* * *
Перед Новым годом Чжэнси встречался с Цзянь И и Гуаньшанем в клубе «Девять небес», куда последний перешёл на полную ставку, распрощавшись с лапшичной. Снег уже успел растаять, и отражение трёхэтажного куба с пестрящими экранами и неоновыми заявлениями «только-сегодня-только-у-нас» расплывалось на влажном асфальте и на крышах чёрных, как поделочный оникс, машин, припаркованных у самого входа. — Это совсем не похоже на клубы, где мы играли с One Day, — присвистнул Цзянь И, когда они миновали охрану и спускались в гардероб по лестнице тёмного мрамора. Чжэнси согласно угукнул, хоть и с теплом вспоминал те уютные подвалы, куда звали начинающих музыкантов, несмотря на то, что там вечно было нечем дышать из-за плохой вентиляции, от звука закладывало уши, а от дым-машин першило в горле. — Сомневаюсь, что здешняя публика захотела бы нас слушать. — Знали бы они, что теряют! — тут Цзянь И виновато посмотрел на Чжэнси. — Ещё раз прости, что не смог прийти к вам на концерт. Как выступили, супер? Откровенно, Чжэнси даже порадовался, что Цзянь И не было среди зрителей — на сцене всё пошло наперекосяк, колонки фонили на холоде, он слишком торопился на барабанах, а Сяо Юй подхватила простуду и, по робкому замечанию Сяо Хой, звучала, как «ангел, смоливший по две пачки «Чжунхуа» в день». Они всей группой так расстроились, что даже не остались на празднование — зажевали позор в университетском кафетерии и разъехались по домам. — Паршиво. Я много лажал. — Вот блин! — Цзянь И в наполовину стянутой куртке всплеснул руками. — Это потому, что меня не было рядом. Ты всегда хорошо играешь при мне, Сиси! Чжэнси улыбнулся себе под нос. В голове зазвучала старая, рождённая кислыми недрами характера песня о том, что у Цзянь И просто нет чувства ритма, и в прежние времена он нахваливал Чжэнси за любые рулады и перестуки, как ребёнка, впервые взявшего палочки, и что именно из-за Цзянь И, хоть и не по его вине, он пропустил важный прогон на сцене, так что едва ли его восторженное присутствие помогло бы Чжэнси лучше слышать себя и реже ударять по ободам. Благо, взрослея, он научался не только улавливать, но и отключать это язвительное, редко справедливое к окружающим и особенно к Цзянь И радио. — Проверим твою теорию на концерте перед Праздником весны. Если ты, конечно, придёшь… Полагаю, дела с работой идут в гору? — Угу, мне уже написали из нескольких агентств, фотографии Сяо Юй творят чудеса! — Они сдали куртки белым перчаткам гардеробщиков, и Цзянь И возился у зеркала, то расправляя, то закатывая воротник тёмно-синего бадлона. — Видел те, что она сделала мне для портфолио? Где я сижу на полу в рубашке и джинсах? — На которых ты косишь под Чжан Исина? Видел. — И так ничего мне про них не сказал! Цзянь И обидчиво надул губы, и Чжэнси отвёл от зеркала взгляд — здесь ему крыть было нечем. Ему становилось всё труднее признаться в том, что он переживал, глядя на постановочные фото Цзянь И, как ревновал из-за доступности его красоты, вдруг без стыда и энтропии массово размноженной в соцсетях после того, как снимки перепостили крупные аккаунты, как злился на сальные комментарии мимопроходимцев, закапавших страницу Цзянь И своей гадкой слюной, но хуже всего было то, что в глубине, хотя уже на мели души Чжэнси был немногим лучше многих из этих извращенцев, ведь их словоблудие заразило его, на веру читавшего все топики и репосты, и заразило так, что он не заметил, как и сам стал воспроизводить чужие похабные выпады, думая о Цзянь И — в первый раз неосознанно, когда мастурбировал, пересматривая его фотографии в красном халате, но затем с большей сознательностью, с беззвучным гей-порно на телефоне и со звучной картинкой в уме, неожиданно распалённом от всей этой мерзости, в которую Чжэнси разрешил себе войти сперва по щиколотки, затем по колено и так далее, и так далее до самой макушки. Цзянь И, ты такой милый; горячий; сексуальный; е…ебабельный. Цзянь И, у тебя такие шёлковые волосы; белая кожа; плоский живот; упругий зад. Цзянь И, мне нравится, когда ты смотришь вот так сверху вниз глазами феникса; когда улыбаешься, как лис-оборотень; когда лежишь, расставив длинные ноги. Я хочу тебя. Хочу тебя. Тебе нравится, когда я целую тебя в ядовитого дракона? Нравится, когда беру тебя вот так? Нравится, когда быстрее? Нравится, когда сильнее, но медленнее? Ты кончаешь? Кончаешь? Я кончаю, Цзянь И, кончаю. — Сиси, о чём задумался? — Рука Цзянь И коснулась его локтя, и лицо Чжэнси вспыхнуло. — Ни о чём. — Отвернувшись, он сделал вид, что поправляет примятые шапкой волосы, а не пошедшие под откос мысли. — Идём наверх? Длинный коридор с колоннами из тёмного стекла вёл в главный зал клуба с барными стойками, диванами и сценой с диджейским пультом, за которым горел огромный экран, и многорукая богиня на нём то рассыпалась осколками глитча, то собиралась на обратной перемотке в подвижное целое. Вечером здесь было немноголюдно, и приглушённая электроника ещё не закатывала разговоры в плотный стодецибеловый бетон. — Эй, сюда! Гуаньшань помахал им с дивана в дальнем конце зала, и прежде, чем Чжэнси успел ответить на вопрос Цзянь И «Кто это там с Рыжиком?», Хэ Тянь выдал себя взлётом руки с увесистым браслетом «ролексов». — Не знал, что ты вернулся! — Чжэнси коротко обнялся с ним, вдохнув тяжёлый парфюм, только подчёркивающий запах недавно выкуренной сигареты. — Увы, пока приехал на каникулы. — Хэ Тянь перевёл взгляд на Цзянь И, что пристально разглядывал его, словно тот был очередной вещью, по воле духов оказавшейся не на своём месте. Так и не дождавшись инициативы, Хэ Тянь улыбнулся первым. — Рад тебя видеть. Хорошо выглядишь. — Приятно, что у тебя до сих пор стопроцентное зрение! — Подкупленный комплиментом, Цзянь И вскинул подбородок, плюхнулся на край кожаного дивана и так деланно закинул ногу на ногу, что, не рассчитав, стукнулся о стоящий в центре круглый стол, и громко выругался. Эта выходка разрядила напряжённую из-за реакции Цзянь И на Хэ Тяня обстановку, и Гуаньшань, уже немного пьяный, судя по банке «Цинтао» перед ним, прыснул в кулак. — Ещё бы, слежу за твоей модельной карьерой в оба глаза! — Хэ Тянь изобразил, как поправляет невидимые очки. — Кстати, не думаешь, что переборщил с фильтрами на вчерашнем фото из «Старбакса»? Я сперва подумал, что у меня экран запотел, так всё размыто. — Странно, я был уверен, что добавил тебя в чёрный список, — скривился Цзянь И, доставая смартфон, — как раз после подобного комментария. — У этого сталкера целая куча аккаунтов, — хмуро произнёс Гуаньшань, загнанный агрессивной близостью Хэ Тяня в угол дивана, — советую забанить все с приставками «тиран», «благородный мужчина» и «playboy». — И не забудь аккаунты «Муж_малыша_Мо» и «Только_попробуйте_сунуться_к _Мо_Гуаньшаню_пока_меня_нет»! — Уже баню всех этих кретинов к чёртовой матери! Слушая их шуточную перепалку, Чжэнси, который осторожно поглаживал подставленную ему для сочувствия коленку Цзянь И, не сдержал ностальгической улыбки, и случайно совпавший с ним взглядами Гуаньшань тоже, пусть и на миг, улыбнулся краем губ. Ещё недавно, встречаясь в лапшичной, они старались не травить себе душу надеждами, что снова соберутся вот так вчетвером. — А круто ты тут устроился, Рыжик! — Покончив со злопыхателями на своей страничке, Цзянь И принялся рассматривать висячие сады полупроводниковой Семирамиды, неоновые лозы и флуоресцентные цветы, ползущие по перилам балконов и осыпающие зал пыльцой малинового света. — Мне вот тоже один из букеров предложил поработать моделью в ночном клубе, им нужно больше людей в праздничный сезон. — Ты вообще понимаешь, чем здесь занимаются модели? — Гуаньшань, к которому тут же вернулась обычная невесёлость, сощурился на Цзянь И. — Букер сказал, что надо зазывать и встречать гостей, убеждать их взять выпивку, развлекать, петь с ними караоке, если потребуется… — И ты уверен, что справишься с твоим-то характером? Мне вот постоянно хочется вмазать здешним клиентам, а я их почти не вижу, стараюсь не высовываться из кухни, потому что зрелище каждую ночь тут премерзкое. — Гуаньшань потянулся в карман за сигаретами, вытащил одну, и перед его лицом тут же возникла зажигалка Хэ Тяня с алчущим огоньком наготове. — Спасибо, но я и сам мог. — Подкурив и сделав затяжку, он продолжил: — Здесь хорошая охрана, и никто не обижает работников, но, блядь, я пару раз слышал разговоры девушек, кто работает на консумации, про вип-комнаты, где делают самый большой процент на уёбках с деньгами, и, честно, это выглядит как та самая грязь, от которой не так просто отмыться… — Только если выходить дальше описанных в контракте обязанностей, — перебил его Цзянь И, — чего я делать не собираюсь. Буду просто очаровательным пай-мальчиком, как и всегда. Чжэнси убрал руку с его ушибленного колена. Он почти примирился с тем, что Цзянь И про себя рассказывал только то, что уже случилось, или что не оспаривалось, как твёрдо принятое решение, но весь этот неожиданно развернувшийся разговор звучал так сюрреалистично, что он не верил своим ушам. — Разве законно школьнику работать в таком месте? — тихо, стараясь удержаться от излишних слов, спросил он, и Цзянь И натянуто улыбнулся, наверняка внутренне сокрушаясь, что вообще поднял эту тему и выпалил свой секрет, точно, стопроцентно точно зная, как именно Чжэнси воспримет его. — Но мне девятнадцать, юридически я могу работать, где угодно. — Заискивать перед кем попало и заигрывать — это, по-твоему, работать? — Сиси, там необязательно с кем-то заигрывать… — Напоровшись на его испытующий взгляд, Цзянь И осёкся, скрещённые на груди руки сжались на локтях. — Я всего лишь поделился тем, что мне предложили. Я же не какой-нибудь легкомысленный дурачок, чтоб соглашаться на всё подряд. Над столом воцарилась тишина, заполненная заедающими в голове синтами «Let Go» Пола ван Дайка, игравшей ни для кого над скромным танцполом у сцены. You're being infected, It's just like the cold A kiss on your lips Now you're taking control — Думаю, самое время заказать что-нибудь. — Хэ Тянь, всё это время не участвовавший в споре и со странной смесью сочувствия и интереса наблюдавший за Цзянь И, нажал кнопку вызова персонала. — Как насчёт вина? — Пофиг что, лишь бы выпить, — бросил Цзянь И, и Чжэнси был в этом солидарен с ним — всё равно, чем притуплять вину за несдержанность, чем отгонять навязчивые мысли о том, как Цзянь И охотится вместе с напомаженными девицами в коротких коктейльных платьях у входа в клуб, как хватает безымянных гостей вроде тех, что пишут ему комментарии, под локти, как соблазнительно улыбается им, обнажая клыки. Кого он будет завлекать, женщин? Скучающих дам за сорок, которым польстила бы компания «молодого мяса»? Или всё же мужчин, тех, что разъезжают на ониксовых машинах и по-хозяйски берут от жизни всё, до чего дотягиваются длинными руками? Хорошо, что Чжэнси отвлёкся на девушку в униформе, пришедшую взять заказ, и не свёл себя с ума окончательно. — Какое в вашей карте лучше китайское вино? — спросил Хэ Тянь. — Из красного «Deep Blue» 2011 года, это купаж. — Прекрасно, начнём с бутылки. — Ты рехнулся? — прошипел Гуаньшань ему на ухо, стараясь не смотреть на официантку, которая наверняка была с ним знакома. — Здесь бешеная наценка на дорогой алкоголь. Подмигнув Гуаньшаню, Хэ Тянь достал из пиджака чехол змеиной кожи с пластиком ID и щегольнул им, словно верительной биркой. — Полагаю, для родственника владельцев вино и закуски за счёт заведения? — Я распоряжусь, шаое. Поклонившись, официантка устремилась к барной стойке, а рассерженный Гуаньшань схватил Хэ Тяня за шейный платок с монограммами Givenchy. — Какого хрена?! Ты со мной здесь уже в третий раз, и я только сейчас узнаю, кому принадлежит эта лавочка! В этом городе вообще можно чихнуть так, чтобы никто из твоей семейки не узнал об этом? — Чихай на здоровье, малыш, я никому не скажу. — Хэ Тянь накрыл его руку у себя на платке широкой ладонью с кольцом из хэтяньского нефрита. — Можешь чихнуть мне в лицо. — На хуй сходи, гад, теперь ещё перед коллегами объясняться из-за тебя! Чжэнси почти забыл, как романтический язык этих двоих слепил его, бил по глазам лазерной указкой своей непосредственности. В попытках отстраниться Чжэнси сперва присмотрелся к исполинской танцующей богине, руки которой то закрывались, то открывались боевым веером, а затем перевел взгляд на ногу Цзянь И, на голую кожу бедра под порезами на ткани тёмных джинсов. — Колено ещё болит? — спросил Чжэнси, надеясь, что Цзянь И, чьё настроение явно угасло, и он теперь понуро сидел в телефоне, хотя бы посмотрит на него, но тот просто покачал головой, не поднимая глаз от экрана. Впрочем, может, ему тоже не хотелось ненароком увидеть, как Хэ Тянь лезет целовать краснеющего Гуаньшаня в пирсингованное ухо. Вскоре к ним вернулась официантка с сервировочным столиком. — Пожалуйста, «Deep Blue 2011» и закуски: копчённая говядина, голубой сыр и спринг-роллы с креветками. Вежливо отправив официантку восвояси, Хэ Тянь с мастерством спивающегося декадента вытащил пробку и разлил вино по четырём бокалам. Чжэнси ещё не приходилось пробовать красное вино, и он с интересом наблюдал, как Хэ Тянь поучал Гуаньшаня задерживать первый глоток во рту и использовать весь язык «как при глубоком поцелуе», чтобы полностью прочувствовать спектр вкуса. — Ну и кислятина. — Нарочно проигнорировавший мастер-класс по дегустации Цзянь И разом опустошил бокал на треть, поморщился и только после этого принюхался и присмотрелся к налитому. — И что за название такое, «Deep Blue»? Не вижу ничего синего. — Blue означает не только «синеву», но и «печаль», — сумничал Хэ Тянь, чокаясь с Гуаньшанем, которого насильно прижимал к себе за плечо, — красное вино — лекарство от печали, поэтому такое название хорошо подходит ему. Кстати, американцы считают, что виноград завезли в Китай всего пару веков назад и мы ничего не смыслим в красном вине, но ведь даже Ли Бо во времена династии Тан пил виноградные вина, пока писал свои стихи, мое любимое как раз об этом: «Среди цветов поставил я кувшин в тиши ночной, и одиноко пью вино, ведь друга нет со мной…». Гуаньшань закатил глаза и громко цокнул. — Он присылает мне эту хуйню каждый раз, когда якобы одиноко бухает по пятницам со своими америкашками. — То, что я физически не один, ещё не значит, что мне не одиноко. Я всегда в томлении и в тоске, когда тебя нет рядом. — Могу представить, как ты заебал однокашников своим занудством. — Я учусь на юриста, быть занудой — моя специальность. Пока Чжэнси терпеливо цедил действительно кислое вино, которое охотно бы променял на стакан любого дешёвого лагера, Цзянь И прикончил свою порцию и угрожающе звонко поставил бокал на стол. Вероятно, выпитое на пустой желудок «лекарство от печали» уже ударило ему в голову, и Чжэнси почувствовал неладное, уловил дрожь в пальцах Цзянь И, нервно гулявших вверх-вниз по ножке бокала. Опасное трение кремня об огниво. — Значит, ты всё же прогнулся и согласился работать на брата, когда вернёшься? — Он так холодно уставился на Хэ Тяня, что даже Гуаньшань, которому не предназначался этот холод, заёрзал на нагретом месте. — Прогнулся? Нет, просто здраво оценил свои перспективы. — Хэ Тянь тоже отставил бокал и ответил Цзянь И не менее прохладным и острым, как вогнанный им в пробку штопор, взглядом. — А ещё понял, что в сущности нет разницы, каким образом я заполучу силу, если мне хватит её, чтобы отстоять право на собственный выбор. Его рука с кольцом шевельнулась на плече Гуаньшаня, обозначая предмет бесконечного торга, и Цзянь И, поджав губы, склонил голову набок. — Но с чего ты решил, что те же люди, что дадут тебе силу, не отнимут её, когда им захочется? Что они позволят тебе иметь хоть что-то своё? Ты же сам меня уверял в обратном тогда на балконе, помнишь? Или от красивой жизни тебе память отшибло? Чжэнси с непониманием посмотрел сперва на Цзянь И, затем на Хэ Тяня, но те были слишком заняты противостоянием друг с другом, чтобы заметить его, казалось, единственного, кто был не в курсе смежных событий и разговоров меж ними на некоем балконе. И когда это произошло? Могли ли они видеться в те полтора года, что отсутствовали в Ханчжоу? И разве Хэ Тянь не говорил Чжэнси, что ему ничего неизвестно про судьбу Цзянь И, кроме того, что тот жив? Чжэнси попытался поймать взгляд Гуаньшаня, но тот потупил порозовевшие от выпивки глаза и присмирел в руках шаое семьи Хэ, как взятый за шкирку зверёк. — Я помню, что я говорил, — спокойно произнёс Хэ Тянь, — но теперь всё иначе. — Но почему?! — Потому что отец дал мне слово. — Ясно... Надо же, сам лаода семьи Хэ дал ему слово... Счастливый же ты сукин сын! Хлопнув себя по полуголым бёдрам обеими руками, Цзянь И вдруг затрясся всем телом, будто в приступе асфиксии. Над диваном повисло тревожное молчание, прерываемое его громкими всхлипами, чем-то средним между плачем и истерическим смехом, но, когда испуганный Чжэнси потянулся, чтобы приобнять его, Цзянь И мгновенно затих и отстранился. — Я в порядке, правда, только… Вот бы и мне знать, какого это, иметь отца, слово которого значило бы больше, чем чей-то пердёж. — Он вытер выступившие на веках осколки, выпрямился и заговорил уже повеселевшим, пусть и слегка дребезжащим голосом. — Сиси, нальёшь мне ещё «глубокого синего»? Хотя интуиция предупреждала не делать этого, Чжэнси наполнил бокал Цзянь И, выплакав последнее из бутылки. — А как твои дела? — повернулся Хэ Тянь к Чжэнси, видно, намерившись хоть как-то спасти незаладившийся вечер. — Слышал, ты играешь в группе с Сяо Хой, и что вы, ребята, уже подумываете записывать альбом каверов. — Это так, далёкие планы, — отмахнулся Чжэнси от ещё одной неприятной темы, — на самом деле мы не настолько крутые. — Конечно же настолько, вы очень крутые! И у Сиси такой прогресс, что вам и не снилось! — С пылом вступился за него Цзянь И и ткнул пальцем в счастливую пару на противоположном краю дивана. — Будь вы друзьями получше, знали бы, что у него недавно был концерт, и пришли бы послушать, как он с группой играет рождественские песни. — Только не рождественские песни! Хорошо, что это Рождество я провёл не в университете, в прошлом году у меня от них начался нервный тик. — Хэ Тянь усмехнулся и прервался на свой бокал, будто целясь запить травмирующие воспоминания, выдержал паузу и вдруг с грустной улыбкой сказал: — И всё-таки удивительно, Чжэнси меньше всех из нас хотел заниматься музыкой, когда мы подхватили эту затею, а в итоге, спустя время, оказался единственным, кто не забросил. — Мне просто нужно было держаться за что-то привычное. Даже если это барабанные палочки, — проронил Чжэнси, запоздало осознавая, что не собирался произносить этого вслух. Должно быть, вино накрыло и его бархатным сачком. Это было новое ощущение, непохожее на опьянение от маотая, выбрасывающего дух из тела. Нет, Чжэнси по-прежнему слышал своё дыхание, осязал каждую из конечностей, но вино будто расслабило их, открыло ворота мысленных шлюзов, заполнив, вопреки словам Хэ Тяня, разум печалью, синей, как морская вода. Пророненное Чжэнси снова заставило всех замолчать, точно ставилось им в укор, и Цзянь И, так рьяно защищавший его минуту назад, хотя сам поступил не по-дружески и написал, что не придёт на концерт за полчаса до начала, сбежал в свой бокал. Повернувшись к нему, Чжэнси вдруг выпалил то, что так и не сумел сказать раньше ни в дневных переписках, ни в ночных созвонах, ни на прогулке над чёрным озером, ни в коридоре после безответного поцелуя, ни в такси у дома Цзянь И, пусть и каждый раз ощущал, как эти слова подступают к горлу. Слишком большие, чтобы безболезненно их проглотить, слишком расколотые на куски, чтобы выплюнуть, не изрезав рот в кровь. — Ты просил сказать, когда я тебя прощу. Я простил. Давно. Наверно, в тот же день, когда ты вернулся. Или на следующий. В общем, давно. Я простил тебя, Цзянь И. Складка на переносице Цзянь И дрогнула, малиновый свет с потолка заполнил оптоволокно длинных, часто запорхавших ресниц. Как и тогда, когда Чжэнси без всякой санкции прильнул к его красным губам, он качнул взгляд сначала в одну сторону, потом в другую, колеблясь, ища путь к отступлению. — Ты уверен, что не поторопился? — наконец спросил он, принявшись теребить точно ставший тесным ему воротник бадлона. — Тебе нужно, чтобы я потянул ещё? Сколько? Неделю? Месяц? — Нет. Нет, я не это имел в виду… — Я простил тебя. Значит, ты теперь тоже можешь простить себя. — Сиси, о чём ты… — Ты ведь поэтому держишь меня на расстоянии, что злишься на себя за случившееся и думаешь, будто я всё ещё тебя не простил? — Что? Но, Сиси, я… я не держу тебя на расстоянии. «Разве? Разве не держишь?» — Чжэнси хотелось схватить Цзянь И за подбородок и заставить посмотреть себе в глаза, прямо, бесстрашно, как тот когда-то смотрел, первым обнажаясь перед ним в своих чувствах. Да, Чжэнси — дурак, да, он тормоз, каких поискать, может, он заслужил эти мучения, заслужил теперь биться об этот волнорез, выстроенный чьими-то злыми руками — Чжэнси упрямо не покидало ощущение, что был кто-то третий, воткнувший меж ними пуленепробиваемое стекло, — на когда-то отлогом берегу, но неужели он не заслужил хоть какой-нибудь самой маломальской правды из этих губ, таких тёмных от вина, словно оно подпалило и покрыло их сажей, из губ, затягивающих его в трясину, чёрную, как охватившее всё в недавнем сне бытие. — Чжань Сиси? Что он делал? Ладно Хэ Тянь с Гуаньшанем, но кругом были десятки живых человеческих глаз и три огромных на плоском лице электронной богини, попеременно разлетевшейся вдребезги, как и сознание Чжэнси, когда тот почувствовал, что рука Цзянь И с усилием упирается ему в грудь, предупреждая от глупостей. — Сиси, мне… — Зашевелились тёмные губы, рисуя формы выражающих несогласие гласных. — Извини, мне надо в туалет. Ещё держа перед собой руку, Цзянь И поднялся с дивана, а затем быстро, так же, как он бежал по коридору фабрики босоногий, устремился к барным стойкам. — Я тоже отойду, — молниеносно отреагировал Хэ Тянь и, проходя мимо Чжэнси, похлопал того по плечу, возвратив в чувство немым обещанием всё уладить. Музыка в клубе будто стала громче, раздражала своей неуместной мажорностью. Выдохнув из себя последнее, Чжэнси прижал ладони к лицу и депривировал себя в липкую темноту вспотевшей от волнения кожи. — Ты как? — донёсся до него сочувствующий голос. — Нормально. — Выпрямившись и протерев глаза, Чжэнси заметил, что Гуаньшань опять потянулся за сигаретами, и в этот раз не отказал себе в утолении старого любопытства. — Можно и мне? — Да, держи. — Чуть удивившись, тот протянул ему зажигалку и пачку «Кэмела» с выступавшей сигаретой. — Они стрёмные, купил, что было в киоске у дома. Прижав сигарету к губам, Чжэнси выдохнул и вяло наблюдал за тем, как раскрашенный цветным светом дым с привкусом бумажной горечи поднимается к балконам и разлагается до прозрачности. Было в этом что-то утешительное. — Пусть псина поговорит с ним. — Гуаньшань стряхнул пепел над бокалом Хэ Тяня, и Чжэнси, вовремя заметив, как изгибается истлевший кончик его сигареты, повторил это движение над салфеткой. — Им явно есть, что сказать друг другу. Ну, знаешь, как двум шаое. Разумеется. Само собой. Кому, как не Хэ Тяню, разговаривать с Цзянь И с души на душу, ведь, очевидно, у них гораздо больше общего — опасная родословная, поразившая город, как болезнь лёгких, опасные знания, поражавшие каждого, кто заполучит их, не имея иммунитета против. Оставленный на диване смартфон Цзянь И загорелся уведомлением из-за нового комментария, затем ещё одним, и ещё одним. Чжэнси скосил глаза, сфокусировался, захватывая непредназначенные для его внимания оборванные сообщения и восторженные эмодзи. «Эти глаза! Я убит!» «Его индекс привлекательности даже выше, чем у Чжан Исина…» «У парня явно есть, на что подрочить…» Верно, Цзянь И — шаое, яшмовое дерево в самом цвету, а он, Чжэнси, так уж вышло, обычный камыш. — Пусть говорят. Мне всё равно. — Теперь понимаешь, что я имел в виду, когда сказал, что у меня из-за этих двоих комплексы? — Хрипло усмехнувшись, Гуаньшань попытался приободрить Чжэнси, но тот так и сидел раздавленный, как сигарета в пепельнице, и несколько минут они молчали, глядя на цветочные отражения на стеклянном столе. Наконец, Гуаньшань протяжно вздохнул, будто набираясь смелости, и наклонился поближе к Чжэнси, чтобы суметь говорить тише. — Ладно, если по чесноку, это какое-то несправедливое говно по отношению к тебе, так что я расскажу то, что выпытал у Хэ Тяня. Только не говори об этом Цзянь И, договорились? Хер знает, как он воспримет. Подняв на Гуаньшаня изумлённые глаза, Чжэнси несколько раз кивнул и тоже придвинулся ближе к нему над столом, чуть не уронив грубо отодвинутое блюдо с закусками, которые так и не полезли никому в рот. — В общем, — начал Гуаньшань, иногда оглядываясь в ожидании, что Хэ Тянь с Цзянь И скоро вернутся, — я долго колол этого гада, и он всё отнекивался, что ничего не знает, и, мол, брат отказался говорить с ним про семью Цзянь и о том, почему Цзянь И продержали на острове дольше, чем надо было, так что ему пришлось подслушивать разговор брата с отцом. В общем... в общем, он узнал, что отец Цзянь И был убит. — Убит?.. Когда? — Наверно, тогда же, когда Цзянь И вернулся. Там, на острове, случилось что-то хуёвое. Может, поэтому он сам на себя не похож? Пластинка воспоминаний скрипнула под иглой и закрутилась в обратную сторону, проигрывая тот вечер, когда Чжэнси зашёл домой, промокший до нитки, и увидел изношенные школьные кеды в прихожей. — Значит, ты повстречал своего отца? — Да. По крайней мере, он так считал. Что мы повстречались. Нервные пальцы. Дребезг ресниц. Дробящийся голос. Лицо утопленного в свете ночника. Водораздел, который, кажется, пролёг между ними в том числе из-за самого Чжэнси, и который тому было не дано пересечь, ведь он, в отличие от Цзянь И, не умел так долго находиться под водой. Ну почему Чжэнси повёл себя тогда как идиот! Ему нужно было стать для Цзянь И домом в ту же секунду, когда тот поднял на него глаза, сидя на полу спальни в дырявом носке. Обнять, когда тот шагнул к нему. Взять за руку, когда тот потянулся, ухватившись за простынь. Лечь рядом, укрыв от кошмара, который пришлось пережить. — Сиси, как думаешь, ты когда-нибудь простишь меня? Хорошо. Только скажи мне, пожалуйста, когда простишь. Сам я себя уже вряд ли прощу. Игла на пластинке остановилась, и Чжэнси снова различил лицо Гуаньшаня перед собой. — …не знаю, что за моча у него в голове, но тебе лучше отговорить его от этой затеи с работой в клубе. Серьёзно, это не лучшая среда для него: сомнительные люди, алкоголь, наркотики. И ещё, Хэ Тянь считает, что Цзянь И зря стал светиться в Сети, что ему бы стоило залечь на дно на какое-то время. — Закончив, Гуаньшань вернулся на своё место, презрительно взглянул на бокал и предпочёл ему давно выдохнувшееся пиво. — В общем, вот. Вряд ли тебе полегчало от таких новостей, но, подумал, ты имеешь куда большее право знать об этом, чем я. — Спасибо, Рыжик, — улыбнулся Чжэнси. Наверно, это было неправильно, и ему стоило устыдиться себя, но он в самом деле испытывал огромное облегчение. — Правда, спасибо. Что-то произошло возле барных стоек. Обернувшись на знакомые голоса, они увидели, как Цзянь И вылетел из коридора, почти бегом направляясь обратно к столу и выкрикивая на ходу: — Да ты издеваешься! Даже не смей мне говорить о таком! — Цзянь И, подожди, — окликнул Хэ Тянь, настигающий его размеренным шагом, — это всего лишь предложение. Никто не давит на тебя. Хэ Тянь поймал Цзянь И за запястье, и они резко остановились в проходе между диванами. Сидевшие на них случайные зрители тут же притихли. — Мне не нужна ваша жалость, и мне не нужны ваши деньги, — произнёс Цзянь И не разворачиваясь, и даже издалека, через сакральную темноту клуба Чжэнси разглядел, как содрогаются его плечи, — и ты, и твоя семья могут пойти на хер, так и передай своему сердобольному брату! — Ты перегибаешь. — Обойдя его, Хэ Тянь встал напротив, закрыв ото всех широкой спиной. — Брат хотел помочь, но ничего не мог сделать тогда. — Вот пускай теперь катится! Не хочу иметь никаких дел с его прихлебателем! Вы все с вашей мафиозной шайкой, меня тошнит от вас! Тошнит! — Успокойся, Цзянь И, не кричи… — Отстань от меня!!! Навалившись всем телом, Цзянь И толкнул Хэ Тяня обеими руками, но тот не шелохнулся, стоял прямо, как атакованная стрелами городская стена, после чего Цзянь И побеждённо согнулся дугой и перешёл на рыдания, становившиеся всё громче и громче по мере того, как его прорывало с каждым последующим словом: — Извини… Я знаю, что ты… лично ты никак не связан с ним. Но мне правда… не нужна помощь, когда я больше не умоляю о ней. Я справлюсь сам. Справлюсь. Хэ Тянь бережно прижал Цзянь И к себе, подставив под его слёзы шейный платок. Подоспевшие Гуаньшань и Чжэнси молча обняли их с двух сторон, и окружённый дружеским теплом Цзянь И смог постепенно заглушить свой разрывающий уши, заикающийся плач. Почувствовав, как рука Цзянь И наощупь оттягивает низ его кофты, Чжэнси тут же перехватил её, позволил мокрым, вытершим покрасневшие щёки пальцам впиться ему в ладонь, сцепиться с ней в болезненно крепкий, горячий замок. В этот миг он решил, что больше никогда, никогда не отпустит эту руку. Даже если теперь навсегда останется на её расстоянии.Город. Глубокий синий
7 января 2024 г. в 16:10
Проснувшись в шесть утра под «Believer» с нового альбома Imagine Dragons, которую Сяо Юй тайком поставила Чжэнси на будильник, чтобы позлить, он заглушил громыхающий телефон и принялся считать до пяти. За эти пять счётов ему предстояло поморщиться, сглотнуть паршивую микробную среду, протереть сросшиеся веки и наконец скинуть с себя одеяло. Любое промедление грозилось соскальзыванием обратно в чан с мутной баландой из настолько переваренных снов, что в них уже не осталось ни сладкого, ни горького, ни питательного, только текстура, распадающиеся на волокна образы, которые ещё липли на ум, пока Чжэнси чистил зубы, склонившись над раковиной.
Кажется, ему снился автобус, вроде тех, на которых он ездил от школы до метро, с синими креслами и жёлтыми ручками. Кажется, они ехали вместе с Цзянь И, и тот сидел рядом, отвернувшись к окну.
— Тебе нужно выйти, Сиси, — сказал вдруг он не оборачиваясь.
— Почему? — В автобусе горел свет, и Чжэнси не видел в чёрном окне ничего, кроме собственного полуторного отражения. — Разве мы не выходим на одной остановке?
— Тебе нужно выйти сейчас.
— Да что с тобой? Это ведь ты предложил нам ехать вместе.
— Сиси, пожалуйста! — Не показывая лица, Цзянь И вцепился в рукава своей посеревшей школьной рубашки. Выгоревшие волосы лежали на плечах тусклыми паклями. — Тебе лучше выйти!
— Ну хватит, я сам решу, где мне выходить, ясно?
Цзянь И перестал спорить, и в повисшем молчании раздался скрежет, с каким сотни трещин разрезали стекло. Окна беспомощно звякнули, и в следующий миг салон затопило водой, чёрной, как зимняя ночь, и в этой мгле не было никакого света, кроме сияния золотистых, смотревших сквозь Чжэнси глаз.
Кажется, так и приснилось ему.
Когда Чжэнси вышел из ванной, на кухне уже суетилась мама, и тостер взрывался аппетитными хлебными корками. Плеснув себе в кофе колы, Чжэнси поторопился отхлебнуть с кружки шапку коричневой, убегающей на пол пены.
— Сяо Си, ты так себе желудок посадишь, — посетовала мама, нарезавшая хлипкие сырные покрывала для тостов.
— Иначе не смогу отогнать сон.
— Ты совсем мало спишь, вчера опять вернулся поздно со своих репетиций. Если увлечения мешают учёбе и отдыху, не лучше ли отказаться от них? Хотя бы до экзаменов.
— Не мешают, мам.
Опустившись за стол, Чжэнси скруглился над шипящей кружкой. Кола покалывала язык, щипала за изнанку щёк, гвоздичный запах раздражал дыхание, будто нашатырь.
— Как скажешь, я просто переживаю за тебя.
Мама поставила перед ним тосты и банку затвердевшей в холодильнике, как пломба, шоколадной пасты. Ленивый по маминым же меркам завтрак объяснялся тем, что ей нужно было выдвигаться на работу раньше обычного, ведь в Ханчжоу второй день не переставала метель, и бутылочные горлышки дорог забились мокрым снегом.
— Значит, ты и сегодня репетируешь допоздна?
Разбавив кофе сухими сливками, мама села напротив и сделала глоток.
— Нет. Сегодня вечером я встречаюсь с Цзянь И.
— Как у него дела?
— В порядке.
— Так уж в порядке? Я виделась с вашим классным руководителем, когда ходила к Цзыси на родительское собрание. Мы перекинулись новостями.
Она показательно замолчала, требуя, чтобы Чжэнси поднял на неё глаза, и только потом продолжила.
— Ты знал, что у Сяо И проблемы с дисциплиной, и он всё реже появляется на занятиях? Не ровен час, как его исключат. Ты же его друг, воспользуйся своим авторитетом, убеди, что ему ничего не светит без свидетельства об окончании школы.
Справившись с недоумением, Чжэнси буркнул короткое, утонувшее в чашке «Хорошо». Маме необязательно было рассказывать, что для Цзянь И теперь не существовало авторитетов, и любые, даже дружеские наставления он принимал с той же общепринятой вежливостью, что и листовку на выходе из метро. Также маме не стоило знать, что Чжэнси мало спал не потому, что задерживался на репетициях к рождественскому вечеру, а потому, что с той самой поездки в фотостудию к Сяо Юй разучился засыпать прежде, чем его сносило грохочущим потоком их с Цзянь И недомолвок.
Когда они вчера созвонились по видеосвязи, и на экране смартфона высветилось знакомое лицо со сладкой, как дынная долька, улыбкой, в голове Чжэнси мелькнула непривычная, почти безрассудная мысль сорваться к Цзянь И посреди ночи. Но зачем? Лишь для того, чтобы вживую увидеть, как он снимает пружинку с волос, и те рассыпаются нитками жжённого сахара? Как поправляет чересчур свободный воротник майки, оголивший взрезы ключиц?
— Сиси, ты видел? Там настоящий снег за окном!
— Видел. Будь осторожнее завтра на велосипеде.
— Я завтра без велосипеда.
— У тебя выходной?
— У меня теперь полно выходных. Я уволился.
— Сам или тебя уволили?
Цзянь И потянул с ответом, и Чжэнси уже приготовился к полуправде, нередко следовавшей после провалов в разговоре, прямоугольников пустоты, высеченных бритвой скрупулёзного цензора.
— Как посмотреть. Я всё равно хотел уходить, поэтому, когда лаобань закатил очередной скандал, я не растерялся и послал его в жопу первым.
Обрадовавшись, что Цзянь И больше не придётся истирать педали велика и себя в порошок, Чжэнси улыбнулся.
— Это к лучшему. Ты ведь собирался найти что-то получше.
Взгляд Цзянь И соскользнул за тыл камеры, в полумрак его спальни, и сфокусировался на мгновение, будто там, куда Чжэнси не мог заглянуть, кто-то присутствовал. Обняв подушку так, что её белый край настырно влез в кадр, Цзянь И вдруг спросил слегка дрогнувшим голосом:
— Сиси, думаешь, я красивый?
Этот вопрос много раз задавался Чжэнси в школе: у залапанных зеркал в мужской раздевалке спортзала, где играли мускулами, и у чистых зеркал в гримёрках актового зала, где игрались в фотомоделей, и однажды после того, как Сяо Хой предложила Чжэнси встречаться, только прежде ответы на него, шутливая отговорка или сухое «Угу», легко слетали с языка, не вызывая таких перепадов давления в груди, как сейчас. Не потому ли, что Чжэнси наконец осознал красоту Цзянь И, ослепившую его в коридоре заброшенной фабрики, как несущиеся навстречу фары за секунду до катастрофы? Красоту, к которой он так привык, пока они учились, что та превратилась в обыденность, вроде приевшейся глазам картины, годами висевшей на одном месте, пока её исчезновение не вскрыло ошеломительную серость по периметру изначальной белизны? Не заставило вспомнить, как та удостоилась своей рамы и своего гвоздя в то время, когда стены ещё были равномерно чисты и нетронуты?
— Да, — прошептал Чжэнси, и с этим слогом из него вышел весь воздух, как из сдутого шарика. — Ты красивый.
— Спасибо, мне полегчало.
— Ты позвонил только, чтобы спросить об этом?
— Нет… ладно, может, отчасти! Просто смотрю на фотографии, присланные Сяо Юй, и не могу понять, нравлюсь себе или нет.
— Я могу посмотреть и дать своё непредвзятое мнение. Если хочешь.
— Ты сможешь оставить его, когда я выложу их у себя на странице. И только попробуй сказать что-то непредвзятое, что расстроит меня! — Рассмеявшись, Цзянь И перевернулся на спину и вытянул перед собой смартфон. Глаза сверкнули позолоченными блеснами в рябой полутьме. — Пошли завтра на озеро вечером?
— Пошли, — ответил загипнотизированный глазами Чжэнси.
— Тогда до завтра. Спокойной ночи, Сиси.
— Спокойной ночи. До завтра.
Экран погас, и лишь оставшись в темноте, Чжэнси вспомнил, что уже договорился с ребятами из группы пойти на прогон. И чего он так быстро согласился? Как будто у них не будет другого дня встретиться. Снова открыв диалог с Цзянь И, Чжэнси хотел пойти на попятную, признаться, что всё-таки будет занят, но пальцы не слушались, и вместо этого набрали короткое «Завтра не смогу, простите» в соседний чат. Сидевшая в сети Сяо Юй тут же ответила грустным смайликом, и совесть кольнула Чжэнси комариным хоботком.
Той ночью, когда они с Цзянь И вернулись из коридора в фотостудию, Сяо Юй несдержанно улыбнулась при виде Чжэнси, а Сяо Хой жестом подсказала ему заглянуть в зеркало. Заметив отпечаток помады на нижней губе, Чжэнси смутился и стёр его ладонью, но Сяо Юй продолжала веселиться, так что впору было картинно воскликнуть что-нибудь в духе «Это не то, что ты думаешь!». Сам Чжэнси, украдкой наблюдавший, как Цзянь И снимал красный халат, не знал, что ему думать, и вынужденно думал все мысли разом, превратив холодный ум в горячую кастрюлю с перепуганными живцами. Он даже едва не забыл ноутбук, когда они уходили из студии.
В такси Цзянь И сразу уснул или притворился, что спит, уронив тяжёлую голову Чжэнси на плечо. От светлых волос пахло лаком и, как было мрачно предсказано, едкой травой. Стараясь не глядеть на их отражение в зеркале заднего вида, Чжэнси смотрел на однообразный спящий Ханчжоу, иногда отводя взгляд на свои руки, сложенные в замок между колен, и на руки Цзянь И, ритуально лежавшие ладонями вверх, словно тот не дремал, а читал мантры неподвижно разомкнутыми губами.
— Цзянь И, мы приехали к твоему дому.
— К моему дому? — переспросил Цзянь И, протирая глаза в осыпях несмытой туши. Какое-то время он бестолково смотрел в окно, словно не мог узнать подъезд к многоэтажке, где жил с малых лет.
— Тебя проводить?
— Нет, не надо. — Цзянь И уже схватился за дверную ручку, как остановился и медленно повернулся к Чжэнси. В глазах, точно покрытых патиной, было темно и незнакомо. — Сиси, я всё хотел спросить тебя... можно?
Замерев, Чжэнси на социальных инстинктах присмотрелся к водителю, что тактично уткнулся в смартфон, а затем неуверенно кивнул.
— Если бы ты узнал тогда, где находится остров, ты бы ведь отправился за мной?
С облегчением вздохнув, что Цзянь И не пустился в неловкие разговоры при постороннем, Чжэнси уже изготовился ответить прямое, романтически бескомпромиссное «да» на вопрос, сама постановка которого не подразумевала отпирательств, как вдруг осознал, о чём действительно спросил Цзянь И, и внутри обрушилась такая лавина условных наклонений, что она вырвала с корнем не только этот неискренний, торопливый ответ, но и язык тоже. Обессловленный и растерянный, Чжэнси пытался представить, как бы на самом деле он поступил, и не мог сказать ничего, ведь ему, точно примитивному алгоритму расчёта, не хватало начальных условий в задаче. Конечно, он бы хотел отправиться за Цзянь И, конечно, он сотни раз рисовал себе, как бросается в обозначенное канцелярской кнопкой на карте «куда-угодно», вот только где оно было на самом деле? Летали ли туда самолёты, плавали ли туда корабли? Сколько денег нужно было скопить, чтобы позволить это путешествие? И что следовало сказать родителям?
Диодный счётчик на приборной панели такси равнодушно накручивал цзяо за долгое и с каждой секундой всё более жалкое молчание.
— Я бы хотел этого, — наконец выдавил Чжэнси самый честный ответ, на какой был способен, и Цзянь И, всё это время считывавший его реакцию немигающим взглядом, участливо улыбнулся краем губ.
— Прости, дурацкий вопрос... наверно. К чему теперь думать об этом, да? Ладно. Пока, Сиси.
— Пока.
Как только Цзянь И закрыл дверь и такси двинулось с места, Чжэнси закрыл глаза, и его захлестнуло тревогой той же породы и силы, что он испытал в день исчезновения Цзянь И, когда писал панические сообщения, содрогаясь от предчувствия, что ответа на них может больше никогда не последовать.
«Это точно не то, что ты думаешь, Сяо Юй. Потому что меня, кажется, отвергли».
Календарный год ещё догорал, будто фитиль фейерверка, но улицы Ханчжоу уже разнесло праздничным взрывом, и всё объяло электрическим пламенем — скромные фасады старых кварталов, витрины торговых центров, мачты фонарей и оголённые плечи деревьев.
Чжэнси и Цзянь И встретились на смотровой у моста Дуаньцяо, где полагалось любоваться остатками снега, и отправились гулять по дамбе Байди. К вечеру ударил сильный мороз, месиво под ногами схватилось ледяной коркой, так что Цзянь И держался за локоть Чжэнси двумя руками, боясь поскользнуться на глянцевой мостовой.
— Не думал, что когда-нибудь буду так радоваться зиме, — сказал Цзянь И, восторженно вертя головой, — из-за снега даже небо другое, светлое.
— Там не выпадало снега? — осторожно спросил Чжэнси. Слово «остров» не было табу в их разговорах, но ему эгоистично не хотелось произносить его всуе, точно имя соперника, обмишулившего его в карточной партии ещё до того, как раздали карты.
— Нет, только дожди. Однажды прошёл град, крупный такой, градины еле помещались в кулак. На вкус был как простая ледышка.
— А ты чего ожидал?
— Что он будет солёным, кругом же море.
— Только не вздумай такое ляпнуть на физике, — усмехнулся Чжэнси и следом нахмурился, вспомнив утро на кухне. — Мама сказала, у тебя проблемы в школе. Она говорила с классруком.
Они остановились у перил с мёрзлыми рельсами снега. На западном горизонте темнели спины холмов, и по трём другим сторонам город стягивал горловину озера сверкающей лентой.
— От твоей мамы ничего не скроешь. Что классрук ей наплёл? — Надумав достать из куртки смартфон, чтобы заснять панораму, Цзянь И стянул одну перчатку и взял её в зубы.
— Точно не знаю, но она велела убедить тебя встать на путь исправления.
— А вот это уже интересно! — Выронив перчатку, Цзянь И круто развернулся и наставил на Чжэнси включённую камеру. — И как именно ты будешь меня убеждать, Чжань Сиси? Пригрози мне, сделай так, чтобы я захотел стать самым примерным учеником!
На лице Цзянь И засияла хитрая улыбка. Смутившись, Чжэнси наклонился, чтобы уйти от неё и от камеры, поднял упавшую перчатку и старательно отряхнул её от ледяной крошки.
— Ты же не снимаешь меня в соцсети?
— Нет. Я знаю, ты такое не любишь.
— Тогда убери телефон, у тебя уже пальцы красные.
Перестав дурачиться, Цзянь И послушно надел протянутую перчатку, и они двинулись дальше вдоль запорошенных лавок и обмороженных ив. Безграницы чёрной воды поглощали звук так же, как они поглощали свет и выпадающий над озером снег, и в потрескивающей под подошвами тишине Чжэнси слышал дыхание Цзянь И, облачённое в пар, и своё сердце, неровно бившееся под четырьмя слоями одежды.
— Знаешь, в школе всё совсем не так, как раньше, — начал Цзянь И немного погодя, — вернее, сама школа не изменилась, но там нет тебя, нет ребят. Мои нынешние одноклассники — раздражающие сопляки, которые общаются со мной, как с умственно отсталым, и меня злит всё, о чём они говорят. Честно, меня злит даже то, как они полны надежд на будущее, как верят, что им уж точно повезёт. Как наивно думают, что во всём, что они делают, есть хоть какой-то смысл.
— А разве его нет? — Чжэнси повернулся, чтобы поймать взгляд Цзянь И, но тот смотрел на подвешенные над гладью прогулочные корабли.
— Конечно есть, но, когда надолго выпадаешь из жизни, которую ведут твои ровесники, а потом чудом возвращаешься в неё, не можешь не видеть, как фальшиво всё устроено! Мне стало трудно ходить по струнке, высиживать уроки, зубрить бесполезные теоремы и стихи, которые мне даже не нравятся. К тому же я просто не могу сосредоточиться на учебниках, меня воротит от них. Ты не поверишь, скажи я, что уже много раз прочёл их от корки до корки, потому что, если ты спросишь, что в них было, я не отвечу. Всё прочитанное вытекло, будто в голове дыра. — Цзянь И надавил большим пальцем в область «третьего глаза». — Вот тут.
— Я слышал, что проблемы с памятью бывают после нервных потрясений. Может, обратиться к школьному психологу?
— Меня уже отправляли к нему, когда я чуть не подрался с одним придурком, обозвавшим меня «второгодником». Можно подумать, я сам виноват, что не закончил выпускной класс. — Морозный воздух покусывал за лицо, и Цзянь И принялся шмыгать носом, поправляя приспущенный на подбородок шарф. — Этот психолог сначала допытывался, из-за чего я так разозлился на того придурка, как у меня дела в семье, всё такое, потом дал мне успокоительное на травах и усадил проходить разные тесты: выбирать портреты людей, рассматривать безумные картинки с не то черепами, не то собаками, раскладывать по порядку цвета. Это было весело, хотя он так и не показал мне результаты, так что не знаю, насколько процентов я сангвиник, а насколько — в депрессии. Еще из-за успокоительного меня стало клонить в сон, и психолог разрешил мне прилечь у него в кабинете. Когда я проснулся, он ощупывал мой пульс, а потом придвинулся ко мне, вот так, — Цзянь И резко подтянул Чжэнси к себе за локоть, едва не ткнувшись мокрым носом тому в щёку, а потом тут же вернулся на прежнее место, — и мрачно сказал: «В твой организм попала патогенная Ци. Думаю, за тобой увязался злой дух».
— Жуть, — прошептал Чжэнси, оцепеневший от секундной близости, — не думал, что тесты по психологии выявляют злых духов.
— Скажи? Мало мы знаем о западной науке! Но, по правде, я страшно перепугался, и тогда этот дядька сунул мне старую медную монету, советовал класть её под подушку и носить с собой. Я сначала не поверил, а потом подумал, что психолог может быть прав. Мне постоянно кажется, что кто-то следит за мной, смотрит на меня, пока я сплю, а ещё вещи стали пропадать со своих мест и появляться в других.
— Уверен, что в последнем виновата не твоя рассеянность? Помню, как ты в младшей школе дважды за неделю потерял проездной из-за дырки в рюкзаке.
— Ладно, может, с вещами я зря виню сверхъестественное. С другой стороны, я бы ни за что не додумался бы положить свой школьный пропуск в контейнер для еды. Он весь был в жире от жареной лапши, я думал, дежурная на пропускном пункте наденет мне этот контейнер на голову!
Цзянь И рассмеялся, а затем расстегнул нагрудный карман и вытащил оттуда сувенирный зеленоватый цянь.
— В общем, я решил носить это с собой. Не хочу, чтобы злые духи отобрали всю мою удачу. — Выставив монетку перед лицом, Цзянь И взглянул на Чжэнси через квадратное отверстие, и его ясный, лукаво сверкающий глаз обрамили четыре иероглифа с пожеланиями благополучия и долголетия. — У меня тоже большие планы на будущее, даже больше, чем у моих сопливых одноклассников. Так что скажи маме не переживать за меня.
Немного успокоенный, Чжэнси кивнул и улыбнулся, и Цзянь И, подышав на монетку, протёр её и отправил обратно в карман.
Какое-то время они снова шли молча. Глядя на их тени под фонарями, то перемежающиеся, то расходящиеся, словно стрелки на циферблате, Чжэнси невольно вспомнил прошлую зиму. Зиму, которой не было ни как сезона, потому что не выпадал снег, ни как времени года, потому что в гладком безвременье одиночества не было рубцов и разметок, и дни не отличались друг от друга, лишь накапливались, как песок в нижней колбе часов. Набравшись смелости, Чжэнси на пробу потянулся к ладони Цзянь И, и тот дал ему взяться за неё. Срастись двум теням через тонкий перешеек покачивающихся рук.
Вдалеке наконец показался остров Гушань, в который упиралась дамба Байди, с цветными крышами смотровых павильонов и тёплых кофеен в обвесах гирлянд.
— Бр-р-р, надеюсь, там есть, где погреться, — прохрипел Цзянь И, кутаясь в шарф. — Всё-таки любоваться остатками снега гораздо лучше через окно.