***
Прошлым вечером.
Солнце окончательно прячется за холмами, когда Тэхён наконец оказывается у съезда. Прием все еще не окончен, поэтому Киму чудом удается покинуть имение семьи Чон без лишних вопросов. Он так и не повидался с Госпожой Чон Шии, которая лично пригласила его, что является дурным жестом, поэтому альфа решает сразу отсюда вернуться обратно в имение. Под подошвой туфель хрустит мелкий щебень, продавливаясь под тяжестью чужих шагов. На улице стало довольно прохладно, поэтому альфа все же надел пиджак. Съезд расположен у крутого поворота у самого холма, где идет разветвление дорог. Здесь место присыплено щебенью, а дорога выложена крупным камнем. До места Тэхен все же добрался верхом, одолжив коня из числа приведенных. Ему была необходима прогулка в одиночестве, чтобы уложить мысли в стопку, кроме того он, признаться, понятия не имел чем могла окончиться встреча с человеком на съезде, лишние глаза ему были не нужны. — Долго. — оповещают сухо и недовольно, когда альфа, наконец, спускается к темной фигуре с тропы. — Я мог бы и вообще не прийти, — Тэхён убирает ладони в карманы брюк и цокает. — Неужели соскучился, братец? Ким знал, что когда-нибудь эта встреча произойдёт. Не такая как раньше: не при свидетелях, не в стенах дома и не на публике. Вокруг Намджуна царила накаленная атмосфера уже давно, оставалось лишь вести мысленный подсчет, когда же эта бомба взорвется и ее осколки угодят в Тэхена. Альфа, вероятно, прибыл сюда верхом – не так далеко стоял черногривый конь, который терялся на фоне темного молчаливого пейзажа. Напускное спокойствие в чужом голосе не смягчало обстановки. Тэхён усмехнулся собственным мыслям, ему действительно было интересно чем именно закончится их "диалог" этим вечером. — Я, конечно, всегда знал, что ты не из понятливых, но неужели тебе настолько неймется? — Джун принялся рассуждать вслух, медленно сокращая расстояние между ними. — Пусть твои родители и свыклись с твоей эгоистичной натурой донжуана, но я не готов терпеть то, что мои слова нагло игнорируют. Что из нашей последней встречи ты не понял? Намджун сам по себе в теле будет покрупнее Тэхена. Его широкие плечи, плотно обтянутые тканью пиджака,кажутся сейчас крайне напряженными, словно все тело альфы – сплошной камень. Он надвигается неспешно, речь его звучит наигранно спокойно, пока глаза выдают всю ярость своего хозяина. Даже в темноте они сверкают не по-доброму и от Тэхена это не ускользает, однако он стоит все также расслабленно, не двигается с места, следит за братом. — Тебе бы расслабиться, а то ткань по шву разойдется, — подмечает Тэхен, лениво кивая. Он прекрасно знает, как его спокойствие действует на Джуна, который всегда велся на провокации подобного рода. Намджуну давно стоило показать свое истинное лицо. — Ты позвал меня сюда, чтобы вновь поговорить о том мальчишке? — последнее слово альфа специально бросает небрежно, словно брезгливо, хотя сам этого самого мальчишку ещё пару часов назад сравнивал с сокровищем. Сейчас же он лишь добивался чужих эмоций, острой реакции, действий. Тэхён лишь хотел развеять накатившую скуку. — Не бойся, я к нему не приставал, мы чудно провели время вместе, — на этих словах Тэхен не лжет, он сегодня впервые смог по-настоящему расслабиться и отдохнуть. Однако именно эта фраза, становится финальной каплей для Намджуна, который в два широких шага сокращает дистанцию и грубо хватает Кима за воротник пиджака, притягивая его к себе. От альфы за версту разит яркими феромонами, оповещая о его гневе, и Тэхен морщится. Натянутый воротник неприятно давит на шею, но Ким продолжает стоять на месте, умудряясь даже в таком положении смотреть на Намджуна свысока. Плевал он на то, что тот разъяренно пыхтит, дышит часто и то, что ткань собственного пиджака скрипит в крепкой хватке, обещая вот-вот порваться первой. Ему нет дела до чужих капризов, он и не ждал мирных переговоров. — Чертов придурок. — рычит прямо в лицо Джун, притягивая альфу ближе. Даже бездействие Кима его выводит из себя. Он встряхивает его, словно тряпичную куклу, и выдыхает сквозь стиснутые зубы: — Ты можешь играться с любым омегой, заказывать любую шлюху, но Чонгука не трогай. — Какой злой альфа. А Гуки знает о том, что ты на него тут права качаешь, герой? — этот диалог все больше забавляет Тэхена. — Что ты сказал? Тэхен хотел уже повторить сказанное, но ему в живот резко впечатался чужой кулак, выбивая от неожиданности воздух. Тело пронзила забытая боль и ноги на секунду подкосились. Ким согнулся пополам, до слуха его доносилось лишь биение собственного сердца, которое, словно обезумело, и остальные звуки окончательно померкли. Перед глазами мелькали то камни, то вспышки боли и альфа с трудом нашел в себе силы выпрямиться, чтобы взглянуть в глаза напротив. — Да ты чертов безумец, — усмехается Тэхен, когда наконец получается вернуть себе способность ориентироваться в пространстве. Намджун делает выпад вперёд, замахиваясь для очередного удара, но в этот раз Киму удается увернуться и чужой кулак со свистом пролетает мимо его лица. Еще бы секунда и сломанный нос был бы ему обеспечен. До Тэхена смутно доходит, что именно творится в голове у Намджуна, который выглядит, словно бык, смотрящий на красное полотно. Взгляд его сияет чистой ненавистью, а брови сведены у переносицы. Тело все еще ноет после первого удара, но Тэхен, превозмогая боль, выпрямляется в плечах и внимательно следит за чужими движениями. Шаг, выпад, правая нога: ошибка. Намджун слишком рано замахивается и Тэхен, угадав траекторию удара, уворачивается из-под чужой руки. Секунда, удар: костяшки неприятно ноют, после того, как бьют по чужой скуле. Намджун, которому удар пришелся чуть ниже глаза, делает несколько шагов назад, шипит сквозь стиснутые зубы болезненно и тут же вновь готов идти в атаку. В нем сейчас вместе с адреналином бушует алкоголь, которого он выпил со злости немало. Действия его не все продуманы, он откровенно лажает, но даже так удар держит крепкий – бьет не жалея себя, чего уж говорить о Киме. В следующее мгновение также в скулу прилетает уже Тэхену, который громко матерится, сплевывая кровь. Во рту стоит мерзкий привкус металла, алые капли щедро стекают по подбородку к воротнику такой же красной рубашки. Жгучая боль электрическим током проходится по всей челюсти и заставляет на время прикрыть глаза. Тэхен теряется в количестве ударов, которые приходятся по его лицу и ребрам. Сам бьет без каких-либо сожалений, не он первый это начал. Они валяются на пыльной дороге, переворачивают друг друга, рвут пуговицы на одежде. Тэхён все же наносит точный удар кулаком в нос и в следующую минуту Намджун откашливает кровью. Ему тоже неплохо досталось. Когда получаешь по ребрам щедро с дюжину раз, чувствуешь, что боль становится с тобой едина. Просто ее настолько много, что тебе кажется, будто она способна вытеснить здравый рассудок. Более не руководствуясь мыслями, ты лишь бездумно бьешь в ответ, не замечая чужих закатившихся глаз. Пусть урод хоть в своей крови захлебнется, значит такова его участь. Голова идет кругом, а от тошнотворного кровавого привкуса во рту, начинает мутить и хочется просто умыться в ледяной реке. Или утопиться к чертям. Этот пункт уже проходили – боль притупляет разум. Тэхён не замечает в какой именно момент все останавливается. Его просто перестают бить и альфа, который до этого наносил бесчисленные удары по чужому лицу, перестает бороться. Намджун поднимается на локтях и сплевывает кровь, в которой вся его рубашка. С трудом Тэхену удается подняться на ватных ногах, которые, признаться, он в принципе не ощущает. Кожа на его костяшках вся разодрана, ладони в крови, но он не понимает чьей именно. Верхние три пуговицы оторваны, рубашка выправлена из брюк и помята, на голове полный бардак. Он ничего не говорит Намджуну, который продолжает все также валяться на земле, пытаясь восстановить дыхание. Доволен ли он? Такой Намджун – и есть настоящий он. От его натянутой дружелюбной улыбки Тэхен все равно ощущал себя хуже, чем после столь красноречивого диалога. Альфа уходит, не оборачиваясь. Теперь единственное, что его волнует – это то, как бы ему в таком состоянии добраться до имения Чонов и незаметно пройти к каретам, чтобы без лишних глаз отчалить домой, ибо верхом он точно не доберется. Намджун же ничего не говорит, продолжает сплевывать кровь и молча прожигать взглядом чужую фигуру, которая вскоре теряется на фоне мрачного пейзажа. Пожалуй, сегодня Тэхен так и не сможет встретиться с Госпожой Чон и поблагодарить ее за приглашение.***
События прошлого вечера яркими картинками проносятся перед глазами. Давненько Тэхен так не развлекался. Альфа осторожно, невесомо касается собственных ребер. Там – под рубахой – он весь в бинтах. Благо, каким-то чудом, переломов нету, даже вывихов, но вот ярких ушибов, которые сойдут лишь через недели две, на Киме десятки. Намджун на силу не скупился, бил со всей братской любовью. И Тэхен уверен, что если бы Джун был трезв и контролировал эмоции, то с радостью подарил бы родственнику пару переломов. Только чего он хотел добиться? Тэхён не из пугливых, кулаками его не впечатлить, поэтому альфа находил вчерашнюю потасовку смешной и бессмысленной. Намджун, словно ребенок, который не получил своего, решил покапризничать, но плодов это не дало, кроме уродливых ссадин на его же лице. Рассказывать о конфликте с братом Ким все же не решается, желая оставить «семейные» разборки за занавесой и потому лишь отмахивается от вопроса, словно это не имеет значения. — Только не говори, что ты валялся бревном, пока тебя били. — Нет, я еще в перерывах смеяться успевал, — хмыкает альфа, на что Юнги закатывает глаза. — Признаться, я пригласил тебя не просто так. У меня к тебе есть просьба. — Надо же! — Мин едва не поперхнулся, впервые Тэхен хотел что-то у него попросить. — Заинтриговал. С чем же это связано? — С семьёй Чон. Правда пока это все, что я могу тебе сказать. Тэхен ставит бокал на столик, а сам тянется к пачке с сигаретами. Никотин позволяет ему заглушить ноющую тупую боль, которая все еще ядом наполняет его тело. Даже эти ушибы не смогли испортить вчерашний день, в котором было так много Чонгука. Если так выглядит безумство, то у Тэхена неутешительный диагноз и он не ищет лечения. Ни одно слово, ни один удар Кима не оттолкнут от желаемого. Он своему дикому интересу определений не ищет, не хочет знать откуда в нем тяга к мальчишке с глазами, напоминающими небольшую галактику, не желает задумываться о том, к чему может привести это "увлечение". У Тэхена таких увлечений было много: одно на неделю, другое на сутки, и он никогда не считал каждое из них значимым. Не был никогда болен человеком, зависим близостью. Ему слово "нуждаюсь" – неизвестно, диковинно. Он не знает как оно выглядит и как ощущается, но теперь, кажется, начинает понимать. Ему Чонгук нужен не для плотских утех, не для галочки в тетради покоренных сердец и не для потехи зазнавшегося эго, а для того, чтобы просто "было". Чтобы просто "рядом", так спокойней. Как вчера у озера. Тэхену не нравится, что он не может понять собственных чувств и себя. Альфа понимает, что для этого ему нужен Чонгук, а значит он сделает так, чтобы омега был рядом столько – сколько ему понадобится, как бы эгоистично это не звучало. Ким не собирается ему вредить, лишь хочет понять природу собственных мыслей и желаний. Альфа фильтр сигареты зажимает меж губ, а перед глазами чужой силуэт. Приятные мягкие черты, широкая улыбка и смех. До безумия приятный смех! Заразительный, яркий и чистый. — Чертовщина, — выдыхая горький дым, произносит едва слышно Ким, сдаваясь. — Свали из моей головы. Он смотрит в окно, пытается отвлечься, но в мыслях всякий раз повторно возникает знакомое лицо и Тэхен готов смеяться, словно сумасшедший. — Я планировал провернуть все сегодня, но, как видишь, не получится. Как на лице ушиб сойдет, я напишу тебе и объясню, дай мне лишь обещание, что сможешь помочь. — Тэхён все обговаривает поверхностно, будто сам еще ни в чем не уверен, но это не так. Он оборачивается к Мину и тот с полной готовностью кивает. Тэхён в годы их учебы в академии ни один раз прикрывал товарища и помогал ему, а взамен никогда ничего не брал и не просил, поэтому сейчас Юнги готов на всё, чтобы хоть так отплатить другу. Он не лезет к Киму с расспросами, хотя это все кажется ему слишком странным. Мин решает довериться ему и дает обещание, что поможет, когда это от него потребуется. Тэхен всегда может полагаться на товарища.***
— Добавь к своему расписанию занятие французским. — Думаешь, что этот бонус поднимет мне цену? – омега усмехается, роясь вилкой в салате. — Никогда не любил эту отраву, — юноша отталкивает тарелку от себя, при этом смотрит на нее крайне брезгливо, словно там не овощи, а объедки. — Никаких манер, — с прежней суровостью подмечает мужчина, который все также не отрывает взгляда от газеты. Чимин на эти слова лишь закатывает глаза. Он смотрит на отца точно с такой же неприязнью, с которой минутой ранее рылся в обеде и едва топит в себе желание скинуть все со стола. Нет, у Чимина нету проблем с головой или самоконтролем, он просто устал. Устал от этой картины, которая ежедневно стоит перед глазами: длинный стол, где всегда накрыто на троих, но едят за ним исправно лишь двое. Пак рад бы принимать пищу у себя в комнате, но родитель не допустил бы, чтобы омега настолько обнаглел. Он в последнее время с румяными щеками пытается из единственного сына вылепить что-нибудь достойное, чтоб хоть один альфа клюнул. Чимин никогда не был уродом, не был дурным на язык или грубым. Он умел надавливать на необходимые точки в диалоге, умел натягивать ту улыбку, которую хотел бы видеть его собеседник и умел искусно лгать. Но, вот беда, он уже считался "грязным". Ох, уж эти стереотипы. Если альфа спит с кем-то вне отношений, то это просто его природа, а если омега, то это уже низший сорт. Грязное, заляпанное, порочное. После тех роковых снимков, когда свет аристократов узнал, что Ким Тэхён связан с Пак Чимином, второго тут же записали в "гулящего". Кому нужен такой омега? Его семья, конечно, имела свой статус и была известна в определённых кругах, но на фоне семьи Ким они были никем. Маловажной сошкой. Если Ким Ха Юн и смог деньгами заткнуть журналистов, чтобы те не вздумали рыть под его сына, то Чимину же участи было уже не избежать. Аристократы любят сплетни. Он был красивым, по-своему очаровательным и необычным. Его притягательность когда-то привлекла Тэхёна и Чимин стал его новым трофеем. Увлечением. Никаких громких пламенных чувств и разговоров, никаких чистых клятв и планов – лишь спонтанность была между ними. Эту связь нельзя было назвать даже отношениями. Тэхён откровенно скрашивал скуку, а Чимин просто отчаянно, словно слепой котенок, цеплялся за то внимание, которое ему оказывал желанный многими альфа. Пак никогда не винил Кима, что тот так поверхностно смотрит на него. Тэхёну просто, очевидно, никогда не хотелось копать глубже, что-то выискивать, он и без того читал Чимина, словно открытую книгу. Он знал каждое его слабое место, каждую привычку и те места, где омега был наиболее уязвим. Их вечера зачастую скрашивались лишь молчанием и дымом сигарет, изредка они могли по-настоящему обсуждать что-то обыденное, как это делают обычные парочки. И пускай гордость омеги давно была ковриком у ног Кима, он все равно всегда держался, задрав голову, стойко. Делал вид, что все еще контролирует ситуацию, что ничего не чувствует помимо бешеной страсти и безумия, которое захватывает его, когда вблизи появляется знакомый силуэт. Но он всего лишь был очередным мальчишкой, который пал под чужими чарами. Отец Чимина данную тему старался не затрагивать. Непонятно, то ли ему было плевать на это все, то ли он не хотел лишний раз напоминать своему сыну, что с тем никто не желает венчаться. Люди шепчутся, завистники злорадствуют, а время все бежит, сокрушая какие-либо ожидания. Время Пака тоже не стоит на месте, он не молодеет, а брачный возрастной порог давно пройден. Но никому не нужен омега, которого прилично уличили в связи с другим альфой. Он – дешевка. А родители все стараются всучить этого бракованного мальчишку солидному аристократу, чтоб обеспечить себя. Чимин не знает, что такое "любовь", более того, он никогда и не задумывался над таким пустяком. Долгое время он считал, что ему достаточно и страсти, иные ее формы так и прозвали – любовь, симпатия. Родители омеги сыграли свадьбу в свое время также из-за обычного расчета. Мать тогда сразу сказала новоиспеченному супругу, что верна ему не будет, она молода и жаждет страстных ухажеров и красивых альф, а не мужа с коллекцией возрастных морщин, которому за сорок. Чимин никогда не понимал, почему его отец никогда не препятствовал похождениям этой женщины. Она была гулящей, распутной, но на глаза никому в своих изменах не попадалась. В имении семьи Пак долгое время шептались о гулящей хозяйке, но после это стало настолько обыденной темой, что ее перестали затрагивать. Чимин находил эту женщину мерзкой. Она настолько низко пала, что не стеснялась спать прямо в имении с другими альфами, чему свидетелем был тогда еще совсем юный сын-первенец. Пожалуй, Чимин был единственным пунктом, обещанием, которое дала женщина супругу на алтаре. Она обещала подарить мужу необычайно красивого малыша и свое слово сдержала. Отец Чимина был человеком тени. Все время он работал в своем кабинете, зачастую мог выезжать в командировки в столицу. Сына с детства альфа баловал, одаривал его всем, чего только мог желать мальчик. Нанимал лучших гувернанток, нянечки приезжали из других стран, чтобы учить юного омегу этикету. Даже когда Чимин подрос, отношение отца к нему не изменилось. Он все также выполнял все его прихоти, давал в распоряжение неприличные суммы, изредка проводил с ним воспитательные беседы и каждый день принимал с ним пищу за одним столом, словно они и вправду нормальная семья. Пытался ли он откупиться от своего единственного ребенка деньгами? Этим вопросом Чимин тоже никогда не задавался, потому что делать вид, что тебе плевать – проще всего. Проигнорировав недовольный взгляд отца, омега встал из-за стола, и направился в свою комнату, не желая больше находиться в одном помещении с родителем. — Сегодня французский, вчера итальянский. А завтра что? — возражал себе под нос Чимин, поднимаясь по лестнице. — В пешую прогулку до Луны отправит? Достал. Просторная комната встретила юношу привычной тишью. Прислуга, зашедшая следом, занесла тарелку с фруктами и кувшин с водой. Рядом со стаканом аккуратно положили две пилюли, которые пришло время выпить. Одна из прислуги – Миссис Рой – была из числа тех прислуг, которых когда-то нанял Господин Пак и подставил специально к сыну. У таких был некий "иммунитет" перед омегой, Чимин не мог отказаться от них или наказать. Миссис Рой ходила вечно мрачнее тучи, укоризненно смотрела поверх своих абсурдных очков в тонкой оправе и откровенно следила за юношей. Приносила ему лекарства, смотрела, чтобы он их выпил, после чего тут же шла к Господину Паку, чтобы отчитаться. Благо, появлялась на горизонте она лишь в час выдачи злосчастных пилюль или тогда, когда Чимину велели занять себя чем-нибудь полезным. В остальное время вокруг омеги суетилась лишь та прислуга, которую он отобрал уже сам. Чимин смерил строгое платье Миссис Рой болотного цвета взглядом нечитаемым, и неспешно подошел к столику. Взгляд его с неприкрытой ненавистью скользнул по двум пилюлям отвратительно-желтого оттенка, но он не думал начинать капризничать. Раньше он и столы переворачивал, и кричал на всё имение, и в окно на глазах у прислуги выкидывал это добро – результат всегда был один, женщина с каменной гримасой доставала из-за пасухи новые две пилюли. Это было похоже на издевку, Пак не скоро привык к этому цикличному кошмару, но когда одно и то же происходит каждый день – вырабатывается, на удивление, странный навык смирения и терпения. — Вы сегодня не поели совсем, рекомендую все же чем-нибудь подкрепиться, иначе вам может стать дурно, — с приторной услужливостью подметила Миссис Рой. — Не делайте вид, что вас это волнует, — усмехнулся Пак и закинул сразу обе пилюли в рот, после чего запил все холодной водой. В ответ он не получает ничего, Миссис Рой уходит молча. Комната вновь погружается в излюбленное состояние и Чимин падает спиной на мягкий матрас кровати, расправив руки. Взгляд его устремлен куда-то в потолок, где периметр взора ограничен лишь какими-то узловатыми узорами, которые когда-то вырисовывал умелый столичный мастер. Чимин не так часто разглядывает эту работу, редко он спит на спине, редко вот так вот лежит на прохладном покрывале, позволяя себе расслабиться. И вновь он один. Сжираемый не самыми приятными мыслями, погружающийся в пучину переживаний, одинокий и покинутый всеми омега. Бесценный – не потому что кому-то не по карману, а потому что никто и копейки за такое не даст. Единственным спасением возникает в голове силуэт полюбившегося сердцу человека. И снова этот альфа со смоляными волосами, квадратной улыбкой и ласкающим слух голосом. Пак, сам того не осознавая, улыбается краешком губ. Такое бывает, когда одинокие люди, которые привыкли никого к себе не подпускать, ищут спасения в тех, кто однажды бросил в их сторону взгляд. Это низко, глупо и признак слабости, но такова природа человека, а он против нее никто. Тэхён придавал Чимину забытое чувство необходимости одним своим присутствием. Своим взглядом, которым он всегда обязательно одаривал своего любовника, стоило им оказаться где-то вместе в одно время. Тяжело ли любить, зная, что это никогда не будет взаимно? А любит ли он Кима? А можно ли вообще не любить Тэхёна? — Блядство, — Пак громко ругается, прикрывая потяжелелевшие веки. Он в этого альфу давно влюблен и безвозвратно. Хочется бежать от этого наваждения, скрыться и уйти на дно, но омега сдаётся, сам понимает, что первым и прибежит. Розы в вазе давно завяли, но юноша не спешит избавляться от чужого жеста внимания. Вот чего стоит твоя гордость, Пак Чимин – мертвых роз.***
Гребень плавно скользит меж волосинок, распутывая влажные пряди. Теплые ладони с нежностью перебирают отросшие темные волосы, тетушка не торопясь расчесывает сонного парня. Чонгук зевает. Трет ладонями глаза и вовремя прикрывает очередной зевок. Нос его забавно морщится и Гук хмурится, когда до него долетает звук шумных споров с коридора. Уже давно миновал рассвет, даже завтрак Чонгук успешно проспал, уставший после вчерашнего приема, который закончился где-то заполночь. Он причмокивает губами, ищет взглядом бальзам для них, но не находит и вновь возвращает внимание своему отражению. Тетушка с распросами не лезет, позволяет мальчишке насладиться тишиной. — Мой брат в имении? — Нет, Господин Чон отбыл на прогулку верхом двумя часами ранее. Чонгук лишь молча хмыкает, догадывается, что его брат отчалил к своему объекту симпатии. Видеть Хосока таким было непривычно, ведь он никогда не заикался о том, чтобы ему хоть раз кто-то нравился. На первом месте у Хосока всегда была учеба и служба, отец готовил его к посту приемника семейного дела, поэтому в их семье даже не поднималась тема его брака. Чонгук, конечно, в любом случае готов принять сторону брата, но такие перемены удивляли. Ему самому не давали заскучать люди в поместье. «Любить надо уметь так, чтобы объекту любви не было больно» — эти заветные строки как-то вычитал Чонгук из одного романа, который был припрятан под слоем пыли в конце забитой полки. Слова эти тогда отчего-то врезались в его память с необычайной силой и он их запомнил. Как вообще можно определить, где любовь, а где простая симпатия? Хосок не рвался делить два этих определения и честно сказал, что не знает, что именно он испытывает к тому юноше с конюшни. Чонгук мог лишь гадать путался ли его брат в мыслях или же действовал по четкому плану, но одного он желал точно – чтобы Хосок сам во всем разобрался. Неожиданные мысли о брате вызвали у омеги улыбку и та слегка коснулась его губ. Ему счастье хена тоже важно. Прием пищи у Чонгука проходил в одиночестве, а после трапезы его уже позвала матушка, отчего Гук тут же напрягся, предчувствуя что-то малоприятное. Разговоры с матерью наедине редко заканчивались хорошо, поэтому омега всегда шел к ней с заведомо напряженной спиной и сбитым от волнения дыханием. Угодить Чон Шии задача в принципе не из легких и даже младший сын женщины никогда не был в этом правиле исключением. Минуя коридоры поместья, Чонгук успел пересчитать все окна, которые только встречались у него на пути и замер лишь тогда, когда оказался перед дверью в кабинет матери. Это занятно, но ранее Чонгук так не был напряжен от подобного, такие дни были до того, как юноша «вышел в свет». Теперь же от него требовали в три или даже четыре раза больше прежнего и юноша откровенно боялся перемен и груза чужих ожиданий, который лишь становился тяжелее. Чон Шии сидела на мягкой софе перед невысоким столиком, глядя с полным сосредоточением на бумаги перед собой, коими была застлана вся поверхность стола. Руки ее в тонких перчатках из белого кружева, перекладывали один лист с другого, пока взгляд внимательно скользил по надписям. Прямая осанка, вьющиеся волосы, собранные в пучок, что был украшен дорогой брошью в виде завитого цветка с шипами, прямое платье цвета погасшего изумруда. Даже не поднимая глаз, она казалась воплощением элегантности для сына и была также прекрасна как брошь, подаренная отцом на годовщину. Рожденная и выращенная в роду семьи Шин, она с самого детства учила этикет и готовилась к тому, чтобы стать супругой неизвестного альфы из семьи Чон, которому была обещана еще до своего первого слова. Она росла, словно цветок, который рождался и боролся за жизнь весь путь своего существования, чтобы быть подаренным кому-то, но не себе. О таких, как Чон Шии, люди любили писать романы и романтизировать золотую клетку. Чонгук много читал такого и ничто не пугало его так, как мысль о том, что ему уготована такая же роль в его истории. На мать же омеге оставалось лишь смотреть со скрытой жалостью и печалью, которая пряталась за навесом восхищения и тревоги во взгляде. Госпожа Чон подняла свой взор лишь спустя какое-то время и указала на кресло подле себя, чтобы юноша присел. — Как продвигается учеба? — женщина пододвинула чашку к сыну и лично принялась наливать ему чай из небольшого чайничка, намеренно не вызывая прислугу. — Я слышала от Мисс Чэн, что ты делаешь успехи. — Я всего лишь выполняю все данные ей задания в срок. — Это похвально, — одобрительно кивнула Госпожа. — Что же насчет юного Господина Кима? Чонгук едва не давится чаем, который только-только отпил и тут же поднимает взгляд полный удивления. — О чем вы, матушка? — Вчера этот альфа так учтиво прогулялся с тобой, хотя на приеме мы с ним так и не пересеклись. — с досадой проговорила женщина. — Сын Госпожи Ким всегда мне казался приятным и образованным юношей, чего бы о нем не говорили в Свете. Люди любят болтать, так было всегда, но это все равно лишь слухи. — Чон Шии аккуратно взяла чашку в свои руки и поднесла ее к своим губам, сделала глоток и тут же поставила ту на место. С секунду она молчаливо разглядывала своего сына, что с непонимающим лицом глядел на нее в ответ. Ладонью она коснулась щеки Чонгука и едва провела по бархатной коже, после чего произнесла нечто ошеломляющее: — Твой отец не любит семью Ким по линии Ха Юна, и ему твоя дружба с сыном этого альфы не по нраву, но вот что тебе скажу я. Ты родился необычайно красивым юношей, природа тебя наградила моей красотой и потому всякий альфа будет падок на твое личико. Это не просто подарок, а самый настоящий инструмент в умелых руках, Чонгук, и ты должен научиться им пользоваться в полную меру. В любое время мы, омеги, зависим от достойного покровителя, как бы это не звучало. С поддержкой Ким Тэхена ты сможешь подняться гораздо выше, даже если твой отец этого не потерпит, сделай из этого альфы себе страховку, козырь в рукаве. Он уже у тебя на крючке. — Н-но, это как-то… — Чон не мог подобрать слов. — Матушка тебе плохого не пожелает, Чонгук. — куда тверже произнесла женщина. — Именно благодаря мне ты сейчас живешь в этих благах и не ведаешь что такое нужда. Настанет время, когда тебе придется выпорхнуть из гнезда и тогда я уже не смогу похлопотать за тебя. Подумай об этом. От матери омега уходил в скомканном состоянии. Он прекрасно понимал, что матушкины слова вовсе не были советом, а скорее являлись приказом, спрятанным за мягким тоном. Чон Шии специально прогнала всех слуг из комнаты и поговорила с сыном один на один, чтобы тот сразу понял, что именно она имеет в виду. Искать покровителя в лице Ким Тэхена – это все равно, что стать паразитом и пользоваться его благосклонностью, если таковая и есть. Чонгук все еще был уверен, что альфа от скуки порой вступает с ним в диалог, но и тот зачастую принимает форму какой-то игры «кто круче съязвит», так что о поддержке и подумать не мог, но теперь матушка сказала прямо, что Чонгук обязан ее добиться именно от этого человека, ведь Ким Тэхен наследник дела семьи Ким и владелец столь громкой фамилии. Честь омеги уже ставится на кону и Чонгук боится принимать решение в этом вопросе.