Невыражаемое

Еще вчера Лори думала, что ад остывает. Что вся эта земля, в один прекрасный день ставшая раскаленной от боли, пропитавшаяся кровью и извергнувшая из себя монстров, излечивается. Вчера было солнце — яркое и надежное, небо — чистое и светлое, воздух — сладкий и густой. Вчера был Карл, доверчиво прижимавшийся к матери. Вчера были смех и долгие разговоры о том, как следует пережить подступающую зиму. Вчера был Рик… Вчера. Был. Рик. А сегодня Лори обнаружила себя склонившейся над куском мяса, которое еще недавно целовала и звала мужем. Сегодня она корчилась от боли, не успев вовремя добежать до сына, которому на ее глазах вырвали и съели горло. Сегодня она хотела бы умереть, но человек привыкает к потерям. А они заполучили эту привычку слишком давно. Лори вздрогнула, тряхнула головой и обхватила себя руками за плечи. Ей хотелось выть и кататься по земле, полосуя себя обломанными ногтями, но вместо этого она смотрела, как Шейн и Гленн копают могилы. Две могилы для двух ее мужчин. Ладонь легла на пока еще плоский живот. Вот и все, что осталось теперь для нее. Вот и все, чему она сможет молиться, чьи руки она станет целовать. Но станет ли? Лори понятия не имела, кто отец ее ребенка. И радовало ее только то, что она так и не успела сказать Рику об этом. О том, что спала с его лучшим другом. Что не верила, что не дождалась. Ничто не оправдает ее, пока она сама того не захочет. А она просто не может подобрать оправдывающих слов. Впрочем… Ради Карла. Она сделала это ради Карла. Раздвинула ноги перед Шейном спустя неделю после того, как оставила Рика в больнице потому, что Шейн сказал, что он мертв. И она поверила. Потому ли, что испугалась, или потому, что захотела поверить? Лори стиснула зубы и кулаки, борясь с рыданием. Твою мать! Она должна плакать по мужу и сыну, а не по своим поступкам! Кэрол молча положила руку на плечо Лори, сочувствуя, переживая, скорбя, не плача. Лори тоже не плакала. Никто не плакал, кроме Бет и Мэгги, но Лори была уверена, что они оплакивают собственные потери, а не ее. Глаза саднило от непролившихся слез, когда Лори вздернула подбородок и уставилась на Андреа. Та стояла, засунув руки в карманы потрепанных джинсов, прижимаясь спиной к стволу дерева, и жадно следила за Шейном. Или за Гленном. Или за ними обоими. Вновь почувствовалось прикосновение Кэрол, и Лори старательно и поспешно задавила в себе глухую ярость, подсказывавшую ей ударить кого-нибудь. Вместо размахивания кулаками Лори принялась крутить в руках кулон в форме сердца. Подарок Рика, внутри которого спрятаны фотографии живых. Она завидовала. Завидовала и Кэрол, и Андреа. Они уже отплакали свои потери. Их сердца отболели положенный срок, смирились с утратой, закалились в этом черном огне, засыпались пеплом и зачерствели. Возможно, она могла бы завидовать и Бет с Мэгги, но они были слабее. Они еще потеряли не всех. Лори хотела бы думать, что смерть взглянула на нее не сегодня. Что Рик и Карл уже давно лежат под землей, а она носит им цветы и рассказывает новости. Но так не будет. Она тоже пройдет через все круги вновь ожившего ада. И поделом. Ходячие появились из ниоткуда, впрочем, они всегда так появлялись. Хершел пытался как-то пару раз проанализировать время и место их возникновения, но бесполезно: мертвецы приходили поодиночке, по двое, по трое, большими группами, маленькими, приползали, приволакивались, и каждый раз с разных сторон. Утром, днем, вечером — но никогда ночью. Ночь была табу. Ночью трупы тоже спали своим мертвым беспокойным сном, Лори как-то видела их в лесу, совершая вылазку с Шейном, еще до того, как пришел Рик. Ходячие застывали там, где заставала их ночь, вместе с окружавшими их звуками. Лори хотела перестрелять их тогда, но Шейн удержал ее руку. — Твою мать! — со вздохом вырвалось у Лори, когда прикосновение к плечу вытянуло ее из тягостной задумчивости. — Может быть, ты хочешь помолиться? — Хершел смотрел на нее, серьезно, как и всегда. Лори подавила желание рассмеяться ему в лицо. О чем молиться? Кому молиться? Если бы был Бог, неужели он допустил бы такое?! Лори эгоистично считала, что вера в Бога ее кончилась в тот момент, когда она трясущимися руками зажала горло Карлу, внутри у которого что-то хрипело, свистело и булькало, с губ срывались кровавые пузыри, а пальцы его скребли землю. Лори перестала молиться, когда глаза ее мальчика заволокло мертвым туманом. Она все давила ладонями на его шею, не видя, не слыша, не чувствуя, как Шейн пытается ее оттащить прочь, и совсем не думала о том, что Бог покинул их в тот момент, когда первый ходячий преодолел свою вечность, которую он должен был отсидеть по другую сторону. — Лори, — Хершел был настойчив, и Лори снова сжала кулаки, открывая рот, чтобы выплюнуть в лицо старику все злые и несправедливые слова. Возможно, обвинить его в смерти Рика и Карла: ведь не окажись в сарае тех ходячих, не вырвись они на свободу — ничего бы не было. Ее мальчики были бы живы, а сама она не ощущала бы сейчас эту ноющую пустоту между позвонками. Андреа возникла из ниоткуда. Встала между Лори и Хершелом в ту секунду, когда Лори уже сказала «Ты, старый…» — Не надо, — тихо проговорила она, выставляя руку. Вероятно, это движение было призвано успокоить Лори, но только больше раззадорило. Злость явилась спасением. Злость выступила двигателем. Злость провозгласила себя всем, что требовалось Лори отныне. Потому что пока она будет злиться — она станет жить. Смирение — удел слабых. Никого не вернуть, но можно отомстить. Можно сказать себе, что месть даст что-то взамен потраченных сил. Андреа удалось. Значит, удастся и ей. И пусть Андреа не называет это местью, все они прекрасно знают, к чему она стремится. Это тоже злило Лори. Злило, что Андреа уже прошла половину того пути, по которому собиралась пойти Лори. Что она будет всего лишь бледной копией, а не цветным оригиналом. — Отвали! — Лори грубо оттолкнула Андреа, чувствуя, как спеют на языке ругательства. Раньше она никогда не позволяла себе оскорблять кого-то, по крайней мере — вслух. Но для кого ей теперь держать себя в рамках? Андреа вскинула руки, отшатываясь, качая головой, и Лори скользнула по ней злым взглядом, прежде чем отвернуться и уйти. Оставить Рика и Карла в кругу тех, кто, быть может, оплачет их. Может быть, только это и требуется ходячим. Слезы.

* * * * *

Лори возненавидела Андреа всей душой, когда поняла, что та имеет виды на Шейна. Шейн после смерти Рика вновь обратил свое внимание на его жену, стал спокойнее и мудрее, ощутил себя полноправным лидером, который может устанавливать свои порядки. Хершел пытался возражать ему, но Шейн толкнул его к ходячему, и в результате старик запрыгал на одной ноге: прокушенную ему отрубил сам Шейн после того, как обезглавил мертвеца. Лори боялась такого Шейна, но таким он был со всеми, кроме нее. Узнав же, что она беременна, Шейн окружил ее заботой, от которой Лори принялась задыхаться. А задыхаясь, она снова почуяла ненависть. Старая добрая подруга, в присутствии которой не нужно было притворяться. Она вела Лори под руку, помогая пробираться сквозь безумие, окружившее женщину после потери семьи. Лори не хотела больше Шейна. Но она понимала, что без него ей не выжить. Рик звонил ей. На бездействующие, молчащие телефоны, стоящие в доме Хершела. Звонил и говорил разные слова, заставлял голову кружиться, а сердце — выпрыгивать из груди. Говорил, говорил и замолкал в ту секунду, едва кто-то заходил в комнату. В один прекрасный момент Деррил расколотил телефоны. Швырнул их на пол и попрыгал на обломках, без единого слова, без звука, без крика. Кэрол потом убирала за ним, а Лори кусала губы, стоя у окна. Тогда Рик принялся приходить. Лори видела его идущим по коридору. Он отдавал ей честь, улыбаясь в тени деревьев. Стоял ночью под окном, заложив большие пальцы рук за ремень, на котором болталась пустая кобура. Врывался в сны, после которых Лори просыпалась в холодном поту и бросалась в ванную, не слыша тревожных расспросов Шейна, однажды просто перебравшегося к ней в комнату. Андреа всегда была рядом. Рядом, как и все остальные, но только на ней фокусировался чаще всего взгляд Лори. Лори знала, что Андреа хочет Шейна. Последнего мужчину, который остался у Лори, так или иначе. И ненависть бурлила внутри, растекалась по венам, питала ядом зреющий в животе плод. Не отдаст. Никогда не отдаст. Только не теперь. Еще Лори знала, что Андреа думает, будто она сходит с ума: блондинистая сучка чаще остальных становилась свидетельницей разговоров Лори и Рика, и взгляды ее были красноречивее слов. Лори была уверена, что Андреа в приватных беседах с Шейном настаивает на том, чтобы тот избавился от обузы. Что рано или поздно она накликает беду. И ненависть тогда поднимала голову еще выше, затапливала глаза Лори чернотой и звериной яростью. Лори не хотела анализировать свою ненависть. Она была слишком удобной, слишком своевременной, слишком затмевающей боль. Ненависть — а вместе с ней и Лори — хотела смерти Андреа. Но даже вдвоем они не могли придумать, как обставить все несчастным случаем, а потому продолжали следить, кружить рядом, улыбаться из последних сил, зная, что их улыбке никто не верит. И Андреа — особенно.

* * * * *

Лори ненавидела Андреа постоянно. Днем, ночью, во сне, бодрствуя — она заменила ей Рика в каком-то смысле. Все мысли, все желания, все стремления — все крутилось вокруг Андреа. Лори копила силы точно так же, как копил силы внутри нее ребенок, которого она не хотела. Ненависть чуть было не прорвалась наружу, едва не выдала Лори с головой в тот момент, когда Андреа схватила ее за руку в ванной. Схватила и сжала, выворачивая запястье, заставляя пальцы разжаться и выпустить на волю искривленную, загнутую крючком, проволоку. — Не смей! — задохнулась Лори, скользя ногами по кафельному полу, пытаясь ударить Андреа свободной рукой, но сердце ее было слишком сильно исполосовано тьмой, а отсутствие джинсов и нижнего белья делало уязвимее. Андреа посмела. Продолжая удерживать Лори теперь уже двумя руками, она отшвырнула ногой выпавшую проволоку и с чувством сказала: — Дура! Ты думаешь, Рик хотел бы этого? За упоминание Рика Лори плюнула Андреа прямо в глаза и вырвалась, пока та ошалело трясла головой и стирала слюну с лица. Путаясь в собственных ногах, продолжая скользить по отчего-то мокрому кафелю, Лори бросилась к двери, сцепив зубы, и почти заплакала, когда в немыслимом броске Андреа настигла ее, обхватила поперек талии и повалила на пол. — Прекрати! — казалось, что Андреа кричит, но она всего лишь шипела, и шипение это кипящей водой скатывалось по голым ногам Лори, обжигая нежную кожу под коленями. Андреа встряхнула ее. Раз, другой, третий. Сказала что-то про аборты, ходячих и возрождение. Лори почти не слышала: шум в ушах от клокочущей внутри злобы затмевал все вокруг. И только когда стало горячо между ног, когда кровь отхлынула от висков, когда рот приоткрылся, чтобы выпустить наружу болезненный выдох, Лори прислушалась. Поздно. Андреа мигом почуяла, что что-то случилось. Она давно разжала руки и теперь сидела на коленях рядом с безвольно лежащей Лори. Ладонь ее, холодная и обжигающая этим холодом, поползла бледной и весомой тенью вверх по бедру, туда, где маячил подол длинной майки. Майки Рика. Глаза Лори широко раскрылись, едва пальцы Андреа коснулись ее там, где никто слишком давно ее не касался. И глухое рыдание вдруг сорвалось с губ, когда Андреа вытянула руку обратно, демонстрируя кровь, испачкавшую ногти. Не потребовалась даже проволока: ребенок сам не захотел приходить в этот мир, к матери, которая пожелала ему смерти. Муть прошила глаза, вонзилась в переносицу острой, наконец, дошедшей до головы болью. Теряя сознание, Лори успела все же увидеть полный сожаления взгляд Андреа. И за этот взгляд, за эту жалость, она ненавидела ее тоже.

* * * * *

Лори продолжала ненавидеть Андреа всю долгую зиму, уложившую в постели добрую половину группы: невесть откуда взявшийся вирус гриппа заставил людей подсесть на лекарства. Отсутствие нормального отопления вынудило больных залечь под одеяла и не вылезать оттуда. Хершел и Деррил, единственные из мужчин, оставшиеся на ногах, терпеливо готовили бульоны из кубиков и совершали вылазки в лес, чтобы добыть хоть немного листьев бузины: Хершел убеждал всех, что отвар из них убирает жар. Лори не знала, так это или нет: она не болела вовсе, но продолжала не вылезать из постели. Андреа знала, что держит ее там, и знание это являлось только дополнительным стимулом для Лори, чтобы продолжать ненавидеть женщину. Выкидыш не так сильно травмировал психику Лори, как она пыталась показать. Физически она и вовсе оправилась на второй день, когда перестало болезненно тянуть в низу живота, и голова вспомнила, что умеет не кружиться. Но все вокруг были так заботливы, так нежны, так трогательны в своем желании хоть как-то помочь, что Лори решила позволить себе еще немного насладиться вниманием. Дни перешли в недели, затем в месяцы, а потом все это и вовсе вошло в дурную привычку, до которой уже мало кому было дело: началась эпидемия и зима. Холода никак не повлияли на ходячих: они по-прежнему бродили стадами вокруг фермы, вынуждая несчастных живых экономить на огне, чтобы не привлекать неприятности. Лекарств не было. Гленн гонял в город, очень часто, иногда — один, иногда — с Деррилом, но последние несколько раз они вернулись пустые. Гленн прятал глаза от Мэгги и старался не проходить лишний раз мимо комнаты, где надрывно кашляла Бет, температура у которой не спадала вот уже трое суток. Бет умерла вечером десятого февраля, после скудного ужина, до которого ей даже не пришлось дотронуться. Никто бы и не обнаружил ее раньше утра, если бы Мэгги не вздумалось проверить сестру лишний раз. Лори помнила, как проснулась от истошного вопля, перешедшего в надрывные и очень громкие рыдания. Она лежала, вытянувшись под одеялом, слушала топот и громкие разговоры, и очень злилась, зная, что сейчас эти идиоты делают все, чтобы заинтересовать ходячих. Бет похоронили днем: Гленн и Деррил без устали махали лопатами, отказываясь от того, чтобы их сменили. Земля была мерзлой и недружелюбной. Остальные толпились вокруг, стыдливо отводя взгляды от носилок с телом Бет, и только Шейн стоял поодаль, будто бы для того, чтобы следить за периметром. Чушь. Лори отлично знала, что он плачет. Рыдает по этой девчонке так, как он не рыдал ни по Рику, ни по Карлу. Двуличная свинья! Лори захотелось ударить его. Сильно, по лицу, сломать нос, подбить глаз, располосовать щеки. И, может быть, заставить его вспомнить о других могилах, к которым Шейн так ни разу и не подошел с момента похорон. Мэгги неистовствовала. Она висла на шее у Хершела, державшегося с поразительным достоинством, и все рыдала, рыдала, рыдала, словно задалась целью выплакать себе все глаза. Кэрол пыталась ее успокоить, но задача оказалась непосильной. А Лори… Лори торжествовала. Знала, что это грех, что это подло, и давила в себе улыбку, думая о том, что теперь не она последняя, потерявшая любимых. Теперь кому-то придется догонять ее также, как сама она догоняла Андреа. Андреа, Андреа… Лори совершенно не хотела искать ее, но так получилось. Андреа стояла в стороне и, подобно Лори, следила за Шейном. Лори хотела бы вскинуться, разозлиться на нее за проявленное, открытое внимание, но в последний момент увидела, какие у женщины глаза. Не такие, какие ожидала увидеть Лори. Ни капли любви или нежности. Только холодная настороженность. Повышенная бдительность. Словно Андреа была готова к удару, любому удару, с какой бы тот не пришел стороны. Когда Шейн узнал, что у Лори случился выкидыш, он словно сошел с ума. Он бегал по дому, бил кулаками в стены и периодически выкрикивал что-то, грозя небесам. Много позже Лори поняла, что именно его такое поведение помогло ей столь быстро справиться с произошедшим. Она просто взглянула на себя со стороны, и увиденное ей не понравилось. Андреа и тогда была рядом. Именно она соврала Шейну о том, как нашла Лори на полу ванной без сознания. Бодро рассказала что-то о спонтанных выкидышах, происходящих у женщин в условиях повышенной опасности. Лори понятия не имела, о чем там говорит Андреа, но, чем больше слушала ее, тем больше начинала верить, что все было именно так. Андреа осталась с ней тогда ночью, словно затылком уловив нежелание Лори проводить это время с Шейном. Шейн возражал, настаивал, но, в конце концов, сдался. Лори должна была бы быть благодарна Андреа, однако с каждым взглядом испытывала только горячую злобу. Андреа видела ее слабость. Андреа лгала ради нее. Андреа хочет забрать у нее Шейна. Последнее утверждение было ложным, надуманным, Лори чувствовала это и оттого злилась еще больше. Она хотела ненавидеть Андреа и получать в ответ такую же ненависть, а приходилось испытывать благодарность или хотя бы слабое ее подобие. Лори не хотела быть никому обязанной. И ни к кому привязанной. Она уже потеряла тех, кто был ей дорог, быть может, лучше будет отдать Шейна той, кто полностью на его стороне? И снова последнее ощущалось ложью. Андреа лежала тогда на другой половине кровати, заведя руки за голову, и молчала. Молчала и Лори, отвернувшись, кусая угол подушки и кляня себя за то, что хочет заговорить. Но ее опередили. — Это мог быть последний ребенок на Земле. Холод пробежал по спине Лори и моментально сковал тело и сердце. Лучше бы она молчала и дальше. Это было бы самым разумным поступком Андреа за тот день. Лори снова возненавидела ее, еще сильнее, чем это было возможно. Андреа не должна была читать ее мысли. Ее вообще не должно было быть рядом. Лори хотела остаться одна. И кусала себе язык, до боли, до крови, чтобы ненароком не попросить об этом.

* * * * *

К началу весны Лори выдохлась. Устала считать погибших от лихорадки, устала злорадствовать и держаться надменно в разговоре с кем-нибудь. Устала не вылезать из кровати до полудня, а потом бесцельно шляться по территории и щуриться в сторону далеких ходячих, уныло бредущих вдоль ограды. Кэрол улыбнулась ей в то утро, когда Лори впервые встала с рассветом. — Поможешь мне? — спросила она так спокойно, словно Лори помогала ей каждый день, и ее появление во дворе не было чем-то непривычным. Лори только кивнула, радуясь, что так вышло с Кэрол. Радуясь, что никто не спросил ее, что случилось. Она видела их. Андреа и Шейна, у дальней изгороди, там, где раньше был сарай с ходячими: зимой они разобрали его для того, чтобы отапливать дом. Лори не спалось, и она открыла окно, чтобы подышать свежим воздухом. Но вместо любования звездами ей пришлось смотреть на Шейна, который зажимал Андреа совершенно недвусмысленным способом. Лори тогда почувствовала было злобу, хлестнувшую сердце. Ревность, возможно, хотя кого ей было ревновать? А в тот момент, когда она с удивлением поняла, что ей наплевать на Шейна, Андреа ударила его. Сильно, с оттяжкой, судя по всему сломав нос, если учесть, как Шейн согнулся, отваливаясь в сторону. Лори усмехнулась и закрыла окно с совершенно спокойной душой и не менее спокойным сердцем. А утром сказала Шейну, глядя прямо на его распухший кривой нос, чтобы он искал себе другую комнату и, при желании, другую сожительницу. Шейн начал было возражать, но Лори не стала его слушать. У нее было полно дел до заката. А после ужина она подошла к Андреа и, чуть смущаясь, попросила научить ее стрелять. Это не стало началом прекрасной дружбы, о, нет. Они по-прежнему почти не общались, и только каждое утро после завтрака Андреа ждала Лори на заднем дворе с пистолетом в руках. Шейн орал, чтобы они не смели тратить патроны, и однажды Деррил привез им из города несколько коробок с патронами. Отдал, не сказав ни слова, и ушел, не слушая прерывистых благодарностей Лори. Лори отлично умела стрелять. Ей просто нужен был предлог, чтобы проводить время с Андреа. И ничего больше.

* * * * *

Когда Шейн не вернулся с очередной вылазки, Лори не плакала. Она долго стояла у изгороди, провожая взглядом заходящее солнце, цепляясь руками за колючую проволоку и не замечая, как по запястьям с ладоней стекает кровь. Ждала, когда он придет к ней: мутноглазый, полусъеденный, с посеревшей кожей и в пыльных джинсах. Ей не было интересно, что случилось, а плачущий Гленн и вовсе мнился плохим рассказчиком. Деррил же скупо, в двух словах, бросил что-то о том, что ходячих оказалось больше, чем они рассчитывали, и Шейн остался, чтобы прикрыть их. Он пришел, конечно: волоча ноги, не поднимая головы, прижатой к правому плечу. Лори внезапно подумала о том, как хорошо, что она не видела Рика таким. И Карла. Шейна она могла вынести. Своих, родных, любимых — нет. Лори стояла до последнего, до момента, когда едва уловимый, но уже трупный запах защекотал нос, пробрался в горло, которое тут же запершило. Шейн протянул к ней руку, с губ его сорвалось рычание, и вот тогда Лори отшатнулась, немедленно угодив в чьи-то объятия. Сердце зашлось в немом крике и тут же затихло. Андреа прижала Лори к своей груди, крепко, цепко, надежно. Опустила подбородок на плечо и тихо выдохнула: — Дура. Лори замерла, только сейчас начиная чувствовать, как саднят кровоточащие ладони, в одну из которых Андреа осторожно вложила пистолет. Лори знала, что должна делать. Какое-то время она молча смотрела на вяло бьющегося в изгородь Шейна, а затем выстрелила ему прямо промеж глаз. В ту секунду, как он упал, зашло солнце.