Последний театральный сезон

      Дни сменяли друг друга, и с очередным оторванным листом календаря наступил последний день года. Раньше компания никогда не собиралась тридцать первого числа вместе, а отмечала порознь и лишь в спешке в сообщениях поздравляла с наступившим праздником всех друзей и коллег. Но в этом году было принято решение наконец встретить Новый год вместе.       Обязанности были распределены: одна половина занималась готовкой, другая — сервировкой стола.       Арсений за последнее полтора часа успел раз двадцать пожалеть о том, что остался на кухне вместе с Сурковыми, а не возился со скатертью и посудой. Пара будто бы нарочно дурачилась, оказывая друг другу знаки внимания, вместо того чтобы следить за варящейся картошкой.       — Фуф, — тяжело выдохнул Юра, убрав со лба пряди темно-русой чёлки. — Знаешь, ты нам совсем не помогаешь!       Оксана лишь сильнее стиснула сцепленные на мужской талии руки и уткнулась лбом в спину мужа. Она ощутила его негромкий ритм сердцебиения, такой же спокойный, как вальс снежинок за окном.       Арсений сохранял невозмутимое выражение лица, наблюдая за действиями пары. Он будто бы обзавелся слепком, сделанным и раскрашенным под необходимую эмоцию. Лицо казалось уверенным, и ни одна мышца на нем не двигалась. На нем сияла лишь отштампованная из красной пластмассы улыбка. Лоб был гладким: ни одна морщинка не выдавала слабости.       — Займись уже делом, — невольно сорвалось с губ. Арсений испуганно взглянул на Оксану исподлобья, ожидая увидеть её реакцию.       — Ты слишком серьёзный, приятель, — усмехнулась та и осмотрела стол на наличие необходимых ингредиентов. — Ю-юр, достань муку, пожалуйста, — легким движением пальцев она указала на верхний шкафчик и, когда Сурков стал карабкаться на табуретку, взялась за терку и овощи.       Юре было стыдно признать, что на протяжении всей осознанной жизни боится высоты. Мужику тридцать четыре года, а он взобраться на табуретку не может, чтобы протереть шкафы. Ему казалось, что если он вдруг оступится, то не просто обойдётся вывихом стопы, а будет долго падать и по итогу провалится куда-то под землю.       — Окс, её здесь нет, — крикнул Сурков, невольно вцепившись в дверцу. — Сама посмотри.       — Ищи лучше, — нарезая овощи, Оксана отправляла одни дольки в миску, а другие — себе в рот. — Юр, руку поглубже запусти. Ты что в этот шкафчик впился, как в спасательный круг?       Тяжело фыркнув, Юра отпустил дверцу и протянул руку. Мука действительно пряталась возле дальней стенки. Пересчитав все различные металлические банки (и откуда они только взялись?), он с победным «Нашёл!» выудил из глубины заветную пачку.       Дело оставалось за малым — всего лишь спуститься. Но для Суркова этот этап постоянно вызывал трудности. Закатив глаза к потолку, он принялся наощупь искать то, за что можно было бы ухватиться. И, невольно забыв, что в одной руке он до сих пор держит муку, расслабил руку.       — Да твою же мать! — в следующую секунду Оксана почувствовала, как что-то засыпало ей глаза и волосы, образовав в воздухе белое облако.       — Упс… — на мгновение забыв про страх, Юра одним прыжком спустился с табуретки и принялся отряхивать макушку и плечи жены.       — Надо было просто достать муку! Юра, ну, как всегда!       — Прости, — мужчина хотел было состроить печальную мордашку, но, взглянув на Оксану, невольно засмеялся. В таком виде она была похожа на искупавшегося в белом пуху одуванчиков ёжика. Милого, но сердитого ёжика.       — Что ты улыбаешься… — Оксана и сама невольно вздернула уголки губ. — На моей голове теперь хоть тесто замешивай…       Отвернувшись, она достала из дверцы холодильника пару яиц и с усмешкой взглянула на Юру:       — Как тебе идея?       А в следующий момент Сурков почувствовал, как что-то жидкое и холодное стало стекать по его лбу. Яичный белок. Зажмурившись, Юра запустил пальцы в чёлку, попытавшись избавиться от него. Он тёр лоб с такой силой, что даже покраснела кожа.       — Ну, чего ты? Яичная маска очень полезна для волос, — засмеявшись, Оксана невольно чихнула — кухню тут же окутало облако белой пыли.       — Ага, тебе сделать? — Юра с прищуром взглянул на жену.       — Спасибо, но нет… — быстро закинув яйца обратно в холодильник, Суркова выбежала в коридор, откуда направилась в сторону ванной.       — Стой! — выкрикнул Юра и стал догонять её, понимая, что, если та займёт ванную комнату, ему придётся отмываться в раковине либо жарить на волосах яичницу.       Растерянно моргнув, Арсений вскинул бровь. Желание взять и просто уйти было огромным, но он так и продолжил сидеть на стуле, подобрав под себя ноги. Он поймал себя на мысли о том, что Оксане и Юре очень повезло: есть на чью макушку просыпать муку, а потом, уткнувшись в неё же, засыпать по ночам, вдыхая родной запах. А он как сидел в одиночестве на кухне, так и будет сидеть.       От душераздирающих мыслей его оторвал телефонный звонок.       — Ну, вы там скоро? — на другом конце провода послышался голос Димы. — У нас уже почти всё готово.       — Если вы закончили, то вышли мне на помощь Катю, — Арсений зажал телефон между ухом и плечом и принялся дорезать салат.       — В смысле? Вы в шесть рук не можете приготовить несколько блюд?       — Четыре руки заняты определённо не тем…       — Боюсь даже спрашивать, что эта пара ненормальных учинила…       — Юра и Оксана слегка не там стали готовить.       — Поясни.       — Ну, не на столе, как адекватные люди, а на макушках друг друга. Теперь они, уверен, топят друг друга в ванной.       — Если они всё-таки друг друга потопят, то нам еды больше достанется, — засмеялась на фоне Катя.       — Только мы будем сидеть за столом не на празднике, а на похоронах.       — Арс! Ты что говоришь такое? — фыркнул Позов. — А ну, иди этих чудаков спасай, пока не поздно. Ты за них головой отвечаешь, уяснил?       — Ты не представляешь, как они меня раздражают… Можно я брошу в них помидор?       — Нет, едой кидаться — грех! Лучше швырни в них поднос, — посоветовала Катя.       Дима положил трубку и устало взглянул на жену:       — Ну, ближе к десяти часам они освободятся.       Как говорится, как Новый год встретишь, так его и проведёшь. Компания собиралась и этот год, и следующий проводить в театре, поэтому единогласно было принято решение отмечать прямо на сцене. Стол и стулья позаимствовали из бутафорской, а посуду — из буфета. Пока Катя располагала всё необходимое, Дима часа полтора бился со световой аппаратурой, желая по-праздничному осветить сцену.       — А что, остальные ещё не приехали? — в помещение вошёл Антон.       — Нет, у них случился Новогодний казус, — Катя протирала один и тот же бокал на протяжении минут десяти, отчего казалось, что в стекле рано или поздно протрется дыра. — У Сурковых по-другому никак.       — А где Савина? — Новый год — всё-таки в первую очередь семейный праздник, поэтому дочь Позовых тоже приехала в театр. Егор также приедет, поэтому Савине не будет скучно среди взрослых.       — Я сказал, что она сможет проспать приход Деда Мороза, — Антон, подобно Кате, стал натирать посуду, — поэтому она легла спать.       — Это что, получается, придётся опять красную шубу Деда Мороза надевать? — насупился Дима, явно недовольный тем, что даже в праздничную ночь придётся работать, хотя только для детей.       — Может, Добровольского попросить?       — Нет, он точно не согласится: у него же мама. А она и так против того, что Паша всё время проводит на работе.       Усмехнувшись, Катя нечаянно выронила стакан — по сцене разлетелся хрусталь:       — Упс…       — Зря чистила, Кать! — всплеснул руками Дима и ушел за веником, а то не хватает ещё праздник в крови встречать.

____________

      А остальная часть компании действительно приехала ближе к десяти часам вечера, зато с огромными пакетами в руках и хорошим настроением.       — С наступающим! — на Юре как раз были шуба и шапка Деда Мороза. — А мы к вам не с пустыми руками.       — Ещё бы вы с пустыми пришли! — Дима перехватил пакеты из рук мужчины.       — Юр, ты какой-то Дед Мороз с Алиэкспресса, — прыснул в кулак Антон.       — Ребят, вы что такие злые? — Сурков взял оставшиеся пакеты и направился вслед за Димой. Антон с Арсением облегченно всплеснули ноющими от боли и усталости руками.       — Извините, мы не ели с трех часов дня.       — Ну, вы машины!       — Кстати, мы должны были привезти ещё и Цезаря, но его Сурков съел по дороге, — усмехнулась Оксана, скрестив руки на груди. Она невольно вскрикнула, когда рука мужа врезалась в её ягодицы.       — Ты что врёшь? Не было такого! — Юра обхватил рукой женскую шею и, притянув к себе, стал интенсивно трепать светлые волосы. Укладка постепенно превращалась в воронье гнездо.       — Юра, волосы! — обычно эта фраза работала как стоп-слово, однако на этот раз мужчина и не думал останавливаться. Брыкаясь, Оксана всячески пыталась оттолкнуть руки мужа.       — Ты её сегодня без волос точно оставишь, — Арсений потянул Юру за локоть, и тот наконец оставил жену в покое.       — А что, я думаю ей пошло бы быть лысой. Набила бы на затылке татуировку, была бы как Наргиз.       — Сурков, ты баклан? — недовольно фыркнула Оксана. Включив фронтальную камеру, она принялась поправлять прическу, попутно распутывая пряди пальцами.       — Ну, прости, — нежно обняв со спины, Юра звонко поцеловал её в уголок губ.       — Ты в добавок ещё и помаду сейчас съешь!       — Скажи честно, — Дима притянул к себе Арсения, — вы уже напились?       Ближе к одиннадцати ночи компания относительно успокоилась, а стол был полностью готов. За это время Дима успел даже поставить маленькую ёлочку и набросать на неё гирлянды — теперь на Большой сцене стало ещё уютнее. В середине стола, среди тарелок, бутылок и бокалов, расположился ноутбук с включённым прямым эфиром Первого канала, где, по обыкновению, крутили какой-то Новогодний концерт.       Лишь звуки редких салютов эхом проносились по голым стенам театра. К сожалению, сами вспышки компании были не видны. Если честно, атмосферу портило как раз отсутствие окон. Хотелось по привычке укутаться в штору и, подперев коленями батарею, наблюдать за тем, как уходит год.       — Хорошо, что мы собрались именно здесь.       Когда до наступления Нового года осталось пятнадцать минут компания села за стол.       — А ты что грустный такой? — Юра подтолкнул локтем рядом сидящего Диму. — Веселее! Праздник же.       Но тот продолжал тоскливо смотреть в безлюдный зал. Неправильно это — театр и без зрителей. Эта чёрная пустота пугала, утягивала в себя. Рано или поздно спектакли и сами актёры перестанут быть интересны народу. И что тогда? Театр забросят?       — Я вот что подумал, — вздохнув, начал Позов. — Настанет тот день, когда каждый из нас взойдёт на сцену в последний раз, отыграет свой последний спектакль, завершит последний сезон.       — Ой, ты как-то слишком далеко в будущее смотришь.       — Да, и чересчур пессимистично.       — Страшно: зал пустой… Гораздо спокойнее находиться здесь, когда за каждым твоим действием наблюдают сотни глаз. Слишком тихо: никто не аплодирует, ни у кого не звонит телефон. Слишком спокойно: никто не пытается украдкой снять кусочек спектакля так, чтобы его не заметили; никто не уходит во время поклона.       — Дим, ты прикажешь людям сюда в двенадцать часов ночи приехать?       — Ну, мы же приехали.       — Всё потому что мы бакланы, — Антон пододвинул к другу тарелку Греческого салата: — Держи, ешь и ни о чем плохом не думай. Вздумал он тут философию разводить.       Диалог прервал недовольный возглас Егора о том, что по ноутбуку, видимо, стали транслировать природу Аляски, раз там, вместо привычного концерта, сплошной снегопад. Устранить неполадку удалось почти с первого раза: пришлось пару раз перезагрузить устройство и проверить подключение к интернету.       За всей этой суетой и не заметили, как подкрался Новый год. Послушали куранты, под вино и сок загадали не одно желание. Крики «С Новым годом!» и звон хрусталя заполнили Большую сцену.       Суркова чуть ли не умудрилась подпалить себе волосы, пока закидывала горящую салфетку в бокал.       — Вот это тебе карма мгновенная, — насмешливо припомнил Юра, — за яйцо.       — Молчи, пожалуйста, просто молчи…       В воздухе тут же запахло Новогодней магией. Магией чуда и добра. На улице уже вовсю пускали салюты, в то время когда ещё играл гимн. Было непривычно оживленно: обычно народ выбирается из тёплых квартир ближе к двум ночи.       Оглядев улыбающихся друзей, Арсений понял, что этот год он проведёт в окружении тех людей, которые его по-настоящему ценят и любят. Он наконец-то почувствовал кого-то вокруг себя. На этот раз с парнем есть люди, которые могут и подтолкнуть в спину в нужный момент, и протянуть руку, и залечить раны. На мгновение Арсений поймал себя на мысли об Алёне. Интересно, она снова уехала в горы на праздник? Или на этот раз осталась дома?       Сквозь шум в ушах доносились голоса друзей, но желание сомкнуть веки и провалиться в сон было настойчивее. Арсений ненавидел себя в подобные моменты: никогда не знал меру алкоголю и не понимал, когда стоит сказать самому себе «стоп». Сейчас-то до него медленно доходило, что такую привычку ему привила именно Алёна: та постоянно привозила с разных городов всевозможные виды спиртных напитков. И пополняла бокал парня, стоило тому опустеть, до тех пор, пока на дне самой бутылки не останется пара капель.       — Ну что, мы так и будем здесь сидеть? — когда алкоголь ударил в голову, все грустные мысли покинули Диму и в нем проснулась гиперактивность. — Пойдёмте на улицу! Мы вообще-то и фейерверки принесли.       — Боюсь, тогда Оксаночка действительно без волос останется, — засмеявшись, Юра прилёг на стол. Он вовремя успел закрыть затылок: туда тут же со свистом врезалась женская рука.       — Так всё, Сурков, не растекайся, а то мы потом тебя не соберем, — Дима встал со стула и постучал вилкой об бокал, пытаясь заглушить смех Юры и привлечь к себе внимание. — Одеваемся и встречаемся около служебного входа через пять минут.

____________

      Когда Арсений зашёл в комнату, губы сами собой растянулись в глупой полуухмылке. Картина знакомого помещения раздвоилась и поплыла, перевернувшись с ног на голову. Рыся, почувствовав странное состояние хозяина, жалобно мяукнула и забилась под тумбочку.       При попытке сделать шаг парня занесло в сторону.       — Я что, в один рот опустошил все бутылки со стола? — желание двигаться пропало — Арсений присел прямо на порог. Осознание собственного бессилия оказалось настолько очевидным, что даже насмешило. Попов запрокинул голову и по-пьяному рассмеялся.       За дверью шуршали шаги: это компания пыталась одеться без происшествий. Всё-таки идти на улицу после хорошей пьянки — плохая идея. Зато как весело сейчас Савине и Егору: родители по-любому в данный момент выглядят максимально глупо и вовсе не по-взрослому.       Арсений невольно вскрикнул, когда опора ушла из-под его спины.       — Не сиди на пороге, — но к счастью, широкая ладонь успела поймать парня, не дав упасть, — денег не будет.       — Что за глупая примета? — схватившись за дверной косяк, Попов поднялся на ноги и уставился в такие же пьяные карие глаза напротив. — Сам придумал?       Контроль над телом постепенно уходил на второй план, а его место занимали навязчивые идеи, давно хранящиеся в укромных уголках подсознания. Арсений схватил запястья мужчины, впившись в них пальцами. Арсово лицо стало четким-четким, и Юра увидел, что ему очень больно. Его бледное красивое лицо стояло перед ним. Сурков приоткрыл рот, не зная, что сказать. Они стояли, сцепившись, секунды две, а потом щелчок замка объявил о том, что сейчас пара переступит все границы морали и совести.       Опустив взгляд, Арсений заметил, что одной рукой Юра сжимал чёрную баночку лубриканта. Его приход был явно не спонтанным.       Жар, исходящий вместе с дыханием, наполнял комнату. Арсений невольно вздрогнул, когда шею обожгло прикосновением мужской ладони, и, запрокинув голову, подавился вдохом. Сурков уткнулся носом в его ключицы, будто бы пытаясь запомнить, впитать запах сладкого одеколона. Было в этом жесте что-то беззащитно-жалобное. Ожидание чего-то большего было настолько изнуряющим, что в груди у обоих заклокотала тяжесть.       — Готов? — шершаво прошептал Юра сквозь зубы, совсем тихо, на грани слышимости. Задушенный, надломившийся пьяный голос, разбавляемый лишь тяжёлым дыханием, резал слух.       — Уже давно, — желание на самом деле настигло обоих около месяца назад и не оставило ни шанса остановить происходящее.       Юра шагнул вперёд, заставив Арсения отступить ближе к кровати. Плавно передвигая ноги, он постепенно расстегивал пуговицы своей бордовой рубашки.       Попов понял, что выхода нет, когда икрами уперся в ножки кровати. Подхватив под спину, Юра аккуратно уложил его на плед, ещё сохраняющий мятных запах прачечной, и накрыл своим телом. Пальцы вновь пробежались по ряду пуговиц, только на этот раз чужой рубашки.       Арсений не сводил с него взгляда, наблюдая за каждым движением. Почувствовав проскочившую на его лице улыбку, Юра накрыл губы напротив.       — Меня она смущает, — прервав поцелуй, на выдохе проговорил он. Сурков взглянул за кровать, заставив Арсения приподнять голову. — Мне кажется, она всё понимает.       Недовольно закатив глаза, Попов взял первую попавшуюся под руку подушку и запустил в сторону тумбочки:       — Рыся, брысь!       Не проронив ни звука, кошка тут же метнулась в угол и спряталась за штору.       — Ну, ты и жестокий… — Юра не дал парню ответить, вновь прильнув к его щеке, сорвав с губ шумный выдох. Его язык будто бы рисовал на коже невиданные заоблачные картины, которые в эту секунду становились явью.       Арсений сдавленно промычал, когда мужские руки сжали и раздвинули худые колени. Всякий его звук — неповторимый оттенок красного: от глубокого бордового, до горящего алого. Каждое прикосновение заставляло сердце сжиматься.       — Пожалуйста… — Юра смахнул со лба влажные от пота пряди. — Нас могут услышать.       Закатив глаза, Арсений прикусил запястье и подавил стон.       Взгляд помутнел вслед за разумом, когда он почувствовал чужие пальцы внутри себя. Закусив губу до крови, он изогнулся в спине, подобно кошке. С каждым резким движением чужих пальцев Арсений выгибался всё сильнее, одними губами шепча что-то неразборчивое. Стоило Юре проникнуть чуть глубже, как по коже тут же прошлась волна мурашек, отчего ноги невольно поджались под себя.       — Не дрожи, — он наклонился ближе и дразняще выдохнул в приоткрытые губы, а следом бесстыдно в них впечатался. Привкус алкоголя на чужих губах был дурманящим. Арсений облегченно выдохнул, когда мужские пальцы с мокрым звуком вышли из него. Но кончики пальцев продолжили бродить по его оголенному бедру, то поднимаясь ближе к колену, то вновь опускаясь. — Ты же так долго этого хотел, так что лежи смирно и получай удовольствие.       Бабочки в животе предательски оживились, едва ли не выбирались наружу, разрывая и терзая изнутри органы своими острыми крыльями. Смесь прикосновений и власти заставляла подчиняться. В глазах темнело ни то от нехватки кислорода, ни то от понимания того, что так хорошо не было давно. Казалось, что арсово тело превратилось в один раскаленный нерв, с которым Юра так умело управлялся, заставляя раз за разом теряться в наслаждении.       Арсений находился вне себя от удовольствия и раздражения от подобной пытки. Не тяни время, если уж решился. Он аккуратно поддел резинку чужих боксеров и приспустил их ниже тазовой косточки. Больше медлить Юра не стал — пара капель смазки уже грелись в его ладонях, а после он смазанным движением нанёс их на облаченный в презерватив член. Мышцы на руках вздрогнули от напряжения.       Резкий толчок вызвал глухой стон. Арсений рвано вздохнул и закатил глаза, когда Юра стал набирать темп. Хотелось кричать и стонать, срывая голос, но всё, что он мог делать, — это сжимать в кулаке плед и кусать губы. Попов видел, как кадык стал двигаться на рельефной шее Суркова, а сердце — колотиться так, будто вот-вот выпрыгнет.       Сквозь собственное шумное дыхание Юра слышал перемешанные со стонами предательские вздохи. Они были едва слышны, но ему казалось, что на эти звуки сейчас на четвёртом этаже соберется полтеатра.       — Всё ещё не привык? — хрипло усмехнулся Сурков. Он тяжело задышал, задохнувшись без воздуха, глухим измученным стоном. Снова сделал толчок, и снова, и снова. От сладкого напряжения колени ощутимо подрагивали. Толчки переходили на более мокрые, быстрые. Арсений чувствовал бешеную пульсацию внутри. Последнее резкое движение, и пара наконец почувствовала долгожданный и сладостный момент оргазма.       Открыв глаза, Арсений ещё несколько секунд видел мрак, длинную пустоту. Комната оказалась в тумане, все движения ощущались как в плохом сне. Сознание закружилось в бешеном вальсе, и парень испугался того, что под утро ничего не вспомнит. А может, это и к лучшему. Он смежил веки, попытавшись восстановить дыхание и сердцебиение. Последнее, что запомнил Арсений, прежде чем погрузился в сон, — два прикосновения: одно лёгкое точно в висок, а второе мягкое и теплое — это Юра накрыл свободной частью пледа обессиленное обнаженное тело.

____________

      За время ожидания Егор успел оттоптать весь порожек.       — Ну, когда мы уже пойдём? — заныл он, дернув Оксану за рукав шубы. — Салюты же закончатся!       — Я не знаю, где твоего отца носит… — раздражённо прошипела она сквозь зубы и, повернувшись к Диме, процедила ему на самое ухо: — И ведь Попова тоже нет.       — Что ты опять начинаешь? — смежив веки, Позов уперся затылком в стену. — Шастун тоже не с нами: по-любому признается в чувствах…       — Поясни?       Будто бы услышав, что речь зашла именно про него, из-за угла показался Антон. Он спешно застегнул на ходу молнию и лишь сильнее ускорил шаг.       — Прошу простить, — шарф змеей окутал его шею.       — А Арс разве не с тобой? — Дима с надеждой и наивностью взглянул на приятеля, но тот лишь отрицательно качнул головой и, кажется, только сейчас заметил отсутствие Попова. Что же, алкоголь тормозит скорость реакции.       — Ты непоследний, — фыркнула Оксана. — Вот чувствует моё сердце…       Она рывком поднялась с диванчика и зашагала вглубь коридора. Тело не хотело слушаться — девушка из последних сил волочила ноги. Все вокруг стало казаться слишком странным, чуждым. Все вокруг стало таким незнакомым — от этого ощущения задрожали руки, а дыхание сбилось, из-за чего мыслить твёрдо и ясно стало тяжело.       — Куда летишь, ласточка? — Юра инстинктивно отпрянул, когда на него, выскочив из-за угла, налетела Оксана.       — Где ты, черт возьми, был? — та взглянула за его плечо, надеясь увидеть там Арсения. Но за спиной мужчины, на её удивление, было пусто.       — Что ты злая такая? Праздник ведь, улыбнись, — но сам Юра стал противоречить собственным словам, лишь скорчил болезненную гримасу и тяжело выдохнул, закашлялся. — А я чуточку перебрал. Голова кружится.       — А Попов где?       — Понятия не имею. Я всё это время сидел в обнимку с унитазом, а не с ним.       Оксана из-под ресниц взглянула на мужа. Его лицо имело страдальческое выражение, а на щеках сохранялась влага ни то от пота, ни то от невольных слез.       — Может, тебе лучше остаться? — из женского голоса внезапно испарились нотки злости и постыдной ревности.       — Да ладно, не бери в голову. Выйду на улицу — полегчает.       — Но мне все равно интересно, где Арс, — Суркова шагнула за спину мужа и погрузилась в полумрак. — Мало ли, что произошло…       Добравшись до комнаты друга, она не заметила лучика света под дверью. Боязливо покосившись в сторону мужа, Оксана легонько постучала об дверной косяк. Разрешения войти не послышалось, но, несмотря на это, девушка всё равно дернула за ручку.       Арсений преспокойно спал, свернувшись комочком в углу кровати. Ему, по-видимому, стало холодно — он полностью укрылся одеялом, оставив незакрытой лишь макушку — благо Оксане не пришлось лицезреть обнажённое мужское тело, иначе возникла бы тысяча вопросов. На второй подушке сопела Рыся. Юра с облегчением потёр вспотевший лоб. Ему казалось, что эта кошка только на вид глупая, а на самом деле понимает каждый человеческий грех и трагедию. В глаза Суркова тут же бросилась оставленная баночка смазки. Нервно сглотнув, он притянул Оксану за талию, заставив повернуться к себе лицом.       — Вот видишь, с ним всё хорошо. Как говорится, наелся и спит, — Юра шагнул назад и прикрыл дверь, стараясь не помешать спящему. — Пойдём? Мне кажется, нас уже заждались…