Турмалиновые скалы

Глаза уже давно высохли и их щипало от встречного ветра. Солнце едва встало, но его света было достаточно, чтобы осознать, насколько далеко от дома его занесли собственные ноги и тот ужас, что пришлось пережить. Донхёк продолжал бежать уже по земле, превозмогая боль в горящих лёгких и тяжесть в мышцах — немая истерика не покидала его ни на миг. По мере того, как вокруг пейзаж сменялся на более зелёный, вой в голове постепенно стихал. Тот самый, который исходил из глубин души незнакомой гарпии. Кем он был и почему его внутренности так скорбно кричали, почему он пришел за ними и зачем указал стрелять в брата? И как там Минхён? Он ведь пошутил, что нужно имя для того, чтобы отыскать друг друга, когда жизнь их разделит, этого не должно было произойти, точно не так скоро и не при таких обстоятельствах. Трусливый побег был единственным верным решением, потому что старший лучше знает, как поступать правильно, он совершенно всегда был прав, даже когда говорил, что такие интересные сущства как люди на самом деле безбожно опасны и жестоки. Он ведь действительно оберегал, даже если иногда был излишне принципиальным и даже невыносимо черствым, всегда беспокоился, а сейчас Донхёк думает, что не выказывал должной благодарности, иначе за какие проступки судьба решила так бесцеремонно прервать их мирную жизнь? На всё вина только его. Глаза снова защипало. Старший брат не догонит. Об этом кричало предчувствие, потому что младший бежал на песни, звучащие в его собственной голове, в которые Минхён отказывался верить. Которые Минхён попросту не слышал и считал глупостью и помутнением. Но теперь, когда они становились громче, Донхёк был точно уверен в их реальности, и продолжал следовать. Он позволил себе передышку, но даже тогда не остановился, лишь замедлившись, но продолжая идти дальше. Вокруг уже росли кое-где подсохшие кусты и низкорослые головатые деревца. Это была уже не та мёртвая земля, с которой по неволе пришлось рвать когти. Тут были птицы, кроме воронов, пёстрые и даже желтоватые, куда более весёлой расцветки, чем там, у них. Песни десятков голосов уводили туда, где лес становился гуще, и Донхёк слепо повиновался желанию найти их источник, продолжая свой путь с мыслями о брате. Он не может позволить себе развернуться, послушать себя и попробовать выручить родную кровь, потому что кровь собственная кипела и звала вперёд. Он слабый и трусливый мальчишка, который даже за себя постоять не может, о какой выручке может идти речь? Они оба просто погибли бы, но ведь Минхён не погибнет? Такой мысли даже не было, ведь тот был до смерти упертым и невыносимым — такое не убить. Им обязательно предстояла встреча. А Донхёк всё шел, сжав зубы и кулаки, впиваясь острыми короткими когтями в собственные ладони до крови. Он знал, что в конце своего пути найдёт именно то, что искал и что слышал с самого своего детства, даже если единственное родное существо в это ни на секунду не верило. Не мог же Минхён и в этом оказаться правым? Песни успокаивали и давали сил двигаться дальше, хоть в них и не было ни единого слова, только лишь призрачные стоны. Просто продолжать идти, опираясь на деревья и расцарапывая ноги в кровь о ветви кустов, потому что остановка означала непременное падение. Голоса звучали всё громче и ближе, но длинные, поникше висящие до плеч уши улавливали на деле лишь шёпот ветра и шелест листьев. Он впервые за долгое время нашел в себе силы обернуться. Посмотреть ещё разочек на родной лес, в котором они с братом с тех самых пор, как только начали осознавать себя и друг друга. Может, дольше, но никто из них не помнил старой жизни, будто её и вовсе не было за границами иссушенного перелеска. И это незначительное движение далось непомерно тяжело — тревожные мысли заставляли колебаться в страхе перед преследователями. И страхе не увидеть там брата, который обещал догнать. Вот, сейчас он обернется, а там только мёртвые деревья и брошенные человеческие вещи вперемешку с тусклыми серыми перьями. Но позади уже не было ничего знакомого. Донхёк забрался так далеко, что даже не мог сказать, с какой стороны пришёл. У него больше не было начала пути, был лишь сам путь и его конец, полный песен лесных жителей. Колени предательски подкосились от осознания, что вернуться той же дорогой не получится, потому что мысли развернуться и со всех ног побежать обратно в надежде успеть предотвратить что-то страшное всё ещё всплывали в голове. Донхёк не упал просто потому, что продолжил идти на чужой зов. Красные глаза уже высохли, но дрожь в теле хранила остатки истерики. Она не отступила, просто силы были либо на движение, либо на слёзы, и проявлением мужества для маленького существа был действительно правильный выбор. Он бесконечно сомневался в себе, но в Минхёне — никогда. Не впадать в отчаяние было единственным способом повлиять на ситуацию. Хотя бы не оставить старания старшего без приемлемого результата, ведь как можно позволить своему самому дорогому существу жертвовать своей безопасностью ради того, кто на полпути сдастся и остановится просто от того, что не может справиться со своей печалью. Лес вокруг становился всё более живым, а деревья всё более здоровыми. Мир вокруг ещё никогда не был таким зеленым, но едва ли Донхёк хоть немного радовался. Он просто знал, что действительно продолжает двигаться вперед, а если движется, значит, обязательно куда-нибудь придёт. После захода солнца на округу опустилась темнота, но юноша так и не остановился. Он шёл всё медленее, практически волочился по земле, но, заворожённый звуками в своей голове, был непреклонен в желании оказаться хоть где-то. Не отвлекаться на окружение, из раза в раз спотыкаться о камни и вступать в ямы, цепляться волосами и перьями за ветки, нечаянно собирать с них всю паутину и вешать себе на плечи полупрозрачной вуалью. Ничто вокруг не имело смысла, когда впереди звучал интерес всей сознательной жизни. Но тут звук стих. Это произошло внезапно и тишина пронзительным звоном оглушила Донхёка, который, наконец, остановился. Конечности похолодели и голова загудела, а сам он начал вертеться во все стороны, пытаясь уловить хотя бы намёк на те самые песни, но слышал только пробившийся сквозь сознание шум листьев, видел черные тени у корней деревьев и бесконтрольно трясся. Куда теперь? Рассудок всё это время водил его за нос и действительно заставлял искать призраков, но, наигравшись, открыл правду? Завёл в глухую чащу и оставил в одиночку справляться с надвигающейся истерикой, пока темнота сдавливает со всех сторон. Он упал на колени и окончательно осел на землю. Тени вокруг будто двигались и в каждой из них виделись охотники с оружием, а одна даже приняла пернатый облик брата, и Донхёк невольно с надеждой потянулся к ней, ощущая, что вот сейчас точно сдастся — погибнет, окруженный образами недалекого прошлого. Предаст доверие брата недостойным поступком. Но тень запела. Опять призрачно, где-то в сознании, но то был не хор призраков, а всего один тягучий голос. Он был взволнован и осторожен, подрагивал, как мерцающая маленькая звезда, которая то светила ярче, то будто пропадала в темноте небесного полотна. То был не образ, созданный в предсмертной агонии, чтобы в последний раз подарить эйфорию угасающему существу, а самая настоящая гарпия. Осознав это, Донхёк замер в благоговении и не мог отвести взгляда. Незнакомец осторожно подходил ближе, силуэт его становился всё более чётким и менее ужасающим, принимал знакомые формы, и теперь удалось рассмотреть его крылья. Белые. Юноша упал назад и изо всех сил попятился, сдирая перья с крыльев о твёрдую землю. Его догнали и теперь непременно поймают, бросят в клетку и будут глумиться. Чужая песнь тоже дрогнула на секунду, и Донхёк замер. Точно. Он самую малость успокоился, сделал глубокий вдох и на выдохе подался вперёд, силясь рассмотреть получше. Душа того чудовища, что пришло в их лес и привело с собой вооруженных людей, издавала совершенно иные звуки. Она болезненно выла и наводила ужас, а эта песнь будто боялась сама. И незнакомая гарпия быстро подошла. Его крылья действительно были белыми, но кое-где, среди загнутых вверх маховых перьев, виднелись длинные и черные, как и в роскошном хвосте. Белые волосы на макушке были зачесаны назад, а ближе к вискам стремительно темнели. Уши почти такие же, как у самого Донхёка, но на самых их кончиках тонкие перышки образовывали дугу, и было это так необычно и чарующе. Создание перед ним выглядело как олицетворение гармонии — всё в нём было так складно: формы ушей, крыльев и хвоста повторяли друг друга, создавая причудливый каскад. Юноша ощутил освобождающу пустоту внутри и невольно засмотрелся. Настоящий сородич, одновременно такой, какими они выглядели в его воображении, но вместе с этим совсем другой. Сказочный и несуществующий, молчаливо поющий в голове у младшего. Незнакомец склонил голову на бок и заглянул в самое нутро, а уши его мелко дернулись. Он тоже слышал что-то в его голове, и Донхёк, наконец, осознал — его собственная душа тоже издаёт звуки. Как тот окровавленный недруг и как этот пестрый... друг. Они читали друг друга без слов и каждый всё понимал. — Боги, что же с тобой случилось? — сородич обеспокоенно покачал головой и его брови жалостливо изогнулись. — Я потерял.. — и Донхёк крупно затрясся, давая волю своим эмоциям, его лицо опечаленно скривилось. Продолжить не получилось, ведь ещё хоть звук, и он просто-напросто разрыдается и не сможет это остановить. Парень то и дело открывал рот, но любой звук превращался в задушенные хрипы и попытки глотнуть хоть немного воздуха. А второй не колебался и секунды перед тем, как упасть рядом на колени, не заботясь ни о грязи, ни о камнях, и сразу раскинул руки, рассекая воздух широкими крыльями с глухим свистом. Он обнял так крепко, как только мог, упёрся губами в мокрый и горячий лоб, и в этом не было ничего неправильного или излишнего. — Всё в порядке, я слышу тебя, — послышался нежный тембр, успокаивающий и мягкий. "Я слышу тебя" Прозвучало в голове совсем другим голосом из недавних воспоминаний, и Донхёк понял всё, будто его окатило ледяной водой. Сердце на мгновение остановилось и разум наполнила звенящая тишина. Речь никогда не шла о звуках, которые юноша издавал фактически, о словах, которые произносил, но всегда касалась тех, что он хранил в себе, как и тот странный негодяй, и как этот не менее странный парень. Их троих объединяла кровь рода и Донхёк тоже обладал своим собственным звуком, который сейчас наверняка был горестливым плачем. А как же Минхён? — Ренджун! — прозвучало где-то впереди параллельно с шелестом листьев, — ты нашел его? Донхек полностью укрылся под крыльями незнакомца и, оперевшись подбородком на его плечо, всматривался вдаль, пытаясь разглядеть источник голоса. — Нашел! — крикнул тот в ответ. Значит, именно кожа Ренджуна так успокаиваще пахла горькой мятой листвой, — сейчас мы тебе поможем, хорошо? — лопатки под перьями щекотно погладили самыми кончиками острых когтей. Ещё одно существо появилось прямо там, куда обратил свой взгляд золотой юноша. И невольно вздрогнул. Там стояло настоящее, как бы то ни было оскорбительно, чудовище. Нет, это определённо была гарпия, просто куда как огромнее даже людей, с необъятно широкими плечами, бежевыми перьями и светлыми волосами до ключиц. Ренджун осторожно отпустил мальчишку и вытянулся в полный рост, но даже так был на добрые две с половиной головы ниже только подоспевшего мужчины. В его габариты было просто тяжело поверить. — Ёнхо, будь готов нести его к поселению, если не встанет, — сдержанно сказал невысокий, отряхивая светлые ткани, которые носил на манер человеческой одежды, весьма искусно обернув вокруг себя так, чтобы скрыть почти все человеческие части тела, а именно торс и ноги. Это выглядело как длинная туника с разрезом от бедра, чтобы не мешать при ходьбе. Теперь он выглядел куда более статусно, а то, как мягко и сдержанно говорил, явно подчеркивало это. Ёнхо, в свою очередь, с прищуром смотрел на Донхёка и подергивал ушами, будто вслушивался. И Хёк сделал то же самое, наконец, заметив ещё один мелодичный звук, не нёсший в себе никакой опасности. Этот здоровяк внушал даже больше доверия, чем тот же Ренджун, и песнь его души лилась безмятежно. — Познакомились? — Ренджун опасливо осмотрелся по сторонам, а потом как бы невначай подцепил и вытащил длинную тонкую ветку из перьев второго, — пошли, экий ты неряха. И, похлопав его по плечу, уходит первым неспешно и выличественно, вытянувшись и расправив плечи. Донхёк невольно засмотрелся на его удаляющийся силуэт и открытую светлую спину с выразительными лопатками. — Сможешь встать? — прервал его Ёнхо, протянув свою огромную ладонь, за которую золотой тут же уцепился, чтобы подняться на ноги. Новое знакомство придало ему немало сил, и оба они вымученно улыбнулись друг другу. В голове было столько вопросов, но у него же ещё будет время? Гораздо важнее, что теперь он не один, а все эти звуки, что мучали на протяжении многих лет, не были последствием помутнённого рассудка, а являли собой истинную природу его вида.