more than I can take

      — Ха! У меня получилось! Слышишь, Деек, получилось! — Абигейл обернулась и заметила, что домового эльфа нет на привычном месте.       С тех пор, как она познакомила его с Поппи, с которой они сошлись на теме общей любви к животным, домовик вообще стал довольно редким гостем в Выручай-комнате. Гейл было даже непривычно быть тут одной.       В последнее время ей искренне стало не хватать общения: Имельда полностью ушла в тренировки, с тех пор как получила новую метлу, Нерида всерьез озаботилась своей будущей карьерой и увлеклась дипломатическими отношениями с подводным народом, Грейс усиленно нагоняла программу по Трансфигурации, которая девушке никак не давалась, Натти занималась своим расследованием, а Себастьян и Оминис откровенно игнорировали подругу.       Оба сохраняли дистанцию, и Абигейл искренне не понимала, что произошло. Себастьян все больше пропадал за изучением книг, отговариваясь, что предпочитает делать это в одиночестве («И с каких это пор?!»), Оминис вел себя предельно тактично и вежливо, но это было еще более странно: после периода их долгих разговоров, словно настало затишье. Была очередь юноши задавать свой вопрос, но он не торопился, будто предпочитая прекратить их игру. Мракс все так же занимался вместе с Гринвич в библиотеке, но только в тишине, не прерываясь на болтовню. Не оставался в гостиной допоздна, чтобы поболтать.       Поначалу Гейл это задевало, и казалось, что она сделала что-то не так или чем-то обидела самых близких друзей. Девушка пыталась выяснить, в чем дело, но натыкалась лишь на глухую стену вежливого отчуждения.       Решив, что если с ней не хотят разговаривать, то и она навязываться не станет, Абигейл полностью ушла в свои исследования.       И вот, наконец, они увенчались успехом. А стоило всего-то заменить обычную воду, с помощью которой изготавливалось большинство зелий, на воду из Черного озера. Она была пропитана магией и лучше раскрывала свойства ингредиентов, объединяя их между собой. Разумеется, предварительно ее нужно было отфильтровать и прокипятить, но это было такой мелочью на фоне того, что Гейл уже успела себе надумать: использовать для основы спирт, вино или даже, страшно подумать, кровь, как это делалось в случае некоторых сложных многокомпонентных зелий.       Обрадованная своей догадкой, Абигейл тут же помчалась в кабинет Зельеварения, чтобы обсудить рецепт с профессором Шарпом, уже давно намекавшим, что ждет от Гейл результатов.       До начала пира в честь Хэллоуина оставалось всего ничего, а девушке, окутанной эйфорией собственного открытия, хотелось получить ответ уже сейчас.       — Профессор! У меня, кажется, получилось! — с порога начала она, едва не влетев в спину наставнику, который уже собирался закрывать кабинет. — Ох, простите, кажется, я не вовремя… — расстроилась Абигейл.       — Ничего страшного. Откровенно говоря, я просто уже не знал, чем себя занять на рабочем месте, но обсудить ваши изыскания всегда буду рад. Вдруг у вас действительно что-то получилось? — хитро улыбнулся профессор. — Пройдемте к столу, посмотрим на ваш рецепт.       — Ну, хорошо, лаванда, тут все понятно. Мед и ромашка очевидны из-за седативного эффекта. Я могу понять и омелу — полагаю, вы выбрали ее из-за того, что она понижает давление, что ускорит процесс погружения в сон, как и слизь флоббер-червя. Более того, вы даже почти правильно рассчитали объем и вес ингредиентов, чему я особенно удивлен. Но почему вы отказались от валерианы? И зачем, вам, во имя Мерлина, эстрагон и фенхель?! Вы собираетесь варить зелье или суп?       — Я решила попробовать объединить знания волшебников и маглов о свойствах растений. Эстрагон является мягким стимулятором и помогает преодолеть истощение, но при этом действует достаточно мягко, что не противоречит всем остальным ингредиентам, но поможет сохранить сны. Фенхель же сделает пробуждение более… бодрым, так как он способствует восстановлению сил. Я предполагаю, что после этого зелья человек будет просыпаться с ощущением того, что он, наконец, выспался.       После еще получаса споров и объяснений, почему Абигейл выбрала именно эти ингредиенты, а не другие, Шарп, наконец, сдался.       — Ну, хорошо, допустим. Теперь я понимаю, для чего вам потребовалась вода из Черного озера. Чтобы объединить все, что вы тут нагородили, нужно много магии уже в самом начале приготовления. Не говоря о том, что малейшая ошибка может сделать зелье в лучшем случае бесполезным.       Еще некоторое время они обсуждали процесс приготовления, но их увлеченный разговор грубо прервали: в дверях кабинет Зельеварения появился не кто иной, как Блэк собственной персоной.       — Шарп, когда будет готово зелье, котором я вас просил? — без лишних предисловий, в своей обыкновенной манере, не то спросил, не то потребовал господин директор.       — В конце лунного цикла, а если быть точнее, через неделю. — Экс-мракоборец ничуть не стушевался под требовательным и надменным взглядом.       В голове Гейл мелькнуло странное сравнение: Соломон Сэллоу и Эзоф Шарп. Оба примерно одного возраста, оба служили мракоборцами. Но насколько же разными путями пошли после этого: один стал первоклассным преподавателем, пусть строгим, требовательным и ироничным, но влюбленным в свое дело. Другой же закрылся от всего мира, третируя Анну и Себастьяна и прикрывая все это якобы заботой о племянниках.       — Мисс… Гринвик? — прервал ее размышления директор       — Гринвич. Абигейл Гринвич, профессор Блэк, — поправила его девушка.       — Да-да, точно, Гринвич, наша новенькая. Что вы делаете в учебном кабинете в неурочное время? Мне докладывали, что ваши успехи весьма впечатляют, но очевидно, это не так.       — Мисс Гринвич выполняет дополнительные задания по собственному желанию, профессор, — заступился за ученицу Шарп. — Абигейл прекрасно справляется с программой по моему предмету, и я решил, что дополнительные занятия не будут лишними, если моя ученица планирует поступать в класс углубленного изучения в следующем году.       — Что ж, такое рвение похвально и достойно основателя вашего факультета, мисс Гринвич. — Директор, несомненно, остался удовлетворен ответом. — В любом случае, вас, профессор, уже ждут на пиру в честь Хэллоуина. Хотя думаю, это же касается и вашу протеже.       Засим директор откланялся, как обычно, громко хлопнув дверью. Профессор Шарп потер виски как при головной боли. В роли которой, очевидно, и выступал его начальник.       — Мисс Гринвич, вы смогли порадовать меня своими успехами, однако, думаю, на сегодня нам придется закончить нашу беседу и присоединиться к празднику.       — Я все понимаю, профессор. Скажите только, сможем ли мы в следующий раз уже приступить к экспериментам? — Конечно, Гейл была расстроена, но деваться все равно было некуда. Отсутствие на пиру явно вызвало бы вопросы, не говоря уже о том, что она сгоряча умудрилась пообещать Грейс, что присоединиться к последующей вечеринке в гостиной Слизерина.       Девушка ненадолго забежала в общежитие, чтобы переодеться — вряд ли на это будет время после пира. Нельзя сказать, что гардероб баловал большим выбором, но все было лучше, чем старый наряд, в котором Гейл явилась в школу каких-то два месяца назад.       Однажды Гринвич даже не удержалась и купила симпатичное, хотя довольно дорогое, по меркам ее финансового состояния, платье. Из плотной бархатной ткани, глубокого изумрудного цвета, прекрасно оттенющего голубые глаза и делающего кожу еще бледнее, а волосы — темнее. Закрытое и длинное, почти доходящее до щиколотки, вопреки моде, согласно которой юные волшебницы носили платья до середины икры, что было недопустимо в среде маглов. С воротником-стоечкой и лаконичным декором из перламутровых пуговиц по лифу, от шеи и до талии. К такому платью не полагалась повседневная школьная обувь или же мягкие высокие ботинки, которые девушка предпочитала носить по выходным. Так что пришлось разориться еще и на аккуратные простые туфельки на невысоком каблучке, универсального черного цвета — такие можно будет носить и с другим платьем, если таковое появится в гардеробе Абигейл, или даже с костюмом.       На прическу времени уже не оставалось, так что просто расчесав волосы и накинув мантию, Абигейл помчалась в Большой зал. Гостиная факультета пустовала, а значит, все уже ушли на праздник.       Свободное пространство за столом обнаружилось только рядом с Оминисом, и Гейл поспешила занять место, пока директор, уже направлявшийся к кафедре в виде совы у преподавательских столов, чтобы объявить о начале пира.       К удивлению девушки, Себастьяна она не увидела. На вопрос о том, где пропадает Сэллоу, Мракс лаконично ответил, что его другу разрешили провести праздник с семьей, и парень отправился в Фелдкрофт.       Абигейл же ощутила очередной укол обиды: она думала, что они вновь навестят его сестру вместе, тем более что Анна прислала ей письмо, в котором в очередной раз попросила прощения за семейную сцену, свидетелем которой стала Гейл, а также заверила новую знакомую, что с нетерпением ждем следующей их встречи.       Однако, очевидно, Себастьян действительно был за что-то глубоко обижен на подругу, раз даже не посчитал необходимым сообщить ей о своем отъезде. Праздничное настроение окончательно сошло на нет.       В этот раз пир продлился дольше, чем в начале учебного года — очевидно, у директора Блэка сегодня было достаточно хорошее настроение. Абигейл даже удалось попробовать несколько блюд: и индейку с овощами, и йоркширский пудинг, и даже свежевыжатый апельсиновый сок, который сегодня подавали вместе с привычным тыквенным.       Однако вкуса еды девушка почти не ощущала из-за полного отсутствия праздничного настроения. Время от времени она включалась в беседу, когда о чем-то спрашивали, но все больше молчала, уже мечтая поскорее отправиться спать. А ведь нужно было еще как-то пережить локальную версию праздника в гостиной, где студенты явно не ограничатся одним только соком.       Как Абигейл и предполагала, стоило пиру завершиться, а младшекурсникам —отправиться спать, как началось настоящее веселье. Кто-то умудрился протащить в школу целый ассортимент алкогольных напитков — от огневиски и смородинового рома до сливочного пива и медовухи.       Сама же Гейл, хоть уже и не раз пробовала алкоголь, но не сказать, что его любила, а потому предпочла остановиться на эльфийском вине, раз уж отдать предпочтение тыквенному соку ей никто не позволил. Нерида также с удовольствием пила это вино, как и некоторые старшекурсницы. А вот Грейс и Имельда выбрали более привычное сливочное пиво, хотя уже вскоре перешли на драконий коньяк.       Постепенно пьянеющие студенты раз за разом упрашивали Гейл рассказать истории о сражениях с троллем и бандитами. Как оказалось, до них дошло куда больше слухов, чем она могла предположить, отчего было несколько некомфортно: а вдруг они знают то, о чем она говорить не имеет права? Но ее не спрашивали ни о древней магии, ни о гоблинах. Хотя нашлось несколько смельчаков, отважившихся бросить вызов «лучшей дуэлянтке школы», на что девушка неизменно отвечала, что принимает только те вызовы, что брошены на трезвую голову.       К удивлению Абигейл, Оминис не стал избегать толпы и обнаружился на своем привычном месте в кресле у окна. И судя по бокалу у него в руках, парень из всех вариантов напитков отдал предпочтение огневиски. И как только ему удавалось пить его даже не морщась, когда из самой девушки эта гадость вышибла не только слезы, но и всю душу?       Не удержавшись, Гейл подошла ближе. Не то вино так на нее действовало, не то она действительно очень скучала по их долгим разговорам. Очевидно, и Оминис чувствовал примерно то же, так как первым обратился к Абигейл, стоило той приблизиться. А ведь он очень давно не начинал разговор сам.       — Зачем такие сложности? Можно ведь было просто отказаться. Или, если тебе не хочется показаться трусихой, согласиться и подождать, что они сами не явятся на назначенный поединок. — Поинтересовался парень.       — А у тебя слух как у летучей мыши, я посмотрю. — Усмехнулась Абигейл, в очередной раз поразившись его невероятной способности слышать абсолютно все вокруг. — На самом деле все просто. Если я просто откажусь, это действительно будет выглядеть так, словно я испугалась. Приходить на место дуэли и ждать, пока явится каждый, кто бросил мне вызов — ну, у меня банально не останется времени на посещение уроков. Так что получается проще обыграть все так, чтобы они сами выглядели пьяными пустомелями. Если кто-то из них все же решится бросить вызов повторно, что ж, я не испугаюсь. Итак, можно засчитать это как твой вопрос или придумаешь что-то поинтереснее? — Девушка попыталась обратить все в шутку.       — Вообще-то, у меня действительно есть к тебе вопрос, но я не уверен, что общая гостиная — подходящее место, чтобы его задавать. Встретимся в крипте через час. — Оминис одним глотком осушил бокал и направился к мужским спальням, оставляя Абигейл в недоумении.       Захлопнув дверь в комнату, Мракс едва удержался на ногах. Его раздирали эмоции. Нет, он не злился на девушку, уверенный, в том что у него нет никакого права на эти чувства, но после той ночи на вершине башни между ними вновь выросла какая-то стена отчуждения, через которую он никак не мог заставить себя переступить.       И какие только пикси потянули его за язык сказать, что у него есть вопрос? Признаться, что они с Себастьяном за ней следили? Гейл бы ему этого наверняка не простила. Но обратного пути не было, ведь он сам назначил встречу. А значит, придется выкручиваться. Зачем он только пил огневиски? Всегда ведь его терпеть не мог — любимый напиток «обожаемого» папаши. Вот и пожинает теперь плоды собственного безрассудства.       После еще пары бокалов вина Абигейл все же с большим трудом смогла отвязаться от настойчивых расспросов, сославшись на головную боль. В пока еще пустой комнате девушка быстро переоделась из платья в привычные брюки, свободную рубашку и сапоги без каблука. Пробираться через толпу под дезиллюминационным заклинанием будет проще, если не стучать по полу.       Оминис уже ждал ее в крипте, нервно расхаживая из стороны в сторону. Кажется, им предстоял серьезный разговор.       — Итак, я слушаю твой вопрос. — Не стала девушка ходить вокруг да около.       — До меня дошли слухи, что ты гуляла с Амитом. Я думал мы друзья, а друзья обычно делятся подобными вещами. — Огорошил ее с порога Мракс. — Так вот мой вопрос. Это правда?       — Оминис, я не пойму никак, ты издеваешься? — Более приличных слов в тот момент она не смогла подобрать. — Во-первых, интересно, что же это за слухи такие. Хотя учитывая, что половина школы в курсе моих стычек с бандитами, я ничему не удивляюсь. Во-вторых, — распалялась девушка, — даже если так, в чем проблема? Я гуляю с тобой и Себастьяном, с Натти, с Поппи. И тебе это прекрасно известно. Или ты, а я полагаю, что не только ты, но и Сэллоу, решил, что раз мы друзья, я должна отчитываться о каждом своем шаге и каждой встрече?! Или… — Абигейл пронзила внезапная догадка. — О, Мерлин! Неужели ты хочешь спросить, не хожу ли я на свидания с Таккаром?! — Слизеринка рассмеялась от того, как по-идиотски это, на ее взгляд, звучало. Но Мракс оставался серьезен, лишь слегка покраснел, хотя было непонятно, от смущения или от огневиски. — Даже если бы это было так, я все равно не обязана перед вами отчитываться. Личная жизнь на то и личная. Но если для тебя это так важно, то нет. Наша встреча с Амитом не была свиданием. На самом деле, ему было страшновато идти искать древний астрономический стол в одиночку, и он не придумал ничего лучше, чем позвать в сопровождающие ту, о которой на весь Хогвартс гремит слава победительницы тролля. Мы посмотрели на звезды и мило побеседовали, я рассказала ему древнюю магловскую легенду о созвездии Лиры, которое мы видели в телескоп. А потом разошлись, довольные этим маленьким приключением. И все! Выговорившись, девушка с размаху плюхнулась на один из деревянных поддонов. Эмоциональный всплеск вымотал Гейл похуже дуэли в «Скрещенных палочках». К тому же, в ее голове совершенно не укладывалось, почему ее друзья так разозлились из-за какой-то невинной прогулки, хотя на те же вылазки с Натти реагировали совершенно спокойно. А она-то уже успела придумать себе Мерлин знает что.       — Прости… Глупо все как-то получилось. И ситуация идиотская, и вопрос. Я не должен был. — Мраксу никак не удавалось подобрать правильные слова.       Он все еще был ошарашен эмоциональной вспышкой Абигейл, но и не признать, что девушка была права от первого слова до последнего, не мог.       Ведь она, очевидно, воспринимала Амита как друга, хотя они с Сэллоу придумали себе то, чего нет, и сами выставили себя глупцами. Не мог он сказать и о причинах этой отчужденности, не признавшись хотя бы самому себе, что все это было банальной ревностью, на которую он, по его мнению, не имел ни малейшего права. Но все же его интересовало еще кое-что.       — А… Ты не могла бы и мне рассказать легенду, которую поведала Амиту? — Робко спросил слизеринец, опасаясь нарваться на еще одну гневную отповедь.       — Конечно. — Усмехнулась Гейл. — Но перед этим ты ответишь и на мой вопрос. — Только дождавшись согласия друга она продолжила. — Ты не раз упоминал о жестокости своей семьи, которую успел испытать на себе. И Себастьян говорил, что с тобой плохо обращались, намекнув на тяжелые физические наказания. Так что же с тобой сделали, Оминис Мракс?       Наверное, если бы не выпитое вино и эмоциональную вымотанность, она не решилась бы спросить, ожидая, что он сам однажды наберется смелости ей довериться и рассказать.       Слизеринец судорожно втянул воздух, опускаясь на пол рядом с девушкой.       — Ты уверена, что хочешь об этом знать?       — Да, Оминис. Мне это нужно. И можешь не переживать. О том, что ты сейчас мне расскажешь, не узнает никто. Все останется здесь, в крипте.       — Что ж, тогда слушай. — Мракс сел на пол крипты рядом с девушкой и уставился в стену невидящими глазами.       — Тебе известно уже немало деталей моей биографии. И о матери, и о жестокости отца и братьев. Но вряд ли ты можешь себе хотя бы представить, что они творят и как далеко способны зайти. Я почти не помню маму, но точно знаю, что она хотя бы немного сдерживала зверства, которые творил отец.       Ее здоровье было слишком слабым, и последних родов не пережила ни она, ни моя новорожденная сестренка. Тогда то Магнус Мракс, мой многонеуважаемый батюшка, окончательно потерял человеческий облик. Он все чаще бил нас за малейшую провинность. Мне доставалось больше, чем братьям — он был почему-то уверен, что именно мое появление на свет так подкосило здоровье матери, что еще одни роды она уже не пережила. Слабый, слепой, немощный ребенок — идеальная мишень для того, чтобы срывать гнев. Я стал мальчиком для битья, как для отца, так и для Марволо и Нобиса, которые уже учились в Хогвартсе к этому времени.       Но и этого ему было недостаточно. Он полностью погрузился в темную магию, которую и раньше использовал едва ли не на каждом шагу. Подвалы фамильного поместья пропитались кровью маглов так, что их не очистит даже Адское Пламя. Он взялся обучать нас непростительным заклинаниям, проводить темные ритуалы, пытаясь вернуть жену. Мне точно неизвестно, но я подозреваю, что ему даже удалось создать крестраж. Не спрашивай, что это, но это очень мощная, поистине темная и разрушительная магия. Создавал инферналов. Не проходило и недели, чтобы из-под дома не доносились крики. У меня внутри все переворачивалось от отвращения и ужаса.       Разумеется, держать такое в полном секрете сложно. Но статус и обширные связи отца до сих пор позволяют ему избежать заключения в Азкабан, хотя все меньше семей желают иметь с нами дело из-за слухов, большинство из которых имеют под собой вполне реальную основу.       Тогда я решил для себя, что никогда не стану такими, как отец, а затем и братья. Что никогда не буду использовать темную магию, что стану держаться от нее подальше, несмотря на свое наследие. Если бы это было так просто!       Однажды пришло и мое время. Отец отвел меня в подвалы, где уже ждали братья. Они притащили туда очередных маглов. Мне пришлось выучить заклинание Круциатус. Но я так и не смог заставить себя использовать его на старике, который к тому времени уже едва дышал. И тогда отец велел Нобису и Марволо отрабатывать заклинание на мне.       И так было каждый раз, когда я отказывался использовать непростительные заклятия. Я исправно учил каждое из них, но не использовал, как бы отец не пытался меня заставить. Говорил, что я слабак, что я бесхребетный, что я позорю его род. При всех он вел себя образцово-показательно: ни дать, ни взять почтенный глава семьи. Меня не ограничивали ни в учебниках, ни в зельях, ни в одежде. Но раз за разом продолжали пытаться сломать и заставить стать таким, как они. Каким полагается быть наследнику Салазара Слизерина.       Со временем я перестал проводить каникулы дома. Сначала меня забирала к себе тётя Ноктуа, но затем она пропала. И я стал оставаться в школе. Пока меня не позвали к себе Анна и Себастьян. Уже тогда у них были напряженные отношения с дядей. Соломон крайне скептически относился к тому, чтобы в их доме гостил отпрыск семейства Мракс, но узнав, что я категорически не лажу с остальными представителями рода и не приемлю темную магию, сменил гнев на милость и позволил проводить у них время. Вот, пожалуй, и вся история.       — Оминис… — Абигейл сложно было подобрать слова. Сердце разрывалось от боли и горечи за того маленького мальчика, что жил в ужасе столько времени, но смог остаться верным своим убеждениям несмотря ни на что.       — Знаю, это сложно все объяснить и понять. Но это не такая уж и редкость среди древних родов, помешанных на чистоте крови и не считающих маглов даже полноценными людьми. — Попытался сгладить произведенный рассказом эффект Оминис. — Просто порадуйся, что тебе это не знакомо. И не вздумай жалеть меня, Гринвич. — Уже более строгим тоном, не терпящим возражений, добавил он.       — Но мне это знакомо.       Мракс хотел было резко ответить, что, мол, да что она, выросшая среди маглов, может об этом знать. Но Гейл отошла на шаг назад.       — Чт-что ты делаешь? — шорох падающей на пол мантии и звук, похожий на то, как снимают рубашку, заставил юношу напрячься. Это было странно и крайне смущающе, особенно в нынешних обстоятельствах. Он не знал, как это понимать. И в его голове не было ни единой мысли о том, как нужно действовать в подобных обстоятельствах. Но в то же время это будоражило юношеское воображение.       — Дай руку. — увлеченный своими мыслями, Оминис не сразу понял, что Гейл сделала шаг ему навстречу. Грусть в голосе девушки контрастировала с двусмысленностью и пикантностью ситуации, что окончательно его запутало.       Пока он колебался, Абигейл устала ждать. Она не была уверена, что ей хватит решимость провернуть такое еще раз. Да и в этот раз немалую роль сыграло эльфийское вино, будь оно неладно. А потому девушка сама взяла руку слизеринца и положила себе на плечо.       Дыхание парня стало тяжелым, а бледные щеки залились легким румянцем. Ему еще не доводилось оказываться в подобной ситуации. Это было непривычно волнующе, ощущение нежной кожи под его пальцами и тонкий запах лаванды, исходящий от девушки, кружили ему голову.       Но прежде чем окончательно провалиться в омут новых ощущений, Оминис заметил кое-что странное. Настолько странное, что в один момент заставило его вернуться к привычной сосредоточенности.       Нежная мягкая кожа не была ровной, её уродовал широкий рубец.       Мракс, как делал всегда, когда изучал новый предмет, привычно заскользил тонкими пальцами, исследуя спину Абигейл. Плохо заживший грубый шрам тянулся и тянулся, словно ему не было конца. Оминис остановился лишь когда его пальцы коснулись края брюк. Шрам же уходил дальше.       Парень убрал слегка дрожащую руку и отступил на шаг, не произнося ни слова. Мысли путались в голове, сердце заходилось в бешеном ритме. Он представить себе не мог, что должно было произойти в жизни девушки, чтобы так изуродовать хрупкое тело. Абигейл тоже молчала, возвращая на место рубашку и поднимая мантию с пыльного пола.       — Я понимаю. Пусть, не все, пусть, не полностью. Но я понимаю тебя. Понимаю, что тебе пришлось пережить. — голос девушки звучал сухо и безэмоционально. Настолько, что это просто не могло быть естественным.       — Кто это сделал? — Оминис не был уверен, что ему стоит задавать этот вопрос. Но раз уж они решили снова поиграть в откровенность, почему бы не рискнуть. И риск себя оправдал: Абигейл, выдержав небольшую паузу, все же ответила.       — Её звали Глэдис Кирк. Я говорила тебе о ней, она владела приютом, в котором я выросла. И очень любила наказывать.       — Что же такого нужно было натворить, чтобы получить подобное наказание?! — парень был шокирован и не слишком задумывался о том, насколько корректной была выбранная им формулировка.       Он понимал, за что к нему применяли Круциатус в качестве наказания. Он осознавал, что пошел против принципов и правил собственной семьи, «ты или тебя» — вечный принцип Мраксов. Отказываясь пытать магла, он знал, что пытку могут применить к нему. Но что же должна была сделать девушка, за что ее наказали не просто болью, но и шрамом, который не исправит до конца никакая магия?       — Мне было десять, меня проводил домой сын мельника. — Чуть усмехнувшись, произнесла Абигейл.       — А дальше? — Все еще ничего не понимал юноша.       — А дальше плеть.       — Подожди. — ситуация не укладывалась у Оминиса в голове. — Тебя избили плетью просто за то, что какой-то мальчик проводил тебя до дома, когда тебе было 10?       — Именно так. Как понимаешь, для этого даже не потребовалась магия. — Усмешки в голосе уже не было, Абигейл с большим трудом давался этот разговор, но почему то ей хотелось, чтобы Оминис знал. Знал, что они похожи чуть больше, чем им обоим кажется. Хотя бы той болью, что хранят в своем сердце.       — Я.я просто не могу этого понять. Ты ведь не сделала ничего такого! Я получил наказание за то, что пошел против собственной семьи, против отца и старших братьев. Против того, что стало основой основ моего рода. — Юноша все еще не мог уложить в голове ситуацию. Его мозг просто отказывался принимать эту информацию.       — Это и не нужно понимать. Я вот тоже совершенно не могу понять, как можно применить проклятие пытки к собственному ребенку. Заставлять одних своих детей пытать другого. Для меня это мерзко, неестественно, против всех законов человеческой природы. Мне, в каком-то смысле, проще. Та, что сделала это со мной, пусть и приняла меня в своем доме, но по сути своей была мне никем. Мне нравится думать, что мои родители никогда бы так не поступили. Что, пусть у меня нет любящей семьи сейчас, но когда-то она была. — Гейл запнулась, едва не срываясь на крик. — У каждого из нас свои шрамы, своя боль и своя грустная история. То, что пыталось нас сломать. Но не сломало. Поэтому я понимаю тебя. Не все, что ты чувствуешь. Но многое. Понимаю, каково это, жить в постоянном страхе, в доме, где все тебе чужое, пытаться быть собой там, где этого не принимают. Соглашаться на авантюры, лишь бы больше не там, не с ними. Мы в этом похожи.       Оминис продолжал молчать. В его душе затаилась странная тоска: он представлял себе девочку с букетом лаванды, задорно смеющуюся над шуткой соседского мальчишки. Еще не знающую, что ждет ее. И он по какой-то непонятной причине действительно ощущал тоску по этому фантому, по этой девочке, которую он никогда не знал и не сможет узнать.       Только теперь осознавая в полной мере смысл ее слов он, повинуясь неожиданному порыву, обнял Абигейл. На секунду девушка застыла, шокированная и смущенная таким поведением, но все же обняла парня в ответ. Сколько они так стояли — пару минут или пару часов? Мерлин его знает.       Но было в этом молчаливом объятии что-то особенное. Сломавшее стену отчужденности, сделавшее их ближе и роднее. Прогнавшее недомолвки и недоверие, как Патронус отгоняет дементоров.       Когда Абигейл нашла в себе силы отстраниться, Оминис ощутил, насколько же холодно на самом деле было в крипте.       — Только не думай меня жалеть, Мракс. — бросила слизеринцу его же фразу девушка, прежде чем захлопнуть дверь секретного убежища, оставляя его наедине со своими мыслями.       Абигейл тяжело дышала, сама не веря в то, как повернулся этот вечер. В глазах все еще стояли слезы, а сердце щемило непонятное чувство. В гостиную возвращаться совсем не хотелось. Завтра был выходной, а значит, ночь можно провести и в Выручай-комнате.       Оминис же тоже не мог прийти в себя. Все так же сильно стучало сердце и дрожали руки. С опозданием до него наконец дошла вся ирония происходящего. Пока они с Себастьяном ревновали, следили, мучились чувствами, Гейл же в действительности никого из них не воспринимала более чем как друга. Простая прогулка с соседским мальчиком навсегда оттолкнула ее от романтических чувств, оставив глубокий шрам не только на теле, но и на сердце.       Почему-то теперь он очень отчетливо это понимал. О, Мерлин, какие же они с Сэллоу глупцы! Оба увлеклись девушкой, которая никогда не будет их воспринимать так, как им того хочется.       Гринвич действительно оказалась права: у них есть кое-что общее. И именно поэтому он, Оминис, понимал, что именно она чувствует. Ее история была вывернутой наизнанку его собственной. Его наказывали за отказ использовать темную магию. Ее — за детскую наивность. Как он, так и она, пережили боль от тех, кто должен был заботиться и оберегать. И каждый нашел собственный способ уберечь себя от этой боли. Он сбежал из семьи, дистанцировался, избегал общения с ними. Абигейл же просто закрыла свое сердце, понимая это или нет.       Если бы она видела в Оминисе не только друга, но и юношу, она не стала бы показывать шрам, не позволила бы прикоснуться к себе, даже учитывая, что он слеп и не может ее увидеть. Но она не колебалась ни секунды.       «Оминис, какой же ты идиот. И Сэллоу идиот. Вам здесь никогда ничего не светит» — подумал он про себя, снимая мантию. Ему срочно требовалось отработать несколько заклинаний или просто разнести что-нибудь в щепки. Осознание отсутствия перспектив и какого либо шанса на взаимность не могли перечеркнуть то, что чувствовал он сам. Ощущение нежной кожи, запаха лаванды и тепла от близости Абигейл. Впервые в своей жизни он чувствовал, как тело предательски берет верх над разумом.       Выпустив пар на тренировочных манекенах и немного выдохнув, Оминис улыбнулся. Ведь Гейл еще задолжала ему рассказ. И теперь у него не было ни малейшей причины отказывать себе в удовольствии от общения с ней. Раз ни у кого не было шансов с этой девушкой, он не станет помехой для счастья друга. Значит, больше нет необходимости пытаться держать дистанцию.