Хватит убегать

Когда Донателло очередной раз нервно перевернулся на другой бок, на улице уже светало. Светло-серое небо продолжало осыпать снегом весь город, но, как и обещали прогнозисты – ветер, наконец-то, стих. Фонари погасли, улицы опустели, ветви деревьев опускались все ниже от налипающего снегопада, а на подоконниках росли небольшие сугробы. Настали покой и тишина, однако умной черепашке это не помогало погрузиться в желаемый сон. Ворочаясь из стороны в сторону, он пытался отыскать наиболее комфортное положение – вытягивался всем телом, забивался в угол дивана, прижимал ноги к пластрону, пробовал спать на животе, но все это, к сожалению, не приносило должного эффекта. Он лишь несколько минут, вырубаясь от усталости, мог провести в бессознательном состоянии, прежде чем снова проснуться по неизвестной причине. Открыть глаза и уставится в потолок. И это изматывало вдвойне. Сейчас же он вновь видел сны, точнее сон, в котором они с семьей сидят у костра в загородном участке дома бабушки Кейси. Они едят, шутят и вспоминают свои приключения, Эйприл с Кейси дополняют некоторые события, в которых участвовали и нередко поглядывают друг на друга. Мастер Сплинтер улыбается и одобрительно кивает самому себе, когда Джонс решается приобнять девушку за талию, но вдруг Рафаэль начинает припираться с Лео, и уже спустя мгновение они перекатываются по траве в попытке надрать друг другу панцирь под звонкий смех Микеланджело. Всех охватывает азарт, желание присоединиться к детской забаве и это так мило смотрится со стороны, так по-семейному тепло и радостно, что Дон и сам не может сдержать улыбку. Ему нравится этот сон… но, поддавшись внезапному порыву, он откидывается на траву и резко распахивает глаза, оказываясь в реальности. Да, это был всего лишь сон. Короткий, яркий и с таким же резким пробуждением. Опять. С головой накрывшись покрывалом, он вымученно вздыхает. Неужели так сложно просто поспать? Голова тяжелеет от повторных пробуждений, а ему в первую очередь нужно отдохнуть и восстановить свои силы, поводов для тревоги больше нет, да и физически он не чувствует неудобства. Почему же не выходит забыться? «Очисти свой разум. Глубокий вдох…» Легкие заполняет ненавязчивый запах машинного масла и пота. Не зловонный, но достаточно терпкий, чтобы с легкостью определить чье это покрывало на самом деле. Он закрывает глаза и позволяет неконтролируемым видениям пронестись в памяти. «...и выдох». Разноцветные вспышки погружают его в небытие и приглушают все излишние звуки. Мышцы расслабляются, тепло растекается по телу… Вокруг сгущается темнота. … Слабые очертания логова позволяют Донателло оценить свое незавидное положение. Его тело прижато к дивану, а лицо наполовину зарыто в подушку, поэтому узнать, что именно происходит не представляется возможным. Как так вышло?.. Он не помнит, что было перед тем, как очнулся, почему не может толком пошевелиться и откуда у него стойкое ощущение присутствия здесь кого-то еще. Стены дома покрыты мраком, вся мебель исчезла вместе с проходами в другие комнаты и враг может подстерегать его где угодно, но почему-то черепашья чуйка не срабатывает. На удивление скрытность противника не пугает его, не страшит своей неизвестностью, даже когда движение за спиной выдает неизвестного гостя с потрохами. Будто все внутри уже заведомо знает: «Он не причинит вреда». Дон переворачивается на живот и подтягивает плотную ткань ближе, практически полностью заворачивая себя в кокон. Он все еще ощущает материал обивки под пальцами и упругий подлокотник реального дивана, однако вместо этого видит перед собой лишь белую наволочку и опустившуюся рядом темно-зеленую ладонь. Глубокий оттенок кожи старшего брата выглядит так контрастно на фоне его оливкового цвета, что у Дона возникает желание дотронуться и наглядно сравнить насколько они отличаются. На сколько руки Рафа больше, холодные ли они или наоборот горячие, как сократятся его мышцы, если он вдруг решит сжать свою ладонь на его руке… Поддаваясь наваждению, Донателло вытаскивает руку из-под подушки и касается чужих пальцев. Он аккуратно проводит по выступающим косточкам и рвано выдыхает, когда ладонь ответно разворачивается к нему внутренней стороной, переплетая их руки, а локоть опускается по левую сторону. Чужой пластрон стукается о панцирь. Теперь он отчетливо чувствует давление сверху и размеренное дыхание прямо над ухом. На мгновение мелкие мурашки пробегают по позвоночнику в легком приступе паники. Он напрягается телом, ожидая резкой боли и прижимаясь к прогибающейся поверхности. Что-то должно было вот-вот произойти, но он не хотел бы вновь ощутить, как клыки впиваются и раздирают его кожу до крови, поэтому еще сильнее стискивает чужую руку и выше поднимает плечи. Он пытается пошевелить ногами, но единственное что получается, это просто поелозить на одном месте. Не убежать и не спрятаться… И ровно в тот же момент, как он подумал об этом, его чувства обостряются от прошедших по коже губам. Словно обжигающими пятнами остаются невидимые следы коротких поцелуев. По загривку, шее, плечам – всюду он чувствует беглые прикосновения, которые не несут в себе никакого дискомфорта. Их сопровождают горячие вздохи и поглаживания по запястью, после чего холодный нос утыкается в оставленную когда-то отметину. Рафаэль застывает в этом положении, прислушиваясь и выжидая, когда сердечный ритм брата вернется в норму. Всего пара секунд, совсем ненадолго… а для Дона будто бы уже несколько часов пролетело. Умник усмехнулся бы столь клишированной фразе, если бы не ощущал, как жар по его коже, слишком чувствительной на месте разрыва, спускается ниже. Покалывает в области шеи, проходит через грудную клетку и оседает внизу живота. Он даже бы сказал, что это… приятно. Находясь между явью и сном, Донателло скомкал между ног покрывало, прижимая один из краев к щеке и подставляясь под ласковые поглаживания. Второй рукой брат мягко обводит его бока, спускается к бедрам, и больше не хочется думать, не хочется предполагать, что произойдет. Все слишком запутано, отчужденно, но так очаровательно своей непредсказуемостью и исходящим теплом, что Донателло доверчиво погружается в окружающую тьму, мягкость и одновременную тяжесть от прижимающейся ноги в промежности. Ему искренне хочется верить, что это ему только чудится, ведь это неправильно, но желание окунуться еще глубже в этот мир он остановить уже не в силах. Расслабляясь, он разрешает прочувствовать себе каждое движение, каждый возникающий импульс в его теле. Жжение от дыхания брата, призывающие к большему касания и это невероятное, тянущееся сладкой негой, томление в паху. Дышать стало сложнее. Из неоткуда пришедшее возбуждение разливается в нем горячими волнами от кончиков пальцев до макушки и особенно интенсивно пульсируя в раскрывающейся щели. Все его сознание сконцентрировано на чужой руке, что бережно касается чувствительной головки и круговыми движениями заставляет гения уткнуться в диван и издать первый стон. Влажный член полностью выходит из-под пластин и касается покрывала, пачкая его обильным количеством естественной смазки. Ноги путаются в синей ткани, но инстинктивно поддаваясь пахом вперед, Донателло выискивает дополнительный контакт для стимуляции. Ведь ему хочется продолжить. Ему нравится чувствовать, как сверху Рафаэль давит на него своим весом и заставляет потереться возбужденным членом о его сухую руку. Он мягко сдавливает основание и скользит по стволу вверх-вниз, нахально дразнит своим сбивчивым ритмом, к которому нереально подстроиться! Черт… Из горла непроизвольно вырывается утробное рычание, выказывая свое недовольство, и словно успокаивая, за ухом мгновенно повторяется горячая дорожка поцелуев. Продолжая крепко держать брата за руку, Рафаэль усмехается и разводит своим коленом его ноги шире. Он приподнимает его бедра, не переставая стимулировать возбужденную плоть, и касается своим пахом края панциря так явно, что Дон прекрасно понимает, чего именно от него хотят добиться. И это осознание вновь доблестно пытается вырвать его из цепких лап сна. Это так неестественно для него! Поднять свой низ и остаться лежать головой на подушке – такая унизительная поза… или беззащитная, или развратная, или даже подчиняющаяся… Он не знал, как правильно описать вспыхнувшее непринятие, но сейчас его хвост также негодующе крутился из стороны в сторону, как и его возрастающее смущение. Не хотел он этого… по крайней мере не сейчас. - Я отдаю себе отчет в том, что делаю. И знаю кто передо мной. Возбужденный хриплый голос выводит его из оцепенения. Казалось, он один теряет голову в сложившейся ситуации, но, взглянув в сторону Рафаэля, он видит в золотых глазах уверенность, смешанную с похотью. Когда он ладонью проводит по всей длине и сильнее сдавливает его в кольцо у сочащейся головки, это сводит с ума… Пот медленно стекает по вискам. Совершая ритмичные движения, Донателло скользит членом по мокрой ткани, специально задевая чувствительные нервные окончания и тихо постанывая в собственные руки. Ему всюду мерещатся влажные прикосновения и непристойные звуки, чужой запах забивается в нос и еще ярче вырисовывает под закрытыми веками невероятные манипуляции старшей черепахи. Закусив губу, Дон поднимает таз выше и опирается на колени. Его скулы горят раскаленным огнем, а в груди томится стыдливое удовольствие, которое он испытывает, пока Раф, прижимаясь к нему своими бедрами, накачивает его член до изнеможения. Еще быстрее… Еще больше… Еще немного… Брови сдвигаются к переносице, и младший пытается вобрать в себя как можно больше воздуха, ощущая приближающийся конец. Электрические разряды проходят по всему телу и будто выворачивают наизнанку. Время останавливается и тут же ускоряется с непрекращающимися фрикциями, когда Донателло кончает в чужую руку и с треском натягивает ткань. Сперма выходит из него короткими толчками и впитывается в складки покрывала под низкие стоны. Боже… Он готов прямо сейчас выбросить все свои сомнения в котел и лежать размазанной лужей на этом диване, пока Раф не соберет его в охапку и не отнесет в комнату. И плевать, где она… ему так хорошо, что находиться в этом темном помещении и чувствовать вернувшиеся поцелуи от брата сродни его любимому массажу, эффект которого усилили втрое. Потрясающе… - Такой послушный… и такой доверчивый. Внезапно открыв глаза, сонная пелена спадает и представляет взору полуприкрытое сидение дивана. Его руки обернуты и крепко сцеплены зажатой тканью, а губы почему-то мокрые. Дыхание сбито, да еще и непонятное волнение рвалось откуда-то изнутри, поэтому ему потребовалось несколько минут, прежде чем, наконец, понять, где он находится на самом деле. И что происходило в его… Вскочив на ноги, Дон чудом не спотыкается об журнальный стол, смотря вниз и замирая на месте. Обширное мокрое пятно блестело на синем покрывале, а его паховые щитки, испачканные спермой и смазкой, практически полностью скрыли обнаженный член. Спертый воздух и выступившая испарина сделали его липким… Снизу все еще чувствовалась слабость и приятно-тягучее ощущение от приснившейся близости, но сверху его словно окатывает ледяной водой. «Нет… нет-нет-нет… Твою мать!» Сегодня он точно больше не сможет уснуть. … Рафаэль застает брата молча сидящем на диване, плотно обернутым вдвое сложенным покрывалом. Словно приведение он уставился в единственную точку перед собой и, казалось, даже не дышал, что с его немного бледным оттенком лица, нагоняло еще больше жути. - Давно встал? - дернувшись в сторону, Донателло оборачивается и широко распахнутыми глазами осматривает его с ног до головы. Становится не по себе от такого изучающего взгляда. – Ты… в порядке? - Д-да! Да, все хорошо. Я прекрасно себя чувствую… Представляешь, выключился сразу же, как лег на диван и спал, как убитый! Будто сто лет не отдыхал. Невозможно, но факт! Хотя, учитывая, что мы черепахи, я не исключаю вероятность нашего долгожительства. От вида многое, конечно, зависит, я не проводил исследования нашего организма настолько детально, но, думаю, какой-то ген влияющий на продолжительность жизни… «Чего?» Этот вопрос застрял в горле, потому что Раф просто не поспевал за ходом скачущих мыслей своего гениального брата. Он тараторил без умолку предложение за предложением, замедляясь только когда пытался объяснить сложное простыми словами и, чтобы вклиниться в его речь нужно было еще постараться. А все гениальное на самом деле просто. В Донателло протекал внутренний конфликт его убеждений и испытанных эмоций. Буквально пару дней назад он уверял, что такое явление, как эротические сны, не являются доказательством странности человека и не всегда означают, что все происходящее в таком видении олицетворяет скрытые желания… но оказавшись в столь щепетильном положении сам, он не мог и слова вымолвить в свою защиту. Он чувствовал себя пристыженным мальчишкой, которого застукали за поеданием рождественского пирога. Будто все новогодние украшения и подарки он вдребезги разбил за пять минут до наступления Нового года и каждому рассказал загаданные пожелания, чтобы те не сбылись. Чисто из-за вредности. Мол, «если не мне, то никому другому». И сейчас, словно окруженный порицаемыми взглядами за свое наивное потакание пришедшим видениям, он то густо покрывался краской от проявленной любви, то с отрешением уходил в себя. Причем стыдно было не только за сам сон, но и за дикую похоть, бессовестность своих желаний. Внутренний голос жалел его, выдумывая оправдания, и тут же насмешливо тыкал пальцем, шепча: «Думать такое о родном старшем брате… он же всегда защищал тебя, а когда настала твоя очередь, ты поступаешь так подло… представлять себя с ним… использовать… пошло манипулировать…». По-детски глупо, но до слез жестоко. Он так легко поддался собственному разуму… Оставшиеся полтора часа бодрствования тянулись, словно нескончаемая пытка в этих ощущениях. Только привычный родной голос и красная маска на золотых глазах окончательно вывели его из транса. Подкатило смущение и… от волнения он больше не мог держать свой язык за зубами. -…соблюдая эти условия, так мы сможем хотя бы теоретически дожить до ста двадцати лет. То есть… плюс-минус. Что думаешь? Рафаэль пропустил половину из того, что ему говорили. Потягивая мышцы, он выглядывает в окно. Солнце еле-еле пробивалось сквозь плотные облака и освещало все тусклыми красками. Бульвары были засыпаны сугробами, а проезжая часть время от времени очищалась спецтехникой, что было заметно по следам шин на окраине. Прохожих не было. Магазины временно закрыты из-за непогоды. Ветер стих. Если, когда и выбираться из квартиры, то сейчас самое время. - Думаю, ты пришел в себя. Нас, наверняка, уже хватились – есть способ связаться с остальными? - Связь в Ч-фоне пропадает, но я могу отослать сообщение, что мы в порядке и скоро будем дома. В ближайшее время. - Хорошо, - Раф кивает и выходит наружу, вновь оставляя младшую черепаху одну. Дон с силой сжимает голову в руках и тихо стонет, пригибаясь ближе к коленям. Должно быть он просто сходит с ума… Ничего же не было. Это был только сон, о котором никто никогда не узнает. Да, он был не совсем обычный и… такой тактильный, что оставлял после столь много внутренних следов, но все же это происходило только в его голове. С чего вообще он взял, что это было проявлением чего-то большего, каких-то истинных чувств?! Его внутренним «я»?! Простая попытка организма ускорить восстановление утраченного здоровья, вот и все! Но его сердце заходилось бешеным стуком каждый раз, когда он вспоминал отрывки из сна и пытался понять, что породило столь откровенные вымыслы. А самое главное…  почему в сознательном состоянии это до сих пор вызывает у него трепет в груди. Дон отнял руки от головы, когда услышал щелчок. В руках Рафаэля была небольшая пластиковая коробка, по красному кресту на которой гений сразу понял о ее содержании. Средних размеров бинт и начатая упаковка пластырей была подана ему в руки, пока старший брат открывал металлическую баночку с заживляющей мазью. - Не дергайся. Что ж, это Донателло мог выполнить с легкостью. Его тело само застыло как вкопанное, стоило только холодным пальцам с мазью коснуться его шеи и мягко провести вокруг прокусанной кожи. Лишь бы не спугнуть момент.

***

- Подожди, ты подрабатываешь курьером?! - А ты думал еда у нас в логове просто так с неба падает? - заметив замешательство в глазах гения, Рафаэль самодовольно хмыкнул. - Чтоб ты знал, в ночное время за доставку платят куда больше. Обе черепахи возвращались домой в приподнятом настроении. Держа сумку на плече, Рафаэль бегло осматривал мокрый пол, замечая, что в канализации практически все осталось неизменным. Стены верхних уровней промерзли от резко понизившейся температуры и делали дорогу в логово небезопасной, но чем глубже они спускались, тем теплее становился воздух и перекрытия под ногами. Его брат шел рядом, все еще по шею укутанный в теплое покрывало и, казалось, вовсе не собирался его отдавать. - Почему ты не сказал об этом раньше? Я думал, что ты ходишь только в патрули. - И что, расскажи я о подработке и сразу все претензии пропали бы? Готов поспорить, ты бы не придал этому значения – ты слишком занят своим техно-центром. - «Техно-центром»? Боюсь разочаровать, но по большей части мне приходится разъяснять людям, что интернет в любом случае не будет работать, если не подключиться к сети. Быть консультантом технической поддержки не так сложно, если у тебя есть навыки программирования, просто… иногда подобные вопросы напрягают. - Если выслушивать их каждый день по семнадцать часов еще и не такое начнет напрягать. - Перестань… мы не можем позволить себе жить ничего не делая. Упустим из виду свои траты и уже в следующем году будем побираться на свалках в поисках еды, поэтому пока в моих силах отсрочить этот момент – я буду зарабатывать. - Я говорю тебе не бросить работу, а притормозить! Твою фотку «лучшего работника месяца» все равно не поместят в рамку – никто из нас лицом, увы, не вышел. А видеть подобие тебя перед монитором давно не доставляет удовольствия. Ты сам-то помнишь, когда в последний раз заходил в свою комнату? Там кровать есть, квадратная такая, с подушкой. Припоминаешь ее? Дон строит страдальческую гримасу, словно от стен отражается скрип несмазанных петель на двери, и сворачивает в другой тоннель. Он и так знает, что перебарщивает со своим перфекционизмом в работе и его братья также переживают за него, как и сам он о них. Это своего рода закономерность в семье – друг о друге заботится даже в ущерб себе. - Признаться честно – уже начал забывать… Тебя, правда, это так нервирует? - Меня бесит, что ты забываешься! Тебе приносят еду – ты отказываешься, спрашивают о чем-то - игнорируешь, а когда я пытаюсь загнать тебя в постель… - саеносец ускоряет шаг, чтобы оказаться впереди и развернуться лицом к младшей черепахе. Он вскидывает бровь вверх и с надменным смешком преграждает ему дорогу. – …огрызаешься. Разве младшие братья не должны слушаться старших? Донателло резко тормозит и обескураженно тупится в исцарапанный пластрон. Он в моменте улавливает насмешливый тон, но вместо обычного раздражения вдруг чувствует, как к щекам вновь приливает кровь, сильнее опаляя его смущением. Это… какая-то двусмысленная фраза! Он специально задал этот вопрос?! Или ему только кажется, что здесь имеется скрытый подтекст?.. Нет-нет, это лишь вымысел, игра воображения! Умник поджимает губы и чертыхается, замечая такой же пристальный взгляд в свою сторону. Черт, надо срочно что-нибудь ответить! - Только если они сами готовы прислушиваться к мнению других! Учитывать общие интересы и выбирать решение, устраивающее обоих. - Думаю, мое решение тебя вполне устроит… Так хочешь знать, когда и где я нахожусь ночью – сократишь время работы на треть. Он снимает сумку и расстегивает молнию, плотнее утрамбовывая снаряжение. - Можешь не снимать маяк и в случае чего иметь возможность отслеживать мое перемещение. Препираться не буду, но взамен ты пересмотришь свой график. А ведь это хорошее предложение… Обдумывая договорные условия, мастер бо решает немного дополнить их своими требованиями, следя как поцарапанный шлем заворачивают в плотную куртку. - И оповестишь меня, если полезешь на поверхность. Я хочу знать, когда ты едешь доставлять пиццу, а когда собираешься выслеживать головорезов. - При условии, что, если я скажу тебе «заканчивать и идти спать», ты пойдешь спать. Без оговорок! Таким образом каждый из них остается при своем «любимом» деле и при этом избавится от ненужного балласта в виде чрезмерного беспокойства и раздражения. Станет гораздо проще ориентироваться в ситуации, имея на руках необходимые сведения, и концентрироваться на других целях. На самом деле это может сработать! - Согласен. - Отлично, тогда… Рука уже дотронулась до низа покрывала и стянула бы его с гениальной черепахи в один рывок, если бы Дон не отскочил в сторону на добрых пару метров, буквально выдернув ткань из ладоней и оставив в золотых глазах недоумение. - Я-я потом его отдам! Мне еще холодно и… вообще-то оно пахнет – давно нужно было его постирать! - Пахнет?! - Мы, не вылезая, провели в нем практически всю ночь, после забега на улице, и, напомню, ты клал его на топливный бак, - конечно же он врал. Буйный брат следил не только за состоянием запчастей, но и за внешним видом своего мотоцикла, поэтому никаких пятен от топлива на покрывале не было и в помине. Скорее машинный запах отпечатался на ткани от времени, но его нельзя было назвать противным или несмываемым. Гораздо отчетливее чувствовался запах пота… Однако если брат увидит засохшее пятно довольно очевидного происхождения, это породит множество вопросов, на которые Донателло точно не сможет дать ответ. - Оно все грязное от машинного масла, так что… я верну его чуть позже или, может быть, завтра. - …я лишь дважды его использовал. Но черт с тобой… хочешь заняться внеурочной стиркой – пожалуйста. Не дождавшись своего покрывала, Рафаэль застегивает сумку и прячет в небольшое углубление в стене. До входных ворот логова оставалось несколько метров, и то, что это тайник Дон понял без слов. Саеносец лишь скосил на него глаза, принимая молчаливый кивок и продолжая путь к дому. Оба ожидали весьма интригующий прием от своих домочадцев. … Чего они оба не ожидали, так это того, что прямо с порога их огреют тростью. Молниеносной скоростью удар приходится в плечо красной черепахе и в бедренные мышцы фиолетовой, оставляя такие же яркие цвета на зеленой коже, как и их маски. - Где вы были?! Дон пятится назад. Потирая ноги от внезапного жжения, он усилием воли заставляет себя молчать и не подавать признаков хоть какого-то возмущения. Они не имели на это права. Сами того не хотя подвергли свою жизнь опасности и надеяться на благосклонность отца к такой выходке было глупо. - М-мы… мы просто… Строгий взгляд впереди стоящей крысы не сулит им ничего хорошего. Мастер осматривает каждого, хмуря свои густые брови и принюхиваясь, когда его глаза останавливаются на перевязанной шее. Сбоку словно из пустоты появляется Микеланджело… со скрещенными на груди руками. Его поза напряжена и неустойчива, а нервное постукивание пальцев посылает окружающим сигнал его плохого настроения и одновременного нетерпения выслушать их оправдания. - У меня был большой заказ в забегаловке и Дон вызвался помочь. Мы не знали, что будет такая большая метель… - Вызвался помочь? Брось, он из дома два месяца не выходил и вдруг решил с тобой на байке прокатиться? И с каких пор он знает, что ты берешь заказы? – Майки недовольно переминается с ноги на ногу, поднимая голову выше. Его слова звучат осуждающе и провокационно, нарочно задавая еще больше вопросов, чтобы каждого вывести на чистую воду. - Я не знал... Ночью заметил, что ворота открылись - решил сам проверить куда он направляется и… пошел за ним втихомолку. Я думал, что он хочет подраться, боялся, что попадет в неприятности, но позже сам увидел, что это просто доставка. - Ветер усиливался, а по городу уже образовалась пробка, поэтому, когда я его заметил, то решил, что будет лучше укрыться. - Тогда что с ним случилось? Вопрос адресовался именно старшей черепахе. Сплинтер чувствовал, что сыновья от него многое утаивают и опускают детали в своем повествовании. Например, крайне неосмотрительный выход на улицу зимой без одежды, из ниоткуда взявшееся покрывало, забинтованная шея, а значит наличие медицинских приборов, и отсутствие заработанных денег. При этом его дети делали вид, что все это само собой разумеющееся и нестоящее объяснений дело. - Мы подрались… Старый крыс слегка изогнул одну бровь, с любопытством глядя на сыновей. - Нам было что обсудить за последние месяцы... Наверное, вы и так заметили, что отношения между нами не очень складывались, - однако стоило признать, если Рафаэль предпочитал лишь давать односложные ответы, остерегаясь выдать что-то лишнее, то мастер бо за свои года научился мастерски орудовать словом, перенаправляя ситуацию в свою пользу. – Но в процессе мы многое решили. Мы, наконец, пришли к примирению. - Я разозлился и дал волю кулакам, но сейчас готов признать, что был не прав и взять полную ответственность за его восстановление. - Это просто царапина, ничего серьезного… Микеланджело хотел было возразить, но мастер заблаговременно поднял руку. - То, что вы в драке решили свои вопросы, не делает вам чести, дети мои. Даже наладив отношения, вы совершили множество ошибок – вы оставили свою семью в неведении, подвергли себя опасности, получили ранения… вас могли заметить люди. - Мы скрылись в старой квартире Эйприл, сенсей! Никто и не мог заметить нас в такую погоду, снега было очень много. Мы… сами еле отыскали туда дорогу. - Никаких оправданий, мой ученик! Вы должны знать, что ваши поступки имеют ряд определенных последствий не только для вас самих, и бесконечно надеяться на мою уступчивость вы не сможете! Я очень обеспокоен вашим поведением… С сегодняшнего дня вы двое находитесь под присмотром Микеланджело, - все трое потеряли дар речи. - Отбой строго в десять часов и ваши личные увлечения не снимают с вас обязанности заниматься домашними делами. Ежедневно я буду проводить с каждым из вас индивидуальные тренировки и следить за распорядком дня, поэтому будьте любезны не создавать сложностей ни мне, ни вашему брату. - Что?! Но мастер, нельзя так… - Раз ты все еще полон сил на пререкания, Рафаэль, то я добавлю к твоим занятиям несколько приемов! И, если все еще желаешь нести ответственность за здоровье Донателло… умерь свое раздражение, иначе у тебя не останется времени на свои потребности. Разговор окончен, ступайте по своим комнатам и подумайте над своим поведением! Приговор окончателен и обжалованию не подлежит… Дон разочаровано вздыхает, поднимаясь по лестнице в свою комнату. Отец, действительно, зол за их отсутствие ночью и, к сожалению, никому неизвестно, когда этот гнев сменится на милость. Отворив дверь, Дон оглядывает давно позабытое помещение, когда-то называемое комнатой. На столе разбросаны стикеры, постельное белье немного скомкано в ногах, а в углу стоит разобранный тостер. Пожалуй, даже в свои собственные планы гению предстоит внести правки.