***
Тело Мегуми сотрясала дрожь, пока он спешно покидал крепость, а по его щекам безудержно текли слёзы. Это было похоже на наводнение: бесконечное давление накатывало со всех сторон, намереваясь утопить его. — Мегуми, — послышалось справа, и он увидел Годжо, прячущегося от дождя прямо под крышей здания. Он привёл Нуэ. Лицо Годжо выражало сочувствие. — Ты сделал правильный выбор, — сказал он, но едва ли это могло утешить. Несмотря на разумность выбора, он оказался слишком болезненным, чтобы быть правильным. — Зачем Вы привели коня? Я не его хозяин, — сказал Мегуми, поглаживая гриву Нуэ после того, как взял себя в руки. — Сукуна отдал его тебе. И потом, это только для того, чтобы добраться до гавани. После он сам найдёт дорогу домой. Мегуми посмотрел на Годжо. — Вы собираетесь остаться здесь? Люди поймут, что это Вы мне помогли. Отчего бы не убежать вместе со всеми, пока есть возможность? Годжо улыбнулся. — Я всегда так и делаю, когда приходит нужное время. Я уверен, что мы скоро увидимся. Мегуми кивнул и произнёс: — До встречи. Некоторое время он неуверенно смотрел на Годжо, пока не решил обнять его. Годжо тихо пискнул, удивившись внезапным объятьям, но в конце концов похлопал Мегуми по спине. — Спасибо. Вы многое сделали для меня и моего народа, подвергая риску собственную персону и не ожидая ничего взамен. И эта… дружба помогала мне не сойти с ума долгими тёмными ночами. Я никогда этого не забуду, — произнёс Мегуми, отстраняясь. Годжо смущённо улыбнулся. — Как мило с твоей стороны… Но пока рано благодарить меня. Будь осторожен в дороге в такую ужасную погоду. Ты же не хочешь опоздать на корабль. Мегуми запрыгнул на Нуэ и помахал Годжо на прощание. Годжо помахал в ответ. Мегуми устремился к воротам.*
Как только он добрался до них, ему показалось, что все имперцы уже покинули город. Караул всё ещё стоял на своих постах, и когда Нуэ с Мегуми проскакали мимо, те лишь бросили незаинтересованный взгляд. Никто не пришёл разыскивать его. Похоже, Сукуна сдержал своё слово. По крайней мере, Мегуми так думал, пока не добрался до хижины. Он осторожно ступал через топи, когда услышал, как к нему приближается другая лошадь. Обернувшись, он подумал, что увидел мчащегося навстречу Сукуну — или, возможно, Мегуми надеялся, что это был он, — только вместо этого к нему скакал Юджи. Он летел к нему на огромной скорости и чуть не врезался в Нуэ, как только догнал. — Позволь мне следовать за тобой! — выпалил он, почти запыхавшись. — Я буду рядом всю дорогу. Мегуми вздохнул. «Когда же он поймёт?» — Хватит. Это твой дом, Юджи. Оставайся здесь. — Я просто хочу тебе помочь. Кто знает, что теперь будет, я могу стать ценным союзником на твоей стороне… — Я не сомневаюсь в этом, но я не ищу союзников. Это путь, который мне необходимо пройти в одиночку. И встретиться лицом к лицу с семьёй, наедине. Он подумал о Сукуне, о дрожи в его голосе. Мегуми не решился взглянуть на него, боясь, что тот заметит слёзы, когда он так отчаянно пытался убедить Сукуну — и себя — в том, что делает правильный выбор. Сукуна открыл ему своё сердце, а Мегуми втоптал его в грязь. Было неправильно поступать так же и с Юджи. — Возвращайся к своему королю и оставайся рядом с ним. Это твой долг как принца и как его брата. Я слишком хорошо знаю, как ранит предательство родной крови… Я оказался здесь в первую очередь по этой самой причине. Поэтому не поступай с ним так же. Он не заслуживает такой жестокости, — сказал Мегуми, встречаясь взглядом с Юджи. — Но он убил твоего отца. Как ты всё ещё можешь испытывать к нему сострадание? — Юджи раздосадовано вздохнул. — Я помню огонь в глазах, когда ты публично отверг его как своего короля и альфу. Что случилось с тем бесстрашным человеком, которым ты был? Губы Мегуми сжались. — А тебе в голову не приходило, что я уже всё это знаю? Что это крутится у меня в мыслях каждый чёртов раз, когда я вижу его, что злость и чувство вины гложет меня до самых костей? Я понимаю, что со мной что-то крайне не так, если я переспал с ним. Вот почему я должен принять возмездие. Один. Он повернулся и посмотрел на тропинку, которая должна была вывести его к гавани. — Я не это имел в виду… — Именно это, и у тебя есть полное право осуждать меня. Но Сукуна — твой брат, и он гораздо более понимающий, чем ты думаешь. Так что возвращайся и относись к нему как к своей семье. Разберись со всеми вашими недопониманиями и люби его просто так. Это то, что полагается делать родным, — сказал Мегуми. Выражение его лица смягчилось, и он попытался улыбнуться Юджи. — Теперь, когда я уехал, это должно быть легко. Юджи опустил глаза. — Я не хотел осуждать тебя… Мне просто трудно видеть тебя с ним. Знаешь, ты тот, кто изменил его к лучшему. Он всегда оживает, когда ты рядом, и улыбается потом весь день после ваших встреч. Я надеялся, что смогу испытать это на себе так же, как он… — Ты сможешь, но с кем-то другим. Я не твой человек, так что больше не позволяй своим чувствам ко мне тебя тяготить. Мы же одинаковые, разве не помнишь? Пара принцев. Юджи тихо усмехнулся, но его улыбка постепенно погасла. Он развернулся обратно к городу. — Думаю, я останусь. В конце концов, это твой путь. Но обещай мне… Мегуми поднял брови в немом вопросе. — Береги себя. Знай, насколько ты достоин: быть принцем, быть королём и просто оставаться в живых, — произнёс Юджи с грустью в глазах. — Спасибо тебе, Юджи, и… ты уже мой союзник и мой дорогой друг. Ты хорошо заботился обо мне, пока я жил здесь. Спасибо, что был на моей стороне. Они уже собирались разойтись своими дорогами, но Мегуми резко замер. — Можешь… можешь напоследок кое-что сделать для меня? Если не захочешь, то всё в порядке, — спросил Мегуми. Юджи посмотрел на него. — Передай Сукуне, что, если бы я познакомился с ним при других обстоятельствах, где наши статусы не имели бы значения… я бы остался. Хоть улыбка на лице Юджи была не совсем искренняя, он кивнул. — Хорошо.*
К тому времени как Мегуми наконец отправился в гавань, небо стало темнеть. Серые тучи сгустились, а дождь усилился. Время пролетело слишком быстро. Он надеялся, что сможет догнать тех, кто шёл пешком, но они были уже далеко впереди. Мегуми знал, что ему следует быть осторожным, ведя Нуэ через вязкое от дождя и снега болото, но в противном случае он рисковал опоздать на корабль. Поэтому он нашёптывал на ухо Нуэ успокаивающие слова, пока они галопом неслись по болоту. Он знал, что нужно избегать мест, где поднимался пар: он шел из термальных бассейнов, разбросанных вокруг. Мегуми мечтал о тёплой ванне, пока до нитки промокал под ледяным дождём, хлеставшим в лицо, но он предпочёл бы воздержаться от несчастных случаев и не навредить себе или Нуэ. Часть его хотела резко развернуться и поскакать обратно. Чтобы снова броситься в объятья Сукуны, сообщая о том, что их прошлые деяния забыты и что всё будет хорошо. Мегуми почувствовал, как вновь потекли слёзы, смешиваясь с каплями дождя. Но он не мог вернуться, как бы сильно этого не желало его сердце. Ему было нужно домой. Это был его долг как наследного принца, и это был его долг как Мегуми. Он слишком долго смотрел на себя со стороны. Пришло время взять себя в руки и встретиться лицом к лицу со всем, от чего он бежал. И принять любой вынесенный вердикт.*
Спустя час пути небо почти полностью потемнело. Даже придерживаясь тропинки, Нуэ продолжал застревать, проваливаясь в топи. Из-за этого он нервничал и брыкался, и Мегуми едва удавалось держаться в седле. — Мы почти на месте, я обещаю! — в отчаянии бросил он Нуэ, успокаивающе похлопывая. Он мог посочувствовать коню: тот был в не менее напряжённых и паршивых условиях, чем он сам. Мегуми так долго мёрз под дождём, что его кожа онемела. Если бы у него отвалился палец на ноге, он бы и не почувствовал. — Ещё немного, — прошептал он. Как только Нуэ наконец успокоился, он снова поскакал в ровном ритме, избегая самых опасных луж и провалов. Мегуми облегчённо выдохнул. — Вот так. Как только мы доберёмся до гавани, я найду тебе сухое местечко для отдыха. Может, там найдётся морковка? Держу пари, тебе бы понравилось. Морковь и мягкое сухое сено, — пробормотал он, поддерживая разговор, чтобы отвлечься от усталости. Он проигнорировал урчание в животе при мысли о еде. «Вот и отвлеклись…» Мегуми едва ли мог что-то рассмотреть в темноте, а слуху сильно мешал шум дождя. Несмотря на это, и Мегуми, и Нуэ уловили резкий, внезапный свист стрелы, пролетевшей прямо рядом с ними. Прежде чем Мегуми успел среагировать на засаду, Нуэ запаниковал, встав на дыбы. Мегуми отчаянно вцепился в поводья, но всё было тщетно. Он уже летел вниз. Удар о землю выбил воздух из лёгких на несколько долгих секунд. Вопреки трудной проходимости, болото, к счастью, было мягче дороги, вымощенной булыжником. Однако это не помешало Мегуми потеряться в пространстве, и он отдалённо услышал, как Нуэ со ржанием бросился прочь. Мегуми медленно открыл глаза, и ему показалось, что он тонет и сверху, и снизу, медленно погружаясь в снег и ил, в то время как дождь словно ножами пригвождал его к земле. «Я не успею», — заключил Мегуми, даже не задумываясь о таящейся опасности, которая была направлена на него изначально. «Корабль отправится без меня». Оранжевое свечение вскоре разгорелось в поле зрения Мегуми. Над ним возвышался мужчина. В одной руке он держал факел, а в другой — нацеленный на него арбалет. Хотя волосы его были седыми, на лицо он выглядел относительно молодо. Он улыбался, что могло бы выглядеть не так устрашающе, если бы не шрамы. Огромные полосы тянулись через всё лицо и шею, а в некоторых местах старые раны, казалось, были неровно зашиты. Мегуми стало любопытно, что послужило причиной того, что мужчина так сильно пострадал. — Приветики, — сказал он чересчур сладким голосом, и это контрастировало с заряженным арбалетом, который был направлен прямо ему в грудь. Мегуми, всё ещё дезориентированный и находящийся на полпути к шоку, не ответил. — Поднимайся, — прошептал он угрожающим тоном. — Пока я этим не прострелил тебе сердце. Наконечник стрелы упёрся в рёбра, заставляя то самое сердце биться всё чаще и чаще. — Хотя… Под всем этим мокрым тряпьём скрывается сладенький запах. Может, сперва я тебя трахну. Как насчёт этого? Мегуми дрожал, а его конечности онемели. Он давно вышел за пределы своих физических возможностей. Но он всё равно поднялся, спотыкаясь, как раненый бродяга, брошенный под дождём. Теперь он двигался на чистых инстинктах выживания. Если они оберегали его жизнь так долго, то могли бы делать это ещё чуть дольше. Мужчина ткнул арбалетом в спину Мегуми и подался вперёд. — Топай, — скомандовал он ему на ухо. И Мегуми пошёл.***
Годжо ожидал допроса от короля. Несмотря на все хитрости, было очевидно, что он приложил руку к побегу Мегуми, и даже такой тупица, как Сукуна, понял бы это. Но один час сменялся другим, а от него ничего не было слышно. Ни один охранник не явился к нему с приказом взять под стражу. На данный момент всё выглядело так, словно Годжо вышел сухим из воды. Будучи любопытным и безрассудным, он решил нанести Сукуне визит. Он как бы невзначай прошёлся мимо королевских покоев. Рядом со входом стоял Чосо, что было довольно редким явлением. Сукуна почти никогда не приказывал охранять свою комнату, а если и приказывал, то уж точно не поручал это своему генералу. — Добрый вечер, генерал, — поприветствовал Годжо. Чосо кивнул в ответ. — Король у себя? — Он не хочет, чтобы его беспокоили. — В самом деле? Я думал, что он будет чрезвычайно занят из-за всей сегодняшней суматохи. Мне любопытно услышать его мнение насчёт сложившейся ситуации. — С этим придётся подождать до завтра. Его Светлость озабочена множеством вопросов, которые требуют глубоких размышлений. — О, вне всяких сомнений! Ах, что ж, полагаю, моему любопытству придётся подождать ещё один денёк. Или, может, я отправлюсь в таверну и послушаю, что за сплетни ходят вокруг? Чосо не клюнул на провокацию и воздержался от ответа. «Как скучно». Сукуна, должно быть, действительно был убит горем, раз заперся в покоях. Какая трагедия: два внезапных любовника расстались друг с другом. Он не мог припомнить, чтобы король когда-либо оказывался таким уязвимым, и подумать только, что Сукуну изменит его же враг. Может ли быть так, что подаренная ему безоговорочная преданность людей Фукумы в конце концов иссякнет? Ведь причина, по которой все им восхищались, заключалась в его непоколебимом самообладании, но внезапно мир Сукуны начал рушиться.*
В тот вечер Годжо так и не пошёл в таверну. Он был уверен, что обнаружил бы там только нытиков, жалующихся на опустевшие бордели. Вместо этого он провёл вечер в библиотеке. Он уставился в окно, в темноту ночи. Гроза, судя по его наблюдениям, не собиралась прекращаться в ближайшее время. Где-то далеко по небу плясали всполохи света. Этого было достаточно, чтобы напугать религиозных людей, которые бы приняли их за знак чего-то ужасного. За знамение, несущее плохие вести. Годжо не был религиозен, но в его животе всё ещё клубилось неприятное ощущение. Он посмотрел на беспорядочно разбросанные по столу бумаги и книги и взял в руки письмо, присланное ему Зенинами. Он перечитал последнюю часть, наверное, в сотый раз. «Убедись, что уговорил его уехать. Если он не захочет по доброй воле, при необходимости используй силу. Нам нужно, чтобы он вернулся домой в безопасности. Конечно, ты будешь щедро вознаграждён. В нашем правлении, само собой, найдётся одно лишнее место». Конечно, Годжо понимал, что всё это звучало сомнительно. Просить о том, чтобы Мегуми вернулся в целости и сохранности, и в то же время говорить, что его следует заставить. И наказ шёл из уст тех самых людей, которые с самого начала хотели, чтобы Мегуми исчез. В голове Годжо прокручивалось несколько разных сценариев: один, где они просто боялись, что член королевской семьи Зенин находится в руках фукумийцев; второй, где они искренне желали, чтобы наследный принц вернулся на своё место и стал королём, который смог бы вернуть империю… и, наконец, третий — возможно, самый мрачный и реалистичный из всех — они хотели контролировать Мегуми или, возможно, самостоятельно избавиться от него навсегда. В конце концов, по какой ещё причине Наоя заявлял бы о правах на престол, пока Мегуми был ещё жив? Со стороны Годжо было непродуктивно размышлять об этом до поздней ночи. Он порядком привязался к Мегуми после ленивых послеобеденных часов, проведённых вместе за чтением в библиотеке, и после увлекательных интеллектуальных дискуссий поздними вечерами. Мегуми был столь же прекрасен, сколь и занимателен — цветок, который, казалось, распустился в чужом королевстве, вдали от дома. Годжо баловал себя их дружеским общением. Всё же он нечасто заводил значимые знакомства с кем-либо. Но в то же время он оставался тем же человеком, каким всегда был в глубине души. Он сделал свой выбор, совершенно эгоистичный по своей сути. Ветер менял направление после длительного благоволения Фукуме. Годжо был убеждён, что империя пала не просто так, но чтобы подняться снова, переродившись во что-то гораздо более великое. И хотя распустившийся цветок был прекрасен, он также был хрупок. Он совсем не походил на столетние деревья с толстыми корнями, которые, казалось, было невозможно повалить, или на гору, тысячелетиями возвышающуюся в одном месте. Нет, как только сменялись времена года, его лепестки опадали. Это в том случае, если ему вообще удавалось пережить суровую погоду. Или, возможно, его ждала участь похуже увядания: его срывали только за то, что он так красиво цвёл.***
Даже держась исключительно за счёт инстинктов выживания, Мегуми знал, что в какой-то момент его организм достигнет своего предела. Он замёрз, хотел есть, пить, был истощён, напуган и сходил с ума одновременно. Почему он всё ещё не умер? Заставляли бы его идти, если бы он в любом случае умирал? Мегуми мог просто остановиться. Отказаться сделать ещё один шаг. «Может, сперва я тебя трахну». Напоминание заставило Мегуми двигаться вперёд. Он не был уверен, как долго шёл: это могли быть секунды, минуты или даже часы. Всё, что он знал, — это то, что небо к этому времени уже почернело как смоль, и корабль наверняка был в пути. Без него. Прощания, слёзы и упрямые решения Мегуми не привели ни к чему, кроме страданий. Наконец они выбрались с болот, и Мегуми почувствовал слабый запах солёной воды. В такой близости от побережья снег сошёл, но земля всё ещё была слякотной и труднопроходимой. — Я не могу… — пробормотал Мегуми, когда снова споткнулся. Перед глазами всё плыло, и к тому времени, когда он услышал шум волн, разбивавшихся о берег, он больше не мог оставаться в сознании. Ночное небо вязкой тьмой затопило всё вокруг, и Мегуми отключился.*
Когда он в следующий раз пришёл в себя, он уже был не на суше. Вёсельная лодка раскачивалась туда-сюда и громко скрипела, когда волны ударялись о её борта. Время от времени морские брызги попадали на лицо Мегуми, возвращая его в сознание. Он смутно припоминал, что кто-то грёб (тот самый человек, который напал на него из засады). Его бодрствование было лишь мимолетным, и когда он проснулся снова, то оказался на совершенно другом судне. Его всё ещё качало, но движения волн были больше и медленнее. Из-за толщины стен Мегуми почти ничего не слышал, кроме скрипа. «Должно быть, я на большом корабле», — подумал Мегуми. На короткий, наивный миг он понадеялся, что это тот самый корабль, на который он должен был взойти, что судьба всё-таки привела его туда. Но, оглядевшись по сторонам, он расценил, что это было маловероятно. Помещение, в котором он находился, напоминало тюремную камеру, а не каюту. Вместо стены была деревянная решётка. Если бы у Мегуми был нож или что-нибудь острое, он мог бы попробовать выбраться. Но у него ничего не было. В буквальном смысле: даже его одежда исчезла. Вместо этого он был укрыт тонким одеялом. Что происходит? Почему его взяли в плен? И кем, чёрт возьми, был тот человек? Чем дольше он пребывал в сознании, тем больше новых ощущений накатывало на него. Его подташнивало: от качки, вне всяких сомнений, но также и от голода. В камере Мегуми было крошечное окошко, через которое он мог видеть, как светлеет небо и как перекатываются большие волны, но ему пришлось отвернуться. Он боялся, что в конце концов его вырвет, а блевать ему было нечем. Давало о себе знать и ещё одно чувство, которое подкрадывалось к нему снова и снова каждые два месяца. Пульсация в животе, необъяснимое тепло и головокружение — предупреждение о том, что собиралось нагрянуть. Мегуми уже привык к несвоевременным течкам, но это, пожалуй, была самая дерьмовая ситуация, в которой можно было оказаться. Его охватила тревога. Вот уже несколько месяцев Мегуми справлялся с ужасными и жуткими событиями: он попал в плен в чужое королевство, сокрушался из-за смерти отца, одновременно выстраивая сомнительную связь с убийцей, и жил в постоянном страхе, что его тайну раскроют. Мегуми думал, что всё кончено, что худшее уже позади. Но нет, какое бы божество не определило его судьбу, кажется, оно обладало нездоровым чувством юмора. «Этого не должно было произойти». Он должен был находиться на другом корабле, направляться на встречу с родными и их осуждающими взглядами, одновременно испытывая облегчение от чувства выполненного долга. Кто-нибудь вообще узнает, что его похитили? Это был идеальный момент, чтобы заставить Мегуми исчезнуть. Его существование было полностью стёрто. Годжо, Юджи и Сукуна думали, что он давно уплыл. Никто не ожидал увидеть его — возможно, даже другие имперцы, с которыми он должен был сейчас находиться. Его семья определённо не готовилась к его появлению; они, вероятно, думали, что он мёртв. Вполне возможно, что так оно и есть, потому что ни у кого не было никаких причин искать его. Он был в открытом море, не имея малейшего представления о том, куда направляется и кто его захватил. Даже если по некой крохотной случайности кто-то будет разыскивать его… то лишь впустую потратит время. Мысли Мегуми невольно обратились к Сукуне. Он представил, как тот протягивает ему руку помощи. В этом не было смысла, потому что Мегуми лично сжёг все мосты между ними. Но, несмотря на это, часть сознания надеялась, требовала, чтобы Сукуна вытащил его обратно на безопасные берега. Мегуми свернулся калачиком. Каким жалким он был, мечтая о спасении. Сукуна даже не был его альфой, они не были связаны. Так почему же он чувствовал себя таким одиноким и беззащитным без него? — Мегуми. Голос вырвал его из собственных мыслей, и он поднял глаза. Перед камерой стоял мужчина. Первое, что Мегуми понял, — это был не тот человек, который похитил его. Второе — что-то в нём казалось знакомым. Мужчина изучал Мегуми своими карими глазами. От него исходил запах альфы, который гнетуще оседал в замкнутом пространстве. Его волосы были светлыми, но с тёмными корнями. По элегантным тёмно-зелёным бархатным одеждам Мегуми сразу понял, что это был вовсе не кто-то из Фукумы. Напротив, в его помпезном стиле проглядывалось нечто подозрительно имперское. Прежде чем сказать что-либо ещё, он поставил тарелку с дымящейся едой прямо возле решётки. — Полагаю, меня ты не узнаёшь. Ты определённо вырос с тех пор, как мы виделись в последний раз. Тогда ты походил лишь на тощего мальчишку. Его голос был мягким и льстивым, и Мегуми не мог не задаться вопросом, не скрывается ли за ним что-то дурное. — Зато сейчас какой. Стройный и красивый, симпатичнее моих кузин, несмотря на мужское тело, — он внезапно рассмеялся, как будто не веря своим глазам, и сквозь его веселье проглядывалась темнота. — Неудивительно, что ты презентовался омегой! Мегуми нахмурился. — Кто ты? Мужчина притворился обиженным. — Ты действительно забыл… Ах, ты ходил за мной повсюду, когда был маленьким. Думал, что я самый крутой: как старший брат, которого у тебя никогда не было. Я так этому радовался. Поблекшие, старые картины пронеслись в голове Мегуми. Его глаза остались теми же, но волосы стали светлее. Мегуми всегда считал его высоким, но сейчас он вырос ещё сильнее. И вширь раздался: мышцы проступали под одеждой. Мегуми вспомнил, что однажды он просто исчез, и всем сказали, что он отправился тренироваться в далёкое королевство на севере. — Наоя. Наоя ухмыльнулся. — Вот видишь. — Почему я взаперти? — немедленно спросил Мегуми, пока что не испытывая облегчения от встречи с семьёй. — Это ты меня похитил? — Мне жаль, — ответил Наоя с грустной улыбкой. — Это была просто мера предосторожности. Ты прожил в Фукуме полгода. Долгий срок! Кто знает, как варвары могли изуродовать твой разум? Мы не хотели никаких неприятных сюрпризов. Мегуми усмехнулся. — То есть ты предположил, что я направлю оружие против собственной крови? Ой, я тебя умоляю. Твой прихвостень, в свою очередь, стрелял в меня из арбалета и угрожал изнасилованием. Как я должен расценивать всю эту ситуацию, если не как покушение на убийство? Наоя опустил взгляд на половицы, всё ещё улыбаясь. — Он всего лишь отребье. Мы не могли сами показаться на территории Фукумы, и вместо этого нам пришлось обойтись местным наёмником. Учитывая все обстоятельства, имеет ли это значение? Сейчас ты здесь, с нами. Ты в безопасности. — Я скакал к кораблю, который бы доставил меня в район Сюнь. Похищать меня было совершенно необязательно, не говоря уже о неуважении к собственному кронпринцу, — язвительно выплюнул Мегуми. Взгляд Наои потемнел. — О, я знаю. Я просто решил, что держать тебя на одном корабле с ними — плохая идея. Не могу позволить им думать, что ты какой-то спаситель или будущий король… В конце концов тот, кто спас всех, — это я. Мегуми приподнял брови. — Ты думал, что Годжо Сатору помог тебе в одиночку? — Наоя усмехнулся. — Это я дёргал за ниточки. Меня не удивляет, что он тебе не сказал. Кажется, он довольно высокого мнения о себе. Ему, вероятно, нравилось играть в твоего благодетеля, прямо как маленьким мальчикам нравится убивать драконов своими деревянными мечами. Нет, не пойми меня неправильно, Мегуми. Он всего лишь пешка. Король здесь я. Мегуми не нравилось, как он говорил: категорично и c чрезмерным самодовольством. — О чём ты вообще? На данный момент нет никакой империи, королём которой можно было бы стать. А если бы и была, то по линии преемственности ты далеко не первый. Тоджи был моим отцом, он вырастил меня так, чтобы я продолжил его наследие… Наоя разразился мрачным, раскатистым смехом. — О, ты забавный маленький омежка, — сказал он, произнеся последнее слово с презрением. — Ты веришь, что годишься для трона? Ты, что больше похож на цветочное поле, чем на человека, способного принимать жёсткие решения? Ты, который позволил врагам себя схватить и сразу же раздвинул ноги перед варваром, который убил твоего отца, нашего короля? Мегуми застыл на месте, пригвождённый жутким взглядом Наои. Наоя двинулся вперёд и опустился на колени на уровень Мегуми — достаточно близко, чтобы протянуть руку между прутьями и коснуться его. Его запах был навязчивым, густым, как аромат кипящих зелий. — Да, я всё об этом знаю. Неужели ты думал, что твои развратные поступки останутся незамеченными? Все знают. И кто в здравом уме поддержал бы твои притязания на корону, когда ты подчинился варварам, которые разрушили наш дом и разграбили наследие твоего отца? Мне жаль Тоджи, правда жаль. Он, должно быть, ужасно разочарован тем, что его единственный сын оказался такой шлюхой. Дыхание Мегуми стало прерывистым, а глаза обожгло. Наоя склонил голову в сторону, словно ожидая, что Мегуми заговорит. Он не проронил ни единого слова. Наоя улыбнулся. — Мои слова резки, но я знаю, что с твоим острым умом ты и сам это осознаёшь. Некоторые люди могут подумать о тебе как о плохом человеке в свете последних новостей, но я знаю, что это не так. Ты не хотел, чтобы так получилось, но это в любом случае произошло. Кто может тебя винить на самом-то деле? Ты омега, подчинившийся альфе, что сильнее тебя. Это заложено в твоей природе. Тебе никогда не было суждено стать королём, тебе было суждено подчиниться. Слеза, полная гнева, печали и стыда одновременно, скатилась по щеке Мегуми. Он почувствовал сильную потребность защитить свою честь, но продолжал путаться в словах. — Я… это была не моя вина, это дядя бросил меня на пляже, меня бы убили, если бы… Наоя цокнул языком и просунул руку за решётку. Он вытер слёзы Мегуми, лишая того возможности высказаться. — Всё в порядке, я знаю, что ты хотел как лучше. Ты ничего не можешь поделать со своей природой. Вероятно, ты чувствовал, что выживание было важнее достоинства. Мегуми хотелось закричать. Всё, что он сказал, было ложью. Единственная правда заключалась в направленных против него обвинениях. Но разве Мегуми не подготовил себя к осуждению, с которым ему пришлось бы столкнуться? Он представлял себе его каждый раз, когда возлегал с Сукуной: как его собственный народ плюёт в него, проклинает и превращает его в посмешище, в предателя, над которым потешаются. И всё же Наоя каким-то образом оправдал его действия, одновременно унизив не переводя духа. Мегуми не ожидал, что его низведут до единственной характеристики — вторичного гендера. Он никогда не был просто омегой. В течение своей жизни он делал всё возможное и невозможное, чтобы его ни при каких обстоятельствах не воспринимали так, вплоть до постоянного накачивания себя и своего либидо подавителями, тренировок в лихорадочном состоянии до полуобморока и присутствия на абсолютно каждом занятии, встрече и мероприятии, как и полгалось наследному принцу. Наоя поднялся на ноги. Он возвышался над ним как огромное, всемогущее существо. — Это к лучшему, Мегуми, не только для империи, но и для твоей собственной безопасности. Ты бы не пережил трудностей, став королём, так что я справлюсь с ними за тебя. Клянусь честью Зенина, я продолжу наследие Тоджи и возрожу империю. Я сокрушу короля варваров и верну наш дом. А затем я отстрою его заново, чтобы королевство стало ещё сильнее, чем когда-либо прежде. А ты всё это время будешь в комфорте жить у меня под боком как тот, кем был рождён. Разве ты не будешь счастлив от того, что больше не придётся подчиняться своему пленителю и что вместо этого ты станешь служить своей семье? Он не знал, что сказать. Мысль о том, что Сукуну могут убить, ужасала его даже больше, чем жизнь в рабстве у Наои и собственных родных. Но высказав это, он, вероятно, подпишет себе смертный приговор. — Тебе нужно многое переварить, так что оставлю тебя наедине. Я распоряжусь, чтобы тебя переселили в отдельную комфортную каюту на время течки. И не волнуйся, я заберу ключ, чтобы быть уверенным, что никакой любопытный альфа не заглянет, — произнёс Наоя, дьявольски ему улыбаясь, пока направлялся к двери. Он ненадолго остановился. — Знай, Мегуми, я действительно люблю тебя, от всего сердца. Если ты примешь мою сторону в этой войне, то это будет твоим путём к искуплению. Он вышел. Глубокий, резкий запах всё ещё оставался в воздухе. Мегуми забыл про тошноту, на её место пришёл ужас. Он посмотрел наружу через маленькое окошко, выходящее на море. Из всех решений, которые принимал Мегуми, даже самых постыдных… его худшим на сегодняшний день было уехать из Фукумы. Всё, о чём он мог думать, наблюдая за тем, как волны разбиваются друг о друга, отражая розовые и оранжевые оттенки поднимающегося из-за горизонта солнца, — это о том, как сильно ему хотелось, чтобы Сукуна был рядом с ним.