***
Отбросив щетку в таз с водой, альфа стягивает с рук когда-то белые перчатки и идет на выход из конюшни. Его резвый конь благодарно бьет копытом по стойлу и резво вздергивает хвостом. Этим днем солнце греет по-особенному жарко. Хосок садится в тени дерева на деревянную скамью и закуривает, окидывая взглядом истоптанную животными поляну. Один из рабочих в этот момент следует с полными ведрами чистой воды к другим коням, проходя мимо, бета кланяется Чону и следует далее. — Сегодня не лучший день для прогулки на коне, твой мальчик быстро выдохнется из-за жары, — раздается совсем близко. Хосок оборачивается на голос и тушит сигару о близлежащий камень, отбрасывая окурок в кучу с высохшей травой. — Почему не поехал на приём с Чонгуком? Знаешь же, что Гуки пока тяжело в обществе. — Он настоял на том, чтобы я остался. — Хо сдвигается немного в сторону, уступая место матери, что одета в форму наездницы. Женщина с раннего возраста питала любовь к лошадям, потому на годовщину их свадьбы муж отстроил ей конюшню и подарил с десяток лошадей разной породы. — Как я погляжу, ты тоже хотела прокатиться. — Я давно не гуляла с Мариам, пора бы пройтись у прилесья. — Разве это так необходимо? — Ты о прогулке? — Я о Чонгуке, мам. Ты же видишь, что он не готов еще, хотя пытается это скрыть. Да мы когда с ним были на приеме, у него так руки тряслись, это... — Это не обсуждается, Хосок. — голос женщины приобретает привычную строгость. — Мы ему итак дали время подготовиться к этому, пора стать более серьёзным, ему уже не десять лет. — Какой же это бред. — Подбирай выражения, юноша. — Он столько лет просидел в имении, между прочим из-за вас с отцом, а тут вы с ним вдруг решили его насильно выпнуть в общество. Чонгук не игрушка, которую можно швырять из угла в угол и ты прекрасно знаешь как ему тяжело дается адаптация в новых условиях. — повышает тон Хосок, который редко позволяет себе спорить с матерью. Он уважает эту мудрую женщину и все ее решения ставит превыше собственных, но ее отношение к младшему брату не принимает. Чон Шии искренне любила сыновей, никогда не выделяла никого из них на фоне друг друга и давала обоим внимание в равной доле. Чонгуку было четырнадцать лет, когда они с отцом объявили, что мальчик больше не будет выходить в свет с семьей и показываться на каких-либо мероприятиях. Данное известие многих повергло в шок, включая Хосока, который не понимал столь резкой смены отношения к младшему ребенку. Шии сказала позже, что у Чонгука какая-то редкая болезнь и излишняя активность, как и частые поездки в столицу могут плохо сказаться на его состоянии. Приезжий лекарь в тот же вечер подтвердил слова Госпожи перед всеми в имении. Конечно, Хосок не мог обвинить мать во лжи, это было бы гадким поступком, но парень искренне не мог понять откуда у здорового ребенка так резко появилась какая-то странная болезнь? Спустя время альфа смог поговорить с другим лекарем, не столичным. Дал ему необходимые анализы, справки и тот сказал уверенно: "Ваш юный брат здоров, ему любой ребенок еще позавидует." В чем же тогда был настоящий мотив такого решения? Пожалуй, именно тот день стал переломным моментом в жизни Чонгука. Он был крайне общительным мальчиком, который очень любил посещать приемы и участвовать в подготовках к празднествам, решение родителей стало для него барьером, клеткой. Родной дом стал тюрьмой. Гук постепенно отдалился, он не закатывал истерик, не бил кулаками по полу, не срывался в гневе на матушку, не ломал игрушки и не рвал книги. Он просто стих. Спрятался в большой домашней библиотеке, в самом ее углу, со стопкой скучных книг. Хосока тогда полностью затянула учеба и вскоре он был вынужден уехать за границу. Чонгук остался один. Родители были обязаны посещать множество мероприятий и приёмов. В их доме зачастую была гора приглашений, Чонгук теперь лишь со стороны наблюдал за тем, как их разгребают помощники отца. Он отдалился по собственному желанию и от родителей. Возможно это вышло спонтанно, сначала его наивную детскую душу одолела обида, горькая, болезненная. После же обида переросла в своеобразный принцип. Мальчик больше не просил мать почитать ему на ночь, отказывался с ней ходить на конюшню, хотя женщина подолгу уговаривала его, не гулял в саду, пока кто-то из взрослых был там. Хосок едва узнал в серьезном юноше своего любимого, вечно улыбающегося брата, по приезду с учёбы. И только месяц назад Чон Шии объявила с поддельной улыбкой, что Чонгук полностью здоров и теперь может свободно посещать любые приёмы. Женщина также упомянула, что юноше как раз пора задуматься о замужестве, и тогда Хосок понял почему Чонгуку наконец даровали свободу, или же ее иллюзию. — Чон Хосок, сбавь свой тон. Твой брат был болен, мы с вашим отцом очень волновались о состоянии Гуки и поэтому были вынуждены ограничить его в передвижениях. Разве мы что-то сделали ему во вред? Твой брат вырос прекрасным цветком, не испорченным обществом. Да, отвык от шума, но всё поправимо. Он больше не маленький мальчик, Хосок, и ему пора уже подумать о своем будущем. Не стоит тебе натравливать своего брата против нас. К тому же ты сам сказал, что он хочет сам посещать приемы, значит, привыкает. Не расстраивай нас с отцом, Хосок. — Шии с аристократской грациозностью, хоть и резко, встаёт со скамьи и поправив короткий пиджак с бархатными вставками, тонкими пальцами убирает завитые кудри с лица. Ее ровные брови сведены в переносицы, а ресницы мелко подрагивают, губы же искажены в раздражении. Хосок уже не первый раз позволяет себе поспорить с матерью насчет всей этой ситуации с "болезнью" Чонгука и женщину это очень нервирует. — К тому же мы с отцом уже присмотрели отличного жениха ему. Думаешь, мы желаем своим детям плохого будущего? — Кто он? — Хосок сжимает пальцы в кулаки до побеления кожи на костяшках. — Ким Намджун. Благородный, статный мужчина с хорошим наследием. Отслужил, окончил обучение и уже взялся за семейный бизнес. Он будет отличной опорой Чонгуку. — Ты уверена, что Чонгук примет его? — Ему придётся. — Шии разворачивается и идет в сторону конюшни, не желая более продолжать этот диалог. Хосок, видимо, еще слишком юный, чтобы понять всю ценность бракосочетания.***
На улицу к вечеру спускается прохлада. Солнце давно спряталось за горизонтом, уступая место ночному темному полотну, усеянному звёздами и одинокому полумесяцу. В высокой траве громко стрекочут сверчки, а где-то вблизи на ветках незамысловатую колыбель исполняет какая-то птица. Небольшое поселение, где несколько скромных домиков с невысокой оградой стоят в ряд по обе стороны от дороги, выложенной камнем, именуется "Хусон". Оно было достроено каким-то аристократом не так давно, жили здесь приезжие со столицы путники, желающие отдохнуть с долгой дороги. Можно сказать, что это был своеобразный отель, находившийся у тех мест, где рядом не было ничего, кроме пугающего всякого аристократа леса. Зверья водилось в этом лесу немало, часто приезжали сюда и охотники, которые по утру уходили в лес за дичью, кто-то же верил то, что всё здесь населено духами, разгуливающими по ночам. Чонгук во всякие сплетни верил мало, многие и вовсе не слышал, пока сидел дома. Пользуясь дозволением родителей на выезд из имения в любое время, Чон всё же решился на поездку к этому месту. Когда ему было девять лет здесь был еще пустырь, голая местность с невысокой травой и несколькими деревьями. Хосок тогда только научился держаться стойко в седле и начал брать брата с собой в долгие прогулки верхом. Чонгук тогда брал с собой небольшую тетрадь и карандаш, калякал что-то на листках, рисовал полюбившийся пейзаж пустыря, писал свои впечатления и откладывал тетрадь обратно в сумку. — Да быть того не может... Чонгук с досадой смотрит на то место, где когда-то стояло старое дерево, под ним тогда мальчик закопал ту самую тетрадь, которая скрыла в себе все мысли и раздумья наивного ребенка, у которого были совсем другие взгляды на мир и планы на будущее. На месте дерева стоял теперь похожий на другие небольшой домик с огороженным двориком, куда омегу вряд ли пустили бы посреди ночи. Конечно, возможно его тетрадь давным-давно отыскали и выкинули, может быть она давно разорвана зверьём, но в юношеском сердце теплилась надежда, что та где-то все там же под землёй. Чонгук огляделся, на улице было достаточно светло из-за чистого неба, но не настолько, чтобы хорошо видеть путь. Омега прищурился и решил обойти дворик вдоль забора, возможно где-то можно было пройти во внутрь без шума и лишней возни. Это такая глупость! По-крайней мере так точно бы воскликнула в ужасе матушка, Хосок бы посмеялся, возможно почитал бы лекции, отец же промолчал бы, ибо в Чонгуке еще с раннего возраста наблюдалась активная натура, которая с возрастом лишь научилась сидеть молча в течение определённого времени, а не искоренилась полностью. К сожалению, забор был достаточно высоким и к тому же новым, никаких лазеек не было, но Чон сдаваться не собирался, ему была нужна та тетрадка любой ценой. Позади лишь шум листвы и пение сверчков, теплый ночной ветер изредка ласкает взлохмаченные на макушке волосы, откуда-то с ближайшего поля чувствуется аромат скошенной травы, который приятными нотками оседает на одежде. Чонгук задирает рукава рубахи по локоть, накидку из шелка сбрасывает и небрежно кидает на траву. Разве какой-то забор – помеха? Конечно, нет! — Я потом обязательно отмолю этот грех. Чону приходится вытянуться и встать на носочки, чтобы кончиками пальцев зацепиться за край забора. Признаться, его высота выбивает из омеги долю уверенности. Увы, но в новых, едва разношенных туфлях, достаточно тяжело прыгать хотя бы в пол силы, а ведь Чонгук был не так плох в подобном. Омега напрягается, заставляя себя сосредоточиться и делает выдох, дабы подготовиться к прыжку. — Чем это вы заняты, Господин Чон? Омега в испуге вскрикивает от неожиданности и отстраняется от забора, как от горячего металла. — Ты за мной следишь? — произносит он с нескрытой злобой, когда наконец получается разглядеть чужой силуэт. — Просто остановился неподалеку на ночь, решил прогуляться верхом перед сном, а тут, смотрю, какой-то конь привязан прямо у дороги, а хозяина рядом нет. — Тэхён выглядит слишком непринужденно, словно ему вся эта ситуация только в радость, чего не скажешь о Чонгуке, который уже раздражен фактом чьего-то присутствия. — Если бы на моем месте был кто-нибудь другой, то вряд ли вы бы обнаружили скакуна, когда вернулись бы. — Если это всё, что ты хотел сказать, то можешь идти. — взмахивает рукою омега, желая прогнать незванного собеседника. — Как давно мы на "ты"? — альфа слегка склоняет голову к плечу, любуясь чужим лицом в свете луны. Даже сейчас Чонгук был слишком красив, а свет лишь подчеркивал бархат его кожи. С трудом Ким душил в себе желание наконец прикоснуться к ней, нет, с Чонгуком такого делать было нельзя. К нему нужен был другой подход. — В таком случае, что ты здесь делаешь в столь поздний час? Чонгук нервно переминается с одной ноги на другую и оглядывается. Из всех им рассмотренных ситуаций, которые могли бы здесь могли произойти, ему выпала самая нелепая, о которой он даже не думал. Тэхён, очевидно, был не тем человеком, от которого можно было бы избавиться какой-нибудь неловкой ложью, выхваченной на ходу из ниоткуда. Альфа смотрит на омегу выжидающе. — Во дворе этого дома должно находиться то, что принадлежит мне. Я хочу забрать это. — сдается все же Чон, не желая больше тянуть время. — Почему бы просто не дождаться утра и не попросить, чтобы тебя нормально впустили? — Тэхён едва сдерживает улыбку. Взлохмаченный Чонгук с задранными рукавами и хмурыми бровками выглядит слишком очаровательно. Его губы вытягиваются в возмущении, а глаза-бусинки недобро сверкают, альфа видит, что тот переступает через самого себя, чтобы вести диалог без колкостей. На самом деле Тэхён не знает чем именно заслужил такое к себе отношение. Возможно омега верит во все те нелестные слухи, которые гуляют об альфе в обществе, а может быть он просто не любит, когда кто-то столь настойчиво пытается проникнуть в его личное пространство, нагло идя напролом. — Не факт, что утром у меня будет время и возможность. — Хорошо, пусть так. И каков план? — Чего? — Чонгук хмурится еще больше. — Ты же не думаешь, что тебя не поймают? В таких местах на каждом участке обязательно есть какая-нибудь охрана или лазейки для таких, как ты. Тэхён снимает пиджак, который точно ему мешался бы, если бы он полез в нем. Очевидно, Чонгук не попросил бы его о помощи, да и не принял бы ее, чтобы вновь доказать, что он самостоятельный мальчик. Но кто сказал, что Ким Тэхену нужно приглашение? — Я не говорил, что нуждаюсь в чьей-то помощи. — показательно закатил глаза омега, складывая руки на груди в знак протеста. — Если то, что находится на участке этого двора и вправду тебе важно, то ты спокойно должен принять ее. Тэхён в последний раз оглядывает периметр, он прекрасно знает эту местность, отдыхал в местных домиках не так давно, поэтому отчетливо помнит, что где-то неподалеку здесь размещена эдакая сторожка. Небольшие постройки пользуются популярностью у путников, которых на этой дороге всегда в достатке, поэтому это место редко пустует, оттого охрана всегда на своем посту. Признаться, альфа удивлен, что столь неопытного омегу ещё не заметили, вряд ли тот был так хорош в проникновении на чужую территорию в ночное время. Удивительно, что он догадался скинуть накидку. Чонгук больше не спорил, видимо, смирившись с присутствием альфы и с тем, что капризы тут неуместны, он решил принять чужую помощь. — Ты можешь перелезть через этот забор, встав на мои ладони, – тем временем размышлял альфа вслух. — Я подсажу тебя, а после залезу и сам. Главное не шуметь, иначе будет много проблем. — Мне не нравится этот план. — У тебя есть получше? — поднимает бровь в вопросе Тэхен. Чонгук на это лишь вздыхает с некой досадой собственного проигрыша. Он кивает самому себе, пора бы умолкнуть, иначе их словесная перепалка привлечет внимание. Чон вздрагивает от резкого порыва прохладного ветра. Недалеко находится степь, потому ветер здесь свободный и колкий, особенно весенними ночами. Омега подходит ближе, в это время Тэхён складывает ладони вместе и слегка наклоняется, чтобы на них смог встать Чон. Омега оказывается совсем легким, Тэхён удивляется собственным мыслям, которые вскользь подмечают сей факт, когда Чонгук наконец пересекает забор. После он вытирает ладони о свой пиджак, и опираясь о прутья, лезет следом. Двор освещен скудно. Тэхен едва удерживается на ногах, когда наконец приземляется на землю, взметая пыль. В этот момент рука его находит недалеко чужую, которая тут же хватается за его запястье с цепкой настойчивостью. Омега за секунду пересекает расстояние между ними и зажав рот альфы другой своей ладонью, тянет его вниз, чтобы тот сел на корточки. Во дворе кто-то есть ещё. Тэхён это понимает лишь когда слышит чужие шаги за высокой травой, за которой они скрываются. На удивление, Чонгук сработал быстро, а не начал истерично искать пути отступления, более того, он успел подумать и о Киме. Тэхён едва держится, чтоб не упасть окончательно на землю, его голова немного кружится, а ладонь омеги, приятно пахнущая какими-то лёгкими духами, всё еще зажимает ему рот, словно Ким в любую секунду может закричать в голос. — Не похоже, чтобы это был сторож. Скорее один из заселившихся. — шепчет Чон, приближаясь к лицу альфы еще ближе, чтобы шепот его был слышен лишь ему. Чонгука не особо смущает то, что он в наглую почти навалился на чужую фигуру, куда больше его волнует то, что их могут поймать. Тэхён аккуратно отстраняется от чужой ладони, взгляд неохотно переводит на удаляющуюся фигуру жителя и встает в полный рост, оглядывая периметр. Чонгук уже через минуту смело направляется в сторону деревьев, что растут у входа в небольшой сад, разбитый также на территории участка. Одно из них омега узнает сразу. С крепким стволом, торчащими наружу корнями и высокой, тяжелой кроной. Старое дерево стоит здесь с самого его детства. Удивительно, что никто не решился его спилить, хотя это работа и долгая. Чон поднимает крепкую дощечку и принимается ковырять землю у самых корней дерева, та едва поддаётся, давно грубо притоптанная людьми. Чон с трудом сдерживает ругательства, которые он бы с радостью обрушил на все живое и неживое, включая себя и даже природу, которая так заботливо решила обделить омег хорошей физической подготовкой. Где гребанная справедливость в мире, где она должна держать какой-то там баланс? За последние несколько минут Чонгуку удаётся лишь немного расковырять верхний слой почвы, однако это совсем ничего ему не даёт. — Давай я сделаю это, — Тэхён появляется рядом совсем неожиданно, не дожидаясь согласия Чона, он отбирает у него дощечку и сам принимается копать в том же месте, все ещё не зная, что именно он должен найти. Чонгук к такому не привык. Он не привык получать помощь от чужаков, да и в принципе к компании альф, которые не было бы частью его семьи. Последствия семейного домашнего заключения довольно сильно сказались на внутренних установках омеги, который мог довольствоваться лишь книгами, поэтому он искренне не понимал мотива действий Тэхёна. О да, об этом альфе ходило множество слухов и каждый был краше другого. Подобно выдуманному, имя сына Ким передавалось из одних уст в другие и каждый раз это была какая-то новая весть о похождениях юного дамского угодника. Нет, Чонгук не осуждал его, он не имел права, да и не был тогда знаком с ним лично, однако, как и положено любой человеческой натуре, он составил у себя в голове определённый образ этого человека и хотел придерживаться только его. Тэхён в его присутствии не всегда выглядел надменным мудаком и нарциссом, однако многие его поступки заставляли омегу задуматься над истинной его сущностью. О, Боги, нет, он не хотел рассуждать о том, каков же этот Ким Тэхён на самом деле, но человеческому любопытству противоречить сложно! Сначала он показался ему все же взбалмошным. Так нагло пригласить на первый танец юношу, который беседует с другим мужчиной, на глазах у всех, чтобы не оставить выбора, – верх наглости! Потом же эти его изучающие взгляды, откровенные и заинтересованные, которых он не прятал. Они всегда заставляли Гука тушеваться. Красота. Было бы грязной ложью - отрицание чужой красоты. Искусной, грациозной, врожденной красоты. Ни одно описание этого мужчины не было сходно с правдой, ибо в жизни он был куда красивее, нежели с чужих слов. Дьявольски красив, а каждому известно, как те коварны и бессердечны. Сейчас же Тэхён, задрав рукава дорогой рубахи, копал землю только потому что какому-то омеге, который всегда был к нему настроен с некой враждебностью, что-то понадобилось. На дворе поздняя ночь, луна щедро освещает местность, отбрасывая местами жуткие худощавые тени. Чонгук переминается с ноги на ногу, с ночным покоем пришла и холодная пора. Это был предел. Переглянув через широкое плечо альфы, Чонгук увидел, что тот вырыл уже достаточно большую ямку, если бы тетрадь была там, то они бы давно уже до нее добрались. Где-то в глубине души Чон всё же надеялся на то, что она все еще тут. Тетрадка была слишком дорога омеге и позднее осознание того, что той давным-давно нету, неприятно отразилась колким ударом под рёбрами. Он словно потерял маленькую нить связи с детством, возможность посмотреть на совсем юного себя, другую версию. Те краски, которыми была в голове нарисована картинка долгожданной встречи с частью прошлого, резко стала чёрно-белой, а вскоре и вовсе исчезла, словно была сожжена огнём реальности. В детстве всё казалось проще. Не было списка обязанностей, не было этих понятий "прав" и "устоев". Был лишь свой маленький мирок, который никто не смел рушить и иллюзия свободы, которая обязательно должна была бы встретить в более осознанном возрасте. Обратно уходили молча. Чонгук был погружён в свои мысли и вся тяжесть раздумий его отчетливо была видна на лице. Тэхён также помог ему перебраться через забор, а после дал свой пиджак, чтобы тот надел его и согрелся, ибо омежья шелковая накидка едва дала бы тепло. — Твоя семья тебя не потеряет? — задает неожиданно вопрос альфа. Со всей этой суетой он совсем позабыл поинтересоваться насчет родителей омеги. — Слишком поздно для ночных прогулок. — Они не знают, что я ушёл, — поднимает голову омега, с такой простотой говоря об этом. — А если они обнаружат твоё отсутствие? Как ты мог вообще уйти один, могло ведь что-нибудь произойти? — Тэхён складывает руки на груди, смотря прямо в глаза-бусинки напротив. Он не знает откуда в нём это желание донести до омеги тот факт, что одному расхаживать по ночам крайне опасно. Рядом лес, дикие звери, к тому же не исключено то, что на Чона мог напасть какой-нибудь дорожный бандит, которых в округе не мало. У них говорят: "От тени даже самый лучший конь убежать не сможет, она и у края настигнет" Тенями же зовут тех преступников, что любят нападать на путников у дорог и прелесья. Они обворовывают богатые кареты, возы, могут попользоваться омегой и после убивают свидетелей, оставляя в живых редко кого. Чонгук о них, конечно же, никогда не слышал. Он ещё с юного возраста доверял местным просторам и потому без тени страха выехал сюда ночью, даже не думая о каких-то встречах с бандитами. — Тебе стоит хотя бы иногда читать о том, что происходит вокруг. — с нотками нравоучения произносит альфа, когда они наконец подходят к коням. Те, услышав хозяев, дергают кончиками ушей и тут же поднимают головы, следом полностью вставая с нагретого места. — Спасибо за помощь и...надеюсь, больше не увидимся, — произносит с притворной уверенностью, прокашлявшись, Чонгук и вернув пиджак альфе, взбирается на коня, чтобы после тут же развернуться и пойти вдоль проложенной тропы уже верхом. Тэхён провожает чужую фигуру внимательным взглядом, с силою сжимая поводья в руках.