love you like me

После поездки в Каннын, для Минхо началась череда бумажной волокиты и постоянных посещений полицейского участка для дачи все новых и новых показаний. Погода в Сеуле становилась прохладнее, дни короче, а нагрузка на работе только увеличивалась, и энергия постепенно покидала его. — Джисона-а, — тянул он, возвращаясь домой уже за полночь, в поисках своего парня бродя по квартире, и, находя его сладко спящим в их постели, грустно вздыхал. Джисон просыпался от звуков из душа, или запаха быстрого рамена, и каждый раз шаркал тапочками на кухню, обнимая Минхо сзади. — Как прошло сегодня? — низким сонным голосом бормотал он, целуя его в шею. — Давал показания еще один парень, ему девятнадцать, представляешь? Черт, я с каждым днем все злее из-за новых историй и фактов об этом пидорасе, — угрюмо шептал Минхо, ставя кастрюльку с готовым раменом на стол. — М-да. Ему же около сорока? Или типа того? Попахивает не только маньячеством, но и педофилией, — Джисон зевает, потирая глаз. — Ну, в шаге от того. Еще следователь Пак снова допрашивал меня по деталям той ночи в клубе. — Третий раз? — восклицает Джисон, выкатывая глаза и округляя рот, — Пиздец, сколько можно? Как ты себя чувствуешь, детка? — он огибает стол, чтобы сесть рядом и гладить парня по спине, пока тот уплетает лапшу. Минхо старался не грузить Джисона деталями всех походов к следователям, у него добавилось много работы с учениками в языковой школе, и приближалась первая сессия последнего курса. Но всякий раз, когда он ощущал вину за свои жалобы — получал утешение и уверение, что его парень всегда готов его выслушать. И если физические и моральные силы подходили к концу, то душевные только крепли благодаря Джисону рядом. Он доведет это дело до конца, сделает по максимуму все, чтобы повлиять на решение суда в сторону заключения Эрика. — Нормально, правда. Просто устал, — вздыхает Минхо, отхлебывая острый бульон с ложки. — Я могу тебе помочь? — мурлычет Джисон, массируя его плечи, — Что хочешь? — Честно сказать — спать, и, — он дожевал и продолжил с коварной ухмылкой, — И, возможно, немного помять твой зад. — Э-э, — Джисон театрально отстранился с отвращением, а затем засмеялся, стукая Минхо по плечу, — Что! Я люблю твой мягкий зад! И это меня успокаивает, — заворчал старший. — Хорошо, хорошо, малыш, — он приобнял его, чмокнув в щеку, и, вставая и направляясь в спальню, нарочно активно вилял задницей. — Какой же засранец, — выругался Минхо, стараясь быстрее доесть. В последние несколько недель они так и засыпали, пытаясь немного поласкать друг друга перед сном или просто пообниматься. И сейчас после душа, в минутах от того, чтобы отключиться, Минхо поглаживал и сжимая ягодицы своего парня, приговаривая что-то невнятно-милое или похотливое. Один раз Минхо намял его так, что они оба слишком разгорячились, и он отлизал ему до громких стонов и оргазма прямо в простыни лежащим на животе Джисоном. Сейчас он мог только почмокать его в мягкие, но упругие булочки и уснуть щекой прямо на них. Это был его новый любимый антистресс. Ближе к концу октября по делу Эрика Белла наконец назначили первое слушание после сбора большинства показаний жертв и свидетелей. Минхо был приглашен для дачи показаний уже непосредственно в суде. Ему было тревожно от того, что он снова увидит Эрика, после того, что фактически попытался стереть его из своей памяти, что заняло много времени и часов терапии. Он посетил еще пару сеансов для того, чтобы закрепить с Мун Юнджин все, что они проговаривали ранее, решив, что будет для него наиболее комфортной тактикой: не впечатляться, не обращать внимания на него и его поведение, не сталкиваться взглядом намеренно. Отвечать перед судом, никакого зрительного контакта, смотреть лишь на адвоката Белла и обращаться только к судье. Он справится. За несколько дней до суда Джисон стал особо внимателен к нему, старался проводить каждый вечер вместе, много разговаривать или просто обниматься и смотреть аниме в его теплых объятиях. Поэтому Минхо нисколько не удивился, когда за пару дней до суда ему позвонил курьер в разгар рабочего дня, прося выйти и принять букет внизу здания, где они с Чанбином работали. — Спуститься с тобой? И сразу на ланч пойдем, — предложил Чанбин, на что старший отказался, говоря, что не хочет таскаться с букетом, занесет его и забежит за Чанбином. Конечно, потом он вспоминал о том, что чуйка Чанбина была практически на уровне магии. Выйдя из здания, он не обнаружил никого похожего на курьера, а также никого с букетом. Он отошел от входа к сквозной арке между зданиями и набрал звонивший ранее номер. — А, да, простите, я отошел во двор через арку, сможете сюда подойти? — услышал Минхо в динамике, продолжая двигаться глубже в тихий двор между домов. — Какого хуя? — он замер в ужасе, видя перед собой знакомый образ в классическом костюме, вероятно, от Prada, с сигаретой в зубах и поганой ухмылкой. Минхо был хорошо сложен, всю жизнь занимался спортом, умел защитить себя. У него были быстрые реакции, если в него что-то летело, если он спотыкался и нужно было вовремя ухватиться за перила. Самым паршивым в нем было только одно — от сильного шока и стресса его первичная реакция была “застыть”. Он пытался пошевелить хотя бы мизинцем. В своем сознании, как в кошмаре, он уже бежал, но ноги не слушались его, когда он стоял, замерев в нескольких метрах от Эрика Белла. — Тебя также легко развести, как любую наивную шлюху, — хихикнул блондин, нервно зализывая волосы рукой назад, выкидывая окурок, и подходя ближе. Минхо. Начни, блять, двигаться. Очнись, блять, Минхо. — Что, — он сглотнул, пытаясь выговорить хоть что-то, пока тело по-прежнему не слушалось, — Что тебе нужно? Н-не в твоих интересах прямо накануне суда приставать к своим же жертвам. — О, а я разве что-то делаю? — он вскинул руки в невинном жесте, нахально наклоняя голову ближе и ближе к лицу Минхо, по-прежнему никак не касаясь его, — Может быть, трогать мне тебя и нельзя, но говорить с тобой мне никто не запрещал. Минхо начал тревожно перебирать в сознании варианты того, как прийти в себя и избежать возможных последствий этой встречи. Из-за близости Эрика, он не мог сосредоточиться. Голова говорила “беги”, а ноги продолжали быть прикованными к земле, словно замурованные в бетон. — Что тебе нужно? Говори и исчезни. Себе же во благо, — выплюнул он, чувствуя, как краснеют от волнения его щеки, шея и грудь. Пот скатывался каплями по пояснице. — Чтобы ты закрыл свой хавальник на суде, потому что с тобой никто ничего не сделал, а ты строишь из себя недотрогу. Когда тебе было выгодно, ты со мной потусил как отборная шлюха, а как только я захотел получить хоть че-то взамен, я стал вдруг насильником. — Блять, ты вообще в себе? Что за ебаное искажение реальности? — тело начинало затекать от того, насколько сильно он застыл, но Минхо почувствовал горячие слезы, обжигающие и без того красные щеки, — мы начали встречаться, дебил, я тебе ничего не обещал. И мы расстались, когда ты пытался трахнуть меня в клубе, кусок ты дерьма! Ты просто жалок! Он перешел на крик, когда одномоментно услышал болезненный шлепок по своей щеке и крик Чанбина. — Эй, сука! — когда руки наконец задвигались и инстинктивно закрыли лицо, Минхо услышал приближающийся звук бега своего друга, — Ты, мразь, поплатишься за все, слышишь? Эрик уже улизнул на заднее сидение своей тонированной черной машины, когда Чанбин подбежал, колотя по стеклам и продолжая горланить: — Ты сделал себе только хуже сегодня, конченый ублюдок! Жди новых показаний послезавтра, тварь! — он истерически засмеялся, пиная колесо начинающего выезжать из арки автомобиля, — ты просто идиот! Новые следы насилия только помогут нам усадить тебя на дополнительный хуллион лет! Звук колес. Отдаляющийся с каждой секундой шум машины. Минхо почувствовал влажные ладони на своих щеках, Чанбин тоже нервничал, дыша учащенно. — Братан, ты как? — он помолчал несколько секунд, и, когда Минхо разрыдался, крепко сжал его в объятьях, — Он ответит за все, он поступил как полный лох. Чанбин сделал все. Отпросил их с работы, отвез его в участок, позвонил Джисону, который приехал в течение получаса, пока Минхо с его покрасневшей щекой фотографировали полицейские и снимали очередные показания с него и Чанбина в качестве свидетеля. Чанбин даже запомнил номер машины. После проверки, оказалось, что Эрик даже это не продумал — он действительно приехал угрожать ему перед судом на собственной машине. На этом даже прокурор посмеялся, подтвердив, что обвиняемый сам себя закопал еще больше, видимо, от отчаяния. Наконец их отпустили и прямо в дверях комнаты ожидания Минхо попал в объятия своего парня. Он чувствовал напряжение в теле Джисона. Чувствовал его злость, когда желваки на его лице ходили настолько сильно, будто он сейчас либо сломает сам себе челюсть, либо найдет Эрика и сломает его. Дежурные полицейские на стойке выгнали их обмениваться новостями вне стен участка, и Чанбин отвез их домой. Джисон настоял на том, чтобы Минхо поел вместе с ним. Он не поднимал тему, видимо, боясь сказать лишнее и сильнее накрутить своего парня. Воздух между ними был тяжелым и тревожным во время позднего ужина, но позже Джисон мягко предложил наполнить ванну для Минхо. Когда старший в мягком махровом халате вышел весь распаренный и сонный, Джисон на кровати протянул свои руки для объятий. Минхо упал в них с шумным выдохом и какое-то время просто лежал на его груди, слушая успокаивающее сердцебиение и принимая поглаживания своих влажных прядей. — Детка, — пробормотал Джисон в попытке завести хоть какой-то диалог после случившегося, — любимый, — он поцеловал его в мокрую макушку, продолжая гладить уже его плечи, которые все больше расслаблялись с каждой минутой, проведенной в родных объятиях. — Это… — голос Минхо хрипел от долгого молчания и он чуть прокашлялся, — это было ужасно. Дальше тишина, но больше ничего и не нужно. Все и так понятно. Месяцы поэтапного восстановления, принятия ситуации, попыток в отношениях с любимым парнем, и вновь болезненное столкновение с тем, кто причинил такую боль. — Я не хочу слов утешения, ты их дал мне очень много, я просто… — продолжил парень, сжимая талию Джисона, — я просто соберусь и скажу все, как и репетировал. Я думаю сейчас о том, что не один я был жертвой, не один я испытываю страдания, и я обязан сделать все четко ради себя и других. Чтобы этого червя усадили за решетку на годы. — Тогда можно… Я скажу, что очень горжусь тобой? — он глубоко вздохнул и прижал к себе Минхо еще крепче, едва касаясь губами его лба. — Угу, — довольно промурлыкал тот, давая себе окончательно раствориться в тепле тела своего парня и провалиться в сон.

***

Первое слушание прошло отвратительно. Адвокаты Эрика были дорогостоящими и профессиональными. Прославившимися в Сеуле адвокатами дьявола — теми, кто выигрывал суды и доказывал невиновность настоящих серийных убийц, педофилов и мошенников. Поэтому они постарались, чтобы привлечь как можно больше свидетелей, которые были на стороне Эрика. Собрали доказательную базу, почти отбелив репутацию Белла. После первого дня, Эрик даже выступил перед прессой, что транслировалось на нескольких сеульских телеканалах. Джисону хотелось разбить огромный телик в квартире Чанбина, когда четверо друзей смотрели на его самоуверенную рожу. — Всем встать. Суд идет. Чанбин и Феликс поднимаются по требованию, Джисон по крику души. Он сжимает кулаки и закусывает нижнюю губу, чтобы сдерживать шалящие нервы. Это четвертое слушание и наконец Минхо вызвали для дачи показаний. Он почти не спал в эту ночь, но утром решил помедитировать и мыться в душе под любимый плейлист, чтобы хоть как-то успокоить свой разум. Он просто расскажет о своей ситуации и для него все закончится. Минхо был поистине собран, пока его опрашивал прокурор. Он даже не занервничал от каверзных вопросов адвокатов Эрика, спокойно и размеренно отвечая о каждой детали злополучной ночи, об их отношениях до случая в клубе. Он не опешил даже когда начали расспрашивать о том, был ли у них интим до. Надрыв произошел внезапно, он сделал паузу на важном вопросе хитрого адвоката: “Считаете ли вы сами это изнасилованием?” — прозвучало в тот момент, когда Минхо случайно поднял взгляд на Эрика, сидящего за стеклом в камере. Ему будто дали под дых. Эрик ухмыльнулся на его взгляд. Этот человек, от которого пострадало множество, до сих пор чувствовал себя безнаказанно и был убежден, что выкрутится. Что ж, хоть губы Минхо в этот момент и задрожали, он твердо стоял на своих двоих, и, сжимая кулаки, решил ни за что не сдаваться. — Да. Совершенные действия Эрика Белла были не согласованы со мной. Я был без сознания. Я был без сознания из-за него и таблеток, которые он растворил в нескольких моих коктейлях, чтобы накачать меня. — Есть ли доказательства тому, что он подсы- — Поднимите записи с камер, это не моя работа, — Минхо бросил острый взгляд на одного из адвокатов Эрика, перебивших его. — Не препятствуйте даче показаний, — провозгласил судья, обращаясь к столу адвокатов, и жестом велел Минхо продолжать. — Я говорю то, что я понял, потому что весь вечер я находился исключительно с Эриком. Никто не был близко к моим напиткам, кроме него. Минхо начал описывать подробности, отвечая на вопросы прокурора. Он вспомнил, как тяжело это было говорить в первые сеансы терапии, и как уверенно и безэмоционально он говорит это сейчас. После прокурор допросил его по случаю нападения, которое произошло до суда, о пощечине, о фотоснимках его лица при снятии побоев, и суд учел это, как важный фактор для принятия дальнейших решений по делу. В конце его выступления все, что он чувствовал — было облегчение. Он будто сбросил десять лишних килограмм. Чувствуя, как легкие расширяются от полноценного вдоха, когда он садился на лавочку к остальным свидетелям, Минхо вдруг понял, что независимо от исхода, он свободен. Свободен от болезненной зависимости от своей травмы. Все это осталось в прошлом. И хотя он искренне продолжал желать, чтобы Эрик получил по заслугам, после этого заседания он наконец почувствовал себя абсолютно живым.

***

Спустя два месяца бесконечных судебных тяжб, где адвокаты бились за Эрика не на жизнь, а на смерть, а СМИ расфорсили новость о суде так, что она вышла за пределы Южной Кореи и завирусилась по социальным сетям во всем мире, суд наконец был готов вынести приговор. Минхо участвовал лишь в паре слушаний еще в начале октября, поэтому старался остальное время абстрагироваться от этого. Желание продолжать нормально жить было сильнее, чем суд, растянувшийся как надоевшая безвкусная резинка. Они даже съездили в кемпинг вдвоем с Джисоном на день рождения Минхо, полностью изолируя себя на пару дней от новостей. Звуки костра были скрипучими и успокаивающими, воздух невероятно свежим и подсказывающим приближение зимы, а ласковые руки на влажном теле в приятном мраке палатки ощущались желаннее, чем когда либо. Они впервые занимались любовью без единого слова, не переходя на громкие стоны и шлепки. Лишь мягкие звуки соприкосновения тел, тихие вздохи и одновременно приближающееся удовольствие, разливающееся невероятным теплом внутри. — Люблю тебя, — никогда не звучало привычным, потому что хотелось слышать это всю оставшуюся жизнь, и говорить в ответ. — Ты как самый лучший дом отдыха, — мурлычет Минхо перед тем, как заснуть, — С тобой всегда спокойно, — он делает паузу и усмехается, — а еще тебя периодически надо мыть. Джисон хмыкает и хлопает его по плечу: — Если бы ты сказал что-то типа “в тебя всегда хочется входить”, было бы хуже. — О, черт, это гениально, Джисони, в тебя всегда хо- Подушка накрыла его рот раньше, чем он успел закончить, затем смех прямо ему в рот, и мягкие частые чмоки сквозь продолжающееся хихиканье. На душе в ту ночь было так легко. К концу ноября было ясно, к чему движется этот суд. Поэтому на вынесение приговора приехали даже его приятели из Гимпо, мама Чанбина и собственные родители. Минхо еще никогда не чувствовал себя таким защищенным и любимым. Вся коллегия моральной поддержки расположилась дома у Чанбина за плазмой, включив прямую трансляцию из зала суда. На само заседание были допущены только Минхо и Джисон. В начале зачитывания приговора, Минхо уже не сжимал кулаки и челюсть, он стоял расслабленно и вспоминал то, как этим утром его парень говорил ему: “Малыш, даже если… Даже если он останется безнаказанным. Плевать на него, ведь главное, что ты сам отпустил все это. Детка, главное — то, что есть у тебя, а не то, что в итоге получит он.” — На основании вышеизложенного и руководствуясь статьями триста семьдесят пять, шестьсот… Сердце вдруг застучало сильнее, и Минхо обернулся на Джисона, сидящего в самом последнем ряду. Тот смотрел на него пристально, и поджал губы, ловя его взгляд. — Суд приговорил- Выдох. — Признать Эрика Фредерика Белла виновным в совершении преступления, предусмотренного частью три статьи двести одиннадцать и назначить ему наказание в виде лишения свободы сроком на восемь лет, с отбыванием наказания в исправительной колонии строгого режима, с последующей депортацией из республики Южная Корея согласно его гражданства в Данию и пожизненным запретом на въезд в республику Южная Корея. Выдохи теперь послышались по всему залу суда, Минхо уже не слышал ничего, хотя приговор озвучивался еще некоторое время. Его ноги стали ватными, а все тело покрывала дрожь. Неужели это правда? Все, чего ему хотелось до бесконечности сильно — обнять своего парня, который прошел весь этот путь с ним. Судья покинул помещение, Эрика в наручниках увели из зала, свидетели, понятые и присяжные начала разбредаться, когда Минхо пробирался через толпу, чтобы скорее хотя бы кончиками пальцев дотронуться до родного тела. Джисон обнял крепко, вздыхая прямо ему в шею, постукивая ладонями по спине и снова сжимая. — Все закончилось, — прошептал Минхо, пытаясь осознать, насколько теперь все будет в порядке.

***

Декабрь летел так же быстро, как ритм огромного мегаполиса, в котором жило огромное количество людей со своими маленькими и большими мечтами. Минхо был рад тому, что к двадцати семи годам он осознал, что его мечтам не обязательно быть большими. Он не хотел быть звездой, не хотел иметь внушительные бизнесы, или даже управлять некрупной организацией. Его устраивала его роль в этом обществе, где он был доволен своей любимой работой на пару с лучшим другом Чанбином. У него хватало времени на свои хобби от кемпинга и тренировок по боксу, до внезапно накрывшего его желания вязать шарфики и шапочки, а потом еще и завести кота. У него были цели, стремления, а главное — любовь. Любовь, которая расцветала еще весной, но к декабрю ее бутоны уже заполнили собой все пространство внутри и вокруг Минхо. Его дом был непременной ассоциацией с его парнем: раскиданные в паре мест белые носки, большие наушники, тетрадки учеников японского, плойка для накрутки кудряшек, свечи для романтики, целая тумба-тайник со сладостями, а еще стоящая теперь на видном месте гитара. Оглядывая свою квартиру на предмет населения ее мелкими вредителями, а точнее его любимым человеком, Минхо довольно улыбался. — Honey, I’m ho-o-ome, — звучало каждый вечер, и Минхо не хотел, чтобы это заканчивалось. Католическое рождество они отметили в привычной компании Чанбина и Феликса и еще пары приятелей, но Новый Год выбрали провести вдвоем. Никаких поездок, необычных красивых локаций, только их уютная квартира, гирлянда, любимые свечи Джисона, пицца прямо на кровати за просмотром “Шепота сердца”, одного из любимых аниме Минхо. — Это признание на крыше такое трогательное, я щас расплачусь, — ныл Джисон, стуча ногами по постели, кусок пиццы полетел обратно в коробку, когда он потер свои глаза. — Угу, всегда мечтал о такой теме. Не знаю даже почему. Им всего тринадцать и они на крыше школы, зачем мне это в двадцать семь? — хмыкнул Минхо, заливая в себя колу. — Детка! — Джисон вскочил в полный рост на кровати. — М-м, — довольно промычал Минхо, ухмыляясь на то, как Джисон пружинит их и без того полу убитую от постоянного траха кровать. — Тебе это точно надо! — Ты о чем? — он приподнял бровь в непонимании. — Признание как у них! Иди сюда, — Джисон резво принес два стула со спинками в комнату на удивленный взгляд Минхо, — Это чтобы облокотиться, типа мы стоим на крыше у ограждения! Минхо буквально в растянутых старых шортах, с пятном от пиццы на футболке, неловко встал и переминался с ноги на ногу. Кончики ушей начали интенсивно краснеть. Он все же подошел к стулу и облокотился на спинку по примеру своего парня. Джисон посмотрел на него со светящейся улыбкой, а затем: — Что это за город, Кремона? Надеюсь, что там будет красиво! — начал воспроизводить он по памяти только что просмотренную сцену из аниме. Минхо обомлел. Он смотрел на Джисона, округлив глаза. Но кому он будет врать — посмотрев эту сцену тысячу раз за детство и юность, он помнил каждое слово главного героя наизусть. — Говорят, город красивый и там живет множество скрипичных мастеров… — пробормотал он неловко, смотря вперед, будто перед ним была не мятая кровать с коробкой из-под пиццы и ноутом, а панорама японского городка. — Надо же, как ты поставил цель и идешь к ней, осуществляешь мечту. А я себя чувствую идиоткой. Думала о всякой ерунде, что хорошо бы попасть с тобой в одну школу. Никакой фантазии, даже самой противно, — протараторил Джисон, смущаясь, кажется, совсем не притворно. Минхо так любил этот момент. Робкое признание двух юных сердец, невинные обещания, алые щеки. — Я тебя в библиотеке по формулярам заметил, — он делает паузу, сглатывая и не веря, что разыгрывает это с ним, — Уже давно. Сто раз мимо проходил. Удивился? Джисон кивает, и краснеет в точности как главная героиня. — Даже сидел с тобой за одним столом, — продолжает он, смотря на него пристально, любовно. — Да-а-а? — смущенно восклицает Джисон. — А сколько книжек перечитал, чтобы тебе попалось мое имя. Я, когда поеду в Италию, буду за работой петь твою песню. В голове вместо образов милой песни из аниме, вдруг всплыл медовый голос Джисона и то, как он играл ему на гитаре недавно сочиненную песню. Он только-только занялся музыкой, а уже так хорошо звучал. — А я… На этом главная героиня не смогла договорить, потому что одноклассники, подслушивающие их на крыше, выдали себя, случайно вывалившись всей гурьбой из двери, ведущей на крышу. Поэтому Джисон заорал голосом противного мальчишки следующую реплику: “Цукисима взбесилась, спасайся кто может!” и засмеялся, чуть не падая вместе со стулом на пол. Минхо поймал его, и продолжал так пристально смотреть, пока Джисон не успокоил свой смех. — Ты чего, — вдруг серьезно сказал он, все еще откинувшись спиной на руке Минхо, — М-м? Глаза Минхо были стеклянными. Он оглядел все лицо своего парня, каждую частичку, прежде чем сказать: — Господи… Как же сильно я тебя люблю, Джисон. — Детка, я… — Джисон не успел договорить, когда губы Минхо накрыли его. Телефон завибрировал, и, разрывая поцелуй, Минхо поднял его с комода, зачитывая смс от Чанбина вслух: “С новым годом, засранцы. Любки вас, повеселитесь там.” Джисон подошел и обнял Минхо со спины, крепко-крепко. Так, что тот прокряхтел, и, положив телефон обратно, развернулся в объятиях: — Давай так вместе каждый новый год, — предложил младший. — Что именно? — Разыгрывать эту сцену и признаваться в любви? Кстати, сейчас мой черед, — мягко и соблазнительно улыбнулся Джисон. Он выдержал паузу, всматриваясь в лицо напротив. — Я так сильно люблю тебя, Минхо. Минхо чувствовал, что может летать.