Турмалиновые скалы

       Что-то оставалось на своих местах — парни неизменно проводили вечера в относительном покое, и это создавало иллюзорное ощущение стабильности, будто почти каждый день до захода солнца они не попадали в неприятности, не обсуждали сложные для понимания лесного создания темы и не испытывали необъяснимое притяжение друг к другу, которое оба принимали с большими трудностями. Особенно Минхëн, который перестал себя совсем узнавать, как и избегать прикосновений перестал. Сначала ты всю жизнь верен своей ненависти, потом насильно заставляешь себя ненавидеть, лишь бы все на своих местах оставалось, а в итоге оказываешься посреди леса с человеком, к которому испытываешь много всего, чего до этого никто не удостаивался, но злобы в этом нет и в помине. Это чувство из раза в раз заставляло руки в кулаки сжимать, чтобы к чужому лицу ненароком не ринуться, не потянуть уголки Юкхеевых губ наверх, чтобы снова улыбку увидеть, потому что без неë и лес будто не такой зелёный, вода во фляге не такая прохладная, а камни это просто твëрдые штуки без названия и истории. Ничто вокруг не имело названия и истории, если один единственный человек не находился где-нибудь поблизости, даже если своими делами занимался. Было в этом что-то в корне неправильное, потому что Вон вызывал больше эмоций, чем младший брат, с которым пришлось всю свою сознательную жизнь разделить. — Пойдëм сегодня, — тихо объявил Юкхей уже на следующий день, пусть и не выглядел лучше хотя бы самую малость, так и не отодвинувшись от злосчастного дерева за своей спиной. Минхëн на это ничего не ответил, только лишь посмотрел с усталым сомнением. Опять не удалось поспать, но в этот раз младший не проснулся внезапно, чтобы как-то эту проблему разрешить, да и нельзя было сверх меры полагаться на человека, который и без того находился в незавидном положении. Никто из них не был уверен, что путь действительно стоит продолжать в таком плачевном состоянии, однако оба отвыкли уже от стояния на месте, особенно теперь, когда влекла не только цель впереди, но и подгоняла опасность, идущая следом. — Теперь будем двигаться дальше от дорог и постараемся избегать городов и сëл, — больно было смотреть, как человек натягивает на себя сначала одну рубаху, а потом и вторую, но с одинаково удручëнным и болезненным выражением лица, — через столицу я тебя все-таки проведу, раз уж заикнулся. — Не нужно, — спешит стать голосом разума Минхëн, потому что решение это и правда до нельзя глупое, — опасно. — Я уже видел по твоим глазам, что хочешь. Этого достаточно. И переубедить Юкхея не было такой уж большой проблемой, потому что старшему каждый раз уступали, позволяли случиться всему именно так, как хотел он, и дело было вовсе не в том, что Минхëн просто куда более упëртый. Но переубеждать не хотелось, потому что столица казалась тем местом, откуда он в негодовании выбежит через жалкую минуту, однако побывать обязан, чтобы хоть посмотреть, как вообще люди живут, и сколь много среди них нелюдей. Порой казалось, что встретить гарпию в городе будет куда проще, потому что в лесах они ещë ни разу не попадались. Либо же он просто неправильно ищет. Сборы проходят в тишине, прерываемой лишь тяжëлым дыханием Юкхея, который явно взял на себя слишком много, решив, будто пары дней отдыха будет достаточно, чтобы забраться на лошадь, не сломавшись окончательно, а ведь ещë приходилось тащить сумки и оружие. Минхëн, сделав вид, что ему всë это не улыбается, забрал лук и стрелы, а так же один из мешков, чтобы хоть немного чужую ношу облегчить, и решил пройтись немного пешком, чтобы не забыть, каково это. Человек свыкся уже, что друг недоволен почти всегда по разным причинам, но больше не относился к этому так серьезно, потому что во взгляде улавливал едва различимую тень искреннего желания позаботиться, которую всë ещë пытались скрыть, выдать за личную выгоду. Возможно, Вон просто выдумал это. Идти было сложно, и Минхён то забегал недалеко впрёд, то тащился где-то позади, рассматривая окресности. Кобыла то и дело спотыкалась, потому что под её копытами была непротоптанная трава и упавшие гнилые ветки. Парню, наверное, ещё и мох нравится, особенно когда специально сворачиваешь чуть с дороги и сапогом на него наступаешь, а он хлюпает и воду наружу выпускает. Юкхей из раза в раз оборачивается, то и дело намереваясь навернуться с лошади, потому что равновесие так легко теряет, но всё равно старается не упускать старшего из виду. Тот вполне бодрый, шагает уверенно и будто вообще не обеспокоен никакой болью, однако руками особо не двигает и ворочает всем телом, но никак не просто головой, так ещё и моргает то медленно, то вообще без перерывов, будто бы зрение себе вернуть пытается. — Тогда, у Бруны, — буднично произнёс Юкхей себе под нос. Он уже привык быть услышанным в любом случае, даже если шепчет или находится где-то поодаль, — ты сказал, что видел гарпию, и не стал потом есть, — Минхён тогда, хоть и нагонял, чтобы вновь оказаться впереди, внезапно замедлился, почуяв неладное, — потом в таверне ты был обеспокоен слухами о них. Это что-то значит? А старший в тишине паникует, потому что врать умеет только коротко и без деталей — жизненного опыта, похожего на общечеловеческий, просто не хватает на связную историю, в которую можно поверить. Минхён же вообще выдумывать не умеет, только упираться и отрицать. Он пытается мысленно вернуться в прошлое, чтобы зацепится за какую-нибудь не подозрительную деталь, но былая жизнь сама собой являла одно большое подозрение со всем скопищем перьев и зарытыми под деревьями золотыми украшениями. — В книге видел, — и перед глазами мелькнула едва увиденная страничка с нарисованым существом, — интересно стало. — Так ты читать умеешь? — оборачивается Юкхей и неверяще улыбается, а потом и сам как-то задумывается, потому что в голове не укладывется, чтобы ранее не говорящий парень умел читать. Ещё и Минхён из-под нахмуренных бровей смотрит так, будто младший ну просто безбожно глуп. — Не умею. — Точно. — Брат умеет, но там ничего не написано было про гарпий. На всех страницах было, а предпоследняя страница пустая, только рисунок. — Книга не обшитая коричневой кожей? — Там много камней было разных. И Юкхей замолкает надолго, думает о чем-то, глядит вперëд, больше не оборачивается, пока старший про себя всевозможные дурные исходы рассматривает. — У тебя имя как у героя этой книги. Красивое. Я в детстве очень хотел быть похожим на него. Ответить на это нечего, потому что голова такая пустая, а чужой голос звучит будто бы мечтательно и ностальгирующе. — Мне еë кое-кто очень близкий читал очень давно, а сам я научился уже после того, как книга пропала, поэтому лично ни строчки не прочëл, — Минхëну нравилось смотреть, как Вон держится в седле даже будучи раненым, на его широкую спину и чëткий профиль, — не знаю, как она к тебе попала, но я смогу забрать еë? — Если брат отдаст, — но хотелось бы сказать, что Юкхею дозволено забрать многим больше, — тебе слуга матери читал ведь? Он показался мне сильным человеком. — Он безумец, ещë и не человек, — парень смеëтся, но слова выплëвывает так, будто гувернëр ему чем-то насолил, а улыбка всего лишь средство защиты, — такая важная птица, читать умел, говорил красиво, одевался как не пойми кто, лишь бы по моде было! Ещё и поучал всех вокруг, будто сам никогда не был неучем! Парень оборачивается лишь сейчас, потому что Минхëн смеëтся тихо, но при взгляде вновь лицо своë делает нетронутым эмоциями. Играется, наверное, либо до сих пор останавливает себя каждый раз, хотя рядом с излишне эмоциональным Воном то давалось очень нелегко. — Зато красивый какой был, что я ничего кроме этого и не видел, можешь себе представить? — у Юкхея на этих словах глаза такие большие, будто сам он не верит, что говорит подобное, — а мне ведь всего шесть было! Гарпии, говорят, все красивые, но он весь будто не из этого мира. Минхëн как раз в этот момент руками к Кобыле тянулся, чтобы сверху прямо на ходу забраться, получше слышать и в полной мере прочувствовать очередную интересную историю, но после этих слов заметно подостыл и будто потерял свой блеск. Гарпии, значит, все красивые. Приятно было знать, что Юкхей в детстве с благоговением к лесному народу относился, но именно сейчас казалось, что перьев его лишили даже к лучшему, ведь Тэëн не зря сказал, что для представителя своего рода он просто-напросто смехотворен. Должно быть, где-то природа над ним действительно подшутила, и все догадки имели под собой основание достаточно твëрдое, чтобы ещë меньше хотеть встретиться с сородичами. Да и пронëс ли Вон свою терпимость сквозь года? — Давай, раз уж хотел, — Вон был слишком участливым и замечал слишком многое, чтобы чужой порыв без внимания оставить, поэтому лошадь остановил и здоровую руку протянул, — подумаешь, прекрасные лесные твари. Мы на них в столице ещë насмотримся так, что глаза оба намозолим. И если на кровных братьев именно Юкхей не будет смотреть с тем же светом в глазах, с которым смотрит на него, то Минхëн готов опустить тот факт, что чем-то от них отличается, потому что какая разница, назовëт ли тебя калекой жестокая пернатая хтонь, если единственный важный человек будет признавать нормальным и важным. Он принимает жест, вкладывает свою ладонь в чужую и ловко взбирается на круп Кобылы, но даже не старается отвернуться, наоборот, поближе садится и смотрит на лес впереди через Юкхеево плечо, находясь теперь слишком близко. Однако для лесного существа понятие «слишком близко» было весьма расплывчатым, потому как не понятно было, почему внезапно отодвинуться хотелось, но не из отвращения, а от обыкновенного стеснения, которое раньше было почти что неисследованным чувством. К лицу Юкхея не хотелось находиться почти вплотную, всё-таки оно очень красивое, это трудно не признать, особенно после целого, как казалось старшему, полчища людей, встреченных на пути. У них же там у всех то морщины слишком глубокие, то рот кривой, то глаз один не туда направлен, но на большинство смотреть было попросту скучно, взгляду зацепиться не за что — то неинтересно совсем, то отталкивает. И пусть даже у брата, да и у него самого лица очень даже человеческие, люди не воспринимались ни как свои, ни даже как хоть сколько-нибудь близкие существа. Только Вон среди них всех был каким-то слишком уж складным и правильно выглядящим, хотя, кажется, в первую встречу даже его неестественно раскрытые от страха глаза и искажённые в непонимании губы казались неприятными. Навряд ли дело и правда было в этом парне, но Минхён просто понять не мог, как чужой облик мог зависеть от отношения, поэтому никаких более вариантов не рассматривал. Наверное, Юкхей и правда волшебным образом похорошел за время их совместного путешествия. Сколько они уже вот так таскаются друг за другом? Прошедшей ночью через небольшое свободное пространство меж листвы луну было видно хорошо, и та была почти круглой, но всё-таки недостаточно, чтобы держать у себя в голове очередную засечку. Стало быть, больше луны прошло с момента, как младший впервые перед ним упал с лошади. Минхён даже думает о том, чтобы начать рассчитывать время не от небесного светила отталкиваясь, а как раз от чужих падений, если те, конечно, станут регулярными. И гарпия чуть свою голову отклоняет, всматривается Вону в лицо, чтобы найти там хоть один намёк на желание больше не калечиться. Но тот взгляд пытливый на себе замечает и только улыбается как обычно, не выказывая и намёка на осознанность в вопросах падения с ездовых животных. Юкхей же со своей стороны видит лишь, как старший сначала смотрит, а потом и глаза закатывает в ответ на улыбку. Неужели он был разочарованием даже когда молчал? Однако жаловаться не на что, потому что попутчик теперь почти свободно свои эмоции показывает — особенно красноречиво у него получается недовольство, а над всем остальным они поработают в долгой дороге. Но им обоим было тяжеловато поддерживать благоприятное расположение духа, потому что Вон всё ещё ранен, в седле постоянно боль чувствует, потому что на ногу давит, да и плечо ноет время от времени, хоть и беспокоит уже куда как меньше. Минхён же выглядел гораздо лучше, пусть и под глазами у него полупрозрачные чёрные тени залегли. Кажется, для него недосып не был такой уж большой проблемой, потому что закрывающиеся веки тут же распахивались обратно, не позволяя расслабиться надолго. Сидящий впереди человек постоянно шуршание тканей за своей спиной слышит, будто друг устроиться всё никак не может, чтобы удобно было, а иногда и тихое непродолжительное шипение, будто что-то в этом сухом звуке было неприятное, заставляющее себя неправильно чувствовать.       Некоторые часы ещё звучали предложения то опереться на здоровое плечо, то облокотиться на спину или просто уже как-нибудь вывернуться и лечь. Юкхей уверен, что у старшего бы получилось сделать это даже на лошадиной спине, но Минхён в ответ только коротко отнекивался, продолжая тихонько копаться в своих одеждах.       Прямо в пути они перебились сухарями, доели врученную недавно еду, а также успели посмотреть на деревья и камни. Почему-то человек не мог больше воспринимать их как прежде, потому что знал, что Минхёну те нравятся, и постоянно пытался разглядеть что-то особенное в каждой ветке, каждой трещине на поросшей подсыхающим мхом серой поверхности, но никак в своём восприятии мира не мог сравняться со старшим. Тот был искренним даже в тех вещах, которые скрывал, но это не делало его и капли более понятным созданием, и такая несостыковка ощущалась особенно остро, заставляла желать быть ещё ближе не только по духу, но и физически, чтобы уж наверняка прийти к чему-то общему для обоих.       Лошадь остановили даже до захода солнца. У путников ещё были силы продолжать дорогу, даже если эти самые силы были напускными — никто не хотел стать причиной привала, в котором, вообще-то, нуждались оба.       — Смотри, — тихо проговорил Юкхей, словно страшась нарушить некое таинство, и старший, нагнав хоть каких-то мыслей в свою до этого совершенно пустую голову, через широкое плечо глянул вперёд, тут же ощутив, как всю сонливость будто рукой сняло, а одежда перестала досаждать одним своим присутствием.       Перед ними открылся водоём, напоминающий скорее огромную лужу, нежели что-то иное: слишком чистый для болота, слишком правильной формы для старицы, слишком маленького размера для озера. Вон по сторонам головой мотает, пытаясь найти взглядом подсыхающую реку, которая была бы причастна к появлению этого клочка воды посреди леса, однако деревья нигде не расступались, чтобы позволить потоку протекать, и ни откуда не звучит журчание. Стало быть, они наткнулись на стоячую воду посреди леса, которая собралась в углублении земли, зарождая новое озеро. Минхён чужого восторга не разделяет, хоть и немало поражён тем, как по всей кромке берега почти идеальным кругом выстроились большие валуны, будто их кто специально так положил. Да разве надо это кому-то в такой чаще?       Юкхей с Кобылы спрыгивает и застывает на месте, согнувшись от боли, морщится весь и руку в кулак сжимает, едва подавляя в себе желание хорошенько вдарить по злосчастной ноге, которая забыла напомнить об огромной гематоме до того, как парню захотелось спешиться. Он в своих мыслях совсем запамятовал, что всё ещё приходился раненым и почти немощным. Привести чувства в порядок удалось спустя долгие минуты, и человек тут же направился поближе, встал прямо на один из невысоких камней, уходящих под землю, и заглянул в прозрачную воду. Ни рыбы, ни растений, ни дна, одна только голубоватая чернота где-то очень далеко.       — Цвет красивый, — произносит Минхён, успевший бесшумно подобраться сзади, однако оставшийся на таком расстоянии, чтобы видеть, но не поскользнуться ненароком. Он же плавать совсем не умел, потому что не доводилось как-то.       — Красивый, — спокойно согласился парень с задумчивым видом, — наверное, мы с тобой нашли затопленную пещеру, — а сразу после не без труда присел на корточки и протянул ладонь, коснувшись водной глади, тут же пошедшей кольцами по всей поверхности.       И обомлел.       Вода на ощупь больше напоминала парное молоко, чем обшитую каменистыми стенами лужу посреди прохладного леса — до того была тёплой, что почти не ощущалась кожей. Человек тут же взгляд на друга поднял, а тот шаг назад сделал, не до конца понимая, почему это Юкхей внезапно страдать перестал и просиял весь.       А тот, будто у него ничего не болело, от берега отошёл бодрым шагом, скинул с себя рубашки, сумки, оружие, схватился уже было за кромку штанов, но, к недовольству старшего, не забыл про него, тут же зыркнув удивлённо на застывшего в немой растерянности Минхёна.       — Ты не пойдёшь?       — Нет, — прозвучало вместо «я не умею плавать, на берегу оботрусь».       — Ты пойдёшь, — раздалось в ответ вместо «ну пожалуйста».       В следующую секунду Юкхей наблюдал за тем, как друг, видно, намеревался во второй раз утопиться прямо в одежде, но вовремя схватил его за руку перед тем, как ему удалось хотя бы носом сапога коснуться воды. Реакция была незамедлительной — Минхён тут же свою конечность вырвал, сморщив нос и одергивая рукав рубахи, чтобы уж точно кожи не касался.       — Что вдруг стало не так? — спросил Вон с надеждой услышать хоть сколько-нибудь внятное объяснение, но получил только сердитый взгляд на него, а потом удручённый куда-то вниз.       —Я не знаю, что со мной происходит, — честно, но так неуверенно отвечает гарпия, что с самого начала фразы половину звуков теряет, — я и сам не смотрел, что под моей одеждой так болит.       — Давай посмотрим вместе.       Но старший только ниже ткань натягивает, уже и ладонь свою скрывая.       — Лучше и правда узнать всё сейчас. Если болезнь какая, то мы к городу ближайшему свернём, чтобы тебя вылечить, — и Юкхей руку протягивает, — это ведь серьёзно.       — Уже не болит.       Но отговорка не действует, вызывает только серьёзный взгляд, на который Минхён отвечает тем же. Они смотрят друг на друга непримиримо, и старший впервые сдаётся перед Воном. Говорит сам себе, что просто уступает из вежливости, потому что ни разу до этого выиграть не дал, но на самом деле так устал скрываться, устал врать самому себе, что этот милый человек может врагом оказаться. И вкладывает осторожно пальцы в чужую ладонь, а сам отворачивает голову. Рукав с осторожностью закатывают, смотрят безмолвно с пару секунд, касаются предплечья так аккуратно, что это приносит лишь лёгкую щекотку.       — Ничего нет, Минхён, — произносит Юкхей поражённо, — но под кожей будто… Ты замёрз?       — Нет, — шепчет старший, тут же возвращая своё внимание и видя лишь обычную, чуть покрасневушую руку.       — У тебя гусиная кожа, но в остальном выглядишь здоровым, — озадаченно продолжает человек. И лесное создание тут же пальцами проводит чуть выше своей ладони, ощущая под подушечками будто крупные песчинки, застрявшие в теле, а потом взгляд поднимает, в котором Вон угадывает нотку испуга.       Перья отрастали.       Это чувствовалось началом конца, заставило тут же отобрать свою руку и потянуться к ушам, которые тоже, не к удивлению, но к ужасу стали длиннее, утрачивая и без того не совсем людские очертания.       Минхён тут же попытался волосами их прикрыть, сделать всё, как было до, чтобы Юкхей не заметил, но тот прямо поверх его ладоней умости свои, держа теперь чужую голову вместе с руками, отбирая последние шансы закрыться в себе и избежать взгляда.       — О чём ты так волнуешься? — ему не нужно было быть громким, чтобы звучать убедительно, особенно когда тот наклоняется так близко, что почти может своим лбом с чужим столкнуться, — это из-за людей?       — Они не люди, — и он сам себя не слышит, потому что уши плотно зажаты, но понимает, что мог сболтнуть лишнего, поэтому тут же пытается головой помотать в нежелании продолжать этот бесполезный диалог.       Однако Юкхей и сам не видит больше смысла мучить старшего, отчего отпускает с тяжким вздохом и под настороженный взгляд чёрных глаз пальцами цепляется за шнуровку верхней Минхёновой рубахи, а потом мягко тянет на себя, оголяя светлые выпирающие ключицы.       — Не страшно, — пытается успокоить, наверное, самого себя, потому что в порыве выведать чего побольше чуть не позволил лишнего, а сейчас лишь сам себя мыслями и догадками топит, потому что трусит спрашивать снова, — но давай передохнём здесь? Я не дам тебе утонуть, вот увидишь.       И будь этот парень неладен со своим жалобным видом, которому из раза в раз само доверялось, потому что собственные ладони уже уцепились за самый низ светлой ткани, тянут наверх и через голову скидывают на землю. Нижняя рубашка совсем тонкая, и под нею чувствуется прохладный воздух, приносящий успокоение измученной коже.       — Вот и правильно, — продолжает словесно поддерживать Юкхей, делая пару шагов назад, чтобы самому продолжить раздеваться, — я ведь не стесняюсь, вот и тебе не надо.       Но Вон после этих слов получил настолько скептичный взгляд, что тут же осознал, насколько неправдоподобно звучит, потому что на самом деле смущён в некоторой степени, так ещё и врёт нагло, но в своё оправдание сразу улыбается мило и безвинно, смотрит, как старший мнётся недолго в неуверенности, отворачивается, будто это могло как-то защитить, и снимает нижнюю рубаху, окончательно открывая неожиданный вид.       Кто-то невысокий, почти ничего не весящий под одеждой представлялся крайне тощим и полупрозрачным, словно церковные витражи, но на деле оказался пусть и худоватым, но весьма широким в плечах, с сильными руками и едва просвечивающими под кожей мышцами и бледными очерченными лопатками, узкой талией и чуть заметными тазовыми костями. Юкхей находит чужую спину неприлично изящной, стыдится этих мыслей страшно, сам раздеться пытается, чтобы без дела не стоять, но глаз отвести не может, чтобы собой, наконец, заняться. Ему почему-то хочется светлой кожи коснуться, полностью свои ладони на чужой талии устроить, чтобы проверить, получится ли обхватить еë полностью.       Минхён в этот момент будто чувствует что-то неладное, через плечо голову поворачивает и смотрит непонимающе, немного устало. Конечно, человеку ничего не остаётся, кроме как разом в родственном панике чувстве остальную одежду с себя снять и усесться где-нибудь неподалёку, сделав вид, что страшно обеспокоен фиолетовым густым синяком, расползшимся по всей ноге от самого живота. Поначалу это и правда смутило, но ничего другого не ожидалось увидеть с такой-то сопутствующей болью, тем более, когда смотреть хотелось совсем в другую сторону. Друг, кажется, немного осмелел, обрадовался, как ему показалось, отсутствию реакции на свою наготу, и тут же разделся полностью, сделал полукруг, чтобы сзади подойти, не сильно показываясь, и тоже во все глаза уставился на здоровенную гематому.       Двое мужчин проживали упущенное обоими детство друг с другом, поэтому, когда встретились взглядами, неловко отдалились подобно подросткам. Было проще объяснить происходящее именно так, чем сказать, что Юкхей дольше положенного смотрел на чужие сильные бёдра, оказавшиеся непозволительно близко к лицу, отчего щёки у него покраснели незначительно, а уши так вообще загорелись, выдавая слишком уж явное смущение.       Минхён думает, что с ним что-то не так, шагает уже к своей одежде с намерением прикрыть всё то, из-за чего младший так остро реагирует, но останавливается, когда его окликают.       — Нет, всё хорошо, правда! — Вон и не знает, что друг боится выдать секрет своего происхождения, а не просто обнажаться стесняется, поэтому слова подбирает второпях и невпопад, — я просто думал, что в тебе костей больше будет…       И старший поворачивается с выражением глубоко оскорблённым, с высоко поднятыми бровями и широко открытыми глазами, чтобы уж наверняка выказать крайнее недовольство услышанными словами.       — Ты очень хорошо выглядишь, — а Юкхей всё не затыкается в попытке спасти ситуацию, только тише с каждым словом становится, потому что в какой-то момент мысли озвучивать начинает, не выбирая совсем, какие из них должны быть оглашены, а какие сокрыты, — я даже не знаю, зачем тебе вообще нужна одежда. Но проблема в том, что Минхëн тоже не до конца понял еë назначение, разве что теплее гораздо было, но до своего преображения с обогревом и перья хорошо справлялись. — А тебе? — спрашивает старший с искренним интересом, будто всерьёз воспринял слова человека. — Ходить голышом неприлично. Однако Минхëн неприлично не выглядел, потому что это ведь всегда про людской род, полный не только духовных несовершенств, но и физических. В этом странном существе будто не было недостатков — даже заметные уродливые шрамы под рёбрами, оставленные наконечниками стрел и напоминающие кривые звёзды с росписей в стенах родного дома, не выглядели увечиями, а скорее были украшением до странного цельного образа: в нëм было так много деталей, которые никак не могли на словах показаться хоть сколько-нибудь симпатичными, но воочию складывались и подходили друг к другу так идеально, не казались излишними, даже если все черты были выразительными и притягивающими внимание с одинаковой силой. Минхëна просто хотелось рассматривать, но Юкхей не мог позволить себе такой роскоши. Поэтому он неловко поднялся и неспешно подошëл к кромке воды, пока старший чуть с опаской сделал то же самое. Тут, куда ни глянь, дна не было, но на противоположной стороне большой камень незначительно выпирал на не такой уж большой глубине, оставляя надежду, что на нëм можно будет полноценно стоять. — Обойди по кругу, я встречу тебя там, — и, дождавшись согласного кивка, парень уверенно делает шаг вперëд, тут же оказываясь в воде с головой, но сразу выныривает и гребëт к тому самому валуну, уверенно на него вставая. Рана закровила от резких движений, но боли с собой не принесла, даже нога никак не беспокоила, ощущалось одно лишь удовлетворение и почти детский восторг, потому что настолько тëплых водоëмов Юкхею ещë встречать не доводилось. Минхëн подоспел быстро — очень уж маленькой, примерно в четыре Юкхеевых роста, была затопленная пещера, пусть и уходила так глубоко, что страшно представить. Младший тут же ему свою руку протянул, а второй, в свою очередь, сначала осторожно присел на крутой берег, опустив ноги в воду и замерев так. Гадать было не нужно, чтобы понять чужое волнение, распознав его в быстром дыхании и бегающем взгляде. Хотелось осторожно подтолкнуть к непростому решению, но Юкхей терпеливо ждал, смотрел куда-то в лес настолько густой, что дальше дюжины деревьев ничего видно не было, не решался зрительный контакт устанавливать, потому что не мог прогнать румянец со своего лица. Всë вокруг казалось очень странным, начиная этим неестественно выглядящим водоëмом и заканчивая томным жаром в груди, но почему-то тревоги не было. Всë нехорошее будто закрыло глаза и, потерявшись, прошло мимо, боль отступила а голова внезапно потеряла все переживания, что нет-нет да терзали время от времени всë путешествие. Вон себя просто другим человеком чувствует, свободным и ничем не обременëнным, наслаждающимся моментом мнимого покоя и умиротворения. Наступил ступор, когда старший сам подставил вторую руку ладонью вниз, ненавязчиво так, будто пытался за что-то невидимое схватиться, однако Юкхей, пусть и удивился, не поддержать не мог. И лишь сейчас Минхён, когда был точно уверен в своей безопасности, соскользнул с валуна в воду, подняв небольшие волны и громко втянув воздух ртом. Он легко встал на тот же камень, но ещё долго вытягивал шею в опасении, что накроет с головой, попадёт в нос или вообще случайно затянет в самую тёмную пучину, заставит биться о камни и погружаться глубже. — Все-таки твоя стихия это лужи? — с хитрой улыбкой спросил Юкхей, припоминая их первую встречу. Он он не отпустил чужих рук, так крепко в него вцепившихся. В ответ на это Минхён нахмурился и локтём дёрнул так, что парню на лицо обрушились отлетевшие брызги, попавшие в глаза и намочившие волосы, обласкавшие раненое плечо и вместе с кровью влившиеся в поток. Но вода не окрасилась, полностью поглотила и растворила в себе алые струи, а Юкхею в тот момент привидилось странное свечение где-то в глубине, которое он списал на усталость. А вот старшему, видимо, понравилось, как человек отлёвывался от воды и предплечьем пытался своё лицо вытереть, потому что тот слегка подёргивался, будто останавливал себя от того, чтобы нашкодничать ещё разочек. На светлом лице виднелась чуть заметная улыбка, а чёрные глаза сузились не то сонно, не то играючи. В этом странном водоёме Минхён не чувствовал своего тела, ведь впервые в его жизни вода казалась теплее воздуха, тяжелее и гуще, это расслабляло настолько, что ощущалось тревогой — он не мог никогда до этого позволить себе такую безмятежность. Погрузившись чуть полубже, парень с характерным звуком отхлебнул странной жидкости, которая на деле оказалась и правда обычной водой, хоть и показалась противной из-за своей температуры. Вон тихо прыснул и подгадал момент, чтобы чужие ладони вссе-таки отпусить и сделать шаг назад, тут же утратив опору. Он хорошо плавал, разве что беспокоился из-за глубины, боялся, что прямо под ногами может оказаться что-то, чего раньше оба не заметили. На этот жест Минхён, к удивлению обоих, секундно тянет руку следом, недовольный тем, что его оставили справляться одного, но тут же приходит в себя, потому что стоит довольно крепко и опасности не чувствует, особенно когда не пытается найти глазами дно, которого дальше одного единственного валуна, служившего островком спасения, не было вовсе. Человек выглядит более, чем удовлетворённым, когда делает непринуждённый круг, не сводя со своего спутника глаз, пока тот с места не двигается, боясь проскользить прямо в подземные пещеры, а только смотрит и спиной к каменной стене прижимается невольно, только сейчас осознавая, что это не приносит боли. Минхён тогда от неожиданности аж развернулся, чтобы убедиться, что действительно чего-то лопатками коснулся, а не просто так прохладнее внезапно стало. На ощупь и правда обычный гладкий валун, омытый водой, и он должен бы приносить дискомфорт, потому что воспалённой коже его приносило даже дуновение ветра. — Юкхей, — негромко привлекает он внимание, не решаясь подступиться ближе, чтобы оставаться на «отмели», — у тебя плечо болит? А Юкхей в этот момент по самый подбородок в прозрачной воде покачивается с довольной улыбкой, смотрит из-под расслабленно прикрытых век и отвечает, ни на секунду не задумавшись: — Нет. — Это не странно? — а у старшего в этот момент лицо не то, чтобы удивлённое, скорее саркастичное настолько, чтобы понятно было его собственное отношение к происходящему. — Странно ведь, — слишком уж легко соглашается Вон и погружает лицо в воду, смотрит куда-то вниз, где не видится ничего, кроме бездонной дыры, а потом поднимает голову резким движением, чтобы все волосы тут же назад закинуть, не давая им лезть в глаза, — я могу сплавать вниз и узнать что-нибудь. Минхён в этот момент смотрит секунду ему в глаза, секунду куда-то вниз, будто оценивает, а потом повторяет по кругу. В этих глазах не было ни капли энтузиазма относительно плана младшего, один лишь скепсис и недоверие. Слишком много в голове было слов и предостережений, и все они казались настолько очевидными, что стыдно озвучить. — Тебе можно со мной, — нарочито невинно предлагает человек, но у него из-под воды виднеются широкие рельефные плечи, а убранные со лба волосы придают несвойственной ему серьёзности. Вид у него не невинный, далеко не тот, которому хотелось безоговорочно доверять. — Я не умею плавать. — Вот и решили. После этих слов Юкхей шумно и долго втягивает воздух в легкие, улыбается напоследок и исчезат под водой, оставив после себя только расходящуюся рябь. Старший смотрит долго на то место, вглядывается в чистейшие глубины, но очень скоро теряет из виду чужую фигуру, лишь сейчас моргнув. Считает до десяти, загибая пальцы по привычке, а потом уже и в уме до двадцати, но слышит шорох где-то позади, тут же на него оборачиваясь и невольно обхватывая собственные плечи руками. В кустах будто проползало что-то большое, что-то длинное настолько, что могло позволить себе шуршать листвой со всех сторон одновременно, словно кто-то верёвку вокруг водоёма протянул и тащил. Минхён застывает на месте, прислушивается к окружению, однако ни на что не может обратить внимания, без одежды и в воде чувствует себя совсем уж мелким и беспомощным, готовым в любой момент поскользнуться и наглотаться тёплой жижи. Куда бы он ни обернулся, не мог глазами ни за что зацепиться, а шорохи ускользали в другую сторону, будто игрались, прятались в траве, заползали тенью по стволам деревьев и скрывались в кронах, близко не подходили, дразня идалека и сводя с ума невозможностью поймать, защититься и хотя бы узнать, что это не недосып начал давать свои пагубные плоды, насылая тревожные видения. У гарпии сердце, сдавленное чувством преследования, бешено бьётся, заставляя по сторонам озираться, а из груди доносится быстрый стук, проходящий выше до глотки и раздающийся низким раскатистым клокотанием. Без своих перьев и огромных крыльев он может рассчитывать лишь на звуки, имитирующие звериный рык, чтобы недруга отпугнуть в надежде, что даже в два раза измельчавшая гарпия способна таки устрашить. Возможно, этого было достаточно, потому что звук под одним из кустов остановился, будто всматривался недолго в озлобленно глядящего парня, а через мгновение затих, так нигде больше и не появившись. Юкхей вынырнул только сейчас, жадно глотая ртом воздух и по первости не до конца понимая, где он находится, взглядом ища Минхёна. — Что-то случилось? — тут же спрашивает он, подплывая поближе, отвлечённый от собственных новостей чужим хмурым лицом и слишком чёрными глазами, вновь отдающими нечеловеческими нотками. Вон грешил на игру света и тени, но почему-то именно этот взгляд всегда был либо причиной, либо следствием происходящих вокруг нехороших вещей, — даже там слышно, как ты мурлыкал. И даже если звук был далёк от мурчания, было куда проще принять его именно так, чтобы хоть немного углы сглаживать. Минхён оборачивается и делает шаг вперёд, чуть не соскользнув с камня, но только комично взмахивает руками, чтобы равновесие удержать. Вон оказывается рядом, но не спешит подхватывать, а только держится поближе, чтобы оказаться полезным в момент, когда это действительно будет необходимо. Но старший хорошо стоит на своих двоих, даже если глаза открыл так широко, будто готовился дышать ими под водой. — Кто-то смотрит, — коротко отвечает существо, а потом осматривается заискивающе, — или смотрел. Чужой взгляд в этот момент становится мягче. — Ты просто устал. Говорит Вон, опуская тот факт, что внизу сеть пещер расходилась на десятки тоннелей, напоминая собой жилище твари, что, согласно поверьям, не стала бы без особой причины вредить двум вошедшим в её владения человеческим мужчинам. — Попробуй поспать, пока боль не вернулась, — но он осматривается, пусть и медленно, чтобы подозрений не вызвать, — я присмотрю. Почему-то парень был уверен, что в этом месте безопасно, пусть многое и намекало на обратное. Но не подумал, что лишь он может быть в безопасности.