Одушевленные

Несколько недель плена, пусть и вполне гуманного, неплохо учили ценить простые радости жизни вроде нормальной еды, а не быстроразогреваемых пайков, мягкой постели и возможности, в конце концов, сменить одежду! Хотя первым делом по возвращении домой — точнее все же вторым: первым пришлось выслушать от родителей все, что они о нем думают — Сашка заперся в ванной, где и блаженно отмокал часа полтора. Но и само возвращение немного задержалось и, если бы не вмешательство отца, мариновали бы его в том центре еще долго. Это ж каждого вернувшегося пленника нужно было проверить — а вдруг киборги под видом человека диверсанта им подсунули, установить личность, прогнать через медосмотр, в том числе и психологический. Тому, что последнее испытание его обошло стороной, парень только радовался — вряд ли бы комиссия сочла признаком адекватности удар кулаком по столу и протяжный вой «Выпустите меня отсюда, я домой хочу!» От посещения психолога и профилактических таблеточек, правда, все равно не удалось отвертеться — если мать все больше причитала «Сашенька, как ты? Все точно хорошо?», то отец проявил непривычную жесткость. Виктор, увы, слишком хорошо знал, чем подобное «все в порядке» может обернуться. Но, выждав несколько дней, пока родители успокоятся, а у отца на работе наступит хотя бы относительное затишье, Сашка решился завести с ним разговор на одну важную, но уж слишком щекотливую тему. — Пап… Можно поговорить? — Сашка тихо поскребся в дверь кабинета и тут же просунул голову в щель. — Саша? — Виктор удивленно поднял взгляд. — Ты чего еще не спишь? Что-то случилось? — Да нет, — парень смущенно передернул плечам, однако зашел в кабинет и прикрыл за собой дверь. — Я поговорить с тобой хотел… об Одуванчике. — О DEX’е? — привычно поправил сына Виктор. — Он же погиб… — и тут же осекся: учитывая привязанность сына к киборгу, эту новость явно следовало преподнести как-то по-другому. Но, вопреки ожиданиям, Сашка, в десять лет обиженно рыдавший, что лучший друг детства оказался киборгом, а в тринадцать поругавшийся и подравшийся с друзьями, которые хотели «по приколу» тому самому киборгу поджечь одуванчиковую шевелюру, причем так качественно подравшийся, что Одуванчику же и пришлось мальчишек разнимать и по разным углам растаскивать, не стал недоуменно хлопать глазами с немым вопросом «Как?!». И даже не стал пытаться из отца всю правду вытрясти. А по странной улыбке и шальным огонькам в глазах Виктор уж подумал было, что посттравматический синдром приложил того сильнее, чем он предполагал. — Не погиб. Он на базе остался. — Чего?! — неподдельно удивился Виктор, не зная, что и думать. Если бы киборги разумные решили приватизировать киборга неразумного и хакнуть его, то они точно не стали бы говорить об этом Сашке. А если бы Сашка узнал, что Одуванчик… тьфу, ты, DEX, на базе, то без него бы точно никуда не ушел. — Ну… понимаешь, пап, тут такое дело… — парень с ногами забрался в кресло, стоявшее рядом со столом, поколебался немного, выудил из отцовской подставки под письменные принадлежности ручку и закрутил ее в пальцах — верный признак волнения и неуверенности. — Он действительно на базе. Мы решили, что так лучше будет. Просто он… тоже разумный… Виктору жутко захотелось залпом опустошить бутылку дорогущего виски, стоящую во встроенном баре, но он только сцепил пальцы в замок и пристально посмотрел на сына. — И как же ты это узнал? — вкрадчиво поинтересовался он. — Он сам признался. И мне, и Рихарду. Я поначалу испугался было, но, как выяснилось, зря. Он хороший человек. — Сашка, он киборг! — безнадежно взвыл Виктор, которому разумных киборгов и так хватало выше крыши, и думать, что один из них… Мужчине стало резко не хватать воздуха — от одной только мысли, что с его семьей все это время жил сорванный киборг. — И как давно он разумный? — наконец осторожно поинтересовался он. — Лет четырнадцать что ли, — беспечно усмехнулся Сашка, не замечая, как побледнел отец, — так что правильно я вам не верил, когда вы меня убеждали, что он не человек. — Ну да, правильно, — вяло кивнул Виктор, просто чтобы сказать хоть что-то. Подсчет выходил так себе — Одуванчик начал себя осознавать, когда Саше лет пять было. А в это время киборг почти постоянно находился рядом с ним… Виктору разом вспомнились все отчеты о сорванных биомашинах и о последующих исследованиях. Однозначных выводов тогда сделано не было, но специалисты выдвигали гипотезу, что срывы происходили из-за нарушения нейронных связей, которые — теоретически, при дальнейшем развитии! — могли бы привести к тому, что мозг киборга начнет развиваться и сформирует с процессором симбиотическую систему. Косвенно данный факт подтверждался тем, что срывы отражались в логах процессора не только как игнорирование команд, но и как выполнение команд, которые не отдавались хозяевами. Для чего могло быть два объяснения — либо глобальный сбой систем, повлекший за собой неправильную обработку и интерпретацию внешних сигналов, либо поступление внешних команд от кого-то, формально не имеющего права управления. На практике эта теория так и не была проверена, потому как остановить срыв удавалось только разрядив в киборга несколько обойм — ведь и приказы о самоликвидации не всегда срабатывали. Разумеется, подобная информация была глубоко конфиденциальной, и широкой общественности представлялись более приятные и понятные версии срывов. — Пап, ну он правда нормальный! И он меня защищал… — Защищал? — Ну да, — Сашка засопел, предвкушая очередную трепку, — я на базе иногда… нарывался. Ну и он за меня вступился. — И?.. Сашка засопел еще громче. Отец наверняка уже понимал, к чему он клонит, но явно желал услышать это от него. Поэтому пришлось вздохнуть и рассказать про все происходившее на базе. Про то, как Одуванчик его защищал, про то, как боялся, что его не примут, про то, как не предал людей и не выдал ничего, что могло бы им навредить. В конце концов — он же собой рисковал ради него, Сашки, потому что и сам волновался, и видел, как волнуются его родители. — Ну, в общем… Можно, он домой вернется, если он сам захочет? — закончил свой рассказ мальчишка, и, видя изумление, быстро продолжил: — Мы могли бы вернуться с ним вместе, но я испугался, что ты этого не примешь и его… в мусоросжигатель… — совсем тихо закончил он. Виктор мрачно вздохнул в ответ — опасения сына были вполне реальными. Несмотря на всю свою выдержку и отсутствие склонности к принятию поспешных решений, он понятия не имел, как бы поступил с киборгом, находись тот сейчас в квартире. Хотя он и так не особо представлял, что тут делать — если наличие в мире разумных киборгов и даже разумность своего собственного киборга мозг худо-бедно принял, то допустить, чтобы тот самый разумный киборг находился в непосредственной близости от его семьи… Пусть за все эти годы DEX никак им и не вредил. Уж безопасней дома мешок с гранатами держать… — А ты уверен, что он сам возвращаться хочет? — скептически уточнил мужчина. — Хочет! — в этом Сашка не сомневался. — Иначе он сбежал бы от нас! Иначе он не пошел бы за мной и не стал меня защищать! Но он боится, что мы его не примем, что он для нас теперь не просто никто, а враг! — Саш… — временами порывистость сына вводила Виктора в глубокую тоску и отчаянье. Хотя бы потому что у этой порывистости последствия иногда бывали печальными. — Ты всерьез считаешь, что ему, разумному, у нас жить будет лучше, чем среди своих? — Но он же сам этого хочет! — возмутился Александр. — Просто боится! Я не стану его заставлять и ему приказывать! Но если ему комфортнее с нами — почему он не может остаться!? Он уже столько с нами живет, ты уже мог убедиться, что он не опасен! А если… если они будут проигрывать… я не хочу, чтобы он погиб! — Я тоже не хочу, чтобы он погиб, — наконец честно признался Виктор. К киборгу он и так относился вполне благожелательно, а что тот, будучи разумным и самостоятельным, все равно пошел за Сашкой, а не использовал удачно подвернувшуюся возможность, чтобы сбежать, вообще серьезно возвысило Одуванчика в глазах Виктора. — Но ты уверен, что он этого именно хочет, а не просто прислушивается к твоей… просьбе? Да и если сам хочет — если они получат свободу, ему придется учиться жить самостоятельно, без оглядки на тебя, понимаешь? Сашка невесело кивнул. Ему очень хотелось, чтобы с Одуванчиком… тьфу, Зигфридом, все было в порядке, но никак помочь киборгу сейчас не мог. Когда обменивались пленными, взять его с собой было, естественно, невозможно, а приказать самому вернуться домой… Во-первых, слишком опасно — вряд ли люди благосклонно отнесутся к киборгу, который гуляет сам по себе, а, во-вторых, был велик риск, что уже отец не проникнется от домашнего разумного киборга и убьет его на месте. Да и, если смотреть дальше, выходило, что и так не хорошо, и эдак плохо. Допустим, их восстание закончится успехом. Но что если официально разумными признают только тех, кто на момент подписания мира, будет на базе? Логика вполне понятна — те киборги, кто не ушел от хозяев, и на права никакие претендовать не могут. В таком случае, забрав Одуванчика домой, он его только подставит. А если киборгов все же разобьют? Тогда всех, кто окажется на базе, ждет смерть или что еще похуже. И тут даже отец вряд ли сможет что-то сделать и выцепить киборга обратно. В таком случае Одуванчику лучше и дальше законопослушно играть роль домашнего киборга… Все это Сашка после минутного размышления и выложил отцу, не представляя, как лучше — или правильнее — поступить в такой ситуации. Умолчал только о том, как они прощались. Как же Сашке хотелось взять Зигфрида с собой! Но оставалось лишь говорить, убеждать, что сейчас он уходит только на время, а потом они обязательно встретятся, и все будет хорошо. Что это лишь вынужденная мера, но друзьями от этого они быть не перестанут. А друзья друг друга не предают и не бросают — поэтому не стоит так волноваться и прощаться навсегда! Виктор задумался надолго — сыну бы он в этом не признался, но он и сам не особо представлял, как тут лучше поступить. В одном он был уверен почти наверняка — шанса у киборга самостоятельно добраться от базы до Бобровска почти не было. — Свяжись с О… с Зигфридом, — наконец принял наиболее логичное решение Виктор. — И спроси его, чего хочет он сам. Тогда и будем думать, что делать. Ведь, раз ты его считаешь человеком, то, прежде всего, должен считаться с его мнением. А то, помнится, тебе тоже не сильно нравилось, когда что-то решали за тебя с мотивацией «так будет лучше». Парень сердито насупился — отец был прав, но как же хотелось, чтобы Зигфрид выжил! В такой ситуации, может, и не так страшно немного подтолкнуть киборга к правильному решению. — И убеждать его ни в чем не надо, — словно прочитав мысли сына, жестко продолжил Виктор. — Он наверняка прекрасно понимает, чем может обернуться тот или иной поступок. Поэтому пусть принимает решение сам. Этим ты не с себя ответственность снимаешь, — чуть мягче продолжил он, — а даешь ему выбрать самому. Даешь принять решение исходя из тех последствий, которые у этого решения могут быть. Кольцов-старший достал из ящика стола видеофон и положил его перед сыном. Все-таки хорошо иметь собственную резервную выделенную линию, о которой никто не знает! После обмена заложниками у министра были все основания подозревать, что остальные его спецлинии — не говоря уж обычном видеофоне! — тщательно прослушиваются. Хорошо, что хоть можно было не опасаться прослушки дома… Разговор вышел недолгим, хотя Сашка и попытался было переубедить Зигфрида, игнорируя строгий отцовский взгляд. По итогам же разговора Виктор был готов благодарить все высшие силы, что киборг решил остаться на базе, хоть и явно очень хотел вернуться. И не то чтобы он не желал возвращения Одуванчика, скорее не представлял, как его можно организовать, не вызвав подозрений. Он и на обмен заложниками соглашался, а затем долго и упорно пробивал это решение, «не зная», что среди пленников находится и его сын. Министр почти посочувствовал командиру группы спецназа и экспертам, занимавшимся идентификацией личности по биометрии, на чью долю выпало первыми узнать о том, кого именно они обменяли. — Саш… — негромко окликнул Виктор сына, так и сидевшего с конца разговора, уставившись в пол. — Я знаю, пап… — Он принял правильное решение, я бы на его месте тоже остался со своими, — невесело усмехнулся парень. — Нет, мы ему тоже свои, это понятно… Но мы и впрямь слишком многим обязаны Рихарду и остальным. Правильно Зигфрид сказал, что если бы он ушел сейчас, это было бы подлостью. Надеюсь только, что он еще вернется…