За чертой круга

      Знание не всегда несет благо. Иногда реальность и то, что находится за ее пределами, прячут от человека искомую истину, чтобы тот не сошел с ума.       «Кто истинно верит — спасется, иные пойдут ко дну», — прозвучало в голове Амалы, но то был не ее внутренний голос. Возможно, невидимые силы таким образом предупреждали каждого, кому было суждено переплыть реку Вайтарани.       Амала не знала, сколько лет этой реке и кто из богов дал ей имя. Да и стоило ли задаваться подобными вопросами, когда хлипкая лодчонка то и дело раскачивалась на неспокойных, коварных волнах, угрожая выбросить за борт? Воды Вайтарани были темно-красными — такими же, как полумесяц, что угрожающе застыл в беззвездном небе.       «Будто кто-то занес серп для жатвы…»       Странные мысли одолевали Амалу. Не выдержав, она впилась плохо гнущимися пальцами в кулон, который ей подарил Амрит, будто магическое сплетение линий на холодном металле на самом деле могло спасти от того, что плавало за бортом. Амала была готова поклясться, что видела чьи-то кости, белеющие в зловещем полумраке у поверхности воды.       По всем законам, юная Басу не должна была находиться здесь — ее время еще не пришло, — но даже если бы она захотела повернуть назад — ничего бы не получилось. Из царства Ямы, через которое протекала Вайтарани, не было обратного пути. Мифическая река упоминалась во многих религиозных текстах, от сюжета и содержания которых волосы вставали дыбом, но Амала, к своему счастью, не увидела ничего, что хотя бы отдаленно напоминало источник, наполненный всеми мыслимыми и немыслимыми наказаниями для грешников. Возможно, так было потому, что в ее случае река служила всего лишь символическим переходом между бодрствованием и сном. Амала ощущала эту границу, но проснуться или как-то повлиять на происходящее не могла. Единственная надежда оставалась на Амрита. Но хватит ли у него сил и умений, чтобы удержать Амалу в междумирье, пока она не найдет след Рэйтана?       «Он умер как человек. Значит, должен был пройти через все это», — убеждала себя Амала и заодно припоминала, что о реке, по которой переправляются души умерших, также упоминалось в древнегреческой мифологии и, кажется, в скандинавской, но задумываться об этом дольше, чем на секунду-другую, не было времени.       Воздух внезапно очистился от плотного тумана, а вода и ночное светило над ней приобрели нормальный и вполне себе мирный вид. Возможно, это был знак высших сил, которые решили, что в Амале все же больше хорошего, чем дурного? Или она неверно истолковала слова Амрита, который утверждал, что Вайтарани умеет чувствовать человеческую душу?.. Ведь только богам ведомо, откуда у юной Басу взялось столько смелости, чтобы шагнуть в неизвестность, понадеявшись на непонятный кулон да слова брахмана, который пообещал помочь, но не сказал, что сможет гарантировать ей безопасное возвращение?       «Я бы все равно пошла. Даже если бы шансов и вовсе не было», — поняла Амала. Как ни странно, она не сердилась на Амрита. Он без того слишком много для нее сделал, ничего не требуя взамен. Дубей был трудным и заносчивым человеком, но Амала многое бы отдала, чтобы сейчас он оказался рядом. Помог ей. Потому что излишнее самоуверенная госпожа Басу, откровенно говоря, не имела ни малейшего понятия, что ей делать дальше. Зато энтузиазма в ней было хоть отбавляй.       Вскоре лодка бесшумно причалила к пустынному берегу, и Амале не оставалось ничего другого, кроме как сойти на сушу. Амрит сказал довериться интуиции и инстинкту. Уверял, что янтра поможет и защитит. Но куда именно Амале следовало идти? Где искать призрак того, кто оставил ее саму, но едва ли оставил ее сердце? А если допустить, что река, чьи воды принесли Амалу на остров, была вовсе не той, о которой она подумала?.. Куда же, в конце концов, ее занесло?! Вдруг кулон, который все это время оставался холодным, несмотря на соприкосновение с кожей, ощутимо нагрелся. Это значило, что мысленно Амрит находился рядом с ней?       Да, так и было… Закрыв глаза, Амала ощутила эфемерное присутствие Дубея. Ощутила и тут же одернула себя за порывистые, необдуманные чувства.       — Рэйтан ушел как человек, но все-таки он им не был. Я верю — его душа все еще не покинула этот мир, — поделилась мыслями Амала, как будто Амрит на самом деле стоял рядом и мог ее слышать. Хотя… кто знает. Ни ей, ни ему не приходило в голову проверять хваленую связь на прочность. — И пока прошло совсем немного времени, он сможет вернуться ко мне.       Словно покоряясь ее стремительно крепнущей вере, тусклая, однотипная местность начала приобретать знакомые черты. Амала вспомнила и узнала зубчатые антрацитовые скалы, глубокие овраги и чахлую растительность у обмелевшего ручья. А еще она вспомнила горящие голодным блеском глаза бхутов — злобных духов, живущих на окраине Тамас-Виталы.       Только теперь Амла поняла, для чего ей была нужна янтра. Если бы Дубей мог читать мысли, он бы сейчас ухмыльнулся, довольный собой, и в шутку потребовал бы вернуть «бесполезный кулончик».       Поначалу она шла неуверенно — боялась, вдруг кто-то из духов почувствует присутствие живой души рядом и нападет? — но тревога была напрасной. Терзаемые скукой и тупой, непроходящей болью бхуты ее просто не замечали.       Шаг за шагом, совершенно не зная, что ждет впереди, Амала добралась до просторных залов обители Рэйтана.       — Тамас-Витала… Не думала, что так скоро окажусь здесь, — благоговейно прошептала она, точно зная — Амрит ее услышит. Дубей должен был знать, что она не сбилась с пути. Более того! Она все поняла. Тот, из чьей плоти и мысли был создан Рэйтан, не позволил бы своему аватару спуститься к Яме. Нет… Рэйтана ожидал совершенной иной суд и судья.       И что в таком случае она способна сделать?       Ничего!       Осознание оного устрашило гораздо сильнее, чем мифическая река, наполненная костями и плотью, чем жуткие бхуты, томящиеся за стенами из белого камня и ждущие возможности наказать ту, что посмела их обмануть.       Очищающая сила этих стен стирала любую магию, облекала мысль в слово, но не могла дать того, чего так желала Амала.       — Рэйтан! Если ты здесь, умоляю, отзовись!       Она в отчаянии заламывала руки, понимая, что другого шанса не будет. Если она попробует задержаться в междумирье дольше положенного, может случиться непоправимое. Разумеется, Амрит почувствует это и пробудит ее, но путь в Тамас-Виталу — путь к Рэйтану — будет закрыт навсегда. Амала не сможет вернуть своего возлюбленного, даже если будет денно и нощно молить об этом богов.       Стоять на месте и ничего не делать было сущей пыткой, и Амала начала метаться по комнатам, петляя меж колонн и легких тканей, которые здесь заменяли двери и арки. Куда бы она ни шла — направо, через сад с журчащими фонтанчиками и сочно-зелеными пальмами, или налево — мимо величественной золотой колоннады, — ноги все равно приводили в знакомый зал, достаточно скромный по меркам огромного дворца. Именно здесь она узнала правду о Рэйтане. Приняла его…       Амала прерывисто вздохнула и приказала себе успокоиться — выровнять дыхание, подумать о хорошем, почувствовать энергию владетеля этого места, которую по-прежнему хранили предметы вокруг.       — Я знаю, ты где-то рядом. Я не вернусь обратно, пока не увижу тебя. Ты обещал пройти этот путь вместе со мной! До самого конца! — Амала шмыгнула носом, села у подножия одной из колонн и вдруг почувствовала себя невыразимо маленькой. Незначительной. Ее слова улетали в пустоту, но едва ли они были пусты сами по себе… — Как видишь, не я одна слыву нарушительницей обещаний! Поверь, я бы все отдала, лишь бы вернуть тот день и никуда не ехать. Все что угодно, лишь бы ты был жив.       «Что угодно, что угодно…», — отразилось от стен. Не получив никакого ответа, Амала уронила голову на скрещенные руки и тихо заплакала. Янтра на шее снова нагрелась, передавая волю Амрита, — брахман пытался призвать ее обратно, — и тогда Амала, не раздумывая, сняла кулон и забросила его в дальний угол. В обители Махадевы ни одна тварь не посмеет приблизиться к ней, а влияние Амрита больше не будет мешать. Да, он просил ее не делать глупостей, но Амала решила рискнуть. Возможно, ей было далеко до мастерства ведающих, но она могла видеть бхутов точно так же как Амрит, а в лесу Клифаграми у Амалы даже получилось заглянуть в прошлое!..       «Может, получится и сейчас?»       — Рэйтан, если ты слышишь, помоги мне, — пошептала она и, усталая, улеглась прямо на пол. Одинокая слезинка скользнула из уголка ее глаза, прокатилась по переносице и упала на камень.       Кап.       Кап-кап…       Ей было неведомо, о чем в тот момент думал Рэйтан. Пошатываясь, он стоял на коленях. Голова была слегка запрокинута, а глаза закрыты. Не считая жуткой бледности и глубоких теней под глазами, он выглядел вполне нормально.       «Главное — он жив. Остальное поправимо».       Но когда Амала, не веря своему счастью, потянулась к Рэйтану, чтобы дотронуться и убедиться, что это было взаправду, она не смогла сдвинуться с места. Да и где было это место? Амалу со всех сторон окружали тьма и пустота, в которой время от времени появлялись всполохи холодного голубого цвета. Тьма тут же поглощала их, не давала разгореться. Тьма казалась живой — оплетала плечи, обвивалась вокруг плотными змеиными кольцами. Было страшно, но Амала изо всех сил старалась не впускать страх в сердце. Она добровольно ступила за черту круга, вверила свою судьбу высшей силе, которая не разменивалась на низменные чувства и не терпела их в своей обители.       Вскоре нечто темное и большое отделилось от общей массы и потянулось к Рэйтану. Амала не выдержала — протестующе дернула плечами, хотя заранее знала, что не сможет противиться могуществу того, кто контролировал ее тело, разум и вообще все вокруг.       — Рэйтан… — только и сумела прошептать она, но погруженный в глубокий сон аватар Шивы по-прежнему не слышал ее, а огромное темное облако за его спиной тем временем превратилось в того, кого Амала ожидала, но вместе с тем боялась увидеть. Это казалось немыслимым, невозможным, но она и впрямь различила в исполинской фигуре знакомые черты: широкие плечи, убранные наверх волосы с полумесяцем сбоку…       Амала затаила дыхание и широко распахнула глаза, боясь нечаянно моргнуть и пропустить хотя бы секунду живой картины, которая разворачивалась перед ней не во сне, а наяву.       Великий Бог зачерпнул из пустоты горсть священного пепла и взял безмолвного Рэйтана за подбородок…       Рука божества была такой большой, что при желании могла стереть в порошок камень, не говоря о хрупком человеческом теле.       Сердце Амалы забилось отчаяннее и быстрее, но она все еще оставалась зрительницей, не способной повлиять на непредсказуемый сюжет, разворачивающейся на сцене жизни…       И смерти.       Бог держал Рэйтана крепко, но не причинял ему боли. Вторя его замыслам и движениям, из уст невидимых обитателей пустоши непрерывно текла знакомая мантра. Амала, будто загипнотизированная, тоже присоединилась к хору голосов. Слилась с ним. В тот момент она не могла поступить иначе — настолько сильно трепетала перед тем, чья длань легла на лоб ее возлюбленного.       Тремя пальцами, как положено, он нанес на кожу Рэйтана три линии — священную трипундру — и тем самым даровал ему освобождение.       Глаза Рэйтана тотчас открылись. Они были белыми и мутными, как у слепца, но Амала почувствовала, что он наконец-то увидел ее! Увидел и улыбнулся уголками губ — так, как привык улыбаться только ей!       Но радость встречи быстро померкла.       Амалу потянуло назад — прочь от Рэйтана и от мира, где ей — смертной — не было места. Она летела в пропасть. Ледяной, удушающий ветер закладывал уши, слезы лились сами собой, но то, видит бог, были слезами истинного счастья.       «Если он и вправду жив, если великий Шива даровал ему возможность исправить ошибку, значит, все было не зря», — ликовала Амала, раскинув руки в полете.       — …Раньше я бы сказал, что увиденное не стоит твоих слез и тем самым обесценил бы твои человеческие чувства, но теперь я тебя понимаю.       Подушечкой большого пальца Рэйтан стер щиплющую соленую дорожку с ее щеки, и Амала, не прекращая улыбаться, поймала его за руку, прижалась к ней и медленно открыла глаза.       Над Варанаси плыла сонная вечерняя дымка, частично заслоняя небо красивого пудрового цвета. Амала поймала себя на мысли, что никогда не чувствовала себя настолько счастливой. Но Рэйтан, к сожалению, не разделял ее восторга.       — Что с тобой? Злишься, что я увидела больше, чем должна была?       Голова кружилась, но Амала все равно поднялась. Остывший песок неприятно холодил и колол кожу даже через ткань сари.       — Ох…       — Тише. — Рэйтан придержал ее за плечи. Он не обнимал и не отталкивал — держал среднюю дистанцию. Но… почему? Разве не он привел ее сюда, в древний город, дабы помочь вспомнить, что произошло на самом деле? — Удивительно, на что способны несколько капель крови ведающих да твое собственное безумство.       — Безумство?       Рэйтан скользнул ладонями по ее предплечьям вниз-вверх, согревая, но в его глазах по-прежнему читались тревога и осуждение.       — Ты пролежала в беспамятстве не меньше пары часов.       Амала и сама догадалась, едва посмотрев на небо, но она же вернулась обратно! Вернулась к Рэйтану, когда убедилась, что тот, в чьих руках все это время была его жизнь, смилостивился и дал ему второй шанс. Разве это не чудо? Разве Рэйтан не должен быть счастлив?       — Что бы я ни делал, как ни пытался тебя дозваться — все было впустую…       Амала ласково сжала его лицо и попросила успокоиться, но Рэйтан порывисто сбросил ее ладони. Раньше она просила его не скрывать чувства, просила не становиться холодным и не отдаляться, лишь бы не навредить ее благополучию, но Рэйтан все равно поступал так, как считал нужным, потому что видел и знал гораздо больше ее и не имел привычки жить одним днем, ибо держал ответ перед богами не только за себя, но и за тысячи других душ. Сейчас же он выглядел настолько человечным и уязвимым, что у Амалы защемило сердце. Во всех последних неудачах, что происходили с ним, была виновата она.       — Зато теперь я все знаю… Так ведь?       Рэйтан насмешливо выгнул бровь.       — Увы, ты знаешь лишь малую часть и не ведаешь, почему оказалась здесь, почему Амрит считает тебя супругой, и почему я сейчас могу свободно разговаривать с тобой, хотя все, что от меня осталось тогда, в Клифаграми, — это горстка пепла в твоих руках.       — Не надо! — зажмурилась Амала. Меньше всего на свете ей хотелось вспоминать об этом.       Но Рэйтан продолжал неумолимо жалить ее правдой.       — То, что ты увидела, на самом деле не было сказкой о чудесном возвращении к жизни.       Его тон несколько смягчился, но Амале не стало от этого легче.       — Я согласился на договор, условия которого обязан соблюдать.       — Хочешь сказать, я и Амрит не сыграли никакой роли? Да я все была готова отдать, чтобы вернуть тебя!       Лишь бы не верить в собственное бессилие, Амала стукнула Рэйтана кулаками по груди и тут же прижалась к нему всем телом, стиснула в объятиях, невыразимо страшась мысли, что он снова ее покинет.       — В этом и есть твоя беда, июньская лилия… — Рэйтан таки сжалился над ее измученной душой — прижал к себе еще ближе и мягко поцеловал в лоб. — Ты даже не подумала, какую цену тебе придется заплатить. И не вини в том богов… Они не толкали тебя в спину и не принуждали ехать в ту проклятую деревню.       — Я не могла поступить по-другому.       — Я тоже. Хотя, в отличие от тебя, знал обо всем, что случится после.       Амала потерлась щекой о его грудь, наслаждаясь приятными нотками жасмина и бергамота, запах которых исходил от его кожи, и приглушенными ударами родного сердца. Что бы ни говорил Рэйтан, она знала одно — даже боги не смогли противостоять тому, что было между ними! Но теперь все изменилось, не так ли? Пройдя настолько сложный путь, едва не лишившись физического тела, мог ли Рэйтан сказать, что по-прежнему любит ее так же сильно, как и она его? Быть может, чувства к ней больше не вдохновляют его, а тяготят? тащат вниз?       — Иногда я думаю, что для нас двоих было бы лучше никогда не встретиться, — сказала Амала.       Рэйтан затих, рассеянно поглаживая ее волосы, а потом неожиданно согласился:       — Не стану лгать… Для тебя так и вправду было бы лучше.       В противовес словам, он тут же поймал ее за подбородок, будто почувствовал, что Амала захочет отойти и не портить его новую жизнь, и поцеловал. Настойчивое, жаркое прикосновение его губ сказало ей гораздо больше, чем могли бы сказать слова. Быть может, на этот раз Рэйтан и хотел сделать все правильно — позволить ей жить нормальной жизнью со смертным, которому она была обещана, и к которому ее тянуло почти так же сильно, как и к нему когда-то. Разница была в том, что Амала запрещала себе думать об этом. Она стыдилась своих низменных желаний, не понимая, что те не зависели от нее. Она предпочла держаться от Амрита подальше, чтобы не испытывать судьбу. Она выбрала его — Рэйтана —, а он в ответ бросил все силы, чтобы оградить ее от самой себя и от влияния потусторонних сущностей, что слетались к ней, будто черные мотыльки, и хотели поглотить, вобрать в себя ее неповторимый свет. Частичку божественного. Будучи на расстоянии, Рэйтан мог сделать свою единственную любимую женщину гораздо счастливее и спокойнее, чем она была рядом с ним — не человеком, но и не богом — темным фантомом, который мог исчезнуть в любой момент. И у него бы все получилось, если бы Амала позволила себе забыть о нем! Позволила бы себе стать по-настоящему счастливой.       Она должна была забыть!..       Рэйтан пришел к Дубеям — на суетливую семейную встречу — лишь для того, чтобы убедиться в этом и навсегда уйти в тень, но стоило увидеть, как Амала посмотрела на него, и он тотчас все понял — она ничего не забыла. Ни единой секунды! Потому и выглядела такой растерянной и одинокой. Глупая… Она всерьез подумала, что он бросил ее.       Амале казалось, что она слышала мысли Рэйтана, который никак не мог найти себе покоя, и эти мысли полностью совпадали с ее.       Никто из них не забыл и не собирался забывать.       — Не хочу, чтобы этот день закончился так!.. Не хочу возвращаться в Калькутту. Сегодня это будет выше моих сил, поверь — призналась Амала, хотя на деле ей было все равно, где находиться. Главное — с ним. Рэйтан не мог ей отказать — это читалось в его глазах. Он желал ее, как и раньше, но не смел произнести это вслух, чтобы не сделать положение Амалы хуже и труднее, чем оно уже было. Наконец, он решился…       — Тогда, если не возражаешь, я покажу тебе еще одно место.