***
В первый день фестиваля крупные города и центральная площадь столицы выглядят предельно великолепно и торжественно. Правитель своих земель не скупится на роскошные украшения для улиц, заполненных людьми с раннего утра. Торговые лавки пестрят изобилием украшений из камня, множеством сладостей и уличных запеченых деликатесов простого народа. Добродушные торговцы и повара выкрикивают зазывающие аппетитные реплики, приглашают отведать сладостных традиционных блюд собственного приготовления и примерить бижутерию ручной работы. Яркие тканевые флажки цветными огоньками висят над дорогами, на стенах, лавках, привлекая внимание шумной детворы. Люди улыбчивы, господа благосклонны, пышные кухарки щедры. Все совместно празднуют долгожданный день чудного цветка, сила которого способна спасти душу всякого мученика. Ярко-голубые цветки были символом Божеской благодати, сочувствия. Они стоили своих масштабов. Каретам и кабриолетам дороги этим днем были перекрыты. Торговые повозки заезжали в город через менее людимые переулки, чтобы не возникло столпотворения. На площади и основной дороге были толпы жителей, любующихся красотой украшенных улиц, в центре выступали артисты, развлекающие публику и сеющие потеху с улыбками. Чонгук не мог найти слов, чтобы передать свой восторг от увиденного. Они привязали коня у въезда и неспешно влились в живой поток снующих людей, теряясь в толпе, и сразу же оказались в центре празднества. Здесь жители смеялись звонко, оживленно что-то обсуждали и выкрикивали разные комплименты умелым уличным артистам. Омега о таких фестивалях ранее читал разве что в романах и ни разу ему не удавалось представить ту картинку, которую так старательно вырисовывал автор, описывая всеобщую атмосферу веселья. Неужели так и вправду бывает и это не преувеличенная выдумка для красивого сюжета в книжке? — Не отходи от меня далеко, — прозвучал у самого уха голос Тэхена и теплая широкая ладонь коснулась руки Гука, который тут же сплел свои пальцы с чужими, чтобы не потеряться. Ким на это лишь улыбнулся довольным котом и повел юношу дальше вглубь. Кто бы мог подумать, что шумные гуляния куда интереснее светских сборищ, пышных балов, пафосных приемов и званых чаепитий? Чонгук, подобно любопытному ребенку, сновал меж лавок с разными сладостями и с горящим взглядом разглядывал все вкусности, выложенные на широкие прилавки. У некоторых толпилось большое количество людей в ожидании своей очереди, а где-то мелькали лишь истинные ценители специфичной предложенной поваром кухни. В какой-то момент Чонгук не заметил, что сам стал водить за собой не сопротивляющегося альфу, все это время безмолвно наблюдающего за ним. — Что-нибудь хочешь попробовать? — обратился к Гуку Тэхен, проследив за его взглядом до какой-то лавки с яствами, нанизанными на деревянные палочки. — А что это такое? — не отрывая взгляда от угощения, спросил Чонгук. — Полагаю, омук.. — удовлетворил чужое любопытство альфа, но, заметив замешательство в чужом взгляде, тут же изъяснился конкретнее, — это лепешка из рыбы со специями. Хочешь? Омега покинул дом утром, Тэхен полагал, что тот даже не успел перекусить потому первым делом планировал позавтракать с ним в приличном заведении. Он и подумать не мог, что Гука так заинтересует уличная еда, пусть и не имел ничего против. Все же юноша был выращен и воспитан в стенах именитого поместья, где привык к высококлассной кухне, а здесь же было довольно пыльно и не так чисто из-за условий. Это кухня простого народа, она не имеет правил и рамок, и именно в этом весь ее шарм. — Хочу, — кивнул Гук, взглянув в глаза мужчины. Получив плату от вежливого альфы, улыбчивый торговец протянул Чону палочку с нанизанной лепешкой и пожелал парочке отличного дня. Чонгук поблагодарил дяденьку поклоном и отошел от лавки, все также за руку с Тэхеном, уступая очередь другим. Омега осмотрел угощение со всех сторон прежде чем откусить небольшой кусочек на пробу. Стоило ему распробовать новое блюдо, как глаза его в приятном удивлении расширились, пока на языке играла новая вкусовая гамма. Эта еда была довольно проста в рецепте и скупа в ингредиентах, но все это так умело совмещалось в одной порции, что не могло не вызвать искреннего восхищения. — Вкусно? — спросил Тэхен, с улыбкой наблюдая за юношей. — Еще бы! Попробуй, — не долго думая Чонгук протянул свой омук альфе, чтобы альфа отхватил кусочек прямиком с его же угощения. Первоначально Ким удивился, однако через мгновение склонился и надкусил предложенное яство. — Действительно вкусно, — протянул Ким довольно, распробовав местный деликатес. Чонгук на эти слова лишь активно закивал, вновь приступая к еде. Его взгляд оживленно бегал по площади, пытаясь запечатлеть каждый момент, пока Тэхен стоял рядом и позволял насытиться моментом. Сегодня они не были выходцами из богатых семей, не были важными в этой безмятежной толпе и перед ними не склоняли головы лицемерные аристократы. Сегодня Тэхен впервые чувствовал себя счастливым будучи незаметным в плотной толпе и держащим за руку мальчишку, перевернувшего весь его мир, как бы громко это не звучало. Здесь Чонгук чувствовал себя свободным. Он впервые был расслаблен и не думал о глупом этикете, о том, что будет завтра и не думал о тягостном. Омега дал волю не только своим эмоциям, но и чувствам, скинув этот груз со своих плеч еще на рассвете, когда принял окончательное решение. Он не один. Больше нет. Вместе они смогут найти выход, добиться своего, настоять. Рядом с Тэхеном Чон был уверен не только в себе, но и в том, что сделал правильный выбор. — Люди добрые, подходите! Наши артисты покажут лучшую постановку сезона! Года, осмелюсь сказать! Бурные аплодисменты и свист с площади обратили на себя внимание всех присутствующих за считанные минуты. Вооружившись сладким рисом и хоттоком, заботливо купленными альфой, Чонгук сквозь толпу посеменил к месту вскриков умелого торговца. Публика собиралась около небольшой деревянной сценки, на которой и стоял зазывала. Все меж собой переговаривались, в предвкушении заглядывая в сторону, где за пошарпанной вытянутой перегородкой кто-то стоял. Все чего-то ждали. — Встречайте постановку великого Синь Чуаня! «Обреченные Возлюбленные»!Torn - Nathan Lanier
Чонгук затаил дыхание, как и все, зачарованно глядя на сцену. Первой показалась юная девушка, которая прикрывала лицо роскошным веером с драгоценными камнями. Слов не было, были лишь грациозные движения и нежная музыка, заигравшая из-за перегородки. В каждом легком шаге, как казалось публике, читалось послушание старшим, которые следовали по всей сцене за девушкой, пытаясь ей что-то навязать, в каждом тяжелом взмахе руки, как видел Чонгук, виделась тяга к воле и свободе. Старики вскоре пропали со сцены и одинокая девушка заходила из стороны в сторону, словно бежала или пыталась скрыться. Ее потерянный, полный испуга взгляд бросался от одной точки к другой, будто она искала спасения, но не могла найти. Тогда появился он. Вторая фигура на сцене – высокий мужчина в бедном наряде, далекий по виду от роскоши девы, но храбрый духом. Он уверенно взял ее за руку и повел за собой, пряча ее хрупкую фигуру за своей широкой спиной. Ему на пути попадались коварные разбойники, которых он легко обходил в актерской схватке: облаченные в изодранные одеяния призраки, обхитрить которых он был силен, и всякий раз девушка послушно следовала за ним, не выпуская крепкой руки. Юноша вскоре вывел ее в свет, музыка воспела ярче, приветствуя возрожденную в благодарности любовь двух сердец. И вот вновь старики. Они хватают дочь за руки и тянут к себе – в сторону, где столпилась дюжина страшных, но, наверняка, богатых женихов для юной девы. Она отчаянно хватается за юношу, пытаясь противостоять жадной воле родителей, избранник не отдает ее и тогда его в спину поражает клинком один из возможных женихов юной девы, обрекая безродного юнца умирать на глазах любимой, которая будет отдана другому. Песню перебивает вскрик боли и отчаяния Чонгук не мог себе позволить даже моргнуть. Раздосадованные вздохи раздались печальным эхом над деревянной сценой – это зрители с горечью смотрели в след двум Обреченным Возлюбленным, скрывающимся за ширмой после поклона. Кто-то из детей даже заплакал в голос, выражая чужую боль сквозь собственные слезы. Всякий год разные мотивы, но у каждой сценки конец всегда один, судьба Возлюбленных повторяется из раза в раз, но ее предсказуемый конец все еще слишком жесток и жители могут лишь надеяться на иной исход. Чонгук слышал об этой легенде о двух разлученных возлюбленных, которым не суждено было любить в одном мире. Однако, всякий раз у этой байки появлялись новые лица и обстоятельства, препятствующие воссоединению молодых сердец. На этот год выпала тема разницы социальных слоев и бесчестие аристократов, бьющих соперников в спину, но гордо уходящих победителями и получающих желаемое любым путем. Чонгуку бы оскорбиться, но он может лишь безмолвно смотреть на сцену, где в пару минут развернулась чужая боль в легком танце. Было в этом что-то родное… — Талантливо сыграно, — рассеял ворох мыслей вдруг Тэхен, вставший около плеча задумавшегося омеги. — Однако, игра остается всего лишь игрой. — А разве это не наша обыденность? — Чонгук хотел бы осечься, ошибиться. Но он также, как и актер постановки, был невластен над собственной судьбой, прописанной кем-то другим. - Все ведь так и есть. — На сцене ты слеп и глух, обязан слушать лишь одного человека. В жизни же мы можем вершить свою судьбу сами, — Ким протянул ладонь Чонгуку. — Все дело лишь в желании. Каждый раз, когда Чон берет альфу за руку, он меняет прописанный родителями ему сюжет жизни. Это смертельное яство, которое попробовав раз, ты не сможешь бросить после. Вот только Тэхен еще ни разу не подводил Гука, из раза в раз доказывая благие намерения, тогда, как даже родные не смогли сделать этого за несколько лет. — Что насчет байхового чая? — с улыбкой спрашивает альфа, когда чужая ладонь уверенно обхватывает его собственную. — С удовольствием.Rudy Mancuso, Maia Mitchell – Magic
Перламутром отливала украшенная цветочной росписью посуда. Беседка, белокаменные колонны которой были покрыты тянущимися в разные стороны цветами, под своей крышей прятала круглый столик с мягкими стульями. Стеклянные стены здесь были украшены цветной мозаикой, а на потолке мастером была выполнена картина, показывающая ангелов, играющих на флейте. Здесь внутри было преспокойно. Снаружи сладко пели птицы, прячась в тени увесистых деревьев, а людской гомон, казалось, оставался позади, создавая иллюзию уединения с девственной природой. Аристократы, имеющие вкус и любовь к тишине, очень любили это заведение. «Лавка Фейри» – скромно, но с оттенком сказки и волшебства, так называлось это чудесное место. Несколько беседок, отдаленно расположенных друг от друга, терялись в роскошном саду, который располагался сзади небольшого здания регистрации столиков. От главного входа к беседкам вели каменные дорожки, где пробивалась тонкая трава, а вдоль них были расположены клумбы с разнообразными цветами, которые пьянили своим благоуханием. В кронах деревьев пели птицы, порой спускающиеся к небольшому фонтанчику, чтобы умыться, а в небольшом искусственном пруду неподалеку иногда можно было услышать лягушек. Этот закуток - маленькая сказка для тех, кто хочет распробовать вкус вымышленного мечтателем мира. Тэхен о "Лавке Фейри" узнал на одном из приемов еще годом ранее, но его тогда это совсем не заинтересовало. На свидания он никого не водил, единственным постоянным его любовником был Чимин, но их связь не нуждалась в лишнем празднестве и цветах, поэтому чудесное место, название которого слетело с чьих-то уст между делом, было отложено в памяти, но не забыто. Кто бы мог подумать, что спустя год Тэхен будет бронировать столик в таком месте? Чонгук шел то спереди, то задерживался около цветов, любуясь лепестками. Тэхен тогда останавливался неподалеку, молча созерцая эту картину и мягко улыбался уголками губ. Он не смел торопить омегу, который был крайне впечатлен от того, в какое место его привел мужчина. Это оказалось не бездушное строение с излишним богатством напоказ, а элегантное местечко в городском закутке, где все было похоже на другую реальность. Существует ли место живописнее этого? О, право, ни один сад не сравним с этим! Кроме, конечно, сада Дворца белых роз, который оставил после себя лишь лучшее впечатление. Над медовыми бутонами с россыпью капель воды, кружили бабочки с такими же пестрыми крыльями, а с ветвей деревьев любопытно глядели на посетителей птицы, забавно склоняя головку. Чонгук не знал куда ему глядеть, чтобы не упустить ни одной детали, будь то фонтанчик из белого камня или резная скамья из крашенного дерева. Но еще больше его поразила закрытая беседка, куда его привел альфа. Он не мог найти настолько красочных эпитетов, чтобы передать свои эмоции и красоту этого места. Глаза-бусинки сияли от восторга, пока подушечки пальцев оглаживали детальки цветной мозаики, вставленной в стекло. Стол уже был накрыт к чаю. Его поверхность украшали многочисленные вазочки с разнообразным десертом, приготовленные умелым кондитером пирожные с ягодами в виде украшений и небольшой чайничек, в котором был готов ароматный чай. Тэхен сначала отодвинул стул омеге, чтобы тот поудобнее устроился за столом, а после занял и свое место, принявшись разливать чай самостоятельно. Обычно в заведениях этим занималась специально обученная прислуга, но здесь всю работу на себя взял альфа, ухаживая за Чоном. Его сосредоточенный взгляд оглядел стол, а после вернулся к чужому лицу, словив омегу с поличным за подглядыванием. — Как тебе это место? — поинтересовался Ким, пододвинув чашку с напитком Чонгуку. — Превосходно! Ни разу здесь не был, — поделился впечатлением омега, — я ожидал чего угодно, но не этого. — Стоит ли мне оскорбиться? — в притворной обиде вскинул брови альфа. Кажется, его откровенно недооценивали все это время. — И все же тебе удалось меня удивить, — увильну Чонгук, посмеявшись. Шипы его первичной колкости заросли бутонами первой любви. Некогда защищающийся нападением слов омега теперь доверял своему избраннику и позволял ему видеть свои истинные эмоции и детскую беспечность, до этого проявляющуюся лишь в тишине скромной библиотеки. — Я подумал, что тебе понравится это место. — Почему же? — Чонгук отрезал немного клубничного десерта и вновь поднял заинтригованный взгляд на альфу. — Это просто так...по-твоему? — альфа впервые не мог подобрать слов. — Знаешь, ранее все беседы с тобой словно оставляли на моих губах сладкий привкус спелых фруктов и легкое чувство эйфории и спокойствия. Твоя любовь к романам и рассказы об этом возродили мои старые воспоминания о детской любви к сказкам и я сразу подумал об этом месте. Детство – это другая пора. Это время, когда ты не ловишь родных на вранье и не склеиваешь себя после предательства и горькой правды. Детство – это беспечность, минувшее спокойствие и вера в добрых эльфов и фей из сказок нянечки. Это тепло на месте маминого поцелуя в макушку и беседы с папой о грядущем будущем, проходящие в тени деревьев. Детство - это боль, потому что невозвратимое и манящее, поэтому оно забыто и похоронено в памяти под ушедшими годами в академии и одинокими ночами, когда ученики на каникулы уезжают домой, а твой взгляд падает на проигнорированные родительские письма и в груди ничего не щелкает. Нет, это даже не детская месть предателям, а обида, выжигающая любовь к некогда родным людям. Ребенок способен разлюбить родителя – это великая трагедия для одного, но освобождение для другого и именно к этому стремился Тэхен, вырвавший любовь к родителям из собственной груди. На ее месте остался лишь пепел – уважение к родным, сочувствие и понимание, но по глубине они несравнимы. На смену плачущему мальчишке вернулся благородный юноша, его тоску по вниманию заполнили омеги, разгульная жизнь, повлекшая за собой свой скользкий след слухов и клеветы, и жизнь подобно странствующей реке вошла в новое русло, забыв об истоке. Когда один год сменяет другой в тоске непризнанного одиночества, вера иссякает, надежда забывается. За наигранной улыбкой – скука, за поцелуем – поиск разнообразия в палитре чувств. Тэхену ни разу не было стыдно, он считал себя вольным и потому чужое мнение подобно пулям слепца обходило его стороной и было проигнорировано. И лишь этому мальчишке захотелось доказать, что он совсем не такой. — Эта реальность напоминает тебе хоть один роман? — едва слышно срывается с уст. Просто потому что Тэхен знает, что Чонгук мечтает по-наивному, по-сказочному и с оттенком беспечности, как в романе. Он знает, что омега лучше всего запоминает именно такие моменты из потертых книг - всеми забытых жильцов пыльных полок, так запомнится ли ему этот момент также ярко, как глава из романа? — Это даже лучше, — сердце пропускает удар, — ведь это моя реальность, написанная тобой. Любовь ли – это опьянение чужим чарующим взглядом, любовь ли – ожидание встретить его фигуру в толпе безликих безвкусных незнакомцев. Любовь ли – сравнивать его голос с мелодией музыкального инструмента, попавшего в руки мастера одаренного Всевышним, любовь ли – думать о нем утро-день-ночь и не замечать смены суток, не насыщаться его образом, высеченным под веками. Любовь ли – желать не сводить глаз с его улыбки, оберегать и прятать за спиной, чтобы никто не смел и слова сказать против. Тэхен тонет в каждом из чувств и последним гвоздем в крышке его гроба холостяцкой жизни становится блеск глаз-бусинок, смотрящий прямо в цветущую пионами душу. Альфа прикрывает глаза, закусывает нижнюю губу и не может скрыть улыбки, от которой чудом не болят скулы. Знал бы он насколько палитра его эмоций ярким дождем окропит его жизнь – давно бы собрал буйный комок в крепкие объятия и они бы учились любить вместе. — Подойди ко мне, — ласковым голосом, которым впервые звучит обращение к кому-либо. Теперь расстояние в целый стол подобно расстоянию в несколько стран. Хочется ближе. Чонгук не противится, не скажет, но сам нуждается в касаниях, в изучении первой любви не только глазами, но и подушечками пальцев, и дыханием на коже.Lana Del Rey - Radio
Он обходит стол и чужая ладонь тянет его за запястье к себе. С легкой неряшливостью омега опускается на чужие бедра и его тут же мягко обнимают за талию, удерживая на месте, словно он весь состоит из драгоценного хрусталя. Тэхен не умеет любить, не умеет показывать чувства в той силе, с которой они сокрушающей волной накрывают его одинокими ночами, но учится здесь и сейчас. Носом утыкается в тонкую шею, прикрыв глаза и плавно полной грудью вдыхает ненавязчивый цветочный аромат чужих духов и масел. Не такой пошлый, каким пользуются омеги с приемов, желающие привлечь внимание мужчин, и не такой неуловимый, который остатками размазывают по телу, вдавливая в кожу напористыми движениями. Чонгук в объятиях расслабляется. Позволяет себе убрать эту выработанную осанку и слегка ссутулиться, а руки кладет на широкие плечи Кима. Он цепляет одну перчатку и стягивает ее с руки и после пятерней зарывается в завитые мятые локоны цвета вороньего крыла. Горячее дыхание альфы приятно щекочет шею и изредка пускает мурашки по телу омеги, потому что для него это в новинку. Теперь за их потертой ширмой расцветет новая сцена, которая будет выложена цветами. Пересохшие губы скользят по коже, внутри трепещет неизвестное чувство предвкушения и немого восторга. Тэхен едва отстраняется, чтобы заглянуть в глаза Гука, не перестающего перебирать меж пальцев смоляные локоны. Алые кончики ушей выдают легкое смущение омеги, но тот все равно не отстраняется, позволяя чужому взгляду сканировать свое лицо. Мир не досягает этой беседки, их уединение нерушимо и быть пойманными совсем не страшно, ведь все это кажется слишком правильным в их глазах, а до чужого мнения никому нет дела. У них беззвучный разговор взглядами красноречивее любой серенады, а возникшая тишина интимнее всякой пошлости. Чонгук свободную ладонь кладет на скулу альфы. Оглаживает кожу лица и взгляд опускает к губам, чувствуя болезненную потребность в их безудержном касании. Тонкая ткань перчатки впервые раздражает. Она грубой преградой встает между теплым соприкасанием и Чонгук только порывается ее стянуть, как альфа его опережает. Его ладонь скользит от локтя омеги ввысь и тонкие пальцы с легкостью проникают под резинку перчатки, оглаживая ладонь юноши. Румяна переходят на щеки Чонгука, который кусает те изнутри, с замиранием сердца наблюдая за чужими действиями. Несколько незамысловатых манипуляций и белая ткань оголяет руку, падая куда-то на бедра. Альфа переплетает свои пальцы с чужими в замок и в ожидании смотрит на юношу, который все больше смущается. — Ким Тэхен, ты... — Чон готов ударить этого альфу за то, что тот намеренно тянет время. — Пока что я выигрываю в гляделки, — не без издевательских ноток тянет Ким, губы которого украшает усмешка. — Ты это специально, да? — в голосе омеги слышится возмущение, тот даже перестает перебирать локоны альфы. — Не моргаю? — уточняет альфа.— У этой игры просто такие правила. — Вечно так, — Чонгук не скупится на тяжелый вздох, он прекрасно понимает чего от него добивается Ким. — Я совсем не понимаю чего ты хочешь, — хитрым лисом улыбается альфа, провоцируя на первый шаг. Он этому всему уже учил его той ночью в скромной избе. По спине Чонгука прошелся фантомный жар того костра, опаляющего его бок в тот день. Тэхен безмолвно взглянул на губы, а после вновь на глаза и чуть приподнял бровь, давая согласие, подталкивая. Определенно, он хотел, чтобы именно Чонгук поцеловал его первым, не скрывая желания и чувств. К чему им эти игры теперь, когда на их смену давно пришла искренность. И Гук делает этот шаг первым. Целует аккуратно и с первичной неловкостью, которая касается уст сорванным вздохом. Альфа отвечает с той же нежностью, мягко сминая чужие губы в поцелуе и не спешит. Они наслаждаются друг другом, смакуя вкус чувств на языке и передавая со слюной, увлажняющей губы. Касания возобновляются: Чонгук слегка сжимает чужие волосы у самых корней, пока его талия цветет следами отпечатков собственнической хватки. В их взаимном желании нету грязной животной похоти, нету инстинктов. Они просто отдаются моменту, берут от него все, более не волнуясь о чем-либо, ведь их мир сузился лишь до двух фигур в пространстве. — После этого ты обязан на мне жениться, — деловито подметил омега спустя время, накручивая чужой локон на свой палец. — Ты украл мой первый поцелуй. И второй, а еще третий… — Я готов, — уверенно перебил его альфа и Чонгук тут же выпрямился, взглянув в его глаза с удивлением. — Я готов взять на себя всю ответственность и был бы только рад. Чонгук хотел как в романах…Чтобы благородный альфа заполучил его сердце и поклялся оберегать любой ценой. Сейчас же, сидя перед человеком, который со всей серьезностью говорил о готовности на большее, глядя прямо в глаза верным хищником, склонившим голову, Чонгук понимал, что это его желание судьба выполнила.***
Тяжелые деревянные двустворчатые двери под напором чужого гнева с грохотом расходятся в стороны. В миг проникнувший в комнату воздух приподнимает с рабочего стола документы и еще какие-то бумаги, развеивая вместе с тем чужой покой. По помещению разносится частый цокот каблуков туфель и уже через мгновение над даже не вздрогнувшим мужчиной нависает стройная фигура его супруги. Взгляд женщины с злобой и непониманием сверлит дыру в беспристрастном лице мужа, а тонкие ладони с характерным грохотом опускаются на поверхность рабочего стола - прямо перед чужим носом. Прислуга в спешке затворяет двери, чтобы разговор хозяев остался неизвестен всему имению. — Что ты творишь! — вскрикивает Чон Шии до звона раздраженным голосом. — Совсем спятил? — Твои люди слишком долго доносили до тебя информацию, — со скучающим видом вздохнул Господин Чон, не скрывая, что прекрасно осведомлен о внедренных людях в рядах своих рабочих. — Тебе следует подумать о замене штаба. — Зачем ты отправил в имение Кимов письмо об отказе в подтверждении помолвки? — игнорирует слова мужа женщина. — Неужели из-за собственной глупости хочешь оставить Чонгука без достойного замужества? — Его руки попросил более достойный человек. — Более достойный? — да кто может быть достойнее выходца из единственного влиятельного рода на этих землях? — Быть не может. О ком ты? — Единственный следующий наследник рода Ким, — терпеливо поясняет Господин Чон, скрещивая руки в замок у подбородка. Лицо женщины тут же искажает гримаса удивления и неверия. Она определенно точно поняла о ком речь, но именно поэтому и не могла поверить в слова мужа. Тот ни за что бы даже не согласился рассмотреть кандидатуру юного альфы на роль будущего родственничка. Если у Чон Шии этот парень и вызывал некую теплую симпатию, которая может быть у взрослого к совсем молодому и неопытному цветку, расцветающему среди сорняков, то вот Господин Чон откровенно отпрыска конкурента терпеть не мог и всякий раз называл того дурно воспитанным. В тайне от супруга, Госпожа поддерживала ту хрупкую дружбу, которая, как ей казалось, возникла между ее сыном и юным Господином Кимом. Эта связь могла бы стать однажды выгодна для ее младшего сына, какой бы порочной она не была. Чонгуку, чего греха таить, помолвку сулили не самую долгожданную, но выгодную. Речей о ней не поднимали, чтобы не спугнуть омегу, все в один момент пустили на самотек и теперь каким-то образом все пришло к этому. Однако, настоящей причиной возможного отказа в помолвке будущему наследнику рода Ким был самый обычный страх. Когда дело касается выгодного брака и больших территорий - на всякую неприязнь в миг становится наплевать, потому Госпожа давно поняла, что ее муж всего лишь боялся. Боялся, что Господин Ким Ха Юн, услыхав об избраннике единственного сына, обязательно раскопает об омеге абсолютно всю информацию, включая и ту, которая в миг унизила бы честь и достоинство рода Чонов. Одна ошибка прошлого могла послужить крахом всему, что так долго выстраивалось расчетливым Главой, положившим свою жизнь во благо рода. — Но он же может узнать... — слов подобрать было невозможно. Смела ли женщина назвать сына "ошибкой"? — Он уже все знает, — так просто ответил Глава, даже как-то устало взглянув в глаза супруги снизу-вверх. Та приоткрыла рот. То ли в страхе, то ли вновь в липком неверии в происходящее. Госпожа выпрямилась, приложив руку к груди, и аккуратно присела на мягкое кресло, находившееся подле стола. Альфа тут же поднялся с места, подошел к тумбе, где из кувшина налил прохладной воды в высокий стакан и передал тот супруге. Ей стоило переварить полученную информацию. — К-как же т-так, — заикаясь почти шепотом, — он все знает, он же может все рас-сказать. — Не расскажет, — твердо перебил Чон, взгляд супруги с надеждой метнулся к заостренным чертам лица альфы. — Эта помолвка – условие его молчания, и именно поэтому я был вынужден отказать его кузену. Как бы то ни было, наше соглашение было лишь формальным и мы вполне могли его разорвать до оглашения о помолвке. — Ему так нужна эта помолвка? — Да черт его знает! Этот гаденыш откуда-то достал всю информацию и даже имел наглость прийти ко мне лично, — Господин Чон раздраженно хлопнул кулаком по столу и тот отозвался глухим шлепком. — Но если он умеет держать слово, то мы будем даже в большем плюсе от этого союза. Чон Шии в смятении прикусила губу. Ее супруг вновь принял настолько серьезное решение без ее ведома, так легко распорядившись жизнью ее младшего сына. Словно недостаточно ему было чужого заточения, лжи и ненависти, вылитой на невинное дитя. — Ты просто монстр, — прошептала она разбито, смахнув выступившие слезы. Их давно не видел никто. — Ты просто жадный и лицемерный монстр! — Моя дорогая Шии, не забывайся, — со скукой протянул в ответ мужчина, привыкший к чужим истерикам и обвинениям. — Ты живешь за счет моих денег и скупаешь лучшие украшения за эти же самые деньги. Подумай об этом, — Господин Чон поднялся с места и неспешно отошел в сторону стеллажей за очередными бумагами. — И подготовь уже сына к помолвке в конце-концов, хоть тут побудь достойной матерью, — выплюнул он с долей раздражения в спину жене.