А имя греху - Бэкхён

      Говорят, что судьба всегда посылает человеку подсказки, которые способны изменить его жизнь к лучшему и сделать её счастливее. Надо только всмотреться в знаки вокруг себя и правильно их растолковать, чтобы остаток своих лет не жалеть ни об одном прожитом дне. Но почему-то человек не обращает внимания на подсказки, пока не случается беда, а, оглядываясь в прошлое, сетует, что в важный момент оказался слишком слеп перед явным предзнаменованием. Некоторые люди настолько суеверны, что во всём видят божий знак, но есть те, кто ищет не судьбоносное послание вокруг себя, а простые человеческие привычки, бытовую мелочь или оставленную записку. Например, когда из памяти пропадают несколько часов жизни. Казалось, сидел ты за столом в кругу семьи, обсуждал главную страницу газеты с ярким заголовком, а потом, бац, и ты уже лежишь на кровати и в одиночестве читаешь книжку. Мысли начинают сумбурно метаться на уровне затылка, как и сам человек мечется по квартире, ища хотя бы намёк на то, что происходило в потерянные часы, чтобы как мозаику состроить логическую цепочку последнего времени. Взгляд фиксирует каждое положение мебели, вещи и даже год на календаре. Но кроме прочитанного сюжета книги ничего нельзя вспомнить. Остаётся только прозванивать с десяток номеров, чтобы кто-то рассказал, что же произошло.       В душе Ханя царила потерянность в этом непонятном и непостоянном мире, и уныние вторило который раз за десятки лет прекратить пытаться победить эту жизнь, не принадлежащую ему. Но парень, как брошенный котёнок, искал подсказку в окружении, пытаясь вспомнить, как он оказался в саду и зачем выпачкался.       Он всматривался в яркие цветы, которые матушка лично сажала каждый год в строго определённых местах, не доверяя садовнику столь хлопотное дело, ведь садом будут любоваться гости и простые прохожие, а что, как не хрупкие женские ручки, сможет создать небывалой красоты вид. Цветы плавно покачиваются на прохладном утреннем ветру, и каждый цветок, независимо от цвета, приобретает огненный окрас яркого рассвета.       И ни одного знака судьбы.       Хань посмотрел на молодую яблоню, изучая каждый её листочек и зелёные маленькие плоды, перевёл взгляд влево и уловил быстро идущего к нему старого кота по кличке Бук. Кот спешит к своему хозяину, трясëт упитанными боками и головой, прогоняя остатки сна, а медалька на его ошейнике отражает первые лучи солнца.       И ни одной подсказки. В городе начинается самое обычное утро. Парень посмотрел на свои окровавленные руки, белоснежную пижаму, сплошь покрытую багровыми пятнами и кусками грязи. Она пропиталась кровью и прилипла к коже на ногах, стягивая её, отчего мерзкими становятся не только ощущения, но и застывший неровный узор кровавого цвета. Под короткими ногтями всё ещё торчат остатки чьей-то кожи, а вокруг на траве валяются куски мяса. Хань не знает, чьё оно. Рядом не находятся куски шерсти, волос или конечности, которые могут сказать, что произошло и что он натворил.       Хань лишь помнит, как переоделся в чистую пижаму, часы показывали половину первого ночи, а тело ломило от усталости.       Бук потёрся мордой о ногу хозяина, игнорируя кровавые пятна, которые оставили свой след на кошачьей морде, и громко муркнул, призывая парня открыть дверь дома и впустить животное, которое хочет примоститься на диван и слизать с себя все запахи улицы. Бук настолько стар, что Хань не вспомнит, в какой момент он появился в доме, хоть самому парню уже далеко за двадцать лет, и, кажется, у него сегодня день рождения.       А, может, нет. Всё зависит от того, какое число.       Кровь продолжает застывать по всему телу, и при каждом дуновении ветра мокрая одежда становится холодной, подгоняя Ханя уйти в дом.       Но он не может, потому что ещё не вспомнил, что натворил за несколько часов. Возможно, в доме он увидит страшную картину, в которой будет мертва вся его семья.       Заботливые руки матери аккуратно обхватили локоть Лу, и тихий, спокойный голос прошептал:       — Пошли домой. Всё хорошо. Это кролик, который лежал на кухне. Я хотела запечь его для праздничного стола. Ничего страшного. Приготовлю утку.       Лишь после этого парень поднялся и, опираясь на руку матери, направился домой, желая смыть с себя всю кровь и забыть об этом происшествии.       Но он не забудет, как и не забывал до этого. Память играет с ним в очень злую шутку, и никто не может дать этому явлению логическое заключение, сколько не предлагай денег великим умам учёных и какие бы манипуляции не проводили над парнем.       Семья Лу богата, несмотря на войну в стране, которая идёт уже четыре года, и удерживает статус благородной крови. Помимо Ханя у четы Лу есть малыши-двойняшки пяти лет. Храбрый и любопытный Джи, не знающиц ни минуты покоя, способен подговорить свою сестричку Ю на любую шкоду, за которую малыши потом дружно и стоически несут наказания в разных углах. Но они восхищаются своим братом Ханем и в любую свободную минуту желают быть рядом с ним. К сожалению, Хань старается оставаться в одиночестве.       Едва переступив порог дома, две пары любопытных глаз тут же устремили пытливый взор на старшего брата и осмотрели его с ног до головы, словно решая, в каком он настроении.       — Идите спать! — сдержано проговорила двойняшкам госпожа Лу и подвела сына к ванне.       Малыши с тяжелым топотом босых ног о деревянные ступеньки поднялись на второй этаж, споря, кто из них первым добежит до своей комнаты.       Хань закрыл за собой дверь и посмотрел на своё отражение в зеркале. Он весь в крови. Эту пижаму он больше никогда не наденет, словно вместе с ней избавляясь от пережитого и забытого происшествия, поэтому, спешно сняв её, просто кинул себе под ноги и, регулируя температуру, покрутил вентиль крана с горячей водой. Вновь посмотрел на своё отражение и заметил метку на спине в виде очертания круга с большой, как яблоко, точкой посередине. В детстве парень перенёс операцию, во время которой делали надрез на этой точке и вычищали из-под кожи гной. С тех пор шрам словно перечеркнул чёрную отметку, но вместе с ростом Ханя растёт и метка. Именно по ней его должен найти человек, предназначенный судьбой. Даже в таком деле Судьба подала знак. Но есть ли в этом смысл?       Хань стал под душ, прося суженного быстрее найти его и избавить от мучений, ведь оба должны чувствовать друг друга, а значит, вторая половинка знает, как Ханю плохо. Ему не страшно при виде метки. Он устал от монотонной жизни, в которой даже не может сказать кто он. Мать его прячет от большой публики, не пускает в гости, не разрешает покидать пределы двора, а про метку знает только один врач, который принимал у госпожи Лу роды, и он же делал операцию четырёхлетнему ребёнку. Все остальные знакомые думают, что парень просто нелюдим, а в семье царит мир и порядок. Для семьи Лу очень важно, что скажут соседи, знакомые, и главное, чтобы не тыкали пальцем, шепча о разладе в семье и горе в виде старшего сына. Хань это понимает, ему обидно, ведь его собственное мнение никого не интересует, но он молчит, зная, что является угрозой для семьи.       Он принялся тереть себя мочалкой, наблюдая, как кровь смешивается с пеной и водой и быстро смывается в слив, унося вместе с собой кровавое происшествие.       Всего лишь кролик.       До этого была индейка, до неё коза, ещё раньше куропатка и даже перепел, и так список можно продолжать очень долго.       Хань радуется, что Бук каким-то чудом выжил. Он обожает своего кота, но боится однажды очнуться с бело-чёрной шерстью во рту. Парень не переживёт расправу над другом и точно сойдёт с ума, но перед этим всё же попробует наложить на себя руки.       Он знает, что мать в своих молитвах просит небеса не посылать сыну его суженую, дабы она не соответствовала ему. В её представлении это некто страшный, садист или убийца, который убьёт их семью, а, может, даже весь город. Сам же Хань в ответ на её молитвы молится самой второй половинке, чтобы та его нашла. Он даже шёпотом называет свои адрес и имя. Но время идёт, а судьбоносной встречи нет. И вот уже настал очередной день рождения, а пара так и не объявилась. В его возрасте у его матери уже подростал пятилетний сын, и родители, видя странности малыша, старались всё же зачать наследника благородной семьи, отставляя Ханя на второй план.       У двойняшек тоже есть отметины, но столь незначительные, что надо быть воистину посланным самой Судьбой, чтобы знать месторасположение знака. Джи вовсе заявляет, что его суженная ещё не родилась.       Хань не чувствует своего соулмейта, не ощущает ничего странного в душе, сердце не трепещет, эмоции не меняются. А так хочется быть кому-то нужным даже со странной отметиной на спине, которую можно толковать десятками различных значений. Глядя на чёрный круг, госпожа Лу боится, что человек, предназначенный судьбой для её сына, занимается оккультизмом и Хань будет отдан в жертву, ведь циркумпункт (точка в круге) может толковаться как «цикл завершения». Когда Ханя в детстве потянуло на сырое мясо и кровь, то мать вовсе заперла сына в комнате, пока тот не подрос и не понял всю свою опасность, а недавно он согласился отправиться в школу для мальчиков при монастыре.       Кому от этого стало легче жить? Конечно, родителям. Они задыхались от проблемного сына, а теперь спят спокойно, переложив обязанности воспитания на Наставника, который, увидев циркумпункт, сразу же заявил, что Хань должен служить Великой Матери, дабы зло не овладело его разумом. Все служители монастыря уверяют, что после пострига парень лишится какого-либо влияния нечисти на себя.       В это верят все, а Хань мечтает найти любовь, но понимает, что со страшной меткой на спине он начнëт бояться убить любимого человека, поэтому лучше остаться в монастыре и служить Матери.       Став под душ, он наблюдал, как вода быстрыми потоками смывает кровь, и старался смириться с очередным происшествием. В монастыре его запирали в комнате, спал он всегда с закрытыми окнами, на которых висели решётки. Большую часть времени он проводил за чтением книг или в молитве, но почему-то она постоянно сбивалась, и парень обращался ко своей второй половинке, прося быстрее найти его и забрать к себе. И чем ближе день пострига, тем молитва становится горячее, осознаннее и продолжительнее. Хань падал на кровать и плакал, шепча слова в мутный образ придуманного человека. Он не похож ни на мужчину, ни на женщину, но стал желанным, близким и родным.       Все посещения монастыря проходили четыре дня в неделю, теперь же Хань должен окончательно переехать в мужское учебное здание от этого монастыря, где его встречи ждëт Посредник Великой Матери. Более Хань не посмеет вернуться домой. Его радует, что он в монастыре бедет не один будет, как это часто бывало. Две трети парней также переедут со своими вещами, и появится шанс найти себе друга. А, быть может, среди множества учеников найдётся его судьба.       Хань накинул на себя халат и вышел из ванной. Мать тут же подошла к нему и, вытирая руки о белый передник, горячо прошептала:       — У нас будут гости. Веди себя подобающе.       — Могла бы вовсе не устраивать праздник, — пробормотал ей сын и направился к лестнице, чувствуя потребность в уединении. — Я не собираюсь задерживаться. Лучше отправлюсь в монастырь и начну молиться.       Кажется, мать облегчённо вздохнула, радуясь, что не придётся контролировать сына на празднике, и продолжила печь пирог с яблоками, ведь люди уже приглашены.       Среди гостей будет врач, и Хань уверен, что он идёт не на праздник жизни, а ради циркумпункта, чтобы убедиться в его ремиссии. Но семейных врачей допускают в школу для осмотра, поэтому парень решил устроить всем праздник своим исчезновением. Двойняшки и отец спят, мать возится на кухне, тарахтя посудой и тихо напевая какую-то рождественскую песенку, а прислуга умчалась на рынок за продуктами и надувными праздничными шарами. Никому нет дела, чем занят именинник, поэтому он переоделся, быстро собрал вещи в один рюкзак и полез через окно.       Прыгать со второго этажа ему не привыкать, ведь найти развлечения тому, кто постоянно взаперти, очень сложно, поэтому прыжки с подоконника отточены до уровня мастера. Осталось только перелезть через забор и затормозить первую попавшуюся телегу, которая едва передвигается по неровной и местами рыхлой дороге. Машины давно не едут этим путём, поэтому люди пересели на лошадей и велосипеды, а торговцы нашли выход, перевозя товары в телегах. Едва мужчина увидел на груди парня прикреплённый знак в виде синей молнии, как сразу же потянул вожжи, останавливая коня, и предложил подвезти к школе.       Ученики цепляют на одежду молнию, выделяя свою причастность к учебному заведению. И все люди отзываются помочь студентам подъехать, несут в школу посильные пожертвования, и Хань считает, что Школа Великой Матери для мальчиков пользуется популярностью, вот только есть в ней одна особенность, о которой Хань не любит говорить.       Он бы предпочёл, чтобы никто не знал, где он обучается, но, войдя во двор школы, поразился количеству учеников, гуляющих в окрестностях, и понял, что не одинок в своём горе, поэтому понадеялся найти друзей в короткий срок. Он никогда ни с кем не дружил, кроме Бука, поэтому, видя вполне улыбчивых ребят, на секунду поверил, что сможет с кем-то сблизится.       Само здание трёхэтажное с остроконечными башенками и крышей. Это старое построение некогда славилось публичным домом с шумными посетителями, а во время проведения битв на этой территории проституток разогнали, солдаты использовали стены как свою защиту. Да и каменный забор высотой в три метра служил хорошей преградой от пуль, поэтому осаду выдержали. И вот теперь здание стало школой для мальчиков с уродливыми отметками или вовсе без них.       Таких оказалось очень много. Хань застыл посреди двора, рассматривая цветы, траву, фонтан и тёмное коричневое здание, которое больше подходит для элитного университета, чем для учеников со страшными метками.       Хань заметил тучного парня, у которого метка занимает половину лица и обладает неприятным горчичным цветом. На фоне такого пятна серый глаз едва виден и приобрëл бледность и пустоту. При виде такого «дара» природы Хань обрадовался, что может прятать свой циркумпункт под одеждой. Сквозь мокрые светлые вещи чернота метки будет заметна, а через тонкие белые одежды вовсе просвечивается, но есть же и другие цвета, которыми Хань усердно наполнил свой гардероб. Лишь позже он узнал, что большую часть времени будет носить одежду монастыря. В первые годы обучения ученики надевают тёмно-коричневую мантию со значком-молнией. В последние — она заменяется рясой, которую подпоясывают деревянным бусами из можжевельника, схожих с чётками, и на концах которых висят кисточки.       Посмотрев ещё раз на ученика, Хань подумал, что лицо не спрячешь, тем более, когда пятно занимает его половину, поэтому парня откровенно жаль.       — Не пялься! — раздался грубый голос сзади. — Вспомни, с чем сам сюда припёрся!       Хань немного дёрнулся от неожиданности, хоть говоривший человек не орал, не привлекая к себе внимание остальных. Лу сжал лямку рюкзака, рассматривая паренька и не зная, с чего начать знакомство, да и надо ли оно ему. Он не похож на того, кому нужны друзья, а метки на нём не видно, хоть белая майка и короткие шорты едва прикрыли тело. Хань проглядел все глаза, изучая открытые участки кожи, но в конечном итоге сделал вывод, что знак вовсе отсутствует.       — Я прошу прощения, — проговорил Хань, представляя себя на месте парня с меткой на лице.       Неприятно, должно быть, когда все смотрят, осуждают или высмеивают. Неаккуратные, наляпистые, отвратительные знаки или вовсе их отсутствие на теле считаются хуже инвалидности, поэтому таких людей сгоняют в подобные школы, чтобы отделить от остального населения. Учиться при монастыре можно в любом возрасте, часто в классе сидят как дети, так и старики, поэтому Хань не удивляется, видя в мантии своих одногодок, подростков и мужчин с сединой на голове.       — Чего? — скривился парень и посмотрел на Ханя, как на диковинку. — Ты из какой вселенной?       Лу не знает, что сказать. Разве он неправильно поступил? Он осознал свою ошибку, поэтому попросил прощения. Решив, что этого мало, он поклонился и ещё раз извинился.       — Да ты шутишь, — закидывал на плечо рюкзак парень, высмеивая поступок Ханя. — Ты без метки?       — С меткой.       — И где она?       Хань нахмурился, попросил никому не говорить и сообщил, что у него она на всю спину. Парень глубоко вздохнул, его взгляд стал с долей понимания и сочувствия, а затем он подошёл ближе и прошептал:       — Сколько раз ты дрался?       Хань мотнул головой, не понимая, к чему это, но честно ответил, что никогда не влезал в драки. С младшими братом и сестрой позорно устраивать поединок, потому что им только по пять лет, а отец ни разу не бил детей, даже Ханя за кровавые поступки.       Парень склонился к уху Ханя и прошептал:       — Ты здесь сдохнешь.       Хань отскочил от него, надел рюкзак и поспешил удалиться. Нельзя говорить такие грубые слова тем, кто и так часто сталкивается со смертью. Конечно, парень не знает, что Хань вполне способен неосознанно убить и забыть об этом, но это не даëт ему право предрекать кому-то смерть. На долю секунды показалось, что он предупредил о гибели, потому что сам хочет убить робкого человека. Но каждый судит по себе, и Лу — не исключение, не забывая, на что способен.       — Да погоди ты убегать! — крикнул ему в спину парень и, догнав, схватил за руку. — Кто ж знал, что ты такой впечатлительный? — Он развернул его к себе и с любопытством спросил: — Ты действительно такой или придуриваешься, чтобы тебя пожалели?       Хань выдернул свою руку и вовсе обиделся:       — Не нужна мне твоя жалость.       — Кто тебя сюда отправил? — Он опустил рюкзак к ногам и, видя, что парень не отвечает, протянул ладонь. — Меня зовут Бэкхён, и у меня для тебя плохие новости. — Хань пожал ему руку, представляясь, и Бэк добавил: — Это место не для паинек, лапушек и котиков. Тут выживают, понимаешь?       Хань отрицательно замотал головой. Школа-монастырь не может быть плохой, тем более люди заботятся о ней на добровольных основах. Часто приходят желающие приготовить еду на всех учеников или прибраться во дворе, даже старый колодец мужчины с удовольствием чистят, а пожилые дамы делятся раритетными книгами в пользу школьной библиотеки. Не может быть плохо там, где создают уют.       — Здесь обозлённые парни, — продолжал Бэк, смотря Ханю в глаза. — Их с детства гнобили, презирали, плевали в их лица и спины, пинали ногами и избивали за то, что они уроды. В этой школе не ученики, а звери, которые попали в клетку к таким же зверям. Уноси свою благородную задницу домой в уютную постель.       — Но… — только начал Хань, не решаясь сказать, что он именной ученик, то есть о его обучении заранее побеспокоились и просто сбежать не получится.       Словно в подтверждение его мыслей из школы вышел молодой мужчина в строгом костюме и стал читать имена с карточек, подзывая к себе учеников.       — Лу Хань!       Бэкхён приподнял брови, посмотрел сначала на мужчину, а затем на удаляющегося парня и пробормотал что-то матерное, понимая, что от парня просто избавились, но такой поступок всегда чем-то отягощается. На память Бэкхёна приходят только двое именных учеников: сумасшедший и инвалид. И если первый покончил с собой, то второй окончил школу с красным дипломом и стал Наставником Великой Матери. Хань чувствует на себе сотни удивлённых взглядов, но ни один ученик не спросил причину именных почестей. Его публично показали всем, как особенного, и каждый решил выловить парня, чтобы расспросить, но в первую очередь — узнать о его метке.       Рядом с Ханем шагал ещё один парень, по виду которого стало понятно о его отсталости в развитии, и он предпочëл смотреть ни себе под ноги, а ковыряться в ногтях, но при этом ни разу не споткнулся о ступеньки. Мужчина в костюме провёл именных вдоль широкого коридора к лестнице, покрытой багровым ковром, и велел подниматься следом на второй этаж, где постучался в резные двери, прося разрешения войти. Следом мчался Бэкхён, перешагивая через две ступеньки и выставляя рюкзак вперёд, чтобы не мешал передвигать ногами. Но парень не успел, замечая только поворот дверной ручки и больного на голову паренька, который рассматривал собственные ладони. Оторвав взгляд от своей кожи, он ткнул пальцем в Бэка, изучая его вид с полной заинтересованностью во взгляде, словно смотрел сквозь него, и начал считать, направляя палец при каждом счёте в сторону:       — Раз… Два… Три… Четыре?.. Пять??? — Он сфокусировался на Бэке и спросил: — Почему тебя пятеро?       Бэкхён закинул рюкзак на плечо и неохотно объяснил:       — Потому что ты дебил.       Он прислонил ухо к двери и прислушался, но голоса звучали тихо, а положение подслушивающего каралось плетью, потому что за дверями люди чаще всего скрывают свои самые тёмные стороны, которые не стоит знать посторонним. Бэкхён их узнал, когда раз в неделю навещал это заведение для ознакомления с ним. Он старался ни с кем не видиться и вовсе оставаться во дворе. Меньше видишь — меньше с тебя спрос. Но за те часы, которые он провёл в школе, выяснил много интересного. Например, Посредник очень любит красивых мальчиков, а один из учеников регулярно ублажает преподавателей, да и среди самих учеников есть некая иерархия. Кого-то имеют насильно, а те, кто посильнее и может дать отпор, продают себя, кто-то покупает, кто-то не занимается сексом, а кто-то обзавёлся парой, поэтому их не трогают. Последний вариант выгоден, если отсутствует желание стать постоянным сексуальным рабом для большинства, но школа — клетка со зверями, поэтому в ней есть как дикие хищники, так и тихие мышки, которых съедают хищники. Каждый стремился к свободе и независимости, а, чтобы мышке выжить, нужен партнёр-хищник, но со слабаками редко кто соглашается жить, а сильные — гордые для обременения себя кем-то. Зачем обзаводиться одним партнёром, если можно всех переиметь и стать альфа-самцом? Но за такое звание надо сражаться. Бэкхён выбрал позицию полного одиночки и готов стать в ряды тех, кто не занимается сексом, то есть импотентов. Ученики будут высмеивать половую слабость, зато не придётся становиться чьей-то игрушкой.       За дверьми пожилой Посредник, облачённый в рясу под цвет здания, посмотрел на Ханя отцовским взглядом и попросил показать метку.       — Госпожа Лу просила позаботиться о её сыне и передала несколько предупреждений. — Мужчина в костюме отдал письмо матери Ханя и наблюдал, как парень стягивает с себя синюю рубашку, опуская плечи и стыдясь метки и наготы.       Атмосфера в кабинете не враждебная, наоборот, в ней минимум мебели и мягкий ковёр, что не давит на психику, а темные тона стен создали вид удобного и тёплого пледа, однако Хань боится, что его запрут в темнице из-за циркумпункта.       Посредник посмотрел на метку, задумался и, едва вытянув руку, чтобы потрогать черный рисунок, резко сжал кулак, так и не решаясь это делать. Шрам на точке не темнеет, но стал подобен молнии как на значке школы, что насторожило Посредника, который в подобных вещах видит одни суеверия и судьбоносные послания.       — Будешь жить на втором этаже, — проговорил он и дал разрешение одеться. — Твоя комната двести пять. Занятия начнутся с завтрашнего дня, поэтому подготовься.       Хань кивнул, спешно оделся, сминая рубашку, и вышел. Он шёл по коридору, рассматривая цифры на дверях и не слыша собственные шаги из-за ковра, постеленным специально для тихого хода. И парень догадался для чего. Ученики должны спать только с положенными руками на одеяло. Если на содомию руководство закрывает глаза, то мастурбация наказывается.       «Желание секса вызвано влечением одного человека к другому, поэтому, подавляя это желание самоудовлетворением, вы противитесь самой природе!» — звучали в ушах слова преподавателя. Если кто-то кутался в одеяло от холода, то следовало параллельно молиться, чтобы не зашла в комнату ночная проверка. Очень часто дежурные-старики навещают комнаты молодёжи по ночам и, если застанут кого-то за мастурбацией, наказывают плетью. По рукам бьют, если руки под одеялом. После этого пальцы болеют и едва сгибаются, чтобы удержать ручку. Кисть трясëтся, невозможно не только писать, но и держать ложку или кружку, в итоге, если нет друзей, то человек остаëтся голодным. Хань это переживал не раз и убедился, что после шестого избиения предпочитаешь закаляться и искать более удобные места для самоудовлетворения. Но всё чаще парни занимаются гомосексуализмом. Это прибыльно, не наказывается и, в крайнем случае, можно просто запереться с кем-то в комнате и заняться онанизмом. Хань не может на подобное решиться, поэтому за ним ведëтся тщательное наблюдение, ведь он не замечен с кем-то в отношениях, как и Бэкхён, который оказался соседом Ханя.       — Я в двести седьмой, — вышел из комнаты Бэк и подпёр плечом стену, рассматривая соседа с насмешкой. — Зови, если что. Только отчётливо давай понять, когда тебе плохо, а когда хорошо.       Он засмеялся, но по замершему виду парня заметил, что смеётся только для себя. Это его немного оскорбило, поэтому он вновь принял хмурый вид и прошипел:       — В двести первой, двести второй, двести третьей и двести четвёртой комнатах никто не живёт.       — Почему? — Хань вцепился в дверную ручку и напряг слух для раскрытия тайны.       — Потому что они слишком близко расположены к двухсотой комнате, то есть к кабинету Посредника.       — Это плохо?       Бэкхён плюнул на пол, видя, что парня выкинули на растерзания самой судьбы, растёр плевок носком тапочки и серьёзно проговорил:       — Зови, если понадобится помощь. Ох, Хань, сдохнешь ты здесь. Тот, кто тебя сюда отправил, явно не твой друг.       Хань фыркнул, от недовольства сморщил нос и, резко повернув ручку вправо, толкнул дверь, не желая слушать, как косвенно обвиняют его родителей в попытке убить сына. Услышав за своей спиной очередной плевок, Хань только принципиально хлопнул дверью, разнося глухой хлопок по коридору, и повернул маленький замочек на ручке, не желая никого видеть, а у дежурных есть ключ. Он кинул рюкзак возле кровати, застеленную коричневым шерстяным одеялом, и хотел пнуть единственную тумбочку, на которой в подсвечнике стоит свеча перед настенным изображением рук Матери, но нога так и не ударила твёрдое дерево, потому что изображение рук могло упасть, что либо покарается плетью, либо ознаменуется плохим знаком, а его у Ханя и на спине хватает.       Он стянул с себя одежду, сунул руку под подушку, где находится длинная до пят белоснежная ночная рубашка, и поспешил переодеться. Плотная ткань не позволит замёрзнуть ночью и через неё едва просвечивается циркумпункт. Шерстяное одеяло Хань сложил у ног, считая, что ему вполне достаточно простого тонкого. Окно с деревянными рамами осталось открытым, чтобы не спать в духоте, но шум учеников во дворе немного мешает расслабиться. Парень взбил подушку и мысленно пообещал прибить любого, кто нарушит его сон стуком в комнату. Он, может, не помнит, как расправился с кроликом, но явно не спал в это время, поэтому сон накатывал с каждой минутой всё больше, и в итоге глаза закрылись, тело расслабилось, и парень уснул с мыслью, что утром старый монах разбудит учеников ударами в звонкий гонг и будет орать, что пора вставать. Хань всегда моется под душем самым последним и в одиночестве, чтобы никто не видел метку, поэтому часто ему достаëтся холодная вода, и он закалился за короткое время, но ценою в несколько простуд. Всего душевая комната рассчитана на шестнадцать человек, и её пустота и одиночество приснились Ханю. Он удивился, подставляя руки под школьный кран и бормоча, что рабочие уснули или выбились из графика подачи горячей воды. А затем проснулся и почувствовал, что в комнате безумно жарко, а он лежит на животе, задрав руки над головой. Хань часто спит в этой позе, потому что преподаватели не только видят руки своего подопечного, но и контролируют метку, которая кажется им чем-то мерзким.       От тепла в комнате клонило в сон всё больше, но и дышать оказалось сложно, а спать на груди становилось мучительно. Парень боролся со сном, но положение ухудшилось, когда он не смог пошевелиться из-за расслабленного тела, которое отказывалось слушаться, требуя отдыха.       Ханю стало жарко, но он едва ли мог пошевелиться, ощущая нечто горячее над собой. Словно в полубреду, он погружался в неведомый ему экстаз, который витал в самом воздухе, проникал в кожу, будоражил кровь, заставляя её кипеть. Центр огня сосредоточился на спине. Чёрный круг горел, заставляя Ханя попытаться выгнуться, словно это поможет скинуть с себя горячий воздух.       Чьи-то руки опустились на рисунок и очертили круг. Хань простонал и закрыл глаза от удовольствия. Чужие ладони гладили его пылающую спину, и стало не важно, кто пришёл и как попал в закрытую на замок комнату. Плавные движения распространяли огонь по всему телу, распределяя по нему тепло, и парень утопал в ощущениях, удерживая дыхание. Одеяло упало на пол, горячие руки прижались к бёдрам, поднимая рубашку к шее, а дыханием обдало поясницу, после чего Хань сжал в руках подушку, покрываясь потом и подкатывая глаза от наслаждения. Поцелуй в поясницу повлёк за собой ещё десятки, и влажный язык прошёлся по позвоночнику к самой шее. Хань ощутил сотню мурашек на теле и выгнулся, запрокидывая голову назад и приподнимаясь на локтях. Он хотел повернуться и посмотреть на ночного гостя, но сильная рука схватила его за волосы и наклонила голову назад. Парень, словно кукла, послушно выполнял каждое требование, ощущая жадные поцелуи на своей шее. Кто-то упивался жаром его тела, забирая себе, и едва ли не раздирал короткими ногтями гладкую кожу его бёдер и живота, срывая с губ парня стоны удовольствия. Хань судорожно цеплялся за простыню и подушку, задыхаясь в поцелуях, и едва не заорал от возбуждения, когда кто-то укусил его за шею и сразу же облизал укушенное место. Пальцы запустились в белокурые волосы Лу, сжали их, резко наклонили голову вперёд, требуя подчинения, и прижали к подушке. Хань вцепился руками в решётку кровати и приподнял бёдра, готовый на всё, лишь бы некто забрал жар. Под кожей спины что-то зашевелилось, и, словно змея, проскользнула по всему кругу, описывая кривые волны. Это длилось всего несколько секунд, это напугало своим шевелением и быстротой. Сложно сказать, какой размер у этой змеи и змея ли это, но боли нет и движение на спине стихло, как только Хань протяжно простонал, ощущая, как трусы спустились ниже к щиколоткам, а умелая рука принялась ласкать возбуждённый член. Парень хотел стать на четвереньки, упёрся ладонями в матрац, но пальцы гостя крепко сжали волосы и сильнее прижали голову к подушке, а губы целовали спину, язык очерчивал влажные рисунки на чёрной коже, а лёгкие покусывания будоражили каждую клеточку током. Хань утопал в чувствах, погружаясь в них, словно в утопическую иллюзию. Каждая клеточка тела стала в миллион раз чувствительнее, тугая пружина в паху натягивалась от каждого движения чьей-то руки, и полусон сопровождался возбуждением. Парень чувствовал, как по его лицу крупными каплями стекает пот, чужое тяжелое дыхание в унисон с его раздаётся в комнате. Хань шёпотом просил больше ласки, жарче поцелуи, чтобы вовсе забыть, кто он и где находится.       Словно божество, некто выполнил его просьбу, и парень громко простонал, стараясь подняться выше. Если бы спинка кровати была сделана не из железа, то лопнула бы или выгнулась, но твёрдая решётка только оставила красные вмятины на пальцах и нагрелась от их температуры.       Хань кончил и повалился на бок, тяжело дыша и ощущая блаженный холодок по всему телу. Рука отпустила волосы, и парень лениво осмотрелся, замечая вечер, слыша пение сверчков и подскочил на кровати, словно после страшного сна.       Вокруг никого нет, кроме собачьего холода.       Хань на полусогнутых ногах и тяжело дыша, вышел в коридор, упёрся руками в стену и сполз на пол, пытаясь успокоить частое сердцебиение, которое эхом отдаëтсч в горле. Пульс больно стучит в висках. От частого дыхания в горле пересохло, парень попытался сглотнуть стекающую слюну, но от сухости только закашлял. Ему никогда не снились эротические сны, но то, что с ним случилось, иначе не назовёшь, и от этого страшно, хотя тело уверяет, что пережило одно из лучших чувств.       — Ты в порядке? — склонился над ним ученик и положил руку на его плечо.       Хань кивнул, благодаря за беспокойство, смял пальцами воротничок, словно от этого станет теплее, и парень зашёл к нему в комнату, а вернулся с одеялом, в которое укутал Ханя.       — Не похож ты на здорового, — шептал он, присаживаясь рядом и обнимая его за плечи, чтобы тот быстрее согрелся. — Не предлагаю тебе погреться в постели, потому что убежишь.       Хань кивнул, соглашаясь с ходом его мыслей, и добавил:       — Мне просто сон плохой приснился. А как тебя зовут?       Из-за угла выглянул Бэкхён. Он явно не спал и спать ещё не собирался, зато из его комнаты пахнет мятным чаем и чем-то сладким. Запах разнёсся по коридору и взбудоражил многие желудки, заставляя наесться на ночь. Кто-то даже послал проклятия в сторону ванильного запаха.       Став напротив парочки, Бэк ответил вместо парня:       — Пак Чанёль, давно не виделись! Неужто ты свою смену отработал? Не устал? Мозоли не натёр?       — А ты жить приехал или опять будешь из-за кустов на всех глазеть?       Чанёль встал на ноги, Хань немного двинулся к нему, потянувшись к его теплу, но сразу же прижался к стене, с отчаянием понимая, что речь Бэкхёна прогнала парня.       — Познакомься, Хань, — хмыкнул Бэк, — это Чанёль. Он у нас преподов имеет. Они от него без ума.       Хань втянул сопли и, почесав нос, проворчал:       — Все бессмысленные поступки делаются не от хорошей жизни.       Ёль промолчал, зашёл в комнату напротив и тихо прикрыл за собой дверь. Конфликты между парнями начались давно, но имели гневно-сдержанный характер. Если Чанёль предпочитает уходить от конфликта молча, то Бэкхён не может не сказать что-то колкое. Хань укоризненно посмотрел на него, одним взглядом упрекая в резкости слов, но тот тихо объяснил:       — Чанёль хороший парень, поэтому мне очень жаль, что он занимается подобной низостью. Нормальных слов он не понимает, поэтому я подумал, что грубость заставит его пойти на принцип и оставить своё «хобби».       — А ты не думал, что грубостью можешь довести его до отчаяния и он повесится?       — Быстрее весь мир дружно повесится, чем Чанёль.       Он помог Ханю встать, открыл дверь его комнаты, пропуская его вперёд, и всё пытался узнать, что же парню снилось. Лу что-то невнятное промямлил, а Бэк сообщил, что через стену слышал варняканье и стоны, но решил не вмешиваться, считая, что сосед зарабатывает деньги или нашёл себе пару. Пока Хань рассматривал заходящее солнце через небольшое окно и размышлял над случившимся, парень зажигалкой зажёг свечу и при её тусклом свете увидел на постели следы спермы.       — Ты бы аккуратнее.       Хань посмотрел на него, пытаясь в его взгляде увидеть объяснение, и крепче прижал к себе колючее, но тёплое одеяло, чтобы наконец согреться. Ноги вовсе заледенели, низ живота приятно ноет, и чувство удовлетворения клонит в сон, но Хань боится уснуть и вновь увидеть странное сновидение, в котором горячие ладони до ярких кругов перед глазами доставляют удовольствие.       — Не маленький же, — продолжает упрекать Бэк. — Постельное не мы стираем. Теперь жопой сушить будешь, чтобы тебя не обвинили в мастурбации?       Хань присел на край кровати, посмотрел на посиневшие от холода пальцы ног и решил не врать, как на духу рассказывая случившееся, а дальше будь, что будет. Может, Бэк поверит или побежит сразу к Наставнику жаловаться. Может, назовёт Ханя одержимым духом злого Отца или просто скажет, что чокнутый.       Он посмотрел в глаза Бэкхёну, тяжело вздохнул и тихо повторил, как чувствовал чьи-то руки, ласкающие всё тело, и как ему было хорошо. Он не стыдился своего рассказа и привык быть осуждённым, поэтому, окончив повесть, спросил:       — У тебя есть метка?       — Есть, но лучше её не видеть, потому что она отвратительная. А знаешь, что. Кажется, я догадался как проверить, был у тебя сон или действительно кто-то тебя навещал. — Он заметил загоревшуюся в глазах парня надежду, которая, казалось, горит ярче, чем отблеск свечи в карих глазах. — Если ты спал, то явно на животе. А если так, то сперма должна на нём остаться, ведь ты кончал под себя. Задери рубашку.       Хань убрал одеяло, схватился за низ одежды и замер, смотря на Бэка с таким отчаянием, что пробудил в нём отцовские чувства, и тот присел возле него, спрашивая в чём дело.       — Бэк, на мне даже трусов нет.       Он чуть не расплакался, не понимая, что же тогда произошло в комнате. Он не слышал, чтобы кто-то поворачивал дверную ручку, которая издаёт лёгкий щелчок при открывании, не видел, чтобы свет коридора просачивался в комнату и тем более не ощущал сквозняка, который должен быть после открывания дверей. Получалось, если всё лишь сон, то он сам снял с себя нижнее бельё.       Бэкхён всё же задрал его рубашку, чтобы убедиться в чистоте живота. В этот момент дверная ручка щёлкнула. Хань испугался до задержки дыхания, представляя, как Посредник отругает за пустые посиделки в комнате, но Бэк повалил его на кровать, скидывая в прыжке тапочки, и лёг сверху, прижимая его руки к подушке и утыкаясь носом в шею, шепча: «Шевелись!» Хань не сразу понял, что происходит, но обнял парня ногами, и монах, покорно исполнявший вечерний обход, откашлялся и сообщил, что через полчаса все должны молиться, а через час — спать. Бэкхён только угукнул, опуская руку к одеялу и натянул на себя, показывая, что мужчина отвлекает от интима, а когда тот ушел, сел на Ханя и сложил руки на груди, недовольно оценивая ситуацию.       — Ладно, от пятна на простыне я тебя отмазал, но мог бы подыграть лучше. — Он заметил, как Хань прижал руки к животу и поджал губы, не зная, что ответить. — О Богиня! Да ты сексом никогда не занимался!