Несостоявшийся наложник

Следующие два дня Чонгук то и дело ловил на себе насмешливые взгляды слуг. Было стыдно перемещаться по собственной усадьбе, однако он понимал, что сам виноват в сложившейся ситуации. Устроил представление под балконом омеги, напившись до состояния «великолепного поэта», а потом и вовсе заставил Тэхёна раздеться. Естественно, что теперь все шушукались за его спиной, начиная от повара и заканчивая стражниками. Стихи Чонгука были ужасны, как и надрыв, с которым он выкрикивал их на весь двор, шатаясь с пустым кувшином в руке и повязкой на раненом бедре. — Стыдоба… — мысленно сокрушался он уже второй день подряд, когда пытался представить в голове эту жалкую картину. Особенно ту, в которой он забрался на балку, увешанную бумажными фонариками, и протяжно заныл что-то вроде: Утешь меня, Тэхён! Я так в тебя влюблён. Отдай мне свой ханбок, Что пахнет, как цветок. Кто бы мог подумать, что он — столь грозный, властный полководец — способен на такие глупости? Ведь ему уже далеко не семнадцать лет, чтобы вести себя безрассудно из-за неразделённой любви. Хотя тут нужно признать: разбитое сердце болит в одинаковой степени, вне зависимости от возраста. Альфа прекрасно знал, что виной всему был отнюдь не только тот кувшин горячительного напитка. Ведь случалось, он пил и по три-четыре на пирах с друзьями, но при этом оставался в трезвом уме. По крайней мере не вытворял ничего из ряда вон выходящего. Но в сей раз… Тэхён. Дело было в этом несносном омеге, который решил напрочь свести Чонгука с ума. Многочисленные попытки к бегству заставляли быть всегда начеку, спать в одежде, навострив уши, и вскакивать с кровати при малейшем шорохе. Даже самые трудные сражения не изматывали так сильно, как поведение этого упрямца. Приходилось ловить его по несколько раз за сутки и возвращать обратно в дом. Чонгук брал Тэхёна на руки, обхватывая за пояс, пока тот громко кричал, что ненавидит-ненавидит-ненавидит его, и пинался изо всех сил. В те минуты альфа и впрямь готов был заскулить, как побитая собака, вот только не от боли, а от нестерпимого желания просто взять и заткнуть омегу страстным жадным поцелуем. Он его хотел до трясучки, до ломоты, до безумия, до… мокрых от спермы простыней по утрам и постоянного напряжения в штанах. Будучи в таком плачевном состоянии, Чонгук усугубил положение тем, что выпил алкоголь. И всё, что кипело внутри него необузданным огнём, вырвалось наружу в виде нелепых трактатов под балконом и настойчивых просьб, чтобы Тэхён снял с себя одежду да отдал ему. Тем не менее после случившейся шумихи наступило затишье. С той ночи омега больше не устраивал погромы, не предпринимал попыток сбежать и спокойно проводил время в южной части усадьбы. Было ли это как-то связано со стихами альфы или нет, оставалось только гадать. Чонгук пробовал узнать подробности у старика Минги, но тот на него лишь сердито шикнул, стукнув бамбуковой тростью по полу: — Вы как кошка с собакой. Один шипит, другой порыкивает. Когда вы уже наконец поговорите, как нормальные люди? Минги был совершенно прав. Больше месяца прошло со дня казни Ким Юджона, но за всё это время Чонгук и Тэхён ни разу спокойно не поговорили, только ругались друг с другом. Омега до сих пор ещё не знал, что доброе имя его отца было восстановлено, что подлый До Минджун уже гниёт в могиле, а алчный и продажный дядя Мун остался ни с чем, без грамма серебра, потому что проиграл все имущество в игре в Го. Однако проигрыш был хитро спланирован самим Чонгуком, который подослал в увеселительный дом своего доверенного человека. Так что на самом деле владельцем земель и поместья Юджона теперь стал Генерал. — Думаешь, я не пытался? С ним просто невозможно разговаривать. Как только меня видит, так сразу начинает кидаться всем, что попадается под рукой. Будто ты сам не видел… — принялся оправдываться Чонгук перед стариком. В южной части усадьбы действительно почти не осталось фарфоровых ваз или других декоративных предметов. Омега всё разбил. Уцелели одни горшки с цветами, и на том спасибо, хоть растения пожалел этот крушитель. — Я как-нибудь придумаю способ сделать так, чтобы вы смогли поговорить, — пообещал Минги и отправился дальше хлопотать по дому. У Чонгука тоже скопилась куча дел, но прежде чем приступить к ним, он строго-настрого наказал Вэй Пину не спускать с Тэхёна глаз. Омега всё ещё мог попробовать сбежать, поэтому не стоило расслабляться.

***

Оружейный склад Генерала Чона находился на окраине столицы, запрятанный за плотной стеной бамбукового леса. Там же был построен тренировочный лагерь для солдат. Такое изолированное расположение позволяло не провоцировать любопытство простолюдинов. Как раз сегодня сюда доставили новую партию мечей, кинжалов и прочих вещей, необходимых для военных походов. Нужно было это всё осторожно разгрузить, посчитать и сверить цифры, чтобы они соответствовали количеству указанному в документе. Чонгук регулярно обновлял запасы склада, прекрасно осознавая, насколько важно снабжать солдат качественным, прочным оружием. Возможно, эта была одна из самых главных причин того, что полк Генерала Чона возвращался из походов с минимальными потерями. Закончив с пересчётом в оружейной и дав все необходимые указания командирам, он немного понаблюдал за ходом тренировок своих «непобедимых тигров», после чего отправился к главному магистрату. Однако по пути к нему он неожиданно столкнулся с одним из своих старших братьев. В отличие от Чонгука, который ездил верхом на лошади, Чон Хосок предпочитал передвигаться в паланкине, как и полагалось по правилам дворца. Да и одевался он в более элегантные одежды, подчёркивающие высокое происхождение. — Братец, куда спешишь? — окликнул его Чон Хосок. И Чонгук мысленно взвыл от досады, потому что знал: хён его не отпустит, пока не заставит посидеть с ним в чайном доме и не прочитает ему пару лекций о правильной жизни. Из всех принцев Чонгук был единственным, кто не пользовался благами своего статуса. Очень маленький круг людей знал, что в действительности он не только Генерал, но ещё и младший сын Императора. Братья были не особо довольны этим фактом и обижались. Они постоянно пытались уговорить его, наконец, начать жить так, как подобает принцам. — Идём-ка чаю попьём и поговорим немного по душам. — Что и требовалось доказать: Хосок не изменял своим привычкам. — Я о-о-очень спешу… — Попытка не пытка, как говорится. Чонгук искренне надеялся, что сможет улизнуть из лап хёна, и произнёс эти слова с нужной интонацией для того, чтобы подчеркнуть свою занятость. — Разве может быть что-то важнее, чем чашка чая со старшим братом? Я отпущу тебя только в том случае, если ты торопишься к какому-то прелестному омежке. — На лице Хосока появилась хитрая улыбка, по которой стало понятно, что до него уже дошли слухи о Тэхёне. Раз Хосок уже был в курсе, то отрицать не имело смысла. Воспользовавшись лазейкой, Чонгук быстро ответил: — Да, именно к нему я и спешу. — Подожди секунду, — весёлым голосом попросил брат и достал из широкого рукава шелкового ханбока одну книгу в мягком переплете. — Думаю, тебе это пригодится, возьми. — Он протянул томик, прищурив глаза, словно сытая лисица. Чонгук нахмурился и взял книгу, которую стал пролистывать, чтобы понять, с чего брат вдруг решил, что она ему будет нужна. Его щёки и кончики ушей мгновенно покрылись румянцем, когда он увидел иллюстрации и вчитался в текст. — Что за… — хотел было возмутиться он, но вот незадача: паланкин Хосока уже отдалился от него на приличное расстояние. — Он думает, что я девственник, раз у меня нет наложников? Вздор! — возмутился Чонгук, но книгу не выбросил, а припрятал за пазухой, прежде чем тронул поводья. Когда уже приближался к зданию главного магистрата, его снова кто-то окликнул: — Господин, господин! Скорее возвращайтесь в усадьбу! Там такое происходит! — протараторил Банчан — двенадцатилетний сын садовника. Лицо Чонгука аж позеленело. Неужели Тэхён опять что-то натворил? О, небеса! Этот омега был послан ему не за заслуги, а точно за грехи, совершенные в прошлой жизни. — Говори, что там стряслось? — потребовал он ответа, резко повернув лошадь в сторону дома. — Там у главных ворот явился один человек — грязнющий такой и в лохмотьях — и голосит во всё горло, что вы, мол, вор и мерзавец. Мол, вы его обокрали, обманули. Вэй Пин хотел его вышвырнуть вон, но этот оборванец представился родным дядей Тэхёна. Вот почему стражники не знают, как с ним поступить. Во двор впускать — не впускают и выгнать не решаются. А тем временем, около поместья собралось много зевак, все прибежали на его крики. — А Тэхён где? Он что-то сказал по этому поводу? — Не могу знать, мой Господин. Меня сразу отправили за вами. Ещё ослица эта такая медленная, как назло, едва шевелит копытами. Говорил же я вам, что я уже достаточно взрослый и мне можно вставать на лошадь, — жаловался Банчан, который очень хотел получить в подарок от хозяина одну из его лошадей. Однако выбрал он не совсем удачный момент для такой просьбы. Чонгук и половины его слов не услышал, ибо пустил своего коня быстрой рысью. Сзади поднималось белое облако пыли, скрывая его отдаляющийся силуэт от подростка.

***

— Не слушай его, всё это неправда. Господин тебе объяснит, почему он так поступил, — успокаивал Минги Тэхёна, а тот нервно ходил кругами по двору в ожидании возвращения Чонгука. За воротами не прекращал орать охрипшим голосом дядя Мун: — Генера-а-ал Чон подлец и наглый во-о-р. Он забрал моего племянника, так ещё и всю землю присвоил себе! Он хуже шакала! Толпа, которая собралась у поместья, выкрикивала обратное: — Не ври, жалкое отродье! Генерал Чон сама честность и справедливость. Раз он так поступил с тобой, значит, ты это заслужил! Под ногами Тэхёна путался Чимин, и он вторил словам толпы: — Да! Мой отец не вор! Он добрый и честный! — при этом дёргал старшего омегу за штанину, чтобы тот его слушал. Внезапно крики людей затихли, затем раздались звуки торопливого топота лошади, и через несколько секунд прозвучал холодный, будто сталь, голос Генерала Чона: — Впусти его во двор, — обратился он к Вэй Пину. И ворота тут же отворились. Перед заплаканными глазами Тэхёна открылся вид на спешившегося альфу в своём привычном чёрном ханбоке с суровым выражением на лице, и на дядю с немытой грязной головой и рваной одеждой, который едва волочил ноги. Как только Мун заметил племянника, стоявшего посреди двора в роскошном ханбоке из дорогого шёлка, он тут же упал перед ним на колени и принялся его умолять: — Посмотри, до чего же твой альфа жестокий! Я помираю от голода. И это потому, что он всё отобрал у меня. Сначала увёз тебя — сразу же после казни, а потом ещё и меня обманул. Разве мало у него богатств? Уговори его вернуть мне хотя бы дом, пожалуйста, Тэхён. — Сперва пусть он тебе расскажет, как именно я его обманул, — твёрдо произнёс Чонгук, глядя на омегу. Тэхён скользнул по фигуре альфы влажным и полным боли взглядом. Тому хотелось в этот момент подойти к нему и крепко-крепко обнять. Однако понимал, что омега не примет его объятий. — Ну, это… Я… Я… — замялся дядя Мун, который не знал, как выйти сухим из воды. — Скажи правду, дядя. Иначе я и пальцем не пошевелю, чтобы помочь тебе, — удивительно спокойным и ровным тоном проговорил Тэхён. — Я… я проиграл имущество в игре в Го. Но ведь я думал, что мой соперник такой же, как я, — обычный любитель просто иногда попытать удачу. На деле же оказалось, что Генерал Чон специально подослал ко мне профессионального игрока. Тот обдурил меня! — нехотя признался Мун, так как в его положении хуже бы уже не стало. — Вот значит как… — сухо протянул омега. Его красивое лицо выражало одну сплошную холодность, и только глаза выдавали всю ту боль и обиду, что тлели внутри него. — Вместо того, чтобы оплакивать смерть моего отца, которого казнили по клеветническому доносу, ты, дядя, ходил по увеселительным домам, чтобы попытать удачу? — Прости, прости меня, бестолкового, — заныл Мун. — Нет. Ты не бестолковый, а бессовестный, бессердечный эгоист! — крикнул Тэхён и весь задрожал от едва контролируемой ярости. — Видеть тебя не желаю, — сказав это, юноша развернулся и побежал в дом. За ним хвостиком увязался Чимин. — Сжалься надо мной, Тэхён. Я ведь пропаду, погибну! — не унимался Мун. — Прошу тебя… — Дайте ему миску лапши и мяса, чтобы поел. А после проводите вон, — приказал Чонгук, после чего отстегнул полный мешочек с серебряными монетами и бросил на землю перед Муном. — Этого тебе должно хватить на первое время, пока не найдёшь себе работу. Больше не приходи сюда. — Но… — хотел было возразить наглый бета. Он тут же заткнулся, когда заметил в руке Генерала значок из чистого золота с характерной печатью, означающей, что перед ним стоял не кто иной, как двадцать шестой а-принц. Только теперь до Муна дошло, что, будь Чонгук действительно жестоким, то мог бы лишить головы прямо здесь и сейчас за весь шум, который он тут устроил.