За последние три недели Тэхён едва не довёл Чонгука до сумасшествия. Он успел перевернуть вверх дном всю его усадьбу. Даже пятилетний Чимин не мог соперничать с ним в наведении беспорядка.
Упрямец пробовал сбежать столько раз, что трудно сосчитать — то через главные ворота, то через задние. Два дня назад он устроил пожар в хранилище с продовольствием, где чуть было не спалил себе волосы. А вчера попытался улизнуть уже со стороны конюшни, но в итоге его снова поймала стража. Беда была ещё в том, что Тэхён выпустил наружу всех лошадей. Под их копытами цветочные клумбы мгновенно обрели плачевный вид. Весь двор выглядел просто ужасно: горшки и садовые фигурки были разбиты, фонари разбросаны, уличная мебель перевёрнута. Слугам пришлось трудиться до самых сумерек, чтобы полностью восстановить двор.
Сегодня ночью неугомонный омега опять поднял на уши всю охрану. На сей раз он привязал к ножке кровати верёвку и спустил её через окно, после чего слез по ней в бамбуковый лес. К счастью, Чонгук вовремя успел догнать и защитить его от когтей одной рыси. Правда, царапина досталась ему самому. Дикое животное полоснуло альфу по левому бедру и нанесло довольно глубокую рану.
— Глупый омега! — рыкнул Чон и, несмотря на боль в ноге, аккуратно взял его на руки, чтобы вернуть обратно в дом.
По пути у Тэхёна ни на секунду не закрывался рот:
— Я ненавижу тебя! Ненавижу! Не хочу жить с тобой под одной крышей! — кричал он и лупил Генерала кулачками со всей дури.
Стражники лишь с сочувствием вздыхали, мысленно желая своему хозяину железного терпения.
Чонгук прижимал к себе пинающегося юношу и сгорал от мощнейшей бури чувств. Злость, страх, любовь, желание… закручивались вихрем, заставляя сердце биться за рёбрами, точно трепыхающегося мотылька, угодившего в бумажный светильник.
Шагая по каменной дорожке через сад, альфа с жадностью вдыхал природный запах Тэхёна. Тот весь извивался, брыкался, и поэтому запах ощущался намного ярче. Длинные волосы струились невесомым водопадом, и хотелось до безумия уткнуться в них. Хотелось пометить, вкусить, насытиться сполна сладостью этого омеги, что с первого взгляда пленил его душу. А теперь мучает, изводит и обжигает пламенем страсти.
Поддавшись соблазну, Чонгук сделал вид, будто споткнулся, и перехватил омежку так, чтобы прижаться губами к месту за ушком. Он незаметно провёл по бархатной коже языком, но, увы, наслаждение продлилось ничтожно недолго.
— Отпусти меня! Я сам могу дойти! — Тэхён стал его бить по плечам ещё сильнее.
У порога Чонгук с трудом заставил себя повернуть в южную часть дома, ведь упорно хотелось направиться в северную — в свою опочивальню. Именно там, считал он, должен находиться омега, засыпать и просыпаться рядом с ним.
— Ненавижу! От тебя воняет, меня сейчас стошнит! — морщил носик Тэхён и шипел, словно та дикая рысь.
Чонгук толкнул дверь ногой, пересёк комнату и опустил его на кровать. Тэхён тотчас прекратил верещать, напряжённо замирая под внимательным разгорячённым взглядом. Масляная лампа озаряла пространство жёлтым приглушëнным светом. К нему прибавлялось тускловатое серебро полной Луны. Но в зрачках альфы блики отражались так ярко, будто он горел весь изнутри, и под кожей у него кипело пламя, точно в жерле вулкана.
От недавней погони в лесу волосы Чонгука выбились из тугого пучка. С распущенными прядями у лица он будто бы лишился привычного образа сдержанного полководца. Его учащëнное дыхание смешивалось со звуками пения цикад, стрекочущих за окном.
— Ты хоть понимаешь, что с тобой может случиться за пределами этих ворот? — Альфа навис над дрожащей фигурой, и тем самым буквально пригвоздил Тэхёна к постели. На лбу виднелись капельки пота, медленно ползущие по вискам к шее. Приоткрытые губы, пылающий взгляд и жадно втягивающие воздух ноздри подчёркивали весь бушующий в нём гнев, смешанный со страстью. — Понимаешь?
— Я… — У Тэхёна мгновенно навернулись слёзы на глаза. Он не мог сдвинуться с места и ощущал себя крайне уязвимым.
Чонгук дотронулся костяшками пальцев до его щеки, скользнул ниже и смял шёлк ханбока в кулак с ощутимой силой. Но дальше не стал ничего делать, хотя мог сорвать с него одежду для большей убедительности слов:
— На улице тебя сразу изнасилуют и не факт, что потом не убьют или не продадут в рабство. Ты этого добиваешься?
— Нет… — тихонько ответил Тэхён уже на грани истерики. Поток жара хлынул на него от того места, где альфа стискивал ткань. Терпкий густой запах клеймом оседал в каждой клеточке тела. Хотелось спрятаться, стать невидимым в ворохе простыней и подушек.
Покидать эту усадьбу было действительно опасно. Тэхён только теперь осознал, что вёл себя глупо. Упрямство, ненависть и обида затуманили ему рассудок, опрометчиво толкая в пропасть. Если бы ему удалось отсюда сбежать, то, скорее всего, он был бы уже мёртв.
— Убери руку, пожалуйста, — всхлипнул омега.
Чонгук послушно разжал пальцы. На ткани сохранились складки от крепкого стискивания. Это была вынужденная мера, он должен был наконец донести до Тэхёна, что тот ведёт себя неразумно. При тусклом свете омега выглядел абсолютно растерянным, беззащитным. В глазах блестела влага, и это выражение беспомощности на его лице отзывалось в сердце колющей болью. Генерал отдал бы всё на свете, чтобы увидеть перед собой, на этих простынях, улыбающегося Тэхёна. Но не такого, каким он был сейчас — всхлипывающего и вздрагивающего…
— Разве с тобой здесь кто-то плохо обращается? Тебе стоит лишь сказать, чего ты хочешь. Слуги будут рады угодить любому твоему капризу, не говоря уже обо мне. Я всё для тебя сделаю…
— Тогда пообещай, что не тронешь меня.
Чонгук резко отстранился, развернулся и шагнул к выходу. На полу образовалась дорожка крови, что сочилась из раны на его бедре. У дверей он притормозил, чтобы жёстко сказать:
— Перед казнью я обещал твоему отцу позаботиться о тебе. Если ещё раз попробуешь сбежать, я просто запру тебя, и будешь сидеть только в этой комнате, — Он замолчал ненадолго и спустя некоторое время, проведëнное в раздумьях, добавил: — Я не даю обещаний, что не могу сдержать.
***
Оставшуюся часть ночи Генерал больше не мог уснуть. Он вышел в павильон
Плакучих Ив, прихватив с собой кувшинчик сливового вина, и уселся на качелях, в одиночестве любуясь полной луной на небосводе, а ещё страдая от внутренних терзаний. Ни дорогим шёлком, ни золотом, ни редкими книгами не получалось смягчить сердце Тэхёна. Все его подарки лишь вызывали раздражение и очередное: «Ненавижу тебя».
Любой костёр разгорится сильнее, если в него подкидывать дровишек. Омега волей-неволей делал это с ошеломляющим умением. Все мысли Чонгука занимал лишь он. С каждым днём становилось сложнее оставаться терпеливым, понимающим и чутким мужчиной. Страсть бушевала в нём кипящим потоком, отчего порой хотелось не просто выть, а рычать сквозь отчаянный скулëж.
— Как мне тебя завоевать, Тэхён? — с печалью спросил он, смотря в усыпанное звёздами небо, когда осушил до дна кувшинчик. — Я подчинял целые провинции вражеских земель, брал в осаду войска, исчисляемые тысячами воинов, но вот тебя… такого нежного и хрупкого… — Рука опустилась вниз и дотронулась до повязки на бедре. Если бы только было возможно замотать такой же повязкой и его страдающую душу…
Ещё в детском возрасте Чонгук не понимал, почему все аристократы стремятся завести гарем. Ведь невозможно одинаково любить нескольких омег. Его отец был тому подтверждением. Он очень редко называет его отцом — к Императору положено обращаться по установленному правилу. На самом деле Чонгук был рад, что родился позже своих многочисленных братьев. Ему не нужно было бороться за трон и соблюдать строжайшие ограничения, как это делают до сих пор старшие принцы.
Чонгук с подросткового возраста всерьёз увлёкся тактиками и стратегиями военного дела. Он чувствовал, что это его призвание, и не ошибся. Всякое сражение под его командованием заканчивалось победой. Однако, в последнее время его всё меньше и меньше тянуло в бой. Быть может, причина заключалась в Чимине?
Этого малыша кто-то оставил у главных ворот его усадьбы, завёрнутого в тонкое одеяльце. При нём была лишь записка с просьбой позаботиться о нём. Чонгук попытался разузнать, чей это мальчик. И расследование привело его в квартал удовольствий. Здесь под видом чайных домов скрывались заведения, оказывающие интимные услуги. После тщательных проверок Чонгук выяснил, что папа Чимина скончался от болезни, а его отец остался неизвестен. Это мог оказаться кто угодно из посетителей, пользующихся услугами кисэн. Чонгук не стал дальше копаться в этом деле и решил, что вырастит и воспитает малыша так, как просили в том письме — судя по всему — предсмертном.
С тех пор Генерал чувствовал ответственность за судьбу Чимина, к которому очень привязался. Минги присматривал за ним и тоже дарил ребёнку свою ласку. Однако старичок не прекращал советовать хозяину скорее взять себе хоть одного наложника. Ведь маленькому омежке необходимо общение с человеком своего пола. К тому же будет здорово, если вскоре в доме появятся ещё дети…
***
Как только первые лучи солнца окрасили розовым бумагу окон, в его дверь постучался Минги. Слуга внёс на подносе пиалу с супом из водорослей и свежий жасминовый чай.
Стоило Чонгуку попытаться встать с постели, как по вискам будто кто-то ударил молотком.
— Ммм… — Он схватился за голову с протяжным стоном. Около его подушки лежал голубого цвета ханбок. Точно в такой же этой ночью был одет Тэхён. Холодный ужас мигом сковал все мышцы Генерала. Он взял вещь, сжав дрожащими пальцами, уставился с испугом на Минги. — Я… Я что-то натворил?
— Господин, вам лучше сначала поесть супа, — сдержанно ответил ему старик.
Чонгук вскочил на ноги, словно ошпаренный. Приблизился к зеркалу и осмотрел себя. Кроме раны на бедре на нём не было следов от царапин. Если бы он принудил омегу к… Нет, он не мог, не мог, не мог! Даже под воздействием самого крепкого вина Генерал не способен так низко пасть, настолько, чтобы совершить нечто ужасное.
— Немедленно расскажи мне, что произошло ночью? Я ничего не помню, — потребовал он у Минги.
— Господин, ничего страшного вы не сделали. Вы просто были пьяны и…
— И? Говори быстрее! — Чонгук держал ханбок в руке и дрожал от страха, он не желал услышать нечто плохое.
— Вы пришли под балкон Тэхёна и принялись читать стихи. Ну… не совсем стихи, а какие-то трактаты по военному делу, в которых вы слегка изменили строчки:
«Храбрым пусть будет твой дух,
Сохрани честь в тяжёлом бою…
И помни, мой верный друг,
Что тебя я очень люблю!»
— О, небеса, — вздохнул Чонгук, зажмурив глаза, пока на его лице начал появляться румянец от стыда.
— Вас было невозможно уговорить пойти спать. Стражники пытались мне помочь, чтобы сопроводить вас сюда, в вашу спальню, но вы упирались и кричали на весь двор:
«Тэхён, пожалуйста, утешь меня!»
«Тэхён, Тэхён, Тэхён!»
— А потом стали умолять, чтобы омега скинул вам с балкона свой ханбок.
— И он скинул? — улыбнулся Чонгук, прижав к животу чужую одежду. Уж теперь он с нею не расстанется никогда. Спрячет под подушку и будет наслаждаться запахом перед сном.
— Ему пришлось это сделать, так как всем слугам хотелось спать, а вы всё продолжали стихи свои читать.
— Я больше ничего не натворил?
— Нет. Больше ничего. Единственное, вы ещё пообещали, что напишете для Тэхёна целый томик стихотворений.
Чонгук мысленно дал себе пощечину за своё поведение ночью. Как он теперь будет смотреть в глаза Тэхёну и остальным слугам? В конце концов он не должен был вести себя так позорно.
— Господин, но вы на верном пути, — тихо добавил Минги.
— Что ты хочешь этим сказать? — Чонгук вытянулся весь с явным интересом.
— Сами подумайте: Тэхён ведь родом из обеспеченной семьи. Драгоценными вещами его не удивить. Думаю, у него полным полно было богатых поклонников, которые дарили различные дорогие подарки. А ему куда больше пришлось бы по вкусу нечто душевное. Поэтому будет очень хорошо, если вы напишете для него стихи, пусть и не совсем складные, как у знаменитых поэтов.
