***
Антон смотрел в окно на снежные завалы и чёрные фигурки людей. Гудки машин, пробирающихся по обледенелым дорогам, свет в окнах домов — всё указывало на наступление утра. А если верить небу, была ещё ночь. Возле театра суетилась труппа. Мужчины помогали заносить чемоданы в один автобус, в другой погружали декорации и костюмы. Шеминов мельтешил под ногами, что-то бурча, наверное, боялся, что какая-то деталь повредится. Юра отстранился от массы и снимал короткие видео для канала: всё-таки две недели не общался с публикой, пора возмещать убытки. Арсений уткнулся носом в узел шарфа. Мороз пробирался даже в автобус. Он сонливо смежил веки и проклял организаторов этого фестиваля: почему, черт возьми, в январе? Раньше ездили в начале мая, и всех всё устраивало. А теперь приходится дрогнуть в промёрзшем транспорте. — Я подсяду? — лёгкое касание к плечу, и портфель опустился на соседнее кресло. Арсений поднял взгляд: над ним навис Юра. Щеки его пылали, глаза почти сливались со мраком, а на устах сияла всё та же улыбка. Он вёл себя так, будто ничего не произошло: не было никакой измены, отказа, а также он с Арсением на две недели не прерывал связь. Конечно, ничего подобного не было… откуда вы взяли? — Занято, — Попов небрежно столкнул портфель, но Сурков успел вовремя словить его. — Кем? — добродушно усмехнулся он. Юра вновь коснулся плеча Арсения, когда тот разорвал зрительный контакт: — Если ты хочешь всё обсудить, давай обсудим. — Ничего я не хочу, с чего такие выводы? — Тогда забывай все обиды. Пойми, я хочу общаться с тобой как прежде, как с другом. — Как прежде уже вряд ли получится… — Помнишь, как мы раньше ездили на фестивали? — Да, ты проводил со мной время только в те случаи, когда Оксаны рядом не было, — Арсений украдкой оглядел автобус: ему показалось, что все присутствующие на миг приостановились и прислушались, но, когда поняли, что их засекли, вновь стали заниматься прежними делами. Попов тут же поймал взглядом вошедшего Антона и, когда тот прошёл мимо его места, окликнул его: — Составишь компанию? — Разрешишь? — робко осведомился Шастун и, получив неуверенный юрин кивок, присел рядом. Стиснув зубы, Юра натянуто улыбнулся и уступил место. Почему этот проклятый театральный сезон рушит судьбы одну за другой? Всё тело стало зудеть от злости. Салон автобуса превратился в длинный душный коридор, из которого Юра не мог найти выхода. В ушах слышался лишь бешеный стук сердца. Из вязкого омута отрицательных эмоций мужчину вырвало резкое прикосновение. — Юр, присядешь? — Добровольский взглянул на него снизу вверх. На удивление, лицо Юры потеряло румянец и стало совсем бледным, как у мертвеца. — А ты не кусаешься? — хмыкнул Сурков, понимая, что Паша — тоже неплохой спутник. — Брось, у меня сегодня настроение а-ля медитирующая лама. Юра лишь хмыкнул и занял место у окна. — А ты что печальный такой? Неужели скоро конец света? — Паша не мог игнорировать факт того, что настроение друга стремительно падало до нуля. Конечно, тот пытался принять спокойный вид, делал глубокие вдохи и выдохи, стараясь восстановить дыхание, и наконец освободил затекшие руки от портфеля: бросил его куда-то в ноги. Но уровень радости в его глазах всё равно не вырастал. — Дай угадаю, из-за Оксаны? Попугаев неразлучников разделили по двум клеткам, вот они и чахнут? Потерев переносицу, Юра шумно выдохнул: — Ещё и с Арсом поссорился. — С Поповым? Слушай, ты что такого сделал, чтобы он обиделся? Он свою Алёны лет десять терпел, а на тебя вдруг обиделся… Добровольский мог вести диалоги на все темы, и Юра это прекрасно знал, поэтому поспешил сменить объект разговора, иначе друг прощупает всю почву. А делиться с кем-то переживаниями он не хотел: просто не был этому обучен. Даже в детстве он сам на пустой улице залечивал разбитые колени подорожником, а не хныкал в плечо бабушки, прося подуть на рану. Юра пришёл к выводу о том, что бессмысленно беспокоиться о тех, кто безразличен. Арсений (именно в сексуальном плане) ему безразличен. Вот он и сидит, забывает его, пока с задних рядов доносится до боли знакомый звонкий смех. Но силы покинули Арсения сразу, стоило лишь автобусу тронуться. Его стекла уже стали слепнуть от лучей восходящего солнца. Но вспышка света не мешала векам смыкаться. Однотипное движение транспорта утомляло и заставляло всё глубже и глубже проваливаться в грёзы. И вот Арсений уже оказался на пороге театра. Ему двадцать два, и его путь артиста только начинается…Flashback
Четыре года назад
Театр был огромным. Ещё больше, чем он казался снаружи. Конечно, Арсений не раз был в его зрительном зале и, наверное, успел вымерить его шагами вдоль и поперёк. А вот на «изнанке» театра никогда не был. Коридоры, похожие друг на друга, напоминали настоящий лабиринт. Двери так же походили одна на другую: их отличие заключалось разве что в висящих на них табличках. Высокие потолки и мрамор, застывший в плитах. Перламутровые лучи солнца пробирались сквозь жалюзи и падали на застеленный бордовым ковром пол причудливыми узорами. — Эй, тебе нельзя здесь находиться. Арсений невольно вздрогнул, когда кто-то, стиснув плечо, развернул его на сто восемьдесят градусов. Он встретился с худым лицом с чётко выраженными скулами. Светлые волосы были неряшливо сцеплены в пучок, что слегка удивило и даже насмешило: раньше Арсений считал, что и вне сцены актёры держат лица и образы. — Ты как сюда вообще попал? — светловолосая осмотрела Попова с ног до головы, подметив, что тот недурственен. — Вот это гостеприимство, — хмыкнул Арсений, скрестив руки на груди. — Я вообще-то здесь теперь работаю. — Кем? Цокнув языком, Попов закатил глаза: — Как кем? Ну, не слесарем явно. — Да кто же тебя знает-то, может, и слесарем. Тебе сколько лет вообще? — Так себе у вас вопросы, конечно. В курсе, что спрашивать возраст — неприлично? — Тебе ещё нечего скрывать. Так сколько? — Двадцать два. — Серьёзно? Выглядишь на восемнадцать. — Сочту за комплимент. — Получается, мы коллеги? Или ты всё-таки слесарь? Арсений вновь недовольно закатил глаза и, запрокинув голову, тихо засмеялся. — Будем знакомы, я Оксана, — без капли приторности улыбнулась блондинка и протянула новенькому руку. Попов и не думал, что найдёт подругу, которая впоследствии станет едва ли не сестрой, не на репетиции или читке спектакля, а прямо в коридоре. Буквально среди голых стен, пропахших лаком для волос и косметикой. Арсения большая птица буквально поймала в объятия. Хотя если говорить про становление настоящим артистом, то этим вопросом руководствовался скорее Позов. Именно он и спас друга от занудства Лазарева. Арсений уже вряд ли вспомнит, какого спектакля была репетиция: актёры добрались лишь до того момента, когда они были в состоянии оторвать взгляд от сценария и свободно играть роль. Но по неизвестным причинам лавочку свернули. Наверное, это всё причуды Шеминова. — По-моему, вы не до конца встали на путь исправления, — Лазарев ошпарил партнера взглядом. — Трудовых доходов из музея не хватит. — Меня просто пригласили, — Арсений в ответ составил игривую мордашку, — культурно провести время. Внезапно Серёжа остановился и отложил маску следователя. Выражение его лица из ехидного превратилось в разочарованное. Он ещё раз оглядел Арсения с ног до головы на этот раз осуждающе, пока тот, на минуту запнувшись, не мог понять, зачем партнёр играет эти совершенно ненужные эмоции. — Арс, ты серьёзно? — вздохнув, Лазарев устало потёр переносицу. Репетиция затянулась, и появилось желание скорее закончить. А тут люди, по его мнению, ложают на ровном месте. — Что не так? — Арсений скрестил руки на груди и исподлобья взглянул на партнера. Для него Лазарев стал олицетворением настоящего павлина, который ни на секунду не отходил от зеркала. И лишь восхищается собой и своим талантом. — Прекрати фальшивить. Слух режет. — Но на читке всех всё устраивало. — Меня не устраивает. Понимаешь? Меня. А я твоё мяуканье дольше всех вынужден слушать. — В чём проблема? — постановщик спектакля дважды хлопнул в ладоши, привлекая к себе внимание коллег. — Что за разговоры у парадного подъезда? — Вот хоть убей, я не буду с ним играть, — Серёжа вскинул руки в смирительном жесте. Неожиданно из-за кулис появился Дима. Он скрыл за своей спиной ничего не понимающего Арсения: месяц работает в коллективе, а от него уже отказываются на репетиции первого же спектакля. — Снимай Лазарева с роли, — он с вызовом взглянул на постановщика. — Раз он играть не хочет, — всё в его позе говорило о боевой готовности: сжатые кулаки, стиснутые зубы и напряженные ноги. — Чего? Ты адекватный вообще? — с языка Серёжи едва ли не капал яд. — Я актёр со стажем, а этот только… — Серёж, не беси и уйди со сцены, — постановщик с несвойственной ему пылкостью подорвался с кресла. — Как успокоишься, возвращайся, иначе действительно с роли сниму. — Ты мне угрожать вздумал? Ты серьёзно? Лазарев замер в недоумении. Ещё никогда он не встречал таких недалёких и поверхностных актёров. Мужчина брезгливо скривился, когда вспомнил ту интонацию и эмоцию, с которой Арсений выговаривал роль. Напоследок он бросил на партнёра взгляд свысока и зашагал за кулисы. — Не обращай внимания, — Дима стиснул арсовы ладони. — Он тот ещё манерный граф, а ты умничка. — Умничек ебут у тумбочек, — хохотнул постановщик из зрительского зала. — Я тебе сейчас дам! — пригрозил Дима. — Вздумал он браниться в храме искусств.Flashback
____________
Тамбов встретил артистов морозным ветром и падающим снегом. Оставленные кем-то возле отеля дорожки следов сплелись в один огромный клубок, и уже разобрать, кто куда шёл, становится невозможно. На улице, несмотря на погоду, было многолюдно: вереница актёров гуськом пробиралась через шумную детвору и чем-то вечно недовольных взрослых. — В твоём номере не найдётся для меня места? — на первом этаже Арсения догнал Сурков. Он облокотился об стойку регистрации, преградив путь. — Не найдётся, — фыркнув, Арсений толкнул его руку и зашагал вглубь коридора. Обернувшись через плечо, он добавил: — А что, хотел трахнуть и снова сделать вид, что ничего не было? — Арс, прекрати себя так вести. Спрячь когти и прими мою позицию. — Не хочу я ничего принимать. Это эгоистичная позиция, Юра. Как ты запоешь в том случае, если Оксана обо всём узнает? Встряхнув волосами, Арсений подхватил ручку чемодана и зашагал к лифту, но его вновь остановили. Юра схватил его за запястье и резким движением притянул к себе, ошпарив горячим дыханием. — Пусти, мне больно, — Попов дернул рукой, но Юра лишь усилил хватку, зажав кожу чуть ли не до синяков. — Ты же ей не расскажешь, — прошипел он над самым ухом. — Не расскажешь ведь, да? — А что, боишься? Семейные отношения строятся же на доверии, а о каком доверии у вас идёт речь? Арсений скрипнул зубами: Юра стиснул его запястье так, что кости едва ли не ломались от напряжения. — Отпусти, или я закричу, — фыркнул он. — И о том, что произошло в ночь на первое число, узнает весь отель. Сурков покорно разжал пальцы и приподнял руки в примирительном жесте. — Ты видишь, что творится? — Дима лениво вертел в руках ключ от номера. — Что? — Катя оторвалась от стакана утреннего кофе. — Коллектив рушится: после уезда Сурковой все как-то разделились. Вдобавок похоже Юра с Арсом поссорился: вон, он от него целое утро бегает. Теперь все по парам ходят. Неправильно это, Кать, без коллектива и самого театра не будет. — Не драматизируй: у нас завтра спектакль, и я уверена, что никакая ссора или разрыв не помешают отыграть его на отлично.____________
Сидеть в номере в такой солнечный и снежный день Арсений не горел желанием, поэтому, стоило лишь ему разобрать чемодан, как он тут же потащил Антона на набережную. Из-за того что фестиваль устроили в зимний месяц, труппе пришлось нарушить традицию: по обыкновению, они ходили в парк аттракционов и, взобравшись на колесо обозрения, провожали закат. Но на сегодняшний день приходилось довольствоваться лишь сугробами и теплым чаем, который продавали прямо на улице. Улицы вились, как огромная белая паутина, скорость движений возбуждала. Парни преодолели пару улиц, как тут же потянулись шумные кварталы кирпичных построек. Хлопья снега покрывали спины и шапки прохожих. Несмотря на будний день, на набережной было довольно много людей: кто-то неспешно мерил глубину сугробов, кто-то, наоборот, куда-то торопился, спотыкаясь об снег, а кто-то, по-видимому, самый рисковый, решил проверить прочность льда. Из динамиков колонок, расположившихся по обе стороны от маленькой кафешки, доносились мелодии, сочиненные ни то Моцартом, ни то Бахом. Не привыкшему к классической музыке уху сложно понять, по чьим нотам играет оркестр, но Арсений с первых секунд угадал мелодию. — Это же «Концерт для валторны с оркестром». У нас сценический танец под него был на первом курсе универа. Он сделал пару лёгких шагов, пытаясь поймать ритм и вспомнить движения, и спустя буквально пару секунд ноги сами закружили его в мелодичном вальсе. Арсений, подцепив Антона под локоть, притянул к себе: ну, не танцевать же парный танец в одиночестве. Сначала они аккуратно переставляли ноги, отсчитывая в голове банальные «раз, два, три». Попов не заметил, в какой момент на лице заиграла улыбка. В какой момент он, не боясь косых и непонимающих взглядов, стал вести партнёра по засыпанной снегом набережной. Движения становились всё легче, а желание касаться чужих плеч и талии возрастало. В раскаленном морозом воздухе появились нотки слабого возбуждения. Но внезапная смена музыки: от классической до современной — поставила точку этому лёгкому танцу. Невольно оступившись, Арсений едва ли не нырнул в сугроб, благо Антон успел потянуть его на себя. Долго гулять по улице всё равно не получилось: не позволила погода. От мороза парни спрятались в ближайшей кафешке. Заказав горячий шоколад, они расположились в самом дальнем углу: сейчас, как никогда раньше, почему-то не хотелось быть в центре внимания. Каждый уголок этой кофейни, мебель, техника и приборы были пронизаны запахом свежего кофе. Тёмно-коричневые столы и чёрные диваны отлично сочетались между собой, а нежно-бежевые шторы на окнах добавляли свою изюминку к темной атмосфере. Время за разговорами пролетело, словно по щелчку. Арсений успел вспомнить, кажется, все забавные и не очень истории, связанные с театром. Он не являлся свидетелем многих из них: просто ему их так же рассказывала Суркова. Поднимая в памяти воспоминания о самых первых днях работы в коллективе ПДТ, Арсений понял, что вернуть то время не получится: он уже не такой неопытный, да и отношения с коллегами стали менее дружелюбными, что ли. Наверное, все друг другу надоели за эти годы, и хочется просто отпуск, который будет ой, как не скоро. Также Арсений понял, что находится в точке, когда чувствует, что несомненно больше, чем актёр театра. Он, бесспорно, любит его, видит всю сложность и красоту, ценит прекрасные спектакли и благодарит за полученный опыт. Но, конечно, хотелось бы расширять границы возможностей, но театр для него, несомненно, будет оставаться опорой. Ещё одна точка опоры — окружающие люди, всё-таки неосознанно Арсений возвращался именно к ним. Люди, позитивные и целеустремлённые, готовые делиться опытом, поддерживать в минуты опасения и сомнений, начиная от простого «Ты всё можешь», заканчивая разработкой бизнес-плана. — Иногда просто хочется вырваться за театральные рамки, понимаешь? — И куда ты пойдёшь? — сам Антон и года не проработал в таком составе — он уж точно никуда вырываться не собирался. Он лениво постучал ложечкой об опустевшие стенки чашки и исподлобья взглянул на Арсения. — В кино хочу. Шастун невольно прыснул в кулак: — Ты серьёзно? — Конечно, я понимаю, что сцена и съемочная площадка — две разные вещи, но хотелось бы попробовать, — Арсений, скрестив руки на груди, откинулся на спинку дивана. — Ну, вот что ты смеёшься? Я вообще-то серьёзно. Антон сжал губы, попытавшись побороть пробирающий смех. Конечно, это так нелепо видеть человека, который может оступиться на сцене в элементарной постановке, в объективе камеры. И в добавок к этому Новогодняя пора уже завершилось. Но почему-то всё равно хотелось исполнять желания и тем самым вносить в чужую жизнь хоть щепотку радости.____________
Когда Антон учился в университете, он старался поддерживать связь со многими студентами из разных факультетов. Неизвестно, в какой ситуации ты окажешься и кто тебе понадобится: режиссёр, актёр или сценарист. В сложившийся ситуации огромную услугу могла бы оказать Вагженовская — та так же училась по профессии режиссёр-постановщика, только лишь на курс старше. А также будущее хотела связать не с театральной сценой, а со съёмочной площадкой. — Не ожидала, что по приезде в Тамбов ты сразу побежишь ко мне на встречу, — приятели встретились в небольшом торговом центре, расположенном бок о бок с отелем. — Я не просто так, а по делу. — Конечно, потому что ты общаешься с людьми только тогда, когда тебе что-то от них понадобится. — Неправда, — фыркнул Антон. — В общем, давай ближе к делу. Ты уже который год планируешь взяться за съёмки фильма… — С кастом проблема, из-за этого весь процесс и откладывается, — проходя мимо очередной витрины, Ригина взглянула за стекло — яркое свечение ламп и украшений обожгло глаза. — К безликому режиссёру никто сниматься не побежит. — А если я скажу, что могу тебе с этим помочь? — Антон замедлил шаг и, открыв пару вкладок, показал приятельнице арсову фотографию. — Слушай, я сказки для детей не планировала снимать. С его внешностью только принца играть. — Боже, я давал ему отрицательную роль, и он с ней отлично справился, — Антон недовольно закатил глаза. Если Вагженовская не станет помогать, все мечты Арсения о съёмках фильма разрушатся вмиг. Каким бы талантливым не был актёр, на первый план его никто не возьмёт без посредника. Стоит только о нем замолвить словечко, как тут же его лицо засияет на обложках глянцевых журналов и экранах кинотеатров. — Слушай, а это не ради него ты универ бросил? — Я взял академ раньше, чем… Сделав пару быстрых шагов, Ригина встала точно перед Антоном и перегородила ему путь: — Рассказывай, почему именно он? Ещё ни на одного парня Антон не смотрел такими счастливыми глазами, как смотрел на Арсения. Он всегда рад, когда рядом Попов, с его лица не сходит улыбка, а взгляд невольно приковывается к его невинному личику. Арсений являлся тем, кто смог вдохнуть в чужую душу новую жизнь, заставить двигаться в нужном направлении и дать понять, что такое истинное счастье. Антон же был тем, кто помогал ему забыть о проблемах и продолжить жить как легкомысленный ребёнок. И стоит только парням воссоединиться, как эти чувства становятся явью. Кажется, это и есть любовь. Ничего не требующая взамен, терпеливая и даже неловкая. — Он просто рассказал, что его мечта — сняться в фильме. — Сыграть на камеру не в Монако съездить, — ухмыльнулась Ригина. — И что же получается, ты, как мать Тереза, вздумал ему помогать? Не бывает всё так просто, — она выдержала театральную паузу и добавила полушепотом: — Антон, ты что, влюбился? — Что? Нет! — в глазах заиграл немой вопрос. Неужели все чувства прописаны прямо на лице? Иначе как многие о них догадываются? Стоит лишь взглянуть на Антона, как сразу всё становится явным. Любит. И это слово звучит как приговор. — Понятно… — выдохнув, Ригина смежила веки. — Но ты же должен понимать, что по одной просьбе твой мальчишка главную роль не получит. Всё, как обычно: заявка, кастинг… — Да будет тебе и заявка, и кастинг, — взмолился Шастун. — Только дай обещание, что арсова кандидатура будет в приоритете. Заметив задумчивый взгляд, он добавил: — Если что, могу заплатить… — Чем? — не сдержавшись, Ригина засмеялась во весь голос. — Да чем угодно! — Ладно, я тебя услышала. Следите за набором в каст.____________
За размышлениями о возможном участии в съёмке фильма Антон и не заметил, как подкралась ночь. В небе зажглись огни: они метались, мигали и гасли, унося в липкую паутину снов. В звёздной тьме над домами кляксой проступили редкие снежинки. Они полетели вниз, бессильно мотаясь белыми парашютами. Переменные ветры разных высот, как хотели, толкали, трепали и уносили их. Антон очнулся ото сна от чужого дикого крика. Казалось, будто кто-то нажал кнопку, запускающую сирену, и та стала визжать на несколько тонов выше. Парень резко оторвал голову от подушки и повернулся на другой бок. По ощущениям он спал минут двадцать, но на деле прошло три часа. Возле соседней кровати стояли Юра и Паша: первый мертвенно-бледный, второй с тюбиком пасты в руках. А под одеялом безудержно визжал Арсений. — Вы умом тронулись? — Антон протер заспанные глаза и, присев на угол соседней кровати, откину край одеяла. Черные ресницы еле заметно подрагивали, дыхание было глубоким и учащённым, пальцы сжались в кулаки. Заметив Антона, Арсений приложил руку ко лбу, и тот оказался влажным от холодного пота. Он закрыл глаза, попытавшись наладить сбитое дыхание. — Вы что тут делаете? — Шастун исподлобья взглянул на незваных гостей. — Мы тут… Вот, — Паша разжал пальцы, и с ладони едва ли не слетел тюбик зубной пасты. — Вы что, в детском лагере «Ласточка»? Вы вообще как сюда попали? — Ты сам ключ от номера забыл внизу, — Сурков показательно покрутил его в руках и со стуком опустил на тумбочку. — И вообще, мы хотели просто пошутить. Кто же знал, что такая тревога включится. — Смешно тебе, а у человека чуть инфаркт не случился, — хохотнул Паша. — Да как тут не испугаешься, — Арсений поджал колени к груди, обхватив их руками. По щеке стекла невольная одинокая слеза, оставив за собой влажный след. — Я открываю глаза, а надо мной двое мужчин нависли. Он шмыгнул носом и обиженно покосился в сторону Юры и Паши: — Может, вы уже пойдёте? Добровольский растерянно закрутил головой, словно пытаясь что-то найти. Он пожал плечами и, подхватив Юру за руку, зашагал в сторону выхода. — Спокойной ночи, — тихо бросил он, прежде чем захлопнуть за собой дверь. — М-да уж, спокойно с ними не проживёшь, — вздохнул Антон и хотел было вновь перебраться на свою кровать, но Арсений остановил его, коснувшись запястья. — Ты можешь остаться? — Так я никуда почти и не ухожу… — Вот и не уходи, — Попов притянул Антона к себе, и тому пришлось занять вторую половину подушки. Перед сомкнутыми веками ещё несколько минут прокручивалось изображение двух чёрных мужских силуэта — Арсений сильнее вжимался в кровать, пытаясь избавиться от этих видений. Сознание плавно засыпало, но губы продолжали шевелиться, о чем-то моля. Невольно всхлипнув последний раз, он задышал ровно, и Антон смог услышать его тихое размерное сердцебиение. Боясь пошевелиться, он понимал, что сегодняшняя ночь пройдёт без сна, а днем придётся отсыпаться либо в зрительном зале, либо прямо за кулисами. Он чувствовал дыхание Арсения и не мог отстраниться. Осмелившись, Антон накрыл его ладонь своей и переплел пальцы. Его руки были, как обычно, ледяными, но в тот момент где-то внутри стало так тепло, что казалось вот-вот и само сердце растает. Свободной рукой Антон стал умиротворённо и бережно перебирать темные пряди волос, неосознанно улыбаясь. В такие моменты в скромном мире Антона вновь наступало лето, которое длилось всего каких-то никчёмных пару секунд, но парню было достаточно и этого мгновения.***
Выступать перед критиками оказалось напряженнее, нежели перед обычной публикой: она слепа на один глаз. Может не заметить, в какой момент оступился актёр и где постановщик не проработал пьесу. Критики же, не моргая, сверлили взглядом сцену безостановочно. Наверное, даже во время небольшого антракта они всё равно продолжали смотреть вперёд, пытаясь найти недочёты если не в игре артистов, то в декорациях. Помимо того никакой отдачи не чувствовалось. Сухие хлопки не предавали сил, и хотелось просто наконец спуститься с этой сцены. Несмотря на то что труппа выступала на ней не впервые, тамбовский театр всё равно ощущался чужим. На его сцене все эмоции чувствовались по-другому: даже самый храбрый персонаж невольно задрожит на ней. Три часа выступления тянулись как три дня. После спектакля актёры наконец смогли сбросить с себя костюмы, которые сегодня, будто бы набухнув, увеличились в размере. Сердце радовала лишь мысль о том, что через пару часов банкет. Но до этого события труппу ещё ожидали беседы с критиками — самый ужасный этап сегодняшнего вечера. — Хорошо спектакль прошёл, да? — на лестнице, ведущей на первый этаж, Арсения нагнал Сурков. — Да, кроме того момента, где ты меня систематически перебиваешь, — Попов и не думал поворачиваться к собеседнику. — А ещё сегодня ты, по-видимому, решил сказать половину моего текста. — Да ладно, брось. Это получилось незаметно. — Правильно, на партнёра же тебе всё равно: что в профессиональном, что в любовном плане. — Ну, ты тоже хорош! Можно тебя кое о чем попросить? — Юра уткнулся подбородком в мужское плечо. — Я понимаю, что у тебя начинается экспрессия, в тот момент когда в твой организм попадает вино, — он показал пальцами кавычки: естественно, на сцене все алкогольные напитки заменялись либо соками, либо компотами. К сожалению. — Но ты можешь не пить его мимо рта? Всё содержимое бокала просто льётся на меня! — В чём проблема? Отойди, — Арсений нервно дернул плечом, заставив Юру невольно прижаться к перилам. — По мизансцене не могу отойти, потому что Шастун так поставил. Некуда, понимаешь? А ещё… в сцене драки ты можешь меня не по-настоящему бить? — Слушай, я не могу… Я так чувствую. — Всё понятно с тобой, — фыркнув, Юра потрепал Арсения по волосам, за что получил неслабый подзатыльник. — Встретимся у критиков. Скажу, чтобы обратили особое внимание на твою игру. — Тебя ещё что-то не устраивает? — Брось, как раз наоборот. Твоя актёрская игра настолько прекрасна, что её можно обсуждать сутками. Вот у критиков язык бантиком завяжется от подобных диалогов, и на обсуждение других актёров просто не останется сил, — Юра обошёл Арсения, небрежно задев плечом. Спустившись на нижнюю ступеньку, он послал воздушный поцелуй: — Ещё увидимся. — Дебила кусок…____________
Оказывается, с первого раза не всё может получиться, особенно когда дело касается постановки спектакля. Конечно, все острые минусы критики пытались скрасить нищими комплиментами, но они, если честно, не улучшали ситуацию. Настроение после обсуждения постановки заметно ухудшилось, а вслед за ним у Антона исчезло и желание идти на банкет. Но ночевать в пустом номере ему тоже не пришлось: Арсений также прямиком из театра поехал в отель. Он привык слышать в свою сторону не всегда приятные слова, но у него были свои основания не пить сегодняшней ночью: алкоголь, к сожалению, слишком сильно развязывал парню язык и заставлял переступить все границы дозволенного. Из преспокойного сна Антона вырвал телефонный звонок. Взглянув на экран через щелочку глаз, он прошептал невесомое «Алло?» — Где Арс? — заговорил голос Позова на другом конце провода. Приподнявшись на локтях, Антон покосился на соседнюю кровать, где одеяло почти незаметно приподнималось от спокойного дыхания. — Спит в номере, а что? — Почему он мне не отвечает? — Я же говорю, он спит! — слишком громко выкрикнул Антон. На соседней кровати тут же заворочались, и на парня взглянули два уставших глаза. — И я между прочим тоже. — Ты чего раскричался? — укрывшись одеялом с головой, Арсений сел на кровати. — Кто звонит? — Вы же теперь всё равно не спите, — продолжил Дима. — Приезжайте: помощь нужна. Адрес скину геолокацией.Flashback
Полчаса назад
Из-за чего начался дебош, уже никто не вспомнит. В памяти сохранился лишь момент завязки спора между Сурковым и Лазаревым. Сначала почти никто не обратил на мужчин внимания: ну, не поделили что-то, с кем не бывает. Покричат и успокоятся. Но когда стул, упав, громко ударился об пол, актёры поняли, что драки не миновать. — Остановись, придурок! — хрипло выкрикнул Паша и ринулся в самый эпицентр драки. Он вцепился руками в плечи Юры, но тот всё равно продолжал наносить удары. В груди Лазарева кислорода начало не хватать. Ещё немного, и он потеряет сознание. Губа разбита, из носа течёт кровь, руки слишком ослабли из-за употребленного алкоголя, чтобы дать сдачи. Почувствовав эту слабость, Юра стал лишь сильнее бить, вгоняя противника в угол, как маленькую мышку, заставляя скулить от боли и брыкаться. — Да что же ты всегда всё решаешь кулаками! — на этот раз драку попытался остановить Матвиенко. — Юра! — Уйди, или я снова тебя побью… — тот лишь ухмыльнулся, показав превосходство. Голова Лазарева закружилась едва ли не вокруг собственной оси. Зажмурившись, он из последних сил приподнялся с колен. Но резкий удар заставил его вновь согнуться, сжав челюсти. Нога Суркова ещё несколько раз задела его позвонки, прежде чем мужская часть коллектива всё-таки смогла оттащить его. — Остынь! — Дима плеснул стакан воды в раскрасневшееся лицо мужчины.Flashback