. Сейчас на нём ещё значилось двадцатое сентября, напечатанное чёрным цветом. Завтра с утра Гульнара оторвёт лист и явит миру новое число, как делала это всегда, когда готовила завтрак. Она всё время вставала раньше Володи, даже если ей не нужно было на работу, и провожала его, как любящая и заботливая мать. Володя поначалу пытался образумить её, сказать, что она должна побольше отдыхать, но все его протесты были встречены Гульнарой осуждающе. И Володя бросил эти попытки, поняв, что ей просто нужен кто-то, кому она будет отдавать всю заботу, накопившуюся у неё в избытке за всё то время, что она провела в одиночестве.              — Это хорошо, — ответил Володя, его голос был не так бодр ввиду усталости, но новость действительно немного приободрила, потому что пока ещё оставалась надежда на то, что о Володе станет хоть что-нибудь известно.              — Я завтра заканчиваю в двенадцать дня, потом свободен. Может, встретимся где-нибудь?              Володя не сдержал мягкой улыбки и порадовался, что никто его не видит. Всё это время он старался не думать о Диме, как об объекте своей симпатии, но каждый раз проваливался с треском, стоило ему услышать на том конце провода голос милиционера. Тогда Володя сразу ругал себя за неправильные мысли и старался думать, что в том месте, где он живёт, такое не принято. Но вместе с тем, где-то в глубине души, он всё равно ощущал себя странно спокойно. Будто он… Давно смирился с этим? Хотя некоторые страхи всё же рвались наружу. Например, такие, что Володя может выдать свою симпатию ненароком. И тогда отхватить оплеуху… Или того хуже: быть застреленным представителем правопорядка.              Потому что отношение психиатра к таким людям, как Володя, показывало истинное положение вещей. Гомосексуализм, как успел узнать Володя, не поощрялся в его стране, а если учесть, что Чеченская республика стала де-факто вне правового поля Российской Федерации и у неё появился собственный кодекс, то лучше не попадаться в руки правосудия на своих предпочтениях. Потому что в том кодексе можно было встретить различные вариации наказания за такое нарушение, вплоть до смертной казни.              — А ты не захочешь отдохнуть после дежурства? — учтиво спросил Володя, постукивая пальцами по подоконнику. Дима усмехнулся в трубку, и Володя попытался представить его лицо в этот момент. Сердце, как и всегда, ласково дёрнулось.              — Я уже привыкший мало спать, но, если это важно для тебя, мы можем встретиться вечером, когда я отдохну? — сказанное отдавало вопросительной интонацией, будто Дима давал Володе шанс согласиться на скорую встречу, а не ждать до вечера. Но Володе было жаль работающего сутки напролёт милиционера.              — Да, для меня это важно, — ответил он, даже не заметив теплоту в голосе. А когда понял, готов был отругать себя всеми нелестными словами, которые успел выучить с мужиками на стройке. Те никогда не стеснялись в выражениях. Уши успевали завянуть от такой речи.              Дима снова издал смешок. Володе почудилось, что за этой эмоцией скрывалось… Волнение?              — Хорошо, давай договоримся на вечер? Я заеду, скажем, часиков в пять? Можем сходить в кинотеатр, хоть какая-то отдушина после стольких лет войны. Его снова открыли на этой неделе. Что скажешь?              Володя не помнил, ходил ли когда-нибудь в кинотеатр, любил ли смотреть кино на экране, но эта идея понравилась ему. Ведь нужно познавать жизнь заново, не так ли?              — Да, я согласен. Это отлично. Здорово, — он протараторил это быстро, пытаясь скрыть собственное смущение. Ему бы держаться от этого подальше, да не хочется. Он будто и чувствует себя ненормальным и будто осознаёт, что с ним — всё хорошо.              На этой ноте они распрощались, и Володя ещё некоторое время разглядывал соседний дом, в котором то зажигался свет в окнах, то пропадал. Сотни людей жили за кирпичными стенами, и Володя был одним из них. И вроде всё налаживалось, но ощущение потерянности никуда не исчезало. Ему казалось, что он забрёл в тёмный лабиринт, в попытках отыскать свет в конце, чтобы прийти к тому, что окружало его раньше.              Он просто пытался найти себя.              И пока ему это плохо удавалось.              На следующий день, встретившись с Димой, Володю ждали в какой-то мере утешительные новости: он не числится ни в одной из баз по преступникам.              Сидя в машине у Димы и держа листок с ответом из Москвы, Володя вроде как и испытывал облегчение и радость от того, что он не нарушал закон, а вроде как и нет, ведь последняя надежда узнать о себе что-либо улетучилась, как сон поутру.              — Ты удручён, — заметил сидящий по левую сторону Дима. Его руки покоились на руле, сам он откинулся на спинку сиденья. Володя вздохнул, понимая, что отпираться нет смысла. В конце концов, он сидел рядом с милиционером, ловившим многих преступников, и уж чтение эмоций обычного человека было ему явно доступно.              — Да. Я… Я надеялся на результат, — с нескрываемым разочарованием протянул он, всё ещё поглядывая на лист, где чёрным по белому был дан отрицательный ответ.              — Володя… — протянул Дима с плохо скрываемым смехом. — Я впервые встречаю человека, который расстроился тому, что он не преступник.              Володя поправил очки. Да, звучало это достаточно глупо. Но он так хотел вспомнить хоть что-нибудь, что готов был цепляться за любую возможность.              — Я просто хочу вернуть себе воспоминания, вот и всё, — Володя повернул голову в сторону Димы и протянул ему лист. Дима, забирая его, коснулся своими пальцами Володиных и задержал прикосновение на несколько, как показалось Володе, долгих секунд, а затем отдёрнул руку. На месте прикосновения ощущалось приятное жжение. Хотелось чувствовать его снова и снова, но Володя не мог поддаться вперёд, чтобы поймать Димину руку.              — Понимаю, — слегка хрипло ответил Дима и спрятал документ в папку, лежащую до этого на коленях, после чего закинул её на заднее сиденье. — Может, вскоре ты вспомнишь что-нибудь ещё. Курс терапии ведь рассчитан на много месяцев вперёд.              Хотел бы Володя иметь хоть долю Диминого оптимизма. Он понимал, что требуется время, что ничего не случается по щелчку пальцев, но странное зудящее чувство, что он забыл что-то важное, абсолютно точно не хотело покидать его. А ещё тот мужчина из воспоминаний, который тоже наверняка был важен. Если бы вспомнить хоть часть из своей прошлой жизни… Если бы вспомнить…              — Ну что, в кино? — уточнил Дима, протягивая руку к ключу зажигания.              — Да, — ответил Володя, стараясь отвлечься от последних мыслей.       Пока Дима заводил машину, Володя потянулся к радио и покрутил колёсико. В салоне стала звучать песня Андрея Губина — «Ночь». Володя не помнил, слышал ли её раньше, но мотив ему понравился. Он ещё не определился с тем, какая музыка у него всё же в почёте. Дима приносил ему кассеты и с советскими исполнителями, и с зарубежными. Особенно Володе понравилась группа «Modern Talking». Их необычный стиль и мягкость звучания прокрадывались в самую душу с первых нот. Эти песни напоминали о чём-то далёком, а чистая, неподдельная романтика, звучащая в аккордах, запускала в душе мечтательные образы.              Но также Володе казалось, что он любил что-то другое. Что-то, отличное от романтики.              Он скосил глаза на Диму, уверенно сидящего за рулём и следящего за дорогой. На миг задумался: а умел ли он сам водить машину? Ведь мышечная память у него работает отлично. Что, если…              — Дим, — неуверенно протянул Володя, и Дима промычал, не отвлекаясь от дороги. Они как раз перестраивались в крайнюю правую полосу, чтобы уйти на поворот в сторону кинотеатра «Юность». — Слушай, а может… Может, в кино в другой раз? Я тут подумал… Подумал, может, я умею водить машину?              Дима задумчиво потёр ладонью руль. Сейчас он держал его одной рукой, вторая покоилась на колене.              — Хочешь порулить?              Володя пожал плечами.              — Хотел бы попробовать. Вячеслав Магомедович говорил, что с мышечной памятью у меня всё отлично, так что если я когда-то и водил, то вполне могу и сейчас.              Володя думал, что Дима откажет. В конечном итоге, машина принадлежала ему и он не был обязан давать её в руки постороннему человеку, к тому же ещё и потерявшему память.              Но Дима, как и обычно, не отказал в помощи.              — Хорошо, — вполне позитивно и дружелюбно отозвался он, — поехали на один заброшенный автодром, я там когда-то на права сдавал экзамен. Там и порулишь.              Автодром представлял собой унылое зрелище. Полуразрушенная дорога, поросшая травой, больше напоминала тропу из фильма ужасов, но Володя, настроенный решительно, сел за руль. Освещения на этом участке не было, и только фары помогали разглядеть хоть что-то в непроглядной темноте.              Руль в руках лежал идеально. Володя вцепился в него чуть посильнее, на самом деле пытаясь вызвать какие-нибудь забытые ощущения, но в голове, как назло, пустовало. Зато моторика рук помнила всё: он потянулся к ключу зажигания, снял автомобиль с ручника, затем его ладонь переместилась на коробку передач. Он ловко переключился на первую передачу, заставляя автомобиль двигаться. Колёса зашуршали по асфальтной крошке, и вскоре Володя делал круг за кругом по автодрому.              Сидящий рядом Дима болтал без умолку, и Володя даже отвлёкся от своих гнетущих мыслей. Удивительно легко было вспомнить, как водить автомобиль, и Володя всё же сделал выводы о том, что в прошлой жизни у него точно была машина.              — Вот бы знать наверняка, — говорил Володя, когда они с Димой снова поменялись местами и возвращались обратно в город, — были ли у меня права.              — Уверен, что были, — незамедлительно ответил Дима, не отрывая взгляда от дороги. До дома Гульнары оставалось буквально пять минут. — Тут даже сомневаться не стоит: ты отлично водишь.              Володя кивнул, соглашаясь с ним.              — Тогда есть смысл задуматься о получении новых прав, если, конечно, я точно ничего о себе не вспомню.              Сказав это, Володя ощутил прилив былой растерянности, но сейчас она была не так остра. Дима скрашивал его вечер, и Володя понимал, что этот милиционер нравится ему всё больше и больше.              Когда дом Гульнары показался впереди, Володя даже испытал сожаление по поводу предстоящего расставания. Время и правда летело слишком быстро.              — В следующий раз точно идём в кино, — резюмировал Дима, останавливая машину. Володя согласно кивнул, внутренне уже радуясь тому, что Дима тоже ищет его компании.              Хотелось бы подумать, что за этим скрывалось что-то большее, но Володя боялся тешить себя такими надеждами. Такого не бывает. Раз он неправильный, это не значит, что все вокруг такие же.              Распрощались они привычным длительным рукопожатием. Зайдя домой, Володе казалось, что в его животе вместо органов поселились бабочки, которые били крыльями изнутри, заставляя всё тело скручиваться от удовольствия.              Ему также казалось, что он и раньше испытывал такие же чувства. Очень сильные. Сильнее даже, чем сейчас.              Но только, увы, он не помнил, кто именно вызывал у него столь крепкие эмоции.              Ночью ему снова снились странные, волнительные сны.              «— У нас осталось совсем немного времени, — его щеки касаются мягкие, нежные пальцы. Глаза Володи закрыты и он не может открыть их — они не слушаются приказов, исходящих от мозга. Всё, что он может — полагаться на слух и ощущения. Сейчас с ним говорил тот голос из воспоминаний.       — Тогда поцелуй меня, — говорит Володя, совсем не раздумывая, и тут же удивляется собственным словам. Ему кажется, что он чувствует растерянность и последующую усмешку стоящего рядом человека. Почему, почему он не может увидеть его?       К губам тут же прижались чужие губы: и это было так сладко, и так больно одновременно. В сердце тотчас снова заныло. Это было не трепетное чувство, а разрывающая на куски, всепоглощающая, безмерная печаль. Словно она уже давно жила в сердце.       Володя попытался поцеловать в ответ, попытался схватить, но в последний момент всё оборвалось: он перестал чувствовать чужие касания, перестал ощущать рядом другого человека.       Вокруг стояла непроглядная тьма, а потом взрыв за взрывом. Володя инстинктивно пригнулся и смог открыть глаза. Рядом кто-то пробежал. Это был молодой человек. Лицо его было знакомым. Во взгляде читалось сумасшествие.       — Я не хотел предавать, — внезапно прошептал он. — Не хотел, чтобы всё так получилось. Не говори никому, ладно?       — Не говорить — что? — испуганно переспросил Володя, замечая, что он находится в какой-то подсобке. Место тоже смутно знакомое.       Ответить собеседник не успел: что-то бахнуло так сильно, что Володя…»              …Дёрнулся и проснулся. В комнате было темно, а из приоткрытого окна доносилась автомобильная сирена, режущая по ушам.              Володя потёр лицо, ощущая себя разбитым, и посмотрел на электронные часы, стоящие на столе. Они показывали начало третьего часа ночи. Автомобильная сигнализация стихла через несколько секунд, и комната снова погрузилась в тишину. Зря он оставил окно открытым. Ночью во дворе вечно что-то приключалось.              Сев на кровати, Володя потянулся к ночнику и надавил на переключатель. Лампочка была очень тусклой, создавая приглушённую обстановку в комнате, но Володе сейчас и не нужен был яркий свет.              Он попытался восстановить по крупицам свои странные сновидения. У него создавалось ощущение, что он уже когда-то проживал эти моменты, словно его посетило дежавю. Могло ли такое быть в прошлом?..              Как ему было жаль, что он не в состоянии вспомнить ни одного имени.              Обратный сон не шёл. Володя сходил на кухню, попил воды, захватил из вазы яблоко и вернулся к себе в комнату.              Приняв лежачее положение, Володя стал подбрасывать фрукт вверх и тут же ловить его раскрытой ладонью. Хотелось бы забыть ужасное чувство страха, что посетило его при последних картинках сна, но оно никуда не желало уходить.              Предательство… Возможно, его кто-то предал? У того парня из сна были очень виноватые глаза. Видел ли его Володя в реальной жизни? Вероятнее всего, да. Как жаль, что нельзя спроецировать людей из снов на бумагу, под копирку.              Поговорить об этом с Димой? Но что Володя ему расскажет? Что целовал какого-то мужчину, а затем к нему пришёл другой и причитал о предательстве?              Нет. О первой части сна лучше вообще помалкивать. Никому не стоит знать, что у Володи есть болезнь под названием гомосексуализм. Иначе вся его новая жизнь превратится в сплошной ад.              Уснуть Володе удалось только лишь под утро. Правда, проспал он не очень долго. К восьми часам к Гульнаре заявился Рамзан. Он о чём-то ругался на кухне, и Володя, разбуженный именно его грозным голосом, встал, понимая, что теперь поспит только ночью. Он обещал Гульнаре помочь с уборкой по дому, а ещё съездить с ней и Рамзаном за город, чтобы убрать остатки ботвы с дачи последнего.              Придя на кухню после водных процедур, Володя заметил: ворох бумаг на столе, раскиданных хаотично; стоящую у окна с кружкой чего-то горячего Гульнару, взгляд которой был устремлён вперёд; и Рамзана, пальцы которого зарылись в тёмные волосы и растрепали их в разные стороны, с разбитым выражением лица.              — Доброе утро, — Володя поздоровался первым, привлекая к себе внимание. Гульнара обернулась в его сторону и привычно улыбнулась тёплой, заботливой улыбкой.       — Доброе утро. Завтрак в сковородке.              — Доброе утро, Володь, — буркнул Рамзан. — Я тебя разбудил? Выглядишь помятым.              Володя поправил очки. Он-то надеялся, что его внешний вид будет относительно нормальным для того, чтобы избежать неуместных вопросов. Отчего-то он стыдился собственных кошмаров, считая себя из-за них неуравновешенным. Однажды он даже кричал во сне, да так, что Гульнаре пришлось его будить. Правда, никто из них не запомнил, что именно кричал Володя во сне.              — Да нет, я… Давно уже не сплю.              Гульнара взволновано посмотрела на него.              — Снова кошмар?              Володя поёжился, словно ему стало холодно, хотя на кухне от недавней работы газовой плиты было вполне жарко.              — Да так, ерунда… — махнул он рукой.              — Не ерунда, — тут же возразила Гульнара. — Ни мелисса, ни валерьяна не помогают. Может, тебе стоит поговорить с Евгением Прокофьевичем по поводу снотворных? Это же невозможно: всю ночь так мучаться.              Володя тут же вспомнил поучительный взгляд Евгения Прокофьевича, когда смел заикнуться о препаратах, и его слова: «Владимир, я не могу назначить Вам сильнодействующие препараты, так как во сне Вы можете сказать что-то важное. Вы же с кем-то живёте? Нужно хотя бы через ночь следить за Вашей речью».              Володя тогда кивнул и понял, что рассчитывать на поддержку психиатра не стоило.              — Это бесполезно, — в итоге выдал Володя. — Что у вас случилось? — поинтересовался он следом, пока накладывал омлет из сковородки. Тот был с тыквой и имел очень воздушную текстуру.              Володя прошёл к столу, и Рамзан бегло отодвинул листы, чтобы они не мешались. Вид непосредственного Володиного начальника был очень-очень удручённым, что даже не вязалось в целом со всегда оптимистично настроенным мужчиной. Он даже не был таким расстроенным, когда одна из стен обвалилась ввиду неверной укладки кирпичей, которую допустил один из новеньких парнишек.              — Денег не хватило на грёбаные стройматериалы, — слегка панически ответил Рамзан. — Вот сметы, закупали по ним, всё верно, но денег на вот эту смету не хватило. Руководство в бешенстве. А я не могу понять, где мы ошиблись? Я ведь каждую копейку только на материалы тратил. Каждую. Ничего в карман не положил. Ничего! — в сердцах воскликнул Рамзан и остервенело начал копаться в бумагах. Рядом с ним лежал калькулятор, и его кнопки нещадно прогибались под сердитыми мужскими пальцами. Из-за вороха бумаг в Володину сторону отлетела одна из смет. Ради любопытства он взял её в руки и начал разглядывать. Увидев цену на цемент, он нахмурился. А ещё того объёма, рассчитанного в смете, им бы не хватило даже до конца отделки.              Володя на секунду замер. Откуда он это знал? Почему был уверен, что не хватит? Он в строительстве без году неделя, но написанные исходные цифры так и кричали о том, что им этого не хватит.              Судя по дате, смета была свежей.              — Здесь ошибка, — выдал он, привлекая внимание Рамзана. Тот поднял голову, тёмные густые брови сильно нахмурились.              — Какая ошибка? — спросил он. Володя повернул к нему смету и объяснил свои доводы.              Рамзан тут же принялся считать. Калькулятор сказал, что Володя говорил правду.              — Очень любопытно… — пробормотал Рамзан. — А ну-ка, давай вот эту посмотри, — он протянул ему смету за июль. И чем больше Володя копался в сметах, тем отчётливее понимал, что с экономической точки зрения они были выстроены безграмотно.              В конечном итоге, они выяснили, что сумма по сметам превышена в несколько раз, когда как на руки Рамзану выдавали меньшее количество.       — Хьай тIол йеста хьа, — голос Рамзана стал грубым, лицо перекосилось от злости, и Володя догадывался, что брат Гульнары высказался нелестно обо всей ситуации. — Как мне доказать теперь, что брал то, что давали, и ни капли не положил в карман? Я ведь никогда не пересчитывал деньги, верил на слово! — грубость сменилась отчаянием. Володя заглянул в сметы ещё раз, понимая, что должен чем-то помочь.              — Давай сходим вместе к руководству, — сказал он, — я постараюсь объяснить им, что сметчик ворует у них прямо под носом.              Конечно, Володя не был уверен, что его станут слушать. В конце концов, кто он такой в этой огромной конторе? Так, незначительная персона, о которой никто не знал.              Но Рамзан просиял.              — Тогда завтра же утром. У тебя есть что-нибудь приличное? Если надо, костюм купим. Негоже на встречу с начальством в строительной форме идти.              Володя хмыкнул. Благо он позаботился о своём гардеробе. Когда выбирал вещи в магазине, понял, что ему очень нравятся классические и деловые образы. Словно он когда-то был бизнесменом и часто-часто надевал официальный стиль.       Но, конечно, это не могло быть правдой. Будь он бизнесменом, его бы уже давно нашли.              Скорее, Володя был обычным среднестатистическим человеком, имеющим какую-то работу и какое-то образование.              Хотя то, что он разобрался в сметах, навевало на подозрения, что с экономикой у него было не всё так плохо. Он видел и понимал цифры.              Встреча с начальниками, несмотря на немалое волнение, прошла отлично. Они выслушали доводы Володи, который, как настоящий дипломат, обосновал несопоставимость трат и заявленных сумм в сметах.              Итогом этого разговора стало то, что главного сметчика уволили, а Володе предложили повышение на должность помощника экономиста.              — Вам бы получить хоть какое-то образование, и тогда Вы бы могли претендовать на должность начальника экономического отдела, — заметил один из заместителей. Они остались в переговорной с Володей, завершая последние штрихи по документам. — Очевидно, что голова у Вас варит. Почему же Вы оказались в простых строителях?              Хотел бы Володя ответить на этот вопрос хотя бы самому себе. Не то что окружающим.              — Да как-то так в жизни сложилось… — пробормотал он. Заместитель — Аркадий Игнатьевич — закивал головой, но Володя понимал: по большому счёту этому большому человеку было плевать на его судьбу.              — Тогда, думаю, тебе стоило бы озаботиться получением высшего образования.              — Я учту Ваш совет, — кратко ответил Володя.              Вечером он встретился с Димой, чтобы поделиться с ним быстрыми переменами в жизни.              — … И вот теперь я — помощник экономиста, — закончил Володя свою историю, зачерпнув десертную ложку в стаканчик с мороженым. Они с Димой договорились посидеть в кафе под названием «Патио Пицца». Его недавно отреставрировали, и оно вновь начало принимать посетителей. В меню предлагалась пицца с различными начинками, а также вкусное мороженое.              Дима сидел напротив. Его тело было скрыто под тёмно-синим свитером, сам Володя предпочёл серую водолазку под горло и на тон темнее тёплый пиджак. Сегодняшний осенний вечер в Гудермесе был холоднее, чем предыдущие. Холода всё же подбирались и сюда.              Дима отправил в рот кусочек от шарика с ванильным вкусом и, прожевав его, ответил:              — Я всегда за повышение. Карьерный рост — одна из важных составляющих в работе. Думаю, это стоило бы отметить.              Володя откинулся на спинку диванчика, забитого подушками. Его мороженое слегка подтаяло, и шоколадный шарик смешался с белым пломбиром, создавая светло-коричневые оттенки по всей стеклянной посуде.              — Звучит интересно, — отозвался Володя. — Правда, я даже не представляю, что мог бы выпить за своё повышение.              — Коньяк, вино? — тут же предложил Дима. — У меня есть домашнее. Коллега отдыхал в Крыму и мне привозил угоститься. Я его ещё не открывал, но предыдущее было вот такое, — Дима показал большой палец вверх. — Сходим в кино, как и договаривались, а потом можно выпить у меня дома.              Сидела бы напротив Володи девушка, он бы счёл это приглашение, как акт к чему-то большему. Да-да, иногда вечерние посиделки с Гульнарой за телесериалом «Мелочи жизни» впоследствии помогали Володе ориентироваться в человеческих взаимоотношениях. По крайней мере, между мужчинами и женщинами. Как бы это всё происходило между мужчиной и мужчиной — для Володи пока оставалось загадкой. Он не раз думал о том, встречался ли он с кем-то в прошлом. Были ли у него отношения и к чему эти отношения в итоге приводили? Как жаль, что память пока не работала!              — Вино… — протянул Володя. Интересно, что он употреблял до того, как потерял память, и употреблял ли алкоголь в целом? — Я бы, наверное, не отказался.              — Вот и отлично, — Диму, кажется, совсем ничего не смущало. Он был слишком прост в своих действиях. — Тогда нужно выбрать ближайшие свободные выходные. Так, где тут у меня календарик…              Он достал из своего портфеля, с которым всегда ходил на работу, прямоугольную картонку. На лицевой стороне была нарисована яркая картинка с двумя смешными мультяшными бурундуками.              — Забавный рисунок, — Володя кивнул головой на календарик. Дима повернул его лицевой стороной к себе и ухмыльнулся.              — Ага, это Чип и Дейл. Помнишь, в девяносто первом году начали транслировать передачу под названием «Уолт Дисней представляет», эти персонажи оттуда. Я иногда оставался посидеть с племянником, сыном двоюродного брата, по вечерам, а эту программу тогда около шести вечера транслировали, так для него было целое горе, если он пропускал хоть один выпуск… — тут Дима осёкся, а Володя грустно улыбнулся. Ничего он из этого не помнил. И как безумно хотелось поддержать беседу. Сказать: «да, я видел, я помню». Но, к сожалению, такие мелочи для Володи пока что были недоступны. — Извини, — виновато продолжил Дима. Энтузиазм его несколько поубавился, из-за чего Володя стал ощущать себя неловко.              — Всё в порядке, — пальцы Володи нашли салфетку и стали комкать её в нервном жесте. Да что же он за собеседник такой, который портит весь разговор? — Мне нравится слушать истории. Наверняка я тоже видел эту передачу. Или слышал о ней. А может также сидел с кем-то из детей. Кто его знает, — он пожал плечами, устремив взгляд на салфетку. Та уже изрядно помялась. Затем он снова посмотрел на Диму. — Ты можешь продолжать говорить.              Дима съел ещё ложку мороженого.              — Дисней много чего транслировал. В девяносто третьем передачу переименовали в «Волшебный мир Диснея». Кстати… — тут Димин энтузиазм снова вернулся. — Он же до сих пор по РТР идёт. Только нужно узнать, в какое время. Всё, решено, будем смотреть мультфильмы Диснея.              Володя рассмеялся. Так вдруг стало на душе хорошо и тепло. Он, тридцатилетний мужчина, не помнящий себя, собирается смотреть мультики с таким же возрастным мужиком. Ещё и милиционером. Кажется, у кого-то не угасло детство совсем. Но… Надо же с чего-то начинать просвещение? Пусть будут и мультфильмы в жизни Володи.              Сентябрь сменился октябрём. За это время Володя делал успехи в карьере экономиста, а также по-прежнему проходил курс терапии.              Новых воспоминаний к нему не поступило, кошмары немного притупились, если он очень уставал на работе, однако полностью не исчезли.              В последний раз Володе снилось, что он попал в плен к сепаратистам, которые резали головы его, как он решил, сослуживцам.              Он сел в кровати, тяжело дыша и дрожащими руками прижимая одеяло к стремительно вздымающейся груди. На лбу выступил пот, пижамная кофта неприятно прилипла к спине.              Ему до сих пор казалось, что он слышал неистовый крик, а также зловещий смех.              Часы показывали пять утра. До звонка будильника оставалось ещё два часа, но Володя понимал — больше не уснёт. Стоило подняться, приготовить завтрак — порадовать Гульнару — и выпить чашечку кофе. В последнее время к кофе Володя пристрастился. Нравился ему этот горьковато-кислый привкус, который, несомненно, бодрил его после вот таких ночных кошмаров.              Стоя у плиты и задумчиво помешивая ложкой в кастрюле, в которой варилась рисовая молочная каша, Володя думал о видениях, преследующих его во сне. Он раз за разом возвращался к вопросу своего участия в Чеченской войне. А что если он всё же был там? А потом… Потом каким-то чудным образом оказался далеко от боевых действий?              Нет. Это навряд ли. Вероятно, Дима всё же был прав, и Володя просто вспоминает что-то из Афганской службы.              Неужели он видел убийства?.. А сам убивал когда-нибудь? Хорошо, что он этого не помнит…              Вечером этого же дня позвонил Дима. У него наконец-то выдались свободными ближайшие выходные, и он пригласил Володю в кино, а затем, как они и договаривались, к нему в гости на крымское вино.              — Кинотеатры сейчас непопулярны, — говорил Дима, когда они встретились в нужном месте. — Рыночное кино процветает, люди перестали практически ходить сюда, — он открыл довольно массивную скрипучую дверь, пропуская Володю вперёд. В холле кинотеатра действительно было практически пусто. Работала одна касса из трёх, и сейчас возле неё стояла какая-то немолодая парочка: женщина в красном пальто и химической заливкой на голове что-то долго объясняла своему спутнику.              Володя огляделся в поисках гардероба и наткнулся на заколоченную гвоздями дверь с надписью «Гардероб не работает».              — Работать некому, — пояснил Дима. — Они-то и кассирам не шибко много платят, а уж про гардеробщиц и уборщиц говорить не стоит…              Тем не менее Володя очень хотел посетить кино. Пусть и в захудалом кинотеатре, с пыльными креслами и, возможно, не самым лучшим экраном, но для него было крайне важно научиться жить заново и познать все те прелести, что им забылись.              Киноафиша на сегодня была небогата. Из всего, что там предлагали, Володя выбрал фильм российского производства с очень-очень длинным названием: «На Дерибасовской хорошая погода, или На Брайтон-бич опять идут дожди».              Как пояснил Дима, фильм этот был выпущен ещё в девяносто втором и имел немалый успех среди населения. Сейчас же его крутят заново, чтобы хоть как-то отбить деньги за содержание кинотеатров.              — Скоро эпоха кино на большом экране совсем закончится. Если при СССР купить видеомагнитофон было проблематично, то сейчас это стало намного легче. Люди теперь сидят дома и смотрят кассеты. Да и обстановка в стране… Не самая лучшая… — тут Дима понизил голос, хотя в зале сидели они одни и до начала сеанса ещё оставалось около пяти минут. — Я не говорил тебе… Но… Даже наша милиция ходит не под законами, которые властью прописаны. А под теми, которые диктуют главари региона, — удивительного в этом ничего не было. Гульнара уже успела поведать Володе о жизни в начале девяностых и том, что Чеченская республика живёт относительно небедно, как другие российские регионы. — Нам говорят, кого можно трогать, а кого нельзя. Даже если этот «нельзя» вор и убийца, — Володя вздрогнул. Димин голос слегка обозлился на последней ноте. — Единственное, что меня успокаивает: что те уроды, о которых я тебе рассказывал, не имеют никакой крыши над головой. Этих точно засадят за решётку. Казнь, конечно, вряд ли применится, я разговаривал с судьёй — он мне ответил, что не считает преступление особо тяжким, — краем глаза Володя заметил, что кулаки Диминых рук сжались. Он опять горел злостью. Хотелось в этот момент протянуть раскрытую ладонь и накрыть чужую руку, но Володя сдержал порыв. Всё же были границы, нарушать которые не стоило ни под каким предлогом. — Но посадить — посадит. Суд будет в ноябре. Мне следует подготовиться к нему.              Володя выдохнул. Для Димы это время будет не из лёгких.              — Если тебе нужна моя поддержка, я всегда готов её тебе оказать, — просто сказал Володя, надеясь, что Дима не усомнится в его искренности.              Дима кивнул, но ничего не ответил. Он вдруг стал поникшим, и Володя отчасти понимал, что ненависть его до сих пор не отпустила.              Однако разговор они прервали — на экране пошли первые титры. По мере просмотра Дима успокоился и отпускал различные комментарии, которые веселили Володю на протяжении всего показа.              Вышли они из кинотеатра в приподнятом настроении.              — Ну что, теперь ко мне? — спросил Дима так, словно Володя выказал сомнения по поводу их дальнейших планов.              Володя кивнул. Идти решили пешком — как оказалось, Димин дом был не так далёко от кинотеатра.              Располагалась его квартира в обычном пятиэтажном здании — хрущёвке — как пояснил Дима, открывая дверь подъезда. Лифта в этом доме не было, и идти пришлось на пятый этаж пешком.              Поначалу Володя не волновался, но стоило ему войти в подъезд, как его затопило ощущение смятения, потому что через несколько минут он окажется в замкнутом пространстве с объектом своих дум. Не то чтобы Володя грезил о… Да кого он пытается одурачить?! Грезил он и о поцелуях, и о чём-то большем. Тело обмануть было нельзя. И как бы не пугали и не отвращали его мысли, рука всё же из раза в раз тянулась к резинке пижамных штанов, чтобы помочь телу сбросить напряжение каждый раз, когда Володя предавался бурным фантазиям. Как школьник, ей-Богу. Но его можно было понять: мышечная память хоть и работала отлично, всё же он позабыл, каково это: ощущать такую интимную и эмоциональную близость с другим человеком.              Вообще, Володя пока не задумывался о сторонних знакомствах. К тому же здесь, в очень строгой по многим правилам республике, не так-то и просто можно было отыскать таких же, как и сам Володя. Володе в принципе казалось, что вокруг него нет неординарных личностей и что все были преданы природе: мужчина и женщина.              Один он… Выбивался из колеи, отчего ощущал себя неправильным. Он даже пытался заглядываться на девушек, довольно красивых чеченских девушек, но понимал: ничего интересного в них нет.              А воспоминания всё чаще и чаще возвращали его к тому единственному сну, где чужие губы касались настойчиво и ласково. Вот бы вспомнить Его имя! Или хоть что-нибудь ещё, кроме голоса!              — Проходи, чувствуй себя, как дома, — Дима отворил дверь и подал Володе знак, что он может войти внутрь. Володя шагнул в тёмную крохотную прихожую, Дима за ним следом. Затылком Володя ощущал чужое дыхание, и от этого по шее побежали предательские мурашки. Как хорошо, что здесь было темно.              А вот ситуация с шеей была довольна занятна. Получается, эрогенная зона?..              — Извини, — прерывисто проговорил Дима, всё ещё обдавая Володю томным дыханием, и Володя не совсем понял, за что извинился его друг, а все мысли неожиданно сосредоточились на жаре вокруг шеи. Если они так и продолжат стоять в этой темноте, Володя сойдёт с ума от собственного пожара внутри себя. — Эти прихожие всегда были такие маленькие. Несколько человек сразу толпиться здесь не могут. Я включу свет, секунду, — он потянулся к переключателю и на мгновение коснулся Володиной спины, которая была спрятана за чёрным пальто. Володя вздрогнул и чуть отодвинулся, стараясь не мешать Диме.              Через секунду прихожую озарил свет, и Володя чуть сощурился. Помещение действительно оказалось очень крохотным. Сделав шаг в сторону, он повернулся к Диме, который уже снял плащ и обувь.              — Вот, вешать сюда, — Дима указал на подвесную вешалку, на которой сейчас сиротливо висел только Димин плащ. Вот как выглядит вешалка у человека, не имеющего семьи.              Кухня оказалась в разы больше. Всюду царила чистота, и этот факт не мог не порадовать Володю, потому что, как он успел выяснить, он тоже имел склонность к чистоте и порядку. Возможно, был даже несколько педантичен в некоторых вопросах.              К вину у Димы была плитка шоколада, бутерброды с колбасой и фрукты.              Чтобы не сидеть в тишине, он притащил радиоприёмник и включил первую попавшуюся волну. На ней выступала Татьяна Буланова.              Вино оказалось очень крепким и очень терпким на вкус. Шоколад помогал заглушить ту кислинку винограда, которая оставалась после каждого выпитого глотка.              — Хмм… — после очередного бокала вздохнул Дима. — Это вино очень хорошее, но, после нескольких бокалов, я всё же прихожу к выводу, что вишнёвое в прошлый раз было куда лучше. Может, коньяк?              Володя пожал плечами. В конце концов он хотел бы попробовать всего понемногу, чтобы наконец найти свой любимый напиток.              Пока Дима доставал коньяк, по радио неожиданно начала играть до боли знакомая музыка. Володя замер в оцепенении, а затем подскочил к радиоприёмнику и покрутил колёсико, чтобы музыка играла чётче.              — Ты чего? — в недоумении произнёс Дима, ставя на стол низкую пузатую бутылку и новые стаканы. Те, что были испачканы в вине, он отправил в раковину.              — Ты слышишь?.. — с трепетом спросил Володя, вслушиваясь в музыку, что нравилась уже очень давно.              А голос из динамика меж тем вещал:              «Бывают дни, когда опустишь руки,       И нет ни слов, ни музыки, ни сил.       В такие дни я был с собой в разлуке       И никого помочь мне не просил.       И я хотел идти, куда попало,       Закрыть свой дом и не найти ключа,       Но верил я — не всё ещё пропало,       Пока не меркнет свет, пока горит свеча.       Но верил я — не всё ещё пропало,       Пока не меркнет свет, пока горит свеча…».              — Ну да, — всё так же недоуменно отвечал Дима, — это…              — Машина времени, — выдохнул Володя, не давая Диме закончить мысль. — Песня «Пока горит свеча». Поёт Макаревич… Я… — Володя задохнулся от переполнявшего его восторга. — Я… Это моя любимая группа! Всегда была!              Глаза Димы неожиданно заблестели пониманием. Как и глаза Володи. Конечно, сопутствующих видений у него не произошло, но то, что он сам вспомнил и название группы, и название песни, говорило о том, что мозг начинал усердно работать. Быть может, терапия действительно стала приносить плоды?              — За это надо срочно выпить! — Дима, не колеблясь, плеснул в бокалы темноватую жидкость. Володя, всё ещё заворожённо слушая голос Макаревича, вновь вернулся за стол. Сердце колотилось от радости, пытаясь выпрыгнуть из груди и станцевать на столе. Так хорошо вдруг стало от осознания того, что в прошлом было то, что ему по-настоящему нравилось.              — Ну за новые воспоминания, — Дима наклонил свой бокал к Володиному, и тихий звон раздался на кухне под философские строчки Макаревича. Песня почти подходила к концу. Горло приятно обожгло, но Володя всё же чуть поморщился, и Дима пододвинул ему блюдце с лимоном. Володя тут же закинул дольку цитруса в рот, ощущая смешивание вкусов внутри.              — Повторим? — поинтересовался Дима, и Володя молчаливо кивнул. За такой прорыв грех и вторую не выпить!       В итоге пригубили они около пяти стопок коньяка, прежде чем Володя понял: ему хватит. Лёгкое покалывание в ногах говорило о том, что голова достаточно пьяна и стоило остановиться, о чём он тут же сообщил Диме. Тот даже не стал возражать и вмиг убрал со стола бутылку и пустые бокалы, оставив на нём лишь бутерброды да нарезанные яблоки.              — Тогда могу предложить чай. И да, я совсем забыл, — тут он снова полез в холодильник и выудил оттуда целлофановый пакет с чем-то внутри. — А к чаю у меня «Птичье молоко». Я же обещал тебе, помнишь?              Конфеты не вызвали никаких воспоминаний, но Володя, попробовав их, отчётливо ощутил вкус чего-то забытого. Словно это и правда было его любимое лакомство.              — Мне кажется… — Володя поколебался, перекатывая таящее нежное суфле на языке, пытаясь окончательно убедиться в своей правоте, — это именно то, что я когда-то любил. Очень вкусные.              В итоге бóльшая часть пакета была съедена. Дима, допивая из своей кружки, усмехнулся:              — Ну ты и сладкоежка.              Володя смутился, спрятав половину лица за ободком кружки. Интересно, это утверждение действительно к нему подходило?              После чая Дима повёл Володю на экскурсию по квартире.              — Здесь я жил до гибели моих родителей, — он запустил его в просторный зал, который украшали ковры, что на полу, что на стене. Володя сделал выводы, что это такой стиль в интерьере. В комнате стоял небольшой диван, два кресла по бокам от него, а также длинная стенка тёмно-коричневого цвета, состоящая из пяти секций. Там был и платяной шкаф для одежды, и сервант для посуды, и шкаф с книгами, и пенал с зеркалом.              На угловой части стены висела картина с изображённой на ней Красной площадью, Мавзолеем, чистым небом и людьми. Присмотревшись, Володя заметил красные флаги со знаменем СССР и пионеров с красными галстуками на шее, словно они находились на каком-то параде. Он подошёл чуть ближе, разглядывая красное знамя. Было любопытно знать, носил ли он сам красный галстук, вступал ли в комсомол, о котором успел узнать из уст того же соседа по палате?.. Как относился ко всему тому, что изображено на картине? И в какой момент времени понял, что он — необычный? Что не вписывался в рамки ни того общества, ни этого?..              — Здесь изображены семидесятые, — позади отозвался Дима. — Это мама покупала на какой-то распродаже. Уж больно любила всю эту символику. Повесила её в моей комнате как раз за несколько недель до… — он оборвал себя на полуслове. Володя вздохнул, понимая, что не у него одного проблемы с прошлым. Он обернулся к Диме и спросил, переводя тему:              — А ты был пионером?              Дима фыркнул.              — А как же. Мы пионеры — дети рабочих. Все там были. Это комсомол больше по желанию. Но я и туда пошёл. Дед и бабка всю душу вытерзали. Как это так — и не комсомолец? Дед у меня вообще за партию был, так что отвертеться не получилось.              — А сейчас они где? — поинтересовался Володя. Он понял, что Дима ещё не говорил о своих дедушке и бабушке в настоящем времени.              — Дед умер несколько лет назад, а бабушка сейчас в Ставропольском крае у отцовской сестры живёт. Я езжу к ней, когда у меня отпуск, навещаю.              — Наверное, она скучает по тебе, — Володя прошёл в глубь комнаты, рассматривая различные статуэтки, которые прятались в серванте для посуды.              — Да, всегда говорит, что я слишком похудел. Бабушки они такие, — со смешком проговорил Дима. Володя грустно улыбнулся своему мутному отражению в стекле. Наверняка и у него когда-то были бабушки и дедушки. Может, даже есть и сейчас.              Володя обернулся и неожиданно заметил в противоположном углу притаившуюся гитару. Она стояла на самодельной подставке, её верхняя дека лоснилась в свете люстры.              — Играешь? — уточнил он кивком головы на музыкальный инструмент.              — Неа, не умею. Это дедова. Досталась мне по наследству. Вот он отлично играл. Гитарные струны всегда служили мне колыбелью, — с ноткой грусти произнёс Дима.              Володя же не мог оторвать глаз от натянутых струн, от грифа, от обечайки. И чем дольше он смотрел, тем сильнее ему хотелось взять её в руки.              Он обернулся на Диму.              — Можно?..              Дима вскинул брови.              — Ты думаешь, ты умеешь?              Володя пожал плечами.              — Может, смогу?              — Ну попробуй.              Володя благодарно кивнул и подошёл к инструменту. Аккуратно вытащив его с подставки, Володя сел на диван и тут же расположил инструмент так, как нужно. Сердце тревожно забилось. Но тревога эта была предвкушающей.              Глаза непроизвольно закрылись. Пальцы легли на струны.              «Мышечная память должна помнить», — в голове проносилась установка, произнесённая Вячеславом Магомедовичем.              Пальцы одной руки зажали струны вверху, другая рука несмело прошлась по середине. Вышло неудачно. Володя прочистил горло, ухватился за гитару крепче. Новая попытка тоже не увенчалась успехом, но Володя чувствовал — он точно умел играть.              И после третьей неудачной попытки гитара зазвучала по-другому. Володя поймал знакомые аккорды, вытаскивая их из-за укромных уголков памяти.              — О, это же… Изгиб гитары жёлтой. Классная песня. Ты… Господи, Володя! Ты играешь! — Володя распахнул глаза, пальцы остановились, потому что Дима неожиданно сел перед ним на корточки и положил руки ему на колени. — Ты вспомнил аккорды, — в глазах напротив плескались тепло и неравнодушие. Володя сглотнул и опустил взгляд на свои пальцы, всё ещё зажимающие гладкие, идеально натянутые струны.              Димины ладони дарили приятное чувство. Володя неожиданно для себя понял, что ему хочется… Чтобы Дима не убирал их?              — Да, кажется — да, — выдохнул он, ощущая, как громко и часто колотится сердце. Как все эмоции смешались воедино: и радость от новых воспоминаний, и волнующее Димино присутствие, и его сильные руки на коленях.              — Сыграй что-нибудь ещё, пожалуйста, — интимно попросил Дима, — я даже могу принести какую-нибудь книжку с песнями. У деда их много было, я некоторые взял с собой. Признаюсь, честно, — тут он убрал руки и выпрямился, и Володя едва не подался за ним, — я хотел научиться играть, но… Никак не могу за это взяться, — Володя поднял на него взгляд. — Сыграешь? — уточнил он ещё раз, немного смущаясь, но Володя совершенно не был против. Ему и самому хотелось вновь отточить тот навык, который когда-то был с ним.              Мелодия за мелодией вытекали из-под струн до тех пор, пока Володя не устал. Пальцы с непривычки заболели, подушечки даже слегка раскраснелись, но Володя был более, чем доволен. Можно даже было сказать, что он счастлив. Счастлив оттого, что хоть что-то к нему возвращалось. По крупицам, но возвращалось.              Он отложил гитару, когда последний аккорд отзвучал, и посмотрел на притихшего Диму. Тот рассматривал Володю с трепетом в глазах, и Володя успел испытать смущение прежде, чем они отвели друг от друга взгляды.              — У тебя хорошо получилось, я будто вернулся в детство, когда дед играл. Прям… За душу. Спасибо, — уже тихо добавил он. Володя так же тихо ответил «было бы за что», а потом встал.              — Ладно, поздно уже… Наверное, мне пора.              Создавалось ощущение, что ему не нужно никуда идти. Что необходимо остаться здесь, но Дима ничего не говорил про ночёвку, а потому надо было уже покинуть квартиру.              Однако стоило сделать Володе шаг к выходу, как Дима остановил его одной фразой:              — Уже действительно поздно. А времена всё же не очень спокойные. Оставайся на ночь, — он тоже встал с кресла, однако сохранял должное расстояние. — Не хотелось бы, чтобы на тебя напали снова, — Володя горько усмехнулся. Да, неприятности он вполне мог притянуть к себе. — Оставайся, — более твёрдо настоял Дима. — Я дам тебе вещи и постелю здесь, в зале.              Пока Володя был в душе, Дима расстелил ему на диване. Володя, поблагодарив друга, пожелав ему спокойной ночи и дождавшись, когда Дима покинет комнату, потушил свет и, когда его голова коснулась подушки, тотчас уснул, вымотанный различными эмоциями за последние несколько часов.              «Во сне ему снился кинозал. Ряды кресел тянулись по всему помещению, но он стоял в проходе, не решаясь никуда садиться. Его взгляд был устремлён вперёд. Там, на сцене стояло пианино. Кто-то сидел за ним и играл — музыка лилась, завораживая дыхание. Смутно знакомая мелодия убаюкивала, ноги приросли к деревянным половицам. Сидящего за инструментом Володя не видел. Его силуэт почему-то оставался расплывчатым, словно Володя забыл надеть очки, и Володя на секунду дотронулся до лица: аксессуар находился при нём. Тогда почему же он не мог увидеть играющего? Что за человек исполнял такую чудесную музыку? Так виртуозно и красиво он нажимал на клавиши, что Володя только и делал, что затаивал дыхание и выдыхал как можно тише, дабы не спугнуть волшебство момента.       Сколько так продолжалось — Володя сказать не мог, но когда музыка стихла, он поднял руки, чтобы поаплодировать, однако не успел: где-то вдалеке раздались грохоты, а затем автоматная очередь. Силуэт бегло вскочил и бросился в сторону кулис. Володя сделал шаг, чтобы попытаться догнать, но тут откуда ни возьмись перед ним возник человек с восточной внешностью. Он направил на него автомат, и Володя замер, чувствуя себя обнажённым перед этим солдатом. Он же был обычным гражданским, что он мог ему сделать? Однако страха он не ощущал. Страх появился позже: когда ещё один человек с автоматом выволок кого-то из-за кулис и направил в его сторону оружие. Секунда — и зал сотряс выстрел. В ушах тут же зазвенело, и Володя, что-то выкрикнув, неожиданно кинулся на того, кто держал его на прицеле.       Но сделать он ничего не успел — позади него тоже кто-то стоял и что-то тяжёлое опустилось на голову…»              … — Володя! Очнись! — его трясли за плечи, и Володя распахнул глаза. Мутное лицо склонилось перед ним, и Володе пришлось нашарить пальцами очки, которые он оставил где-то около стенки. Когда очки оказались на его глазах, то Димино взволнованное лицо предстало в чётком образе. Он чуть отклонился и сел на край дивана.              Володя тоже сел. Ощущение опустошённости преследовало его после сна.              — Что случилось?.. — хрипло уточнил он.              — Ты кричал во сне.              — О, — вот ещё одна причина, по которой Володе не стоило оставаться на ночь. Ему всегда было стыдно перед Гульнарой за свои кошмары, теперь вот Диме не дал спокойно отдохнуть. Володя потёр лоб в неловкости. — Со мной это… Бывает часто, — признался он. Дима вскинул брови.              — Ты не рассказывал. Ты их как-нибудь лечишь? — Володя отрицательно покачал головой. — Почему ты не скажешь об этом своему психиатру?              Володя скривился. Каждое упоминание о его лечащем враче отчего-то вызывало раздражение.              — Он считает, что пока мои кошмары лечить нельзя. Вдруг я вспомню что-то важное. А я… — тут Володя разозлился. — А я устал уже чёрт побери от всего этого. Я хочу выспаться. А из-за кошмаров я сплю не так хорошо!              — Что тебе снилось?.. — спросил Дима.              — Ничего нового, — раздражённо махнул рукой Володя. — Люди восточной внешности с автоматами, — он вздрогнул, вспоминая, как размытый силуэт другого человека беспощадно убил один из боевиков. Володя закрыл лицо руками, пытаясь спрятать эмоции.              — Эй, — Володя почувствовал, как Дима подобрался поближе. Его руки обхватили Володины и отодвинули их от его лица. — В кошмарах нет ничего постыдного. После Афгана я, знаешь, сколько пытался привести нервы в порядок. Порой мне кажется, мне это так и не удалось, — он издал нервный смешок, — да и работа в милиции радуги в сновидения не добавляет. Иногда такое снится, что жуть просто. Но я с кошмарами уже смирился. Они меня перестали пугать, — Дима был слишком близко. Его дыхание бегало по щеке, и Володя сглотнул. Желание поцеловать стало остро ощущаться на языке. Володя и раньше задумывался об этом, но никогда не позволял желаниям брать верх над разумом, потому что его бы точно никто не понял. И сейчас ему бы отодвинуться, сказать, чтобы Дима оставил его одного, потому что теперь его беспокоили не сны, а Дима, слишком заботливый и нарушающий его личное пространство. Зачем он наклонился так близко? — А ты такой беззащитный, — прошептал он, не отодвигаясь ни на йоту, — чем я могу тебе помочь? — Володя молча таращился на него, сдерживая свои ненормальные порывы.              Поцеловать нельзя оттолкнуть.              Он не знал, где поставить барьер. И разве могут мужчины находиться друг к другу так близко в этом мире? Если бы их кто-нибудь сейчас увидел, то наверняка бы сообщил в соответствующие органы.              Володя уже собирался было отодвинуться от Димы, сказать, что он ему ничем не поможет, как Дима сам сделал последний шаг. Его сухие, слегка покусанные губы прижались к Володиным, и мир перестал существовать.              Продолжалось это не более нескольких секунд. Затем Дима отпрянул. Лицо его исказилось в гримасе ужаса.              — Прости, — запричитал Дима. — Я… Я не должен был этого делать.              Его реакция удивила. Володя растерялся. Может, это из-за того, что он не успел ответить?              — Дим…              — Мы можем забыть об этом? — испугано спросил он. — Только никому не говори. Это… Это неправильно. Я… — тут он схватился за волосы и опустил голову вниз. — Это катастрофа, — услышал он приглушённые бормотания.              — Дим, — Володя чуть повысил голос, пытаясь привлечь внимание. Чёрт возьми, он не хотел, чтобы их первый поцелуй закончился вот так! Если Дима… Если Дима такой же, как и он сам, то… Да, может, плевать на всё остальное?              В голове снова появились противоречия, но Володя затолкал их поглубже. У него создавалось ощущение, что это только его и его жизнь, желания которой не стоило подвергать сомнениям.              Словно в прошлом он… Уже выучил этот урок.              — Не говори никому. Если на работе узнают — меня уволят по статье. И я больше никогда не смогу работать в госструктуре.              — Дима! — Володя начал нервничать ещё сильнее. — Дима, посмотри на меня, — Дима тут же поднял голову. — Успокойся, пожалуйста. Я не собирался никому говорить. На самом деле, то, что ты сделал, это… — Володя старался подобрать слова. Всё же чувствовал он себя так же неловко, как и Дима, будто им обоим было не по тридцать лет. — Это хорошо… Я… — о, ну почему так трудно было говорить о своих чувствах? Это всегда так происходит? В любом возрасте? — Я… Ты давно мне нравишься, — выдохнул Володя как есть.              Дима недоверчиво посмотрел на Володю, будто тот только что рассказал о пришельцах, которые приходят к нему по ночам.              — Только не говори мне, что ты…              — Боже, да, — ответил Володя и протянул руку к Диминому плечу, притягивая его к себе и уже самостоятельно касаясь чужих губ.              Второй раз неловкости поубавилось. Целоваться Володя, как оказалось, не разучился. И как чудесно было ощущать тепло чужого тела, прикосновения к своему собственному, ласку не своей руки и чужое возбуждение, упирающееся в бедро. Осознание того, что его хотели так же сильно, как он хотел сам — распаляло ещё охотнее.              Руки касались везде, где только можно было коснуться. Володя с каждой секундой действовал решительнее. Тело повиновалось инстинктам: захватить, потереться, вызвать стоны, которые заводили ещё сильнее.              Он и не думал до этого момента, что секс настолько прекрасен. Эти ощущения им также позабылись, и теперь он восполнял пробелы в памяти. Заполнял их новыми эмоциями, новыми чувствами.              А ещё Димой. Димой, который ласкал его с упоением, будто выиграл билет, как в фильме «Спортлото-82», и был счастлив взять в свои руки столь ценный приз.              Володя выгибался под его губами, всё ещё не веря, что они так резко пришли к этому. Что всё стеснение отошло на второй план. А главное — что Дима оказался из таких же людей, как и сам Володя. В последнее пока верилось с трудом, и Володя хотел бы поговорить об этом с Димой.              Но все разговоры они решили отложить на потом.              Однако наутро поговорить они не успели. В квартире Димы раздалась телефонная трель, и Диме срочно пришлось ехать на работу из-за того, что ночью где-то на окраине Гудермеса произошло убийство.              — Я позвоню тебе, — надевая наспех китель, Дима запутался в рукаве. Володя тут же пришёл к нему на выручку. Сам он уже оделся в верхнюю одежду и ждал, когда хозяин квартиры закончит со своим гардеробом. Как только китель сел на плечи, Дима обернулся к Володе. Они стояли слишком близко. — Извини, что так срочно. Хотя ты бы мог остаться у меня, я же говорил тебе.              Володя мотнул головой, пытаясь сосредоточиться на том, что говорил Дима, а не на его губах, которые ночью бесстыдно исследовали его тело.              — Я пойду, — ответил Володя. — Неизвестно, сколько ты там пробудешь, а я дома дела поделаю. Созвонимся? — последнее получилось вопросительно. С утра сомнения вернулись ввиду отсутствия времени на разговор, который прояснил бы статус их теперешних отношений.              — Да, конечно, — Дима пригладил волосы и потянулся к Володе, оставляя поцелуй на его губах. Володя ответил, теряясь в радостных ощущениях и осознания, что это, вероятно, было не на одну ночь. Что, пусть им и было сейчас неловко, они обязательно всё обсудят и не будут делать вид, будто бы ничего не было.              До дома Володя добрался быстро. Стараясь не шуметь, он тихо открыл дверь и так же тихо разделся в прихожей. Его внимание привлекли чужие мужские ботинки, и он, слегка нахмурившись, посмотрел на вешалку. Там висела мужская кожаная куртка, похожая на куртку Рамзана. Успокоившись, что дома был брат Гульнары, Володя неспешно прошёл в ванную, помыл руки и отправился на кухню, чтобы приготовить завтрак.              Каково же было его удивление, когда у плиты он увидел… Вячеслава Магомедовича собственной персоной. Они уже не пересекались достаточно длительное время, и за этот промежуток бывший лечащий врач снова отрастил себе усы прежней длины.              Замерев в проходе, Володя даже забыл подать знак своего присутствия в квартире. Вячеслав Магомедович передвигался по кухне так, словно жил здесь с самого начала, и местоположение соли в верхнем шкафчике было для него очевидным. Мужчина что-то напевал себе под нос, пока переворачивал хлеб на сковороде. Наконец, через несколько секунд он повернул голову в сторону, натыкаясь на взгляд Володи. И если кому и стало неловко в этот момент, то только Володе.              — О, — он растянул губы в широкой улыбке, будто был рад видеть бывшего пациента, — Володя, доброе утро. А я вот завтрак готовлю. Присоединишься?              Володя прочистил горло, разглядывая внешний вид Вячеслава. Тот был одет в спортивные трико и обычную футболку. В голову закралась самая очевидная мысль: он был здесь не в качестве простого гостя.              — Да, наверное, — неуверенно ответил Володя и обернулся через плечо. — А Гульнара?..              — Ещё спит. А я рано проснулся. Врачебная привычка вставать по звонку. Что-то не спалось. Вот решил порадовать её. Ну заодно и тебя тоже, — Вячеслав Магомедович усмехнулся, а затем переложил хлеб из сковородки на большое блюдце. Судя по запахам на кухне, приготовил он что-то вкусное. Володин желудок заинтересованно заурчал. Чайник на плите начал свистеть.              Сначала они завтракали в тишине, но потом Вячеслав Магомедович поинтересовался:              — Как твои успехи? Гульнара рассказывала, что ты вспомнил, как водить машину. А ещё неплохо разбираешься в экономике.              Володя кивнул и отпил из кружки горячий чай прежде, чем ответил:              — Да, это так. А ещё вчера вечером я вспомнил свою любимую музыкальную группу, а также то, что, оказывается, я умею играть на гитаре.              Вячеслав Магомедович был польщён такими новостями.              — Это очень-очень чудесно, Володя. Какие-то отдельные отрывки из прошлого не менее важны. А про мышечную память я тебе уже говорил. Терапия идёт на благо, даже если кажется, что от неё нет никакого толка. Единственное, что меня беспокоит — это твои кошмары…              Володина рука замерла, и он не успел поднести горячий бутерброд-пиццу ко рту.              — Гульнара рассказала? — тихо спросил он. Сейчас ему даже показалось, что весь Гудермес в курсе его проблем со сновидениями.              — Обмолвилась, — ничего не утаивая, ответил Вячеслав. — Слушай, я могу поговорить с Женькой, он выпишет лекарства, если для тебя это так мучительно.              Володя откинулся на спинку стула. С одной стороны, он и правда замучился от различных снов, с другой, ему казалось, что во всех этих видениях действительно может промелькнуть что-то важное. То, что касалось его прошлой жизни, например.              Поэтому он мотнул головой.              — Пока я держусь. Если станет хуже — я скажу. Идёт?              Вячеслав Магомедович согласно кивнул. Их диалог снова прервался. Но Володю гложило любопытство, и он не знал, как правильно задать интересующий его вопрос. Всё же Гульнара была ему не посторонним человеком, и её жизнь интересовала Володю не меньше, чем её его.              В итоге Володя решил спросить напрямую.              — Вячеслав Магомедович, я, эм, возможно, я лезу не в своё дело, но поймите меня правильно. Я считаю Гульнару близким для себя человеком, и… Ваше появление в её квартире навевает на различного рода мысли. Вы с ней… Вместе?              На лице бывшего лечащего врача промелькнуло снисхождение. И он, казалось, совсем не злился на этот вопрос.              Поставив пустую чашку на стол, Вячеслав Магомедович сложил кисти рук перед собой и сцепил пальцы в замок.              — Ладно, молодой человек, — его усы дрогнули от нескрываемой доброй усмешки, — надо было давно тебе рассказать. Гульнара только всё отнекивалась. Мы с ней уже давно вместе. Почитай с того момента, как ты к нам в больницу попал. Сначала просто о твоём самочувствии приходила спрашивать, потом слово за слово, и как-то так получилось… — он махнул рукой, и Володя заметил лёгкое смущение в его жестах. — Ну в общем бывает так. Когда будут свои отношения, поймёшь.              Володя понимал. Интерес. Искра. Тяга. Всё это было и у него. Разница только в том, что Вячеслав и Гульнара — мужчина и женщина, а он и Дима — оба мужчины.              В голову опять залезли непрошенные сомнения. Как назойливый шум, они нарастали, мешая сосредоточиться на главном. Так некстати вдруг подумалось, что его ориентация стала причиной нападения на него, но он тут же отмёл эту мысль в сторону: его бы убили сразу, а не покалечили.              На кухню вошла Гульнара, отвлекая тем самым Володю, и Володя, подняв на неё взгляд, заметил мелькнувшую на лице растерянность.              — Доброе утро, — Володя улыбнулся доброжелательно, и Гульнара тут же расслабилась. Она прошла к столу, и сев поближе к Вячеславу, ласково погладила его по плечу. Володя мысленно порадовался за женщину, которая его приютила. Он был уверен, что она заслуживала такое же счастье, как и многие другие.              Чуть позже за Володей приехал Рамзан и попросил помощи на стройке. Володя, которому особо и нечем было сегодня заняться, согласился, чтобы скоротать время и отвлечься от волнующих мыслей о Диме. Всё же Володя боялся, что то, что они совершили ночью — было крупной ошибкой. Конечно, он не жалел. Но ощущал себя скованно, не понимая, в правильном ли направлении он движется. Хотел бы он знать, как в прошлом он относился к подобному, принял ли себя или так и жил с брезгливостью к своему внутреннему миру?              Если верить тем коротким воспоминаниям о разговоре про чудовище, то ему было трудно. Но если опять же возвратиться к ним, то можно было предположить, что у него рядом был человек, который не считал подобное чем-то ужасающим?.. Может, это он помог Володе принять себя? Может, Володя был счастлив?..              Тогда почему оказался здесь один? Дима еженедельно обновлял базу по пропавшим, но о Володе никто не заявлял. Следовательно, его не искали… Что же за загадка прячется в его появлении здесь? Что он преследовал, что искал?              Эти вопросы поглощали его, как языки пламени дерево. Он вроде бы и жил дальше, а вроде как и застрял в одной точке, пытаясь отыскать свой, самый правильный путь.              Работа на стройке отвлекла и даже усталость помогла вытеснить беспокоящие мысли. Вернулся в квартиру Володя ближе к вечеру. Гульнара была дома. Вячеслав Магомедович ушёл на ночное дежурство, а в прихожей Володя заметил знакомые ботинки и куртку. Сердце пропустило удар, и он постарался успокоиться.              Дима обнаружился на кухне. Они с Гульнарой пили чай и о чём-то беседовали. Увидев Диму у себя, Володя ощутил, как от души отлегло то негативное, что успело там уютно расположиться.              — О, а вот и Володя, — Гульнара улыбнулась. — Устал, наверное? Ужинать будешь?              Володя мотнул головой. Они с Рамзаном заходили в одну столовую неподалёку от объекта и перекусили.              — Нет, спасибо, я не голоден, — он перевёл взгляд на Диму. Тот выглядел немного напряжённым, как показалось Володе. — Привет, — Володя поздоровался первым, а внутри снова начали закрадываться сомнения о правильности их поступков. Но вместе с тем там же всплывали и воспоминания о прошедшей ночи, о спонтанном решении обоих, о взаимных желаниях. И от этого скручивало где-то внизу живота. И так хотелось прикоснуться.              — Привет, — осторожно ответил Дима, опрокинув в себя оставшийся чай. — А я к тебе. Надо поговорить.              Володя кивнул. Возможно, за целый день Дима думал о случившемся так же много, как и Володя.              Они прошли в комнату к Володе, и Володя предусмотрительно закрыл дверь на замок. Не то чтобы он думал, что Гульнара заглянет к ним без стука, у неё вообще не было привычки заходить к Володе в комнату, но всё же ввиду некоторых обстоятельств Володя решил перестраховаться.              Дима стоял посреди комнаты, засунув руки в карманы светлых, местами протёртых джинсов. Весь его вид был озабоченный.              — У тебя что-то случилось? — Володя, спрятав руки за спину, облокотился на дверь.              Дима прочистил горло.              — У нас кое-что случилось, — поправил он Володю. Володя поджал губы. Начало разговора ему уже не нравилось. В душе неприятно заскребло. Очевидно утренний поцелуй ничего не прояснял.              — Ну да, случилось, — тупо повторил он за Димой. — И что ты хочешь сейчас сказать? Что жалеешь? — он говорил ровно, как человек, стойко принимающий удар, но уже чувствовал: неприятные эмоции грозились прорваться, как плотина во время паводков.              — Я не знаю, — Дима провёл рукой по лицу. — Я обещал себе, что больше не буду поддаваться чувствам. Но ты… — он махнул рукой. — Ты весь такой, — он не мог подобрать слов, и от этого Володе легче не было. Каким бы не был сам Володя — Дима не принимал себя окончательно. — Я просто боюсь, — в итоге выдохнул он, видя, что Володя никак не реагирует на его слова. — Боюсь таких отношений. Всегда боялся. Знаешь, что мои коллеги делают с такими вот, как мы с тобой? А я знаю. По закону не имеют право, но кто этот закон будет соблюдать? Я скрываю это как могу. С твоим появлением стало сложнее сдерживаться. Вот… Не сдержался.              Володя вздохнул. Страхи Димы и его сомнения порождали внутри Володи такие же опасения. Получается, зря они всё это сделали? Но как же то хорошее, что появлялось в душе с каждым касанием?              — И что ты предлагаешь? — спросил Володя. — Сделать вид, что ничего не было? Не уверен, что я так смогу. Да, я тоже опасаюсь, — он сказал это открыто, не утаивая чувств. — Я… Не помню прошлого, не помню своих отношений, живу здесь и сейчас. И сейчас я знаю, что ты мне тоже нравишься. И что я, хоть и подвержен сомнениям, всё же… Хотел бы попробовать, — выдохнул он вполголоса, — если ты не против.              Димины плечи поднялись от глубокого вдоха и опустились от выдоха. Он плотно сжал губы, они даже побелели, лишившись притягательной розовой краски, и Володя не заметил, как затаил дыхание в ожидании его ответа. Сам он точно не знал, что будет чувствовать, если Дима откажется. Возможно, ему будет обидно или он разочаруется. Всё же Дима был первым человеком, к которому Володя испытал симпатию после пробуждения. Это было сродни первой любви, если такое понятие применимо в целом.              Первая любовь…              Володя только сейчас задумался о том, а кто мог быть его первой любовью… Что за человек это был? И говорил ли ему Володя, что любит его?              — Я… Я тоже хочу попробовать… — голос Димы стал чуть увереннее. — Боже. Если бы ты ночью не ответил мне, я бы проклинал себя до конца дней за то, что попытался, за то, что не сдержал себя.              Володя оказался с ним рядом, сделав всего один шаг. Он взял его руки в свои, ощущая тепло. Дима смотрел прямо в глаза, и в этом взгляде читалась решимость, разделённая напополам с сомнениями.              И, может, они пожалеют об этом в будущем, но отчего-то Володя чувствовал, что жить надо в данный миг.              Он поцеловал первым, Дима ответил неуверенно, но потом поцелуй начал набирать обороты.              И только где-то на задворках сознания Володя не мог отделаться от мысли, что когда-то давно его сердце билось сильнее при касаниях к другому человеку.              Их отношения начали развиваться постепенно. Они старались видеться чаще, а если не получалось, то обязательно созванивались. Володя с каждым днём ощущал вкус жизни: у него была работа, какая-никакая семья и Дима, который всегда находился рядом.              Единственное, чего не было у Володи — новых воспоминаний. За несколько месяцев он больше не продвинулся в успехах и даже успел отчаяться.              Однажды, это был канун Нового года, Вячеслав Магомедович, сидя за столом на кухне, заметил подавленное состояние Володи. Тот сидел и изучал аккорды песен, чтобы сыграть на гитаре что-нибудь новое. Как ни странно, но инструмент его порой успокаивал. Пока он не приобрёл себе личный, он пользовался Диминым, а тот только радовался, когда Володя играл. Особенно после тяжёлого рабочего дня. Он даже порой засыпал в кресле под мелодию струн.              — Что тебя беспокоит? — спросил он, затачивая ножи. Гульнары в квартире не было: она ещё не вернулась с работы, Вячеслав же сегодня работал в ночную смену.              Володя отвлёкся от чтения куплета. Он сегодня также находился дома ввиду Диминого ночного дежурства и предался некоему унынию. Хотя стоило бы порадоваться: ведь за окном выпал первый снег, а декабрь приближал самый главный праздник для людей. Но Володя волновался за то, что его мозг снова затих. Даже кошмары на некоторое время отпустили его. Словно Володе больше это было не нужно. Словно его прошлая жизнь больше не имела значения.              Стоило ли рассказывать о переживаниях Вячеславу? Володя даже с Димой не всегда делился внутренними терзаниями, касающимися его прошлого. Володе казалось, что его никто не может понять в этом случае. Ведь ему повезло: у него есть всё, что обычно бывает у среднестатистического человека. И всё равно ему чего-то не хватало. Внутри по-прежнему оставалась пустота, которую ничем нельзя было заполнить.              — Я боюсь, что так и не вспомню, кто же я такой на самом деле. Иногда мне кажется, что мои надежды на восстановление памяти рушатся сами собой, — Володя решился пооткровенничать. В конце концов, кто как не врач, сможет его успокоить.              Вячеслав Магомедович промычал, сделал несколько движений рукой вправо-влево, вертя лезвие так, чтобы оно заострилось со всех сторон, а затем задумчиво произнёс:              — Разумеется нельзя терять надежду. Она придаёт уверенности. Иногда воспоминания, которые кажутся безнадёжно утраченными, могут вернуться в самый неожиданный момент и с потрясающей ясностью. Но этого момента, к сожалению, нужно ждать.              Володя, конечно, ждал. И терпение у него было безграничное. Понимал, что спешить ему некуда, что всё идёт своим чередом, однако желание узнать о себе что-нибудь ещё всё равно порой зудело и давило на грудную клетку. Володе казалось, что он делал недостаточно, хоть им и соблюдались все рекомендации.              Видимо, действительно оставалось только ждать подходящего момента.              Девяносто седьмой год Володя встречал в шумной компании, состоящей в основном из родственников Гульнары и Рамзана. Володя позвал и Диму, и загородный дом, в котором жила семья Рамзана, был полон веселья. У брата Гульнары было четыре ребёнка. Самому младшему недавно исполнилось пять лет, и мальчуган был очень сильно похож на отца. Очень коммуникабельный и общительный, Давид быстро нашёл подход и к Диме, и к Володе. Когда он узнал, что Дима — милиционер, у мальчишки посыпались различного рода вопросы. Наблюдая за эмоциями мальчика, Володя неосознанно почувствовал, что когда-то имел дело с такими же любопытными носами. Может, он всё же был учителем? Но он хорошо разбирался в экономике и строительстве в целом… Неужели он был настолько разносторонним человеком?              — Володя, эй, Володя, — его отвлёк Рамзан. Володя моргнул и повернул голову в сторону выхода на задний двор. — Возьми, пожалуйста, миску с мясом.              В руках у Рамзана была не то что миска, там был целый тазик шашлыка. Но оно было и неудивительно: в доме собралось столько народа, и каждый из них был бы не прочь отведать горяченького мясного кусочка.              Отставив все мысли прочь, Володя поспешил к Рамзану и отнёс мясо на кухню, где несколько хозяек уже раздавали указания более младшим девушкам. Володю тоже успели припахать, но он был не против оказать помощь. Это было лучше, чем предаваться различным неблагоприятным думам.              После празднования Нового года дни полетели быстрее. В январе в Чеченской республике состоялись выборы президента, в которых победу одержал Аслан Масхадов, и хоть Москва не признавала территорию Чеченской республики независимым от Российской Федерации государством, всё же здесь происходили большие изменения. У Масхадова были планы строить исламское государство, и Дима впервые задумался о переезде в другой регион Российской Федерации. Он даже как-то обмолвился об этом вечером, лёжа в кровати. Володя взял работу на дом: кое-что он не успел доделать в конторе, а с Димой встретиться очень хотелось.              — Я всё же больше православный человек. Кажется, русским здесь уже не место… — он закинул руки под затылок и пялился в потолок. Сидевший рядом за столом Володя черкал бумагу простым карандашом. Ситуация в Чечне для русских действительно усугублялась, и Володя знал, что многие с его работы сейчас в спешке увольняются. Сам же он пока никуда не планировал уезжать. Платили ему хорошо, дом над головой имелся, к тому же семья Рамзана имела неплохие связи в Республике, а он, как известно, считался членом этой семьи. А потому остальное его беспокоило меньше всего. В отношении собственной веры у Володи до сих пор оставалось много вопросов. В церковь он не ходил и отчего-то был уверен: такому, как он, там не место.              — И не жаль здесь всё бросать? — поинтересовался Володя.              — Жизнь мне дороже, — хмыкнул Дима. — Да и не поддерживаю я местную власть. Не смогут они быть независимым государством. Москва с этим не смирится.              Володя перевернул лист. Он почти закончил проверять смету.              — Думаешь, грядёт новая война? — Володя ощутил, как Дима пожал плечами.              — Трудно сказать. Я не политик и не военный стратег, но мне кажется, русские просто так не сдадутся. В крови это у нас, понимаешь.       — Чеченцы тоже народ упрямый. Тебе ли не знать, — усмехнулся Володя. Сам он уже не раз ощутил на собственной шкуре характер Рамзана и других ребят, несмотря на их дружелюбие в целом. Благо, у него был талант сглаживать острые углы.              — Вот поэтому здесь становится тяжело, — вздохнул Дима. — В общем пока трудно о чём-либо заявлять, но мысли о переезде я не откладываю, — он помолчал. Затем повернулся лицом к Володе. — Эй, ты там скоро? Я вообще-то соскучился…              Слышать такие слова было очень и очень приятно. Володя даже ради этого отложил последний лист. Ничего не случится, если он позволит себе упасть в Димины объятия на несколько минут.              Поцелуи дарили спокойствие, руки — нежность. Удивительно, но рядом с Димой даже кошмары почти не преследовали его. Володя давно не видел красочных снов. Порой только к нему приходил один пианист, образ которого был по-прежнему загадочным и неясным. Он молчал и наигрывал одну и ту же композицию по кругу, которую Володя, увы, не мог распознать.              В марте у Володи состоялся серьёзный разговор с одним из заместителей руководителя компании, в которой работал Володя. Тимур Алексеевич пригласил его к себе после окончания рабочего дня.              — Владимир, — он пожал ему руку прежде, чем Володя сел в удобное кресло. — Вы делаете большие успехи. Замира Бакаровна очень нахваливала Вас и рекомендовала рассмотреть Вашу кандидатуру, когда она уйдёт в декретный отпуск, — Володя вскинул брови: он и не знал, что начальница его отдела в положении. — Мы и не против, но дело в том, что у Вас совсем нет никакого образования. Что, если Вы рассмотрите вариант с поступлением в вечернюю школу при Чеченском государственном университете, который находится в Грозном? Школа располагается там же. По её окончании Вы сможете поступить в университет, чтобы получить высшее образование. Подумайте над этим. Если Вы будете учиться, то нам ничего не будет стоит поставить Вас на её должность.              Володя принял к сведению предложение начальства. Повышение в одной из крупных строительных фирм Чеченской республики сулило неплохое будущее, к тому же Володе нравилось здесь работать.              Гульнара и Рамзан советовали принять предложение начальников. Дима также выразил положительную реакцию.              — Пока мы здесь, надо хвататься за любую возможность, — он готовил ужин, когда Володя пришёл к нему домой. — Я всё ещё думаю о переезде, но только если ты поддержишь меня. Без тебя, — он обернулся через плечо, на сковородке жарились отбивные, и масло брызгало в разные стороны, — я не вижу в этом смысла.              То, что Дима считался с его мнением, безусловно было хорошо, но Володя вдруг стал думать, что, возможно, утягивает своего партнёра не в ту стезю, в которой он хотел бы быть изначально.              Их отношения были спокойными и складными. Дима в целом имел дружелюбный характер, и их мелкие склоки быстро решались разговорами. Володе было уютно рядом с этим человеком.              Но где-то в глубине души он понимал — это не любовь.              На кануне своего нового дня рождения — а этим днём Володя считал шестнадцатое мая — он поехал в Грозный. Ему нужно было подать заявление на обучение в вечерней школе. Дима отвезти его не смог — срочно вызвали на работу, и Володя поехал на его машине сам. Благо, права он уже получил.              Однако ориентироваться в Грозном ему было сложно. Он ещё ни разу не приезжал сюда с момента своего пробуждения и дорогу пришлось спрашивать у местных славян, которых на улицах полувосстановленной столицы Чечни было очень мало.              — Чувак, — какой-то местный парень в спортивной олимпийке и рваных трико махнул на него рукой, когда он попытался узнать, как проехать на улицу Западная, — валить тебе отсюда надо, — от него разило пивом, и толком этот парень ничего Володе не поведал.              Наконец, спустя сорок минут после приезда в Грозный, Володя смог отыскать поворот на нужную улицу. Тот проходил через разрушенное здание, возле которого расположился крохотный мемориал из цветов — в основном это были красные гвоздики — и нескольких мягких игрушек. Очевидно здесь произошло что-то страшное, и любопытство Володи узнать историю взяло верх. Он припарковал машину как раз возле цветочного киоска, располагающегося напротив здания, и тоже купил гвоздики. Сейчас мемориал пустовал, и Володя подошёл ближе к потухшим свечам. Мраморная табличка гласила о том, что здесь, в мае девяносто шестого погибло шестьдесят три мирных жителя, в том числе десять детей, и около двадцати русских военных.              Володя, ведомый чувством сожаления, наклонился и положил четыре гвоздики рядом с пожухлыми цветами. Его букет смотрелся ярко и был похож на пятно среди засохшего гербария.              Он не знал точно, сколько всего полегло людей на поле боя по всей Чечне, но, если судить по рассказам, — немало. И, наверное, это было страшно.              Внутренне он поёжился. Затем поднял голову и уже собирался уходить, как внезапно его внимание привлёк стенд с многочисленными фотографиями. Стекло этого стенда было разбито, какие-то корявые надписи были нарисованы на столбах и на внутренних стенках. Любопытство снова взяло верх, и Володя прошагал чуть в сторону, становясь напротив стенда. Стенд был посвящён бойцам, которые погибли на этом месте. Вероятно, это оставили российские солдаты в память о своих сослуживцах.              Многие из парнишек были совсем юны. Наверняка им было не больше восемнадцати. Володя вглядывался в незнакомые лица, думая, что у каждого из них была жизнь и могла бы сложиться неплохая судьба, если бы не воля случая…              Он перескакивал с фото на фото и уже планировал возвращаться к машине, как неожиданно глаза его увидели то, что, наверное, Володя никогда бы больше не смог развидеть.              Среди этих фотографий было одно, совершенно знакомое лицо. Володя видел его каждый день. Его глаза расширились от ужаса, в висках запульсировало, а в ушах застучало. Ему словно дали под дых.              Воздуха катастрофически перестало хватать. Он ощутил, как у него задрожали колени. Ещё миг — и он готов был упасть.              Потому что жизнь умела преподносить сюрпризы.              Иногда спонтанные и, возможно, не очень хорошие.              Но факт оставался фактом: со стенда на него смотрел он сам.