***
Оставшуюся половину последнего зимнего месяца у Арсения голова кругом ходила от видео-заявки на кастинг на съёмку в кино. Он неосознанно пришел к выводу о том, что кинопроэкты только в голове выглядели таким простым заданием. Самые первые трудности появились на этапе, когда нужно было всего-навсего поговорить на камеру около минуты. — Это как-то неловко выглядит, — Арсений нервно поправил чёлку, отчего от красивой укладки не осталось и следа. — Что неловкого в том, чтобы просто поговорить с объективом камеры? — устало закатив глаза, Антон снял камеру со штатива и кинул в корзину последние несколько неудачных дублей. — Ты в кино как собрался играть? — Кино — совершенно другое… — Так, всё. Сядь ровно. Арсений ощущал себя ребёнком, которого родители на камеру просили поздравить бабушку с днем рождения или любым другим праздником. На мгновение появилась мысль закончить эту бесполезную съемку: ну, нет ему места на киноплощадке. Скачи, мальчик, по сцене дальше. Но желание показать матери, что обучение в театральном прошло не зря, взяло вверх, подавив все слабости. Когда красный огонёк на камере, оповестив о начале съёмки, зажегся, Арсений, мельком прочистив горло, начал говорить заученный до дыр текст: — Здравствуйте, я Арсений Попов, и… — на этот раз кадр испортил писк Рыси. Бедное животное, видимо, подумало, что о нем забыли, и запрыгнуло к хозяину на колени. — И я король бензоколонки… — Ну, черт возьми! Почему нельзя спокойно посидеть напротив камеры, — Антон снял Рысю с арсовых колен и посадил возле ваз: цветы на некоторое время занимали кошку. Снова зажегся огонёк, снова пришлось заново говорить речь: — Здравствуйте, я Арсений Попов, мне двадцать шесть лет, и я артист пензенского драматического театра имени Луначарского… Слушай, такое ощущение, как будто я только в двадцать шесть лет и опомнился, что я артист. Глупо как-то звучит… — Глупо — это два часа говорить одно и то же. Если ты сейчас начнёшь ложать, я тебя ударю. Вот честно! Смежив веки, Арсений закрыл лицо руками. Может, и правда не стоит? «Здравствуйте, я Арсений Попов, и я разочарование в семье, потому что решил стать актёром». Откровенно говоря, Арсений сам не знает, что сподвигло его на такой шаг, может, детские воспоминания. Воспоминания ещё из садика, где он перед родителями рассказывал стихотворения, отыгрывал сценки. Возможно, именно они всплыли в подсознании при выборе профессии. Арсений никогда не забудет один забавный случай: в детском саду шла репетиция спектакля «Семеро козлят», и по сценарию дети должны были добежать до лавочки. Тогда и оказалось, что маленький Сеня был впереди планеты всей: первым сел на свой край лавочки, и та накрыла его с головой. Несмотря на то что боль пульсировала в висках, а вокруг смеялись дети, он не заплакал, не расстроился, а лишь решил посмеяться со всеми. Для Арсения до сих пор остаётся загадкой, почему он поступил именно так. В школьное время, когда Арсений, скучая, просто сидел на уроках, его не покидало ощущение, что он делает что-то не то. Когда в голове играет музыка и сочиняются стихи, а поделиться этим не с кем, остаются два пути: либо оставлять творчество внутри — оно начнёт заживо тебя съедать, либо начинать творить. Конечно, не всё далось сразу: детская беззаботность уже прошла, а минимальная осознанность ещё не наступила. Но всю свою жизнь Арсений лишь хотел чувствовать себя счастливым, занимаясь любимым делом. — Я замечательный человек, возьмите меня в кино. Спустя пару дублей визитка всё-таки была отснята. Теперь потянется целый месяц ожиданий, и лишь под начало апреля объявят результаты. Антон понимал, что они также зависят и от него: как он попросит, так ему и ответят. А результаты пришли даже раньше положенного срока и превзошли ожидания. Весь театр чуть ли не на ушах стоял от арсового визга. Рассказывая всем, что ему дали роль (и ни какую-нибудь, а главную!) в кино, он едва ли не сносил двери с петель. — Что хотя бы за фильм? — крикнул вдогонку Дима, пока Арсений в десятый раз пробежался по коридору второго этажа: мало ли кто не в курсе. — Представляешь, «Валентин и Валентина»! — подскочив, он невольно хлопнул в ладоши. — Первый фильм ещё в восемьдесят пятом году снимали. А новое — это хорошо забытое старое… Арсений забежал за угол, но тут же вернулся: — Я что, зря три года Валентина играл? Вот, пригодилось же! Вот он в очередной раз засмеялся, по-ребячески закачав головой. В такие моменты Антону казалось, что он знает Арсения уже тысячу лет. Искренность всегда красива. Она лучом пробивается сквозь пелену фальшивых улыбок. — Скажи, твоих рук дело? — притянув к себе Антона, прошептал Позов. — Отчасти. — Почему именно Попов, м? — губы Димы расплылись в лукавой улыбке. — А ты завидуешь? — Антон дернул рукой, заставив коллегу разжать пальцы. — Отнюдь. Когда все чемоданы были собраны и появилась моральная готовность, оставалось лишь сообщить начальству, что этот театральный сезон для некоторых закончится досрочно. Конечно, Шеминов пребывал явно не в восторге: за последнее время артисты слишком часто стали прощаться с работой. — И что вам только в родных стенах не сидится? — бурчал Станислав Владимирович, подписывая очередной документ. — Я же не навсегда, — украдкой улыбнувшись, Арсений сцепил на коленях пальцы в замок. — К открытию нового сезона обязательно вернусь. Если на отсутствие Шастуна директор без проблем мог закрыть глаза, то на отсутствие Попова вряд ли. На его отсутствие в массовке, конечно, никто не обратит внимания, но что делать с центральными ролями? Шеминов терпеть не мог в спешке вводить актёров на главные позиции: требовалась хотя бы неделя, но времени как на зло никогда не было. — Что только забыл в кино… — Шеминов не переставал бурчать даже тогда, когда кабинет его опустел. Заметив ошибочные данные в документе, он тяжело вздохнул и скомкал лист бумаги. Бумажный комочек отправился точно в мусорную корзину.____________
На этот раз перрон ощущался по-другому. Несмотря на то что прибытие поезда предвещало лишь очередное расставание, Арсений чувствовал лишь свободу. Сейчас он войдёт в вагон и сделает шаг к чему-то совершенно новому и пока что неизвестному. Возможно, эта поездка кардинально изменит жизнь, но тех, с кем он начинал путь артиста, парень никогда не забудет. — Про Рысю не забывай, — Попову пришлось говорить громко: толпа и проносящийся мимо поезд заглушали все звуки. — Она тоже требует любви. — Боже, Арс, у меня же ребёнок, — всплеснул руками Дима. — Как я могу забыть кого-то покормить. — Её не только кормить надо… — Да помню я всё, будь спокоен. — Изначально ведь он хотел кошку с собой вести, — ухмыльнулся Антон. Марина почувствовала, что между Юрой и Арсением действительно что-то не так, когда мужчина отказался ехать на перрон. Первая мысль была о том, что это место навевает ему плохие воспоминания: всё-таки здесь он простился с Оксаной, и сейчас не известно, когда они встретятся в следующий раз. И встретятся ли? Но когда компания актёров, нагруженная чемоданами, пробиралась к выходу, Юра лишь молча проводил её взглядом. А может, и не обратил внимания вообще, и всё это лишь выдумки Кравец. Вот так просто: без объятий, напутственный слов, слёз. Уезжай, я тебя отпускаю. — Смотри, не зазвездись в своём Питере, — Дима протянул руки, слегка качнув головой. На лице Арсения тут же расплылась радушная улыбка. Разбежавшись, он запрыгнул на друга и обвил ногами его талию. — Аккуратнее, не сломай мне мужа, — усмехнулась Катя и для подстраховки выставила руки вперёд, чтобы в случае чего предотвратить ненужные переломы. На лицах провожающих играли те незабываемые улыбки, в которых читались и пожелания удачи, и сожаление, и бесконечная дружеская симпатия. Арсений стоял перед ними такой простой, скромный, так даже и не скажешь, что артист. Прибывший поезд издал протяжный гудок, извещая пассажиров о скором отъезде, но парни не торопились прощаться. Что-то держало их на месте. «А если мы больше не встретимся? Что, если видим их в последний раз?» Арсений продолжал вглядываться в знакомые черты лиц и глаз напротив, пытаясь запомнить их во всех подробностях, запечатлеть навсегда у себя в памяти. — Будь счастлив, детёныш, — Дима вновь обнял друга, будто бы в последний раз. Колёса ритмично перестукивались со шпалами. Шорох шагов заглушал все посторонние разговоры. Голос по громкоговорителям быстро протараторил о том, что посадка закончится через несколько минут. — Про Рысю не забудь! — оглянувшись через плечо, выкрикнул Арсений и, напоследок махнув друзьям, скрылся внутри поезда. — Попов, да иди ты к черту, — тихо усмехнулся Дима и опустил голову на плечо жены. Год назад он и представить себе не мог, что его с друзьями разбросает по разным городам. Резкий толчок поезда слегка напугал — Арсений крепко ухватился за плечо Антона и тихо усмехнулся тому, что чуть было не свалился с ног. Впереди парней ждала длинная и комфортная поездка — иначе быть и не могло. На этот раз им повезло: в купе не было попутчиков. Не было посторонних, которые могли бы сейчас как-то проникнуть в их маленький мир. Апрельское солнце висело высоко над горизонтом, а в окошке проплывали разные пейзажи. Они сменялись один за другим, оставляя в памяти лишь мелькающие обрывки. Скрип рельсов, лёгкое качание, постукивание колёс — всё склоняло к крепкому сну, но на этот раз поддаваться уловкам не хотелось. Усевшись поудобнее, Антон приподнял шторку. Единственное, чем можно заняться, — это разглядывать бесконечную лесополосу, покрытую солнечными зайчиками. Сегодня тепло. В купе поезда становилось даже жарко. Устало вздохнув, Арсений скинул рюкзак на правую верхнюю полку, а следом забрался и сам. Несмотря на то что купе было абсолютно пустым, все равно хотелось держаться ближе к своему спутнику. Арсений легко улыбнулся, почувствовав, как по телу разлилось приятное тепло от происходящего. Казалось, мир в этот миг приобрёл новые краски, запестрел всеми цветами радуги. Эта поездка ощущалась особенной, совершенно непохожей на остальные. С виду парень выглядел абсолютно спокойным, однако внутри сердце бешено барабанило по грудной клетке, ритм которого едва ли не синхронизировался со стуком колёс. От удовольствия он прикрыл глаза, полностью отдавшись моменту. Никаких главных ролей в театре и уж тем более в кино, поездок не было бы без инициатив Антона, и Арсений это прекрасно понимал и неоднократно в полусне думал, чем он так отличался и что сделать в ответ. Вдруг в голове что-то щёлкнуло. Стремительная мысль выцепила из бесцельных рассуждений нечто особенное. Арсений замер на мгновение — с губ сорвался лёгкий смешок. — Антош… — тихо позвал он. — М? — Не «м», — после того как взгляды парней встретились, Арсений услышал немую просьбу: «Ну, давай уже», — и обвил руками чужую шею. Кажется, именно такого финала требует каждая постановка. Влажные лёгкие следы оставались на губах. В этот момент Арсения окутало странное чувство, которое он, наверное, никогда и не испытывал к кому-то другому. Даже к Алёне и Юре: если в первом случае он ощущал лишь одержимость, то во втором — страх остаться одному. Он не знал, к чему приведёт его жизнь, но хотел весь оставшийся путь пройти именно с тем человеком, который показал, на что он способен. С человеком, который заметил его среди массовки. С человеком, который сделал всё, лишь бы его заметил и весь мир. — Спасибо… — отстранившись на миллиметр, прошептал Арсений точно в приоткрытые губы напротив. — За что? — Антон приподнял взгляд и встретился с самыми лучезарными на свете глазами, в уголках которых сейчас собиралась влага. — За всё. — «Спасибо»? Это всё, что ты скажешь? — Я люблю тебя, — Арсений обвил руками талию парня и опустил голову на его плечо. Был бы он родственником Рыси, его довольное мурчание услышал бы весь поезд. — И больше мне ничего не надо. Тёплый вязаный плед, который обволакивал двух уставших от поездки парней, чуть оголил арсовы плечи. Вечером, когда уже стемнело, ничего вокруг невозможно было разобрать, но облик пары, окрашенный в розовые и оранжевые оттенки постепенно исчезающего солнца, был так заметен. Сильнее кутаясь в плед, Антон наблюдал, как картинки ещё долго мелькали перед глазами. Осознание того, что все старания были ненапрасными, успокаивало. Гомон и шум людей в тамбуре уже не тревожил. Даже звук железной дороги не был помехой.