Три вдоха до...

Чонгук с трудом продирает глаза, морщась от нещадной головной боли. Затекшая шея ноет; левую руку не чувствует — онемела; щеку печет — отлежал к чертям. Попытка пошевелиться отдает во всем теле жуткой ломотой. И только приятный ванильно-апельсиновый запах свечи витает в комнате. Гук силится вспомнить, что произошло накануне. Последнее, что приходит на ум из серии трезвых воспоминаний — запуск трансляции. Очередной трансляции в попытке заглушить душевную боль и справиться с внезапно навалившимся одиночеством. Чон трет левой рукой лицо, прогоняя похмельный угар, и все же выпрямляется. Боль простреливает вдоль позвоночника и Гук хрипло стонет. Облизывает пересохшие губы и сглатывает несуществующую слюну. Желание одно — залиться водой до состояния, пока в желудке не начнет булькать. Но чтобы осуществить эту маленькую мечту, нужно соскрести себя со стула и доплестись до раковины. Миссия почти невыполнима. — Красавчик, — раздается голос, привычно отдающий хрипотцой. Чонгук дергается слишком резко, оборачиваясь, и натыкается расфокусированным взглядом на недовольное лицо хёна, развалившегося на диване. — Просто красавчик, — повторяет Юнги, поднимается и неторопливо шаркает в сторону раковины. Гремит посудой, наливает воду и возвращается к столу, за которым Чон провел последние несколько часов. — Ты как здесь?.. — жадно выпив стакан с шипучим антипохмелином, спрашивает Чонгук, хотя ответ его мало интересует. Как и все остальное, собственно, в последнее время. И Юнги, понимая это, просто игнорирует вопрос. — Еще не наигрался? — спрашивает, впрочем совершенно не надеясь на хоть какой-нибудь ответ, и продолжает: — Тебе очередной штраф выкатили. Скоро разоришься. — Похер, — бросает Чонгук, наконец отдирая задницу от стула и плетется в ванную. Раздевается, бросает одежду прямо на пол, морщась от неприятного амбре, и заходит в кабинку. Старший упирается плечом в дверной косяк и сверлит лисьим прищуром мгновенно запотевшее от пара стекло, за которым маячит размытый силуэт макнэ. Наверное, Юнги единственный понимает, что на самом деле происходит с Чонгуком. Понимает, как никто другой. Именно потому здесь он, а не тот же Чимин, к примеру, или Тэхён. Про Джуна и Хоби даже говорить не стоит. Последнему продохнуть некогда, потому что времени до ухода в армию остается слишком мало. А Намджун предпочитает самоустраниться. У них с макнэ давно слишком натянутые отношения. Да и вообще, последние месяцы протекают для всех под девизом — сон для слабаков! Работы слишком много, сил — катастрофически мало. И только Чон все не может найти себе место. Тонет в безделье и жалости к себе. Выжимает себя до последней эмоциональной капли и топит опустошение в бутылке. Юнги прослеживает нездоровую тенденцию в поведении младшего, но наблюдает со стороны, не позволяя себе вмешиваться. В конце концов, кто он такой, чтобы учить взрослого двадцатипятилетнего человека жизни? Однако вчера Чонгук подобрался к краю настолько близко, что еще один маленький шажочек и упадет. — Какого черта ты вообще вышел в эфир? — набрасывается Мин, когда Гук выключает воду и ступает босыми ногами на кафельный пол. Дергает с вешалки полотенце и неторопливо вытирается, нисколько не смущаясь присутствия хёна. Тот тоже продолжает стоять, не двигаясь. И лишь желваки на скулах ходят, когда Юнги сильнее стискивает зубы, сверля макнэ недовольным взглядом. — Ты себе даже не представляешь, какой шухер вчера был, — сообщает Мин, но толку мало. Чонгук с абсолютно безразличным лицом бредет в спальню, обмотав бедра полотенцем, уже в комнате натягивает белоснежные боксеры и заваливается в кровать. — Ты вообще хоть слово слышал из того, что я сказал? — раздражается Юнги, останавливаясь рядом с видом ангела мщения. — Отвали, хён, — шипит Чонгук, утыкаясь лицом в подушку. — Ладно, проспись, — отмахивается Мин, понимая бесполезность данного разговора. — Телефон, планшет и ноут я изымаю. — Да похуй, — шипит макнэ, не поднимая головы, но Юнги не обращает на него внимание, продолжая: — А то вдруг тебе опять приспичит побухать на камеру. Сейчас у меня запись, — сообщает зачем-то, хотя понимает, насколько остро Чонгук реагирует на занятость старших. — Вернусь вечером и мы серьезно поговорим. Не дожидаясь ответа, Юнги уходит из квартиры, предварительно собрав гаджеты. По дороге на студию вечерняя выходка макнэ не дает ему покоя. Это же надо додуматься — нажраться до такой степени, чтобы уснуть на прямой трансляции? Еще и мелодично храпеть для пяти с хуем миллионов человек. Сегодня в соцсетях просто взрыв — Чон Чонгук уснул в прямом эфире! Боссы вчера всех на уши подняли, едва макнэ запустил несанкционированную трансу. Как чувствовали, что добром это не закончится. Хорошо еще, что есть техническая возможность отключать незадачливого влогера через удаленный доступ. А то неизвестно, чем бы все это закончилось. Юнги прекрасно понял, в каком состоянии Гук, стоило увидеть его пьяные глазищи. Этого Мин вдоволь насмотрелся за годы, проведенные бок о бок с ним. Он с точностью до одного стакана мог определить степень опьянения макнэ и предугадать его действия. А потому вчера сразу понял — быть беде. Пьяный Чонгук равно глупый Чонгук, творящий абсолютно идиотские вещи. Дикость! День пролетает незаметно, стоит Юнги погрузиться в работу. Он почти не вспоминает о Чоне. Надеется, что макнэ крепко спит и не прикладывается к бутылке. И все же периодически мысли прорываются сквозь глубоко творческий настрой. Одну за другой Мин отметает идеи по выведению младшего из кризиса. Пытался запинать Чонгука в студию — не вышло. Спорт тоже сейчас не особо привлекает Гука, особенно после того, как его попросили больше не приходить в зал, который он посещает последние полгода. А Чонгук привык! Привык к сотрудникам, которые слишком тактичны. Привык к тренеру. Да даже к шкафчику своему привык! Однако решение провести трансу с тренировки по боксу обернулось очередной неприятностью, подкосившей Гука. И вот результат — трансляции с попойками учащаются, недовольство боссов растет вместе с ними в геометрической прогрессии, как и штрафы Чонгука, соответственно. Еще и общественное мнение о макнэ валится с грохотом на уровень ниже плинтуса. Юнги не может продолжать равнодушно наблюдать за тем, как Чонгук катится вниз со скоростью сверхзвукового космолёта. Просто не может позволить младшему провалиться в это болото. Решение приходит внезапно откуда его и не ждали. Случайная реклама в соцсети во время просмотра истории Хосока. Всего несколько кликов и Мин облегченно выдыхает. Из этого может что-то выгореть.

***

— Господи, что я тут делаю, — ворчит Юнги, натягивая панаму пониже на глаза, только бы остаться неузнанным, иначе его репутация сурового рэпера полетит к чертям. Это вон Гук-и может себе позволить ссаться кипятком от одного только факта своего присутствия здесь, в зале, набитом до отказа визгливыми фанатками. Но не он, Мин Юнги, светлое воплощение Агуста Ди. — Хён, это так круто! — раскрасневшийся и вспотевший Чонгук падает на диванчик за столик в самом темном углу, изначально облюбованный Юнги. — Спасибо, что вытащил меня сюда! — Да всегда пожалуйста, — безразлично пожимает плечами хён и утыкается в телефон. На самом деле ему вовсе не плевать. Нет. В душе он визжит от восторга при виде сверкающих глазенок макнэ, в которых появился тот самый блеск, отражающий желание жить и двигаться вперед. Но внешне остается непоколебимым. Зато Чонгук щенком скачет по залу, дергается в одном ритме с беснующейся толпой, прибегает к столику, чтобы немного отдышаться и опрокинуть стаканчик некрепкого алкоголя. Только такой и позволяет ему Юнги-хён, который смахивает на воспитателя детсада, присматривающего за дошколёнком. Вечер только начинается. На разогреве какой-то ноунейм, а Чона уже прет не по-детски. Мин мысленно хвалит себя за отличную идею. Пришлось, правда, поднапрячь жопку, дабы усилить впечатление макнэ от сегодняшнего вечера. Причем Гук еще даже не знает о пропусках на after-party. Юнги даже представить боится его реакцию. А вдруг в обморок грохнется? Вот и получится вместо эмоциональной реанимации физическая кома. Сердце Чонгука так и норовит выскочить из груди, пока он стоит прямо под сценой и впитывает все происходящее. Точно так же, как АРМИ впитывают в себя его самого наряду с другими мемберами. Возможно, это неправильно с его стороны. Он — известный на весь мир айдол, а прыгает вместе с фанатками, пища от восторга. Но с другой стороны — кто ему запретит? Это как раз тот самый случай, когда Гук может делать все, что захочет и ему за это ничего не будет. Ну почти все. И почти ничего не будет. За трансу недельной давности он отвалил настолько кругленькую сумму, что сердце щемило при одной лишь мысли, сколько бабок спалил по собственной дурости. Это, наверное, самая дорогая пьянка в мире. Можно в Книгу рекордов Гиннеса заявку подавать. Но сегодняшний вечер точно никем не будет осужден. Чонгук немного выпил и просто отпустил себя, позволяя маленькую вольность — наслаждаться живым выступлением любимого артиста. Чем он хуже всех этих девчонок? Гук отрывается по полной. Скачет в такт песне, задрав высоко руки и до хрипоты срывая голос. Маска уже давно не скрывает его лица и только капюшон черной толстовки прячет в тени глаза. Но это не мешает исполнителю узнать в одном из посетителей небольшого клуба, в котором дает сегодня концерт, популярного певца. Чонгука он конечно же знает! И ему льстит то, как парень плещется в эмоциях вместе с другими, кто пришел сегодня его послушать. Льстит то, как сверкают его глаза! Он видит их, несмотря на натянутый на лицо капюшон. Льстит то, как надрывно ДжейКей подпевает. И Джастин вдруг понимает, что хочет поработать с ним. Пусть это не будет полноценный коллаб, но прямо сейчас он открыт для смелой импровизации. Присаживается на корточки у самого края сцены и показательно-пристально смотрит на Чонгука, ловит его восхищенный взгляд, немного нетрезвый, но от того не менее интригующий. Джастин и не думал, что этот известный на весь мир парень настолько его фанат. Но этот блеск в черных глазах он не спутает ни с чем. Насмотрелся уже за полтора десятка лет в шоу-бизнесе. Певец завершает композицию и пользуется паузой. Растягивает губы в очаровательной улыбке и кивком головы приглашает Чона подняться. Тот офигевает, глаза его расширяются от удивления, но уже в следующий момент он выныривает из толпы и в один прыжок оказывается под сценой. Охранник дергается в его сторону, но Джастин жестом дает ему команду отступить. Чонгук действует, не думая. Ловко запрыгивает на огромную колонку и уже в следующую секунду оказывается рядом со своим кумиром. По-братски жмет протянутую ему руку, толкается в чужое плечо своим и вслушивается в слова, с трудом улавливая их смысл сквозь рев бушующей толпы: — Споешь со мной? Сердце Гука проделывает тройное сальто. Он, конечно, популярный на весь мир, и его не должно волновать такое предложение. По крайней мере, не так сильно — до подгибающихся коленок и тремора в руках. Во рту пересыхает, пальцы судорожно вцепляются в протянутый ему Джастином микрофон, а взгляд испуганный, как у оленя, попавшего в яркий луч прожектора, судорожно шарит по залу в поисках поддержки хёна. Лазеры слепят, мелькают по макушкам орущих от восторга зрителей, мешают. Чонгук не видит Юнги, а ему надо! Он жмурится, пытаясь успокоиться. Достаточно знать, что хён где-то тут, достаточно близко, если вдруг Чонгук позорно грохнется в обморок. — Что хочешь спеть? — интересуется Джастин, дергая Чона за рукав толстовки, а тот ошарашенно глядит в ответ, моргает и растерянно пожимает плечами. Что он вообще сейчас сможет спеть? Истерично перебирает в уме песни и осознает, что не помнит ни единого текста. Слова напрочь вылетели из его головы. Лишь знаменитая «Boyfriend» прочно въелась в мозг, но это не та песня, которую он хотел бы исполнить дуэтом. — Как насчет «2U»? — Джастин так просто сдаваться не собирается. Он часто натыкается в сети на каверы корейского айдола и слушает их с удовольствием. Ему нравится вайб, исходящий от парня. Иногда даже задумывается над коллабом, но дерьмо, происходящее в его жизни, оставляет сейчас слишком мало времени для таких маленьких радостей. А тут… — Да, можно, — на ломаном английском отвечает Чонгук, кивая, и спешно добавляет: — Медленную версию, пожалуйста. До сих пор не может поверить, что все происходит на самом деле. Как завороженный следит за Джастином. Тот быстро раздает указания музыкантам и возвращается к Чону. По-дружески кладет руку ему на плечо и обращается к залу: — Повеселимся?! Толпа взрывается оглушающим ревом. И у Чонгука внутри появляется уже позабытое ощущение парения в невесомости. И плевать, что тут народу сотни три, не больше. Чувство распирает грудь с такой же мощью, как и на сцене многотысячного стадиона. Юнги даже поднимается с насиженного места, когда раздаются первые звуки фортепиано и голос Гука плавно вплетается в ноты, извлекаемые умелыми руками музыканта. Глаза макнэ блаженно прикрыты. Он счастлив. Счастлив тем безграничным счастьем, которое испытывает лишь на сцене. Юнги завистливо хмурится. Хотел бы он… Толпа, затаившая дыхание до последней спетой в дуэте ноты, взрывается овациями, и Мин теряет мысль.