Моему королю нет покоя под этой луной. Моему королю суждено быть сражённым стрелой. Моему королю почивать под осенней листвой. Моему королю не напиться воды ключевой.
Скади «Моему королю»
Это произошло. А ведь ещё несколько минут назад он просто стоял. Красивый, очень даже красивый. В одном из любимых чёрных костюмов. Блестят цепи и кольца на руках. Чёрные волосы мягко рассыпается по плечам. А глаза яркие, в них отражается лунный свет. Каждый его жест Шико уже знает наизусть. Он даже представляет, что Генрих сейчас ответит. Он угадывает. Сколько лет он его уже знает? Шико не помнит жизнь, в которой не было Генриха. Оглядываясь в прошлое, он видет лишь тьму проблем Генриха, которые Шико разрешал, видит бесконечное море глупцов, проходимцев, преступников и неприятных монахов, с которыми ему приходилось разговаривать как с лучшими друзьями, он видит напыщенных пестрых, раздутых от самомнение петухов-придворных, которые покатывались со смеху от его шуток, видит как в свою очередь они смеялись над ними, презрительно называя дураком, видит тяжёлые мрачные ночи в опочивальне короля, где стены давили, душили, где Генрих никогда не чувствовал покоя и радости и где Шико разделял с ним скуку, боль, горе и всё остальное, что можно было найти в комнате. Шико морщится, вспоминая далёкую молодость, которая заросла тёмным мрачным лесом. Он также видит долгие процессии, молитвы. Видит вереницу заговоров, склянки с ядом, падающие звезды. Кто-нибудь скажет, а где же была его жизнь? Как далеко осталось тёплое гасконское солнце? Где, в какой глуши живёт теперь девица, которой он чуть было не отдал сердце? Холодный, вечно полный тумана Париж, промёрзший насквозь Лувр, вот что видит Шико, оглядываясь назад. Была ли радость? Была ли любовь? Был ли страх смерти хоть раз, когда Шико был так близок к ней? Выходит, он знает короля всю жизнь. А что было до этого значения не имеет. Шико обреченно опускает голову. Придворные правы, он действительно глупец, да ещё какой! Посвятить всего себя во благо чего? Он спас Францию? Спас династию Валуа? Может, он хотя бы спас Генриха? Нет. Разве что от смерти, но к чему это? Лучше бы Генрих умер, но умер как герой, как мученик, лишь бы люди восторгались им, лишь бы история навсегда запечатала его в хорошем свете. Но этого не будет, его проклинут, осмеют, осудят. И на это он, Шико, положил всю свою жизнь? Сейчас король говорит с придворными довольно бодро и вопреки своему обычному угнетенному настроению, он даже легко улыбается. Шико стоит за спиной Генриха и старается внимательно слушать каждое слово, сказанное здесь и лишь изредка его взгляд устремляется за окно. Там бушует тёмная ночь. Мёртвые холодные звезды, ни шороха. Едкая, неприятная тишина улицы заползает в самые узкие щели и отравляет горечью воздух в замке. Шико не понимает, что с ним происходит, ведь он никогда в жизни не чувствовал беспокойства без причины. Но в этот раз всё именно так, что-то тревожит шута. Он стоит, а сердце его беспрестанно колотится. Мысли о том, что его жизнь напрасна, страх, что Генрих зря остался жив, не уходят. Он явно чувствует, что что-то упустил. Где-то надавили на рычаг. Механизм, несущий нечто ужасное, уже запустили. Шестерёнки крутятся, близится роковой час. Стрелка неумолимо движется по кругу. Каждая секунда бесценна. Гизы - гидра. Отрубили одну голову, вторую, третью, а на их месте вырастают ещё тысяча. Нет, бедняга Генрих не разделался с ними, Шико чувствует их присутствие, их гнилое дыхание за спиной. Отголоски прошлого, месть за убийство, час расправы за кровь, час расплаты за глупость и наивность. Впервые Шико не смотрит на собравшихся с улыбкой или насмешкой. Он полностью погружен в тяжёлые мысли, они не дают ему ни покоя ни сил. Король, словно почувствовав неладное или просто дивясь тому, что шут никак себя не проявляет, поворачивается к Шико и говорит: -Шико, ты слышал, что он сейчас сказал? Ты... - Генрих удивлённо хмурит брови. - Шико! На тебе же лица нет! -Да. - отвечает шут и его голос растворяется во внезапно наставшей тишине. - Кажется, я сошёл с ума. - заявляет он, желая быстрее отделаться от бессмысленных разговоров. Меркнет зал, краски выцветают. Это конец эпохи, это смерть. Но Шико не может похоронить себя вместе со временем. -Мне тоже так кажется! Ведь обычно ты говоришь так обо мне. - усмехается Генрих. Неискренний смех. Зачем? Во имя чего мы все здесь носим маски? -Да, я сошёл с ума. - повторяет Шико, глядя в одну точку. Однако видя, что все смотрят на него непонимающе, он говорит дальше: - Что ж, это неудивительно. Ведь я служил не королю, а Генриху III! - договаривает наконец Шико. -Служил? - недовольно переспрашивает Генрих. - Ладно, по крайней мере теперь я убеждён, что с тобой все в порядке. - король молчит, оглядывая придворных. - Так где же этот гонец от противников Лиги? - спрашивает Генрих, видимо у него заканчивается терпение. - Шико, тебе не кажется, что мы слишком долго его ждём? Шико не отвечает. Ему почему-то хочется, чтобы это ожидание продлилось как можно дольше. Пусть все так и останется - зал, нарядные платья, перешептывания придворных, стража у входа, Генрих с усталыми глазами. Шико отходит от короля к креслу. Затем облокачивается о его спинку и закрывает глаза. Да, что-то не так. Генрих тем временем продолжает разговор с кем-то. Шико даже не одаривает взглядом того человека, он попадает в бушующий вихрь мыслей и предположений и пытается понять, что же такое в короле не даёт ему покоя. Где же подвох? Может Генриха отравили медленным ядом? Что-то не так. Но почему, если он чувствует, что дорога пошла криво, не пытается ничего сделать? Неужто собирается сложить руки и принять судьбу?! Шико медленно приближается к Генриху и едва слышно шепчет ему на ухо: -Генрике, нам надо поговорить. Непонимание отражается на лице короля. Он также тихо отвечает: -Это очень важно? Не лучшее время ты выбрал. Действительно, важно ли? О чем он хочет поговорить? О том, как страшен сужающийся зал, как безобразны облезлые звезды или о том, что им стоило умереть, потому что раньше это могло произойти куда благороднее, чем вскоре... -Если вечно ждать лучшего, ничего не сделаешь. - и всё же Шико настаивает на разговоре. Чутье оказывается сильнее разумных суждений. Нужно поговорить, потому что потом будет поздно. -Хорошо, мы поговорим после всех приёмов. Шико молчит, а в голове явно звучит голос: -Никакого «после» не будет. «Это безумие. Я не могу видеть будущее.» - успокаивает себя Шико и смело смотрит в окно, но ночь в нём такая чёрная, что топит его взгляд в себе. Внезапно дверь открывается, разрушая хрупкий мир мыслей и ощущений, объявляют о прибытии монаха. Шико с удивлением узнает в нём Жака, которого он давно не видел, навещая монастырь святого Иакова. «Значит за время его отсутствия он успел отделаться от лиги и решил поиграть за короля, мой маленький Жак?» - думает он, радуясь загадке, радуясь возможности думать о жизни, а не о грядущей смерти. -Ваше Величество! - Жак низко кланяется. - Благодарю вас за то, что вы удостоили меня аудиенции. «Ну ничего себе, а слова то какие подобрал! Нет, думаю он ещё закоренелый лигист. Рано я обрадовался. Интересно, что за дело у него к его величеству.» - Да, да. Я тоже рад. - отвечает Генрих. - Однако. Мне поручено открыть вам важную государственную тайну. - монах несколько презрительно осматривает придворных и взгляд его нечаянно царапает по лицу Шико. Жак бледнеет, но делает вид, что ничего не заметил. «Не нравится мне его лицо. Ему будто стыдно передо мной за какой-то плохой поступок. Да, всем бы поучиться у него такой самокритике! Но, нет сомнений, его замысл вреден нашему дорогому королю и он боится, что я все раскрою. Ах, Жак! Так-то ты благодаришь меня за уроки фехтования.» - рассуждает Шико. -Э, Генрих! Какая уж там тайна. - тихо говорит королю Шико. Но Генрих устало вздыхает и даёт знак рукой: -Все свободны. - потом он окидывает взглядом зал, убеждаясь, что все уходят и оборачивается к Шико: - И ты, Шико, иди. Подожди меня для разговора, я в состоянии сам разобраться с монахом. Генрих подходит ближе и, улыбнувшись, говорит уже чуть слышно: - Я постараюсь быстрее закончить, мне и самому всё это уже осточертело. Шико кивает, чтобы не вызвать подозрений у Жака, но не уходит. Он прячется за штору. Все-таки, какая государственная тайна может обсуждаться без его ведома? -Ну чтож, теперь, когда мы одни, рассказывай. - спокойно говорит Генрих Жаку. А Шико не спокойно. Его сердце бьётся сильно, как после быстрого бега. Почему? Чем он так напуган? Может быть Жак сходил к злому колдуну, который наделил его силой пугать людей? Шико сердито прикусывает губу. Что за суеверные мысли одолевают его рассудок? Он аккуратно выглядывает из-за шторы, как из-за кулис и смотрит на сцену. На сцену, где разворачивается настоящая трагедия. Жак достаёт письмо. Большой конверт. «Ничего себе, какая объёмная ложь.» Генрих внимательно смотрит на письмо, затем на самого посланника. -Письмо? И ни слова? - на лице Генриха играет усмешка. Шико смотрит внимательно, слышит как король смеётся. И этот смех звучит несколько странно, неестественно. Шико замирает. Зал бледнеет, теряет золото, серебро, становится черно-белым, отделяется от мира. Теперь Шико чувствует, что ответ на его вопрос уже летит ему навстречу и тянет за собой кровавый след. -Зачем же тогда вам нужна была аудиенция у меня? Могли бы просто отдать это письмо и уйти с Богом. - удивлённо говорит Генрих. -Да, безусловно, ваше величество. Но мне было поручено не только это. А ещё и невероятно важное благое дело. - Жак медленно подходит к Генриху, поднося ему письмо. Время остановилось? Воздух перекрыли? Может это сон? Шико не знает, но стоит он как вкопанный, не в силах отвести взгляд. В последний миг он вдруг точно понимает, что должно произойти, понимает как и почему, пазл складывается. Но он не останавливает судьбу, как делал много раз. Может она изначально распорядилась так, уготовила королю такую долю, а Шико, спасая его много раз, доверчиво полагал, что меняет начертанный путь, в то время как на самом деле он просто шёл по нему до сегодняшнего дня. Может он устал сопротивляться судьбе? Нет. Он не смог... Одна секунда. Монах кладёт в руку Генриха письмо. Ещё одна секунда. Мелькает блеск ножа. Ещё миг. Клинок сверкает так, будто вокруг непроглядный мрак. Ещё мгновение. Холодная сталь ударила. Алое пятно крови. Шико выскакивает из-за штор, он бежит к Генриху так быстро как только может. Но что он может? Он в страхе, он в ужасе. Он понял, за секунду, но понял, что так будет. Но все равно не может поверить в случившееся. Жак! Маленький Жак! Жак, которого он обучался и наивно полагал, что стал его другом. Глупец! Стрелка встала. Роковой час пробил. -Проклятый монах... - шепчет Генрих едва слышно. - Он убил меня! – в ужасе, но уже громко говорит он. Шико, не думая ни о чём, достаёт шпагу. -Ты! - только и говорит он. Монах оторопело поднимает на него взгляд, закрываясь ножом, и Шико глазами, полными растерянности, встречается с такими же глазами Жака. Где-то далеко Генрих говорит из последних сил. Почти сразу Шико выбивает оружие из рук Жака и заносит шпагу над ним. Но тут же новая мысль приходит к нему: -Тебя же сейчас убьют, Жак! Зачем ты сделал это? -Она говорила, я спасу Францию. Она говорила, меня спасут... Вбегает стража, монаха окружают, на него градом падают удары, затем падает и он сам, истекая кровью. Перед глазами Шико все расплывается, будто краски текут с чудесной картины. Стражники обступают монаха, шута, короля. Придворные забегают в зал с охами, вздохами и криками. А кто-то, кажется, совсем не расстроен. -Генрих! Глупый король, чёртово письмо. - Шико говорит тихо, чтобы его слышал только Генрих, но он злится и проклинает вместе со всем и себя. Затем наклоняется над королем, стараясь заглянуть ему в глаза. -Значит не поговорили... - хрипло говорит наконец Генрих. - И сейчас ты... - видно, что каждое слово даётся королю с большим трудом. - Ты снова не доволен мной, верно? -Конечно, Генрих! Не смей умирать, ты меня понял? - со злостью говорит он, сжимая эфес шпаги. -Боюсь ты и опять будешь сердиться на меня. - Генрих слабо улыбается. - Спасибо, Шико. - слова срываются и тонут в общем гуле. Генрих кашляет так сильно, что кажется не сможет сказать уже ни слова. Вот и все, придворные отделяют Шико от короля. Врача! Священника! Ах, кажется он уже мёртв! Нет, дышит, врача, скорее! Поток бессмысленных усилий льётся несколько часов, и комната короля медленно умирает вместе с ним, слышны рыдания, негодования и радость. Красивый герб Валуа покрывает чёрное крыло. Тени обступают Генриха, забирая его себе. Он освобождается от оков мира. Шико хочет плакать так, как наверное и не мог ни разу в жизни. Но вместо этого лишь смотрит пустым взглядом. Плач холодными волнами бьётся в сердце, пытаясь выйти из берегов жгучими слезами. Но вместо этого остаётся в глубине и там яростными порывами ударяется о скалы. На губах застывают слова, они никогда не будут произнесены. Генрих никогда не узнает, что они могли бы прозвучать. Эти слова не нарушат покой короля, уже никто не сможет разорвать ими тишину, никогда. Зато в голове Шико звучат новые. Как мог этот король выгнать всех из зала! Вот и всё, теперь он мертвец, холодный и бездушный как камень. Заупокойная месса, чёрные платья, крышка гроба, унылые цветы, немного слез и вечный покой. А на улицах Парижа будет извергаться бурными потоками радость. Никто его не запомнит, никто не восславит... И вот Шико стоит посреди поля, августовский ветер разгоняет тучи на сером небе, тихо капает дождь. -Сначала я лишился солнца, покинув родину, затем лишился его во второй раз, в Париже. Только на родину я могу вернуться, а вернуть солнце этого славного города уже не в моей власти. Шико смотрит в лицо Генриха, такое прекрасное и безмятежное, спокойное, как во сне. Во сне, который продлится века. Бесконечно будет ходить стрелка на часах. Бесконечно будет двигаться механизм. Бесконечно будут исполняться кровавые приказы, будут сбываться самые страшные роковые предсказания. И вечно будет литься кровь, которую ложь умело маскирует под красивую алую краску.