Мы с Тянем знаем, что это такое, когда каждый день начинается с пустоты…
Хочется чего-то скрепляющего, чтобы не замечать своих разломов, когда внутри их так много.
Тучи постепенно рассеялись. К тому времени, как парни подошли к чайному дому, едва закончился слепой дождь. Он помог ребятам слиться с толпой школьников и незаметно ускользнуть от приставленной к ним охраны. Хэ Тянь запустил свои руки в мокрые волосы, посмеиваясь, откинул голову назад, безуспешно пытаясь их пригладить. Мо Гуань Шань встряхивал зонт от капель, переминаясь с ноги на ногу, изредка поглядывая на брюнета. Цзянь И прилип к Чжань Чжэнси, повиснув сзади и звонко смеясь, при этом спрятав ладони в мастерку Сиси. Грел озябшие руки. Чжань при этом не сильно сопротивлялся. — Ещё пара минут и мы на месте. Завернув за угол, они прошли ещё немного и перед ними выросло неприметное старое здание, в каких обычно могло быть что угодно, от офисов маленьких фирм до магазинчиков со всякой всячиной. Чжань уверенно шагнул в сторону входа. Его кеды жалобно хлюпнули. Остальные стайкой потянулись за ним, торопясь поскорее попасть в тепло. Поднялись по лестнице на второй этаж. Пройдя в самый конец коридора, они дошли до последней двери, которая была столь же неприметной, как и само здание. Чжэнси, постучавшись, вошёл. Зазвенел колокольчик. Это была просторная комната, отделанная панелями из благородного дерева и украшенная декоративными резными элементами из буддийской мифологии. Свет в холле был тёплый и приглушенный. В воздухе витал слабый аромат благовоний. А из соседней комнаты слышалась медитативная мелодия со звуками птиц и природы. Не зная, что за дверью, сложно было догадаться, что здесь находится чайная. Поэтому впечатление на ребят произвело неизгладимое. Парень разулся и повесил на крючок напольной вешалки свою мокрую мастерку. Остальные заинтересованно зашли за ним и последовали его примеру. Их встретила приветливая девушка. Поздоровавшись и вежливо улыбнувшись, она проводила их до прилавка. Позади него стоял внушительных размеров стеллаж со множеством ящичков с надписями сортов чая. Пока ребята выбирали, Шань осматривался в холле. Помимо прилавка здесь была пара стеллажей со всевозможными чайными сервизами. Он подошёл ближе и стал рассматривать наборы чашек с чайничками или гайванями. А этот набор совсем похож на наш семейный, — подумал Мо, взяв в руку крохотную чашку-пиалу. Белую, с рисунком алых карпов. — Я думаю, мы возьмём один пуэр и пару улунов, — Тянь обворожительно улыбнулся девушке консультанту. — Могу предложить вам Лунцзин, он собран ранней весной в горах Эмэйшань, когда снег ещё не везде растаял. Попробуйте его аромат, — она протянула открытую коробку с сухими листьями чая. — Я считаю, что нужно выбирать чай не только по вкусу, но и по запаху. Аромат сухого чая нежный, а вкус на первых проливах звучит терпкими грейпфрутовыми, мягкими ягодными и нежными медовыми нотами, постепенно меняя гамму к пряным травам… Настой прозрачный, светлого оливкового оттенка. Опишите, что чувствуете? — Пахнет ненавязчиво, цветочно-травянисто, — брюнет задумчиво нагнулся над коробкой, вдыхая аромат. — Кстати, если согреть листья тёплым дыханием, их аромат раскрывается ярче, — Цзянь подошёл к Тяню, принимая у него из рук коробку с чаем. — Я Рыжику в подарок привёз как раз этот сорт чая. — Ага. Один. Листик, — пробурчал из-за их спин Мо. — Зато от души~, — протянул Цзянь И. — Щедрая душа! — прыснул Тянь. — Ой, да ну вас! — Можете попробовать юньнаньский сорт, ароматизированный цветами жасмина или сорт гуандунского улуна Милань Сян Дань Цун, он пахнет цветами и медом, — девушка консультант потянулась к ящичкам выше своего роста. — Я думаю Лунцзин и Дань Цун нам подойдет, верно? — спросил Тянь, обращаясь к парням. Все согласились с выбором. — Так, а второй вы хотели взять пуэр? — уточнила она, доставая несколько плоских деревянных ящичков. — Хотите ягодные или ореховые ноты? Все сошлись на мнении, что хотят пуэр с ореховым вкусом. Девушка сняла крышку с ящичка. Развернула листы хрустящей бумажной обертки и поднесла коробку с прессованным в виде круглого блина чаем ближайшему к ней рыжему парню. — Какой слышите аромат? Шань осторожно наклонился над открытой коробкой. — Хм… похоже на запах жаренных каштанов? И немного чернослива… Было видно, что ему непривычно такое внимание. — Всё верно, букет готового чая зрелый, ореховый. Кто-то слышит в аромате нотки чернослива и печёных каштанов, а кто-то сухие ягоды, — улыбнулась она, поднося чай по очереди остальным. — Вкус насыщенный, тягучий, обволакивающий, приятно-терпкий, сладковатый, с сочной горчинкой и ягодными нюансами. Густой, глубокий, многогранный аромат. После него объёмное, бархатистое послевкусие. Сам настой прозрачный, интенсивного красно-каштанового оттенка. Советую вам взять его. Пока парни выбирали чай, на фоне туда-сюда сновали два работника чайной, перенося коробки. Видимо, одна из комнат использовалась как склад. Как только парни определились с выбором, девушка налила кипяток в большой термос и проводила их в соседнюю комнату, предложив выбрать понравившийся стол. Комната была также отделана благородным красным деревом, мебель в китайском стиле. Ребята выбрали небольшой стол с деревянными стульями и диванчиком с подушками. Они сели рядом с окном, на подоконнике, которого стояли разные фарфоровые фигурки животных и буддийских божеств. Это чем-то напоминало алтарь. Несмотря на то, что тучи рассеялись, в самом помещении свет был приглушён. Над некоторыми столами свисали бумажные красные фонарики. Парни сели за стол, Тянь с Шанем на диван, а Цзянь с Чжэнси на стулья напротив. Помощница девушки консультанта принесла ребятам пледы и небольшие полотенца. Тем временем её коллега зашла с широкой чабанью, а на ней расположился чайный набор на четверых со свечой. — Какую фигурку выберете? — спросила она, указывая взглядом на подоконник. На нём расположились разные фигурки, в основном животных и мифических божеств. Это и спящий кот, маленький петушок, обезьяна, фигурка козла и смеющийся Будда. Взгляд Шаня зацепился за фигурку Кодамы. — Давайте возьмем эту? — Шань указал на понравившуюся фигурку. Ребята одобрительно кивнули. Девушка поставила её на чабань, зажгла чайную свечу. Все те манипуляции с чаем и посудой, которые она производила, одновременно завораживали и привлекали. Их хотелось созерцать — капельки влаги на глиняных стенках чайника, плавные, но точные её движения, мягкий свет от свечи, посуда на чайном столике, где каждый предмет, будто фигура на шахматной доске, точно «знала» своё место. Когда Шань был маленьким, они часто в семейном кругу вот так чаёвничали. Это казалось столь далёким, будто происходило в другой жизни. Такая непередаваемая атмосфера. Когда время начинало течь по-другому. Оно будто бы замедлялось и становилось таким тягучим, неторопливым. Вся остальная жизнь вставала на паузу и оставалась за пределами пространства чаепития. Шань любил наблюдать за тем, как его отец проводил церемонию, слушать мамины истории и легенды, проживать их вместе с героями, наслаждаться тонкостями вкуса. Иногда, слушая разговоры взрослых, он погружался в свои мысли, мог побыть наедине с собой, побыть «здесь и сейчас». Те тихие вечера остались лишь в его памяти. — Я проведу церемонию, а потом оставлю вас, что скажете? — уточила девушка. — Да, пожалуйста. Всегда интересно наблюдать за работой мастера, — бархатным голосом проговорил Хэ Тянь. Девушка, чуть покраснев, разлила кипяток из термоса в каждую из чашек и в сам чайничек для заварки. Прогрев посуду она слила кипяток в чабань и остатки воды — на фигурку Кодамы. Затем она высыпала сухой чай в заварной чайник и залила в него кипяток. От заварника стал подниматься пар с приятным ароматом. — Сначала начнём с Дань Цуна, так как пуэр «расходится» немного дольше, чем рассыпной чай. Его стоит подольше подержать при первой заварке, — комментирует она, сливая чай в чабань. — Первую заварку сливаем, так как мы промываем чай. Она залила первую порцию чая в чахай, поднесла его к носу наслаждаясь ароматом и передавая чахай по кругу. После того как каждый из парней ознакомился с ароматом, она разлила чай по чашкам-пиалам. — Сухой лист крупный, оливкового цвета с бордовыми вкраплениями. Аромат сухого листа сладко-ягодный, даже сладко-яблочный и пряный, в чаепитии раскрывается мелодично и деликатно, — она блаженно причмокнула. — Для меня вкус чая на первых проливах звучит терпкими грейпфрутовыми, мягкими ягодными и нежными медовыми нотами, постепенно меняя гамму к пряным травам. Но для каждого он будет ощущаться по-своему, — девушка передала чашку Чжэнси. — Опишите свои ощущения. — По-моему, похоже на можжевельник, он ощущается довольно ярко, — сделав глоток он задумчиво продолжил. — А в конце чувствуется грейпфрут, ещё лесные ягоды и цветочный мед, — улыбнулся Чжэнси. Девушка подвинула чашку ближе к Цзяню. Блондин приблизил чашку к лицу и зажмурился, вдыхая аромат глубоко, отпив первый глоток он прокомментировал открыв один глаз и хитро улыбаясь: — Как по мне, пахнет каштановым мёдом, лесными ягодами и пряными травами, — чуть помолчав продолжил, — и… если честно, мне это напоминает бабулин брусничный морс из чёрной смородины в сочетании с тёплым молоком и сладкой выпечкой, — мечтательно закончил он. Шань взял свою чашку из рук девушки, медленно вдохнул аромат. Тянь следил за каждым его движением. Определенно, он наслаждался каждым мгновеньем. Тёплый плед его разморил, добродушный щебет Цзяня на фоне убаюкивал. Тянь вертел в руках миниатюрную пиалу. В памяти возникло давно забытое воспоминание из детства… …Первые лучи солнца озарили поместье семьи Хэ. Окна на кухне были открыты, лёгкий ветерок развивал занавески, слышался щебет птиц, отчётливо пахло цветами. На территории поместья раскинулся потрясающий сад, за которым ухаживала Хэ Сюин. Белоснежные эустомы, её любимые цветы. Прошло всего пару месяцев со дня её смерти. Семья была в трауре. Особенно их отец. После смерти жены он стал жёстким, безапелляционным, категоричным, упрямым и чёрствым. И, тем не менее, он хранил в себе маленькую лучину сентиментальной любви, спрятанную где-то очень глубоко внутри. Хэ Веймин прошёл целый путь эволюции своей личности — от молодого, бедного и полного надежд юноши, прошедшего через обретение богатства, власти, ставшего жёстким и жестоким, ломающим судьбы и не знающим пощады, до человека, в котором что-то надломилось после утраты любимой жены. Он не находил утешения ни в детях, ни в работе на благо клана. В тот период Веймин считал, что потерял то, во что верил, он стал обычным человеком, в чём-то беспомощным, в чём-то сентиментальным, изредка способным на человечный, мудрый поступок, но чаще он прятался в ледяную скорлупу отчуждения. Словно Сюин стала его самым слабым местом, и он больше ни к кому не хотел так привязываться. Он будто возвёл невидимую стену между сыновьями и самим собой. Перед соклановцами он не мог проявлять слабость. Мир мафиозных Триад жесток. Он сожрал его любимую Сюин, не подавившись. Как бы он не охранял её с детьми, сберечь так и не смог. Для своих людей Веймин был сильной, харизматичной натурой. А от своих врагов он избавлялся ювелирно точно, быстро и метко. Только за таким лидером готовы были идти его люди. Они верили ему с первой и до последней секунды. В то солнечное утро юный Хэ Тянь пробрался на домашнюю кухню, и уговорил слуг помочь приготовить для отца чай с печеньем. Он очень хотел порадовать его. Встал с первыми лучами солнца, срезав белоснежный цветок эустомы в саду матери, поставил его в маленькую вазочку. — Сяо Тянь, печенье только остывает, будьте осторожны, не обожгитесь. Я приготовила для вас поднос, — приветливо улыбаясь, молодая помощница их кухарки поставила перед Тянем небольшой поднос. Мальчик, тепло улыбнувшись, поблагодарил её и направился в столовую к большому серванту, где хранилась чайная пара их мамы. Когда его родители были юными, в первую годовщину их свадьбы Сюин подарила Веймину небольшой чайный набор, состоящий из чайничка и одной пары пиал нежно-изумрудного цвета нефрита. Они часто пили чай вместе, это стало их традицией. Лицо отца всегда светлело, а мама лучезарно смеялась, рассказывая разные истории своему мужу. Тянь запомнил их такими, искрящимися и счастливыми. Он надеялся, что чай из маминого любимого сервиза сможет немного утешить отца. Мальчик придвинул стул к шкафу, встал на него и, балансируя, старался дотянуться до нужной полки. Роста не хватало. Просить кого-то помочь Тянь не хотел, это ведь сюрприз. Он встал на цыпочки и от натуги поджал нижнюю губу. Ну давай же, ещё чуть-чуть, думал мальчик, почти коснувшись ближайшей чашки. В этот самый момент мимо столовой задумчиво проходил Хэ Чэн. Сначала он прошёл мимо, но что-то привлекло его внимание, и он вернулся. Увидев младшего брата, он, недовольно цокнув, пошёл в его сторону. — Тянь, отец строго настрого запретил трогать мамин сервиз, это не игрушка! В этот момент Тянь вздрогнул от неожиданности, но успев достать-таки заветную чашку, осторожно соскочил со стула. Выпрямившись, он посмотрел на брата таким виноватым взглядом, словно его застали на месте преступления. — Брат, я всего лишь хочу порадовать отца, — он скосил взгляд в сторону. Неуверенно продолжил, заметив, что строгий взгляд Чэна немного смягчился. — Если ты мне позволишь… может, у меня получится. Чэн направился в сторону младшего брата, очевидно, намереваясь забрать чашку. — Тянь, отец сказал «нельзя», не стоит его провоцировать. Не думаю, что это хорошая идея, — он потянулся рукой к пиале. А мальчик прижал её крепко к груди, словно это самое ценное сокровище, которое он будет защищать ценой своей жизни. — Нет! Я знаю, что у меня получится! У мамы получалось! — выкрикнул мальчик, пытаясь увернуться от рук старшего брата. — Отдай! — Чэн проворно схватил его за руку, силы явно были не равны. В этот самый момент Тянь оттолкнул ладонь брата и, не удержав равновесия, по инерции ударился в бок Чэна, резко взмахнув руками. Они оба, как в замедленной съемке, увидели взлетевшую высоко пиалу, застыли, уже понимая, что никто из них не успеет её поймать. Звук разбитого фарфора оглушил их. Тянь отмер первым. В глазах всё медленно начало расплываться. Он опустился на коленки, стараясь собрать осколки. Крупная слеза скатилась по щеке, за ней другая, капли побежали ручейком, словно, долго подавляемые, они вырвались сквозь разрушенную плотину. Тихо вскрикнув, он уронил один осколок. Порезался. Алая капля упала на горку осколков. Тянь задушено давился слезами. Чэн хотел было что-то сказать, но не успел. В этот момент в столовую зашёл отец и застал их немую сцену. Должно быть, его привлёк шум. Братья застыли в ужасе, Тянь даже перестал плакать. Отец медленно направился в их сторону. Подойдя близко, он смерил их взглядом сверху вниз. Глаза скользили сначала по испуганным лицам, потом на израненную руку Тяня и, наконец, остановились на горстке осколков. Его лицо постепенно стало бледнеть, а ноздри раздуваться. Он с силой сжал кулаки и тихим стальным голосом, выделяя каждое слово, спросил, обращаясь к младшему сыну: — Что я сказал тебе, отвечай? — Вы строго настрого наказали не трогать мамин чайный сервиз, — шмыгнув носом, тихо проговорил Тянь. — А что сделал ты?! — его тон повысился и сквозил ледяным холодом. — Я… не послушал… — тихо произнёс Тянь, подавляя новый всхлип. Его глаза покраснели, блестя от наворачивающихся слез. Чэн видел, отец в бешенстве, и попытался как-то сгладить ситуацию. — Отец, Тянь не виноват, это я пытался вырвать из его рук чашку. Всё произошло случайно, — он резко встал, загораживая собой заплаканного мальчика. — А ты! — мужчина ткнул пальцем в грудь старшего сына. — Такой же безответственный, как и младший брат. Вечно потакаешь его прихотям. Даже за такой малостью не смог уследить! — он раздражённо отмахнулся от оправданий Чэна, повышая голос и обращаясь к младшему. — Ты сломал самую дорогую вещь, которая осталась от вашей матери, моей жены! — кричал он в ярости на младшего сына, пока Чэн не позволял ему приблизиться к брату. — И это уже не исправить! Последние слова прозвучали, как приговор. Тянь плакал, закрывая глаза ладонями, громко всхлипывая. Дрожал всем телом. — Что ты должен сказать?! — Простите… Я виноват… — глухо, сквозь слёзы, проговорил мальчик. — Я не слышу. Громче! — Хэ Веймин грубо отстранил Чэна, отталкивая его с такой силой, что тот едва не упал. Тон мужчины, властный, каким он обычно разговаривал с провинившимися подчиненными и никогда с теми, кто относился к членам семьи. Он никогда не говорил так со своими сыновьями. — Простите… Я виноват! — громче всхлипнул Тянь. Хэ Веймин сделал шаг в сторону младшего сына, опускаясь на одно колено рядом с ним, чтобы смотреть прямо ему в глаза. Они пронзали младшего сына ледяной ненавистью. Не разрывая контакт, он с нажимом повторил: — Ты проглотил язык? Я тебя не слышу. Внутри словно что-то рвалось, оглушительно трескалось, расходясь по швам. Тянь не мог выдержать этот пронзительный, ненавидящий взгляд. — ОТЕЦ, ПРОСТИ! Я ВИНОВАТ! — его голос сорвался, звонко прокатываясь по комнате громким дрожащим эхом. — Отец! Он же ещё ребенок! — воскликнул Чэн. — Ваше детство закончилось в тот момент, когда не стало её, — тоном, не терпящим возражений, парировал мужчина. — Мне следует больше внимания уделять вашему воспитанию, — он шумно и загнанно дышал. — Вон с глаз моих. Оба. И уберите этот бардак, — он раздраженно повёл головой в сторону осколков. Громко хлопнула дверь столовой. Хэ Тянь убегал, рыдая и размазывая по лицу горькие слёзы. Голос отца эхом звучал в его сознании. Отражаясь и разбиваясь осколками. Ладони болезненно саднили. В нескольких местах кровоточили ранки на пальцах. Он бежал, спотыкаясь, не разбирая дороги от слёз. Подальше отсюда, ни минуты он не выдержит в этом доме, — думал он, пробегая мамин сад, ударяясь о высокие кусты белоснежных цветов. Некоторые бутоны опали лепестками. Бежал к секретному месту, будке с щенком. Тянь остановился возле неё, всё никак не в силах отдышаться. Сердце заходилось, бешено колотясь. Он упал на коленки, глухо всхлипывая. На звук из домика вышел сонный Гуду и радостно стал поскуливать, виляя хвостом при виде хозяина. Малыш подпрыгивал вокруг Тяня, чтобы лизнуть его заплаканное лицо. Мальчик обнял его, притягивая к себе. Хэ забрался с ним внутрь будки. Тянь прижимал к себе единственное существо, которое, он думал, искренне любило его во всём белом свете. Он содрогался от рыданий, громко плача. Навзрыд. Облака заслонили солнце. В зыбкой тишине слышался горький детский плач… В тот день разбилась не только мамина чашка. Разбилось то хрупкое, что было между отцом и сыном. С того дня их отношения изменились навсегда. Его ещё долго искал Чэн. Вместе с прислугой они обыскали каждый уголок территории поместья семьи Хэ. И только к вечеру он обнаружил его спящим в будке в обнимку со щенком. Чэн осторожно взял его на руки, неся в дом. Тянь вздрогнул. Открыл заплаканные опухшие глаза, спросил тихим охрипшим голосом: — Отец меня больше не любит? Чэн изменился в лице, оно словно стало ещё старше, в его глазах плескалась боль. — Что ты. Отец он… Он просто страдает. — Страдает? — спросил Тянь, заглядывая брату в глаза. — Да. Он скорбит о маме, — Чэн подбирал слова, иногда спотыкаясь на следующей фразе. — Когда людям больно, они как раненные животные, защищаясь могут ранить других… Ненамеренно. Папе просто очень больно, — немного помолчав, он продолжил. — То зло, что он творит, это не от ненависти или желания навредить, как раз наоборот. Он ведь действительно любил маму, любит нас, просто выражать это как-то иначе он не умеет… Дай ему время. Тянь поёжился и глубоко задумался. Остальную дорогу до дома оба молчали. Зайдя в поместье, Чэн пронёс брата мимо столовой. Мальчик увидел, что за его отсутствие ничего не изменилось. Нетронутый поднос с цветком и остывшим печеньем, осколки на полу так никто и не убрал. От увиденной картины у Тяня навернулись слёзы. Чэн остановился и осторожно спустил его с рук, ловя взгляд брата. — Так, давай-ка соберём осколки. Но сначала обработаем твои руки, — он достал из кармана платок и утёр сопли и слёзы младшему брату. — Угу, — тихо согласился Тянь. — Подожди меня здесь. Я быстро. Через несколько минут Чэн вернулся с аптечкой в руках. Он достал бинты и ножницы, осторожно промыл ранки на ладонях Тяня. Мальчик шипел и жмурился. — Терпи, — парень наложил заживляющую мазь и сделал аккуратную повязку, говоря, как бы между прочим, — а чашку можно попробовать склеить. Возможно, это утешит отца, — слабо улыбнулся Хэ Чэн. — Знаешь, есть такая техника японская, называется «кинцуги». Разбитую посуду склеивают, но трещины не маскируют. Наоборот, каждую из них подчёркивают, например, золотом. Ну, будет у нас теперь пиала с глазурью, как колотый лёд. Маме бы точно понравилось… Его слова растворились гулким эхом и воспоминание померкло, как мираж. Издалека раздался озабоченный голос Цзяня: — Чего завис, красавчик? Тебя уже дважды спросили, — блондин легонько теребил Хэ за рукав его худи. Шань внимательно глянул на Хэ. Он и до этого заметил, что брюнет бледный, а под его глазами залегли глубокие тени. Не спал он что ли совсем? Снова ночные кошмары? — про себя озабоченно подумал Мо и заметил, как Тянь стушевался. — Да так. Просто вспомнил, — проговорил Тянь. — В детстве у нас дома был похожий чайный набор, который подарила мама отцу. И я случайно разбил одну чашку из него, — грустно усмехнулся. — Тебя не наказали за уничтожение фамильной ценности? — мягко ткнул его в бок Цзянь. Немного помедлив, Тянь неловко отвёл взгляд, сказав: — Ну, ты знаешь как это, обычно, бывает, — скомкано засмеялся парень. Смеялся он не искренне, вновь подметил Шань. Уходил от темы. Видно, что не хочет об этом говорить, отводит взгляд в сторону. На мгновенье Тянь замер, посмотрев в окно. Яркой вспышкой возникло ещё одно воспоминание… …Он сидел, сгорбившись за своим письменным столом. Рядом стояла баночка клея и лежали тонкие кисти. Позади виднелись модели фигурок, которые он сам собрал и раскрасил. Сосредоточенно закусив губу, Тянь вклеил последний осколок чашки, как недостающую деталь пазла. Юный Хэ Тянь придирчиво осмотрел свою работу и, одобрительно хмыкнув, он глубоко выдохнул, облегчённо потянувшись на стуле. Тянь собирал её больше месяца, на это было потрачено много часов кропотливой работы. Видно, что её кусочки тщательно подобраны друг к другу, и хоть поверхность пиалы испещрена паутиной трещинок, из неё вполне можно было пить чай. Мальчик встряхнул головой и вытер ладонью выступившие бисеринки пота со лба. Он аккуратно взял чашку и радостно побежал со всех ног к Чэну. Лучезарно улыбаясь, Тянь влетел в комнату брата, показывая своё восстановленное сокровище. Старший брат сидел над каким-то заданием, но, завидев в дверях младшего, отложил его. Посмотрев на результат стараний Тяня, он не смог сдержать тёплой улыбки, ласково потрепал его по смоляным волосам. — Видишь, нет ничего непоправимого, — в его лице промелькнуло, что-то, что говорило: "почти". Но вслух он это не озвучил. — А теперь давай к отцу, — Чэн ободряюще хлопнул брата по плечу. Тянь кивнул ему с расплывшимся в улыбке лицом. Хэ добежал сначала до кухни. Впопыхах собрал презентабельную композицию на подносе. Помощница кухарки помогла заварить ему любимый чай отца и быстро засервировать угощение к чаю. Чэн приказал проследить, чтобы Тянь не обжёгся. Пока он дошёл до кабинета отца, его дыхание так и не выровнялось. Это всё от волнения, подумал он. Тянь делал глубокие медленные вдохи и выдохи, чтобы успокоить дыхание. Мальчишка неуверенно мялся перед тем, как войти в кабинет. Что ж, перед смертью не надышишься. Глубоко вздохнул, постучал три раза и вошёл. Хэ Веймин сидел за своим письменным столом и заполнял какие-то бумаги, рядом стоял стакан с виски и кубиками льда. Он холодно посмотрел в сторону сына, презрительно поджав губы. — Я слушаю тебя. Блестящие нежностью и весельем глаза Тяня потухли и опустились под ледяным взглядом отца. Поёжившись, он сказал: — Отец… я хотел попросить у тебя прощения за то… что тогда не послушался и взял чайный набор мамы, хоть ты и был против… — он говорил запинаясь, но не разрывая зрительный контакт. — Я исправил свою ошибку, — нервно сглотнув, он подошёл вплотную к письменному столу отца и аккуратно поставил перед ним поднос. Хэ Веймин молчал, тупо уставившись на поднос. В этой звенящей тишине Тянь отчётливо слышал бешенное биение своего сердца. Мальчик нервно сглотнул, его ладони вспотели. Он быстро отёр их о брюки. — Я хотел порадовать… те… — отец резко перебил его на полуслове, делая паузы после каждого слова. — Я. Сказал. Убрать. Этот. Мусор! — он одним грубым движением руки смахнул со стола поднос со всем содержимым. По комнате эхом разнёсся чудовищный грохот металла и разбитого фарфора. Тянь застыл в немом ужасе, на его глаза медленно стали наворачиваться слезы. — У тебя либо проблемы со слухом, либо ты не понимаешь ни просьб, ни приказов. Или это проблемы с подчинением, а? — отец навис над сыном, брызгая слюной. — Я был с тобой слишком мягок, — продолжил он вкрадчиво, тихо, смотря словно бы сквозь него. Оставшиеся слова Тянь слышал, как в тумане. Громкий звук хлопнувшей двери и удаляющихся быстрых детских шагов эхом раскатывался уже в ускользающем воспоминании. — Ты сегодня непривычно тихий, — заметил Цзянь И. Хэ сморгнул остатки неприятного наваждения. Он почувствовал внимательный взгляд Рыжего, улыбнулся ему какой-то треснувшей улыбкой. — Наверное, встал не с той ноги. Шань придвинулся ближе и спросил, заглядывая Тяню в глаза: — Эй, с тобой все в порядке? — задел его коленом. — Ты плохо выглядишь, — тихо пробормотал он. На секунду Тянь завис и его треснутая улыбка медленно осыпалась. Он коснулся мизинца Рыжего своим. — Утро было довольно паршивым. Но сейчас всё хорошо. Я там, где хочу быть, — провёл мизинцем по ребру ладони Шаня. Тот руку не убрал. — Меня немного сморило под пледом и от чая. Гуань Шань принял его ответ. У него не было привычки лезть в душу. Захочет, сам расскажет, тем более Тянь говорил искренне. Он выглядел очень уставшим и не скрывал этого. В последнее время Хэ показывал ему всё больше граней своей личности. Это трогало… за живое. С ним он был настоящим. Они ещё час посидели в чайной, обсуждая последние новости и недавно прошедшую контрольную по алгебре. Все хвалили успехи Мо Гуань Шаня в учебе. А он безбожно краснел. Тянь при этом сидел с невероятно гордым видом. Одежда достаточно просохла, чтобы идти домой. Ребята поблагодарили девушку консультанта за гостеприимство и вкусный чай. Тянь, как и обещал, расплатился за всех. Небо горело пурпурными оттенками заката. Парни поспешили в сторону метро. Проходя мимо автоматов с газировкой, Цзянь И заметил фотобудку. — Эй, давайте сфоткаемся вместе! — он, звонко засмеявшись, потянул Чжаня и Шаня с собой. — Ну, уж нет! Мы не поместимся! — Мо упрямо сопротивлялся. — Рыжик, ну давай~ На память. Потом будешь в старости умиляться над нами! — Цзянь отпустил Чжэнси и стал тянуть Мо обеими руками. — Ага, над тем, какими мы были дебилами, — пробурчал тихо Мо. — Я всё слышал, — укоризненно прокомментировал Цзянь И. Сзади подошёл Тянь и легонько подтолкнул Шаня со спины в сторону будки: — Малыш Мо~, соглашайся. Мне нужно пополнить свою коллекцию, — хитро прищурился он. Рыжий демонстративно закатил глаза. — Отвалите! Я и сам могу идти, — Шань отстранил от себя Цзяня. Они всей гурьбой набились в фотобудку. — Кто наступил мне на ногу? — возмутился Мо. Рядом охнул Чжань. — Так, потеснитесь-ка, — Тянь пытался найти удобное положение, с его высоким ростом это было непросто. Кряхтя и препираясь, они наконец смогли худо-бедно расположиться в тесной кабинке. А дальше уже, кривляясь и смеясь, они корчили смешные рожи, даже Шань расслабился и сдержанно улыбался. В конце концов, у них и правда не так уж и много совместных фоток. — Так, у нас осталась последняя попытка, так что постарайтесь, парни, — хохотнул довольный Цзянь, вся ситуация его забавляла. Он буквально светился озорным весельем. — Шань, — тихо окликнул Хэ. — Что? — Мо смотрел в камеру, строя рожки Цзянь И. Не обращая внимания в сторону брюнета. — Внимание! — предупредил Цзянь, нажимая кнопку, чтобы сделать снимок. В этот самый момент, когда вспышка ослепила их, Тянь быстро придвинулся к Мо и чмокнул его в щеку. На кадрах, которые выплюнула фотокабина, было видно, как постепенно осознание отражается в глазах Рыжего, и как на каждом кадре его лицо заливает краской. На последнем оно было красным, как помидор. — Такой кадр запорол, Хэ Тянь, придурок! — Цзянь, смеясь, попытался пнуть по заднице брюнета, но вместо этого он не удержал равновесие и завалился на всех, из-за чего они комом вывалились из фотобудки. — А-а! Слезьте с меня, придурки! — Рыжий выпутался первым, краска с его лица всё ещё не сошла. Цзянь звонко смеялся, поднимаясь и утирая выступившие от смеха слёзы. Чжэнси, отряхнув джинсы, подошёл к блондину и дал ему легкий подзатыльник. — За что? — обиженно насупился И. — Нельзя было как-то поаккуратнее? — Это всё Тянь! Виновник же, улыбаясь, рассматривал вытянутые полоски напечатанной плёнки с кадрами. К нему со спины подошёл Мо, готовый отвоевать себе ту, где был злосчастный поцелуй. — Пополняешь коллекцию, значит? — скептически сощурился Шань. — Ещё бы! Эти займут особое место в моём сердечке. Повешу на самое видное место, — Тянь так светился счастьем, отдавая одну из полосок с кадрами Шаню, что тот, хотевший было что-то сказать, передумал. Забрал молча и пошёл в сторону неразлучников. Уши Шаня предательски покраснели.