«Ты очень милый мальчик, Рюноске»
Роняешь ты однажды, а ему кажется, что этой фразой ты бьешь его по лицу.(Ударила? Украдкой удушила улыбкой. Убожество! Увидел уловку! Уверял ― уловка: устроена умышленно!)
Произносишь как бы между прочим, легко. Смотришь задорно изучающе. Что хочешь увидеть в нём? Истину ― правду ― искренность? Смеёшься своим сладким голосочком, пропитанным крепкими «Мальборо», и сбегаешь в серый ящик ― лифт, оставив Рюноске стоять с распахнутыми глазами посреди огромного коридора. Безбожно огромного ― точно белой коробке. Точно могиле.Милый мальчик?
Мальчик
… набирает обороты. Въедается настойчиво, едко, ― глубоко и весомо. Как думать о чём-то ином? Долгий день, два, неделя, месяц, ― сжирает все другие мысли, как дворняга крошки мягкого хлеба из пекарни за углом. Пожирает уныние души. Как же так? Слышит засыпая. Ты не его библия, но он зубрит твои заповеди. Открывает глаза до первых лучей светила ― опять и опять. Ну как смешно! Твои слова — ясно скрижали, прикованные к его спине.Ебаная трагикомедия его никчёмной жизни.
Встаёт перед зеркалом в бледное утро — держится в своём умении казаться сильным: ― Милый мальчик, ― говорит сам для себя. О! Какой смех! Вышло не просто странно ― режуще, по его больному горлу будто провели осколком стекла. Он живёт в мире не подвластном другим ― подобно зверю грызущему клетку в жажде упоительной свободы. Как же так, твои волосы цвета ржи и ногти в тон любимого вина, завладели прочным ошейником из тяжелой стали на его больной шее? Словно стихотворение твои губы читают его имя в грёбаной фразе. Сладко. Как приятно. Мягкие ли они?..НИКОГДА
Он сразу понял! Ты ― проблема. Ты ― искушение, несущее театральную трагедию. Слишком болтливая в своих беседах про дурацкое кино. Слишком фальшивая в восторженности безвкусным узором неба! А ещё это смазливое личико ― ни черта не милое ― убогое.Его ненависть ― самая настоящая исповедь!
Долго докучало дотошное давление. Дешёвая драма. Дикость! Двуличие. Дурость! Винит тебя в разрушении. Ты!Сердце забитое так жалобно стонет…
***
Ты сидишь за дальним столиком забытого посетителями бара. Сигареты. Дым. Немного виски? На вкус как дешёвый брют. Всё равно. Музыка. Время? Нет — секунд у тебя не осталось. Подмигнул молоденький парень в фартуке с рюмками ― не то. Ошмётки раненой души собрали бурное вечье. Перед глазами ― стихийное бедствие. В груди — из крайности в крайность загнивает сердечная мышца. Нельзя! Ты ― цветущая весна, тёплые лучи раннего солнца и крепкие объятия матери после ночного кошмара. Он ― жгучее пламя, злостная осень с её острыми ветрами и равнодушием. Прозаично! Недостаточно для чуда ― катастрофа. Вот если бы сказка! Спасти ледяное сердце?Возомнила себя Гердой?
Идиотка!Его!
Смотрит на тебя пристально, неотрывно ― точно Данте на всевышнего ― бога. Вы одни. От мальчишки бармена следы крови на рукавах Акутагавы. Люди? А были ли? Конечно катастрофа! Конец красивой комедии. — Я тебя ненавижу, — говорит в сумасшедшей злобе. — Но ты пришёл, — не веря, шепчешь ты. Противоречиво — беречь и губить. Но всё одно — любить. Оно же — захлебнуться в вязкой неизбежности, стекающей реками, как патокой по трещинам рассудка. Акутагава приближается так же незаметно. Хватает холодной рукой тебя за запястье. От его неровного дыхания — твоя ясность пожелала сгинуть в пламени крестовых кострищ.ДЫШИ
Не успеваешь сделать вдох. Тянет. Ставит на ноги прямо перед ним — перед твоей личной бездной. — Я сказал — ненавижу! Рывок. Рюмка. Бутылка. Чернеющая пепельница. Красно-белая пачка сигарет. Всё барахло со столика летит на пол с громким звоном, с тонким писком — лезвием по твоим ушам. Рюноске подталкивает тебя на стол, хватает за бёдра и притягивает ближе. — Слышишь?! — сжимает твой подбородок, говорит прямо в лицо. Сминает край твоего платья. Стискивает нежную кожу ног до боли. Скомкивает ткань до самой талии. — Слышишь?.. Его голос осип, ослабел. Он понял истину — его болезнь это и есть ты. Охватившая его лёгкие ароматом горьких цветов, табака, и оружейного пороха. — Слышу. Он касается твоего тела так, словно имеет на это права — словно знает, как лучше — словно делал эту тысячу раз.В своих снах.
Тоненькая лямка шелкового платья сползает с твоего плеча. — Милый мальчик.К-О-Н-Е-Ц
Пагубная правда — придется пасть. Поэзия правды предназначена предателям. Его губы находят твои. Ты обхватываешь его шею.Тяжело.
Тяжело дышать — когда твои губы в чужой власти. Тяжело — когда твоё тело подчиняется чужому. Ты дрожишь от его прикосновений. Он целует тебя в шею. Целует плечи. Целует грудь. Его холодит от лент твоего корсетного белья без бретелей. Он забывает, что такое мыслить от вида выразительной груди и маленьких сосков, прикрытых только его тенью.Самый миг обвенчаться на втором круге преисподней.