***
Открыв глаза, я встретился с привычным мраком. И я был готов, что голова будет тяжёлая, как при похмелье, но я лишь ощущал прилив бодрости и сил, дышалось неожиданно легко и свободно. На удивление было даже тепло. Я поднялся на локтях, будучи готовым к очередной ломке в теле, но ничего. «Нихуя себе», — удивлялся я. На мне было тяжёлое одеяло, которое приятно придавливало меня к кровати. Под ним согрелись даже пальцы ног. Не было той тягучей ломки в теле, но была лёгкость и даже хорошее настроение, которое не навещало меня уже около двух недель. — Вау, — я тихо выдохнул и спустил ноги. Под ногами всё также был холодный бетон. Я наощупь нашарил прикроватную тумбу и пальцы столкнулись с чем-то холодным и… Пластиковым? Я пошарил ещё больше и что-то свалил на пол. Оно покатилось. Полое. Деревянное. Я спустился на пол и нашарил это что-то руками. Оно было похоже на деревянный лакированный стакан. Я снова сел на кровать и принялся изучать дальше. Вот огромное круглое нечто, оно прохладное и пластиковое. Вот. Краник? Я нажал на то, что нажалось, и на меня вдруг брызнула холодная вода. «О! Вода!» — я подставил стакан и налил немного воды, поднёс стакан к губам и аккуратно отпил. Вода оказалась чуть сладкой, как из горного ручья под солнцем — холодная, свежая и чуть сладкая. — Вау, — я снова выдохнул и нашарил на полке ещё набор одноразовых бритв. — Интересно, а бриться я в этой темноте как буду, он не придумал? — Я хмыкнул, но остался доволен. Всё-таки и поспал хорошо, и вода появилась, и бритвы, и даже не трахнули! Пусть и запихнули в меня таблетку какую-то, но не член ведь! Можно сказать, что день удался. Я только собрался убрать руку, как кончиками пальцев наткнулся на что-то. Я принялся ощупывать это, и с удивлением обнаружил, что это был самый настоящий пряник, сверху обильно политый липкой глазурью. Недолго думая, я запихнул его себе в рот; крошки посыпались мне под ноги. Приятное настроение растеклось сладким теплом, несмотря на холодную воду. Я с удовольствием выпрямился и потянулся. «Может, и не такой уж он мудила», — подумал мимолётом и тут же затушил эту мысль воспоминании о постыдном принятии душа, да и много чего другого. — Мудила, — закатил глаза и сплюнул, благо в темноте не видно.Часть 6
15 декабря 2023 г. в 13:18
По ощущениям прошло так где-то три дня. Я держался от него подальше и был осторожен. Грубил мало, но пока сносил только пощёчины на всякие свои обзывательства. Это было терпимо, отец отвешивал мне и тяжелее. Эти были хлёсткие и совсем не размашистые, так что вполне мною переживаемые, голова потом почти не болела. Затянулись и мои другие раны, остались на теле только синяками, кажется, обошлось без заражения. Пока меня тревожила только рана на лодыжке, которая не могла затянуться, так как не было и дня, если можно это так назвать, чтобы этот ублюдок не дёрнул меня за цепь. Было бы у этого козла имя, я бы, может, и по имени называл, но он сам не хочет представляться мне нормально, что даёт прекрасную возможность материть его в своей голове как угодно. В лицо-то я ему, конечно, побоялся бы такое говорить…
От его приставаний и так жутко и потом отмыться хочется дважды, а если ему ещё и что-то эдакое сказать, то он обычно звереет и снова кусается или бьёт. Конечно, блядь, мне же хуже, если я сдачи дам.
Пару раз он приходил ко мне снова просто так, поесть вместе. Странный тип. Просто сидит и ест со мной на кровати. Ему нечем больше заняться, что ли? Или есть не с кем, одинокий бедолага? Хотя совсем неудивительно… Пока я особо не решаюсь с ним разговаривать, но и он тоже не предпринимает никаких попыток, чем ещё больше меня как-то напрягает. Я просто не знаю, чего от него ожидать. Ну, то есть понятно, что ничего хорошего, и сейчас, когда я восстановился, я уверен: он снова предпримет попытки меня изнасиловать. И мне очень сложно с этим справиться, потому что гордость меня похлеще него самого душит. И то, что он иногда просит — это не просто ниже моего достоинства, это удел слуги или раба! А я, в конце концов, равный ему человек, пусть и в плену. И, может, кто другой на моём месте бы просто согласился, но я не могу. Это уже бой с самим собой и вопрос, сколько я продержусь.
Обычно в этой каморке делать нечего и я много сплю, либо тренируюсь: отжимаюсь, качаю пресс и вообще стараюсь держать себя в форме. Кормят тут достаточно однообразно, но вполне вкусно, особенно если успеваю проснуться прям вовремя и не приходится есть остывшее. Время стал определять по тому, когда принимаю душ. По ощущениям, это происходит в одно и то же время, так что для меня это стало отсчётным моментом.
А! Забыл упомянуть! Я же забрал осколок от тарелки, и теперь я каждый вечер подтачиваю звенья своей цепи. Я нашёл, где у них место соединения, и подтачиваю его. Лучше всего это происходит в душе, под водой, но, к сожалению, у меня не так много времени, да и керамика не лучший напильник, но сейчас это хотя бы что-то. Ножи мне тут не дают… Надеюсь, в какой-то момент я всё-таки сбегу. Желательно, раньше, чем меня отдадут какому-то другому непонятному типу.
Я заслышал шаги и спрятал осколок. Хотелось пить. Послышался скрежет, и дверь распахнулась.
— Не спишь? — Альфа появился в проёме, лампочки горели тускло, так что мне даже щуриться не пришлось. Скоро должно было быть время душа, а значит, на дворе вечер. Но я уже ужинал, так что не знал, что ему надо.
— Пока нет, душ жду, — казалось бы, обыденные разговоры, даже вполне приятельские. Но это всегда перерастало в какую-то хуйню, так что я заведомо напрягся. Он начал закрывать дверь. — Эй, оставь дверь открытой. — Он оглянулся на меня, ухмыльнувшись, поднял брови. Это был первый раз, когда я о чем-то попросил. Но он не остановился. — Пожалуйста, — сдавленно добавил я, понимая, чего он хочет.
— Вау. — Он наигранно восторженно выдохнул, оставляя дверь открытой наполовину, так что тусклый свет проник в комнату и осветил стеллаж и часть кровати. — Видишь, можешь же, когда хочешь, — по комнате поползли феромоны. Я фыркнул и отвернулся.
— Душно и темно тут. — Я отодвинулся в темноту, предоставляя ему место. Он сел.
— У тебя есть претензии? — поставил локти на колени.
— Скорее, пожелания, — слова давались с трудом. Это я! Я! Я буду его о чём-то просить! Просить, боже! Интересно, насколько дорого мне это обойдётся…
— Та-ак, становится интереснее. — Ухмылка не сходила с его острого лица, а фисташки наполняли комнату. Я нервно вздохнул и медленно выдохнул, отодвигаясь подальше и наблюдая за ним исподлобья.
— Я пить хочу, — прямой, как рельсы, а он — как лишняя шпала.
— И? — Он усмехнулся. Ну да, хотеть я могу сколько угодно, это верно.
— Можешь мне… Кулер, что ли, поставить? — Я повёл плечом, отводя взгляд. Чёрт, чёрт, чёрт! Ну вот чего по-человечески-то нельзя?! Какое же это унижение — у насильника воды выпрашивать…
— А так разве у своего альфы просят? — Он придвинулся ближе, и его лицо нырнуло в мою темноту.
— А ты не мой альфа, чтобы перед тобой распинаться, — я вперился ему в глаза, считывая и наглую ухмылку, и недовольный блеск, и хищный прищур.
— Долго репетировал? — Он снова усмехнулся, но даже как-то довольно, отодвигаясь от меня.
— Целое вчера, — буркнул я, не спеша выпрямляться. Альфа посмеялся в кулак, смиряя меня наглым и победоносным взглядом.
— В этом ты прав. Но частично! — Он поднял палец вверх, и я тоже навострился. — Пока ты тут, на этой цепи, то ты — мо-о-ой, — и он снова скользнул в мою тень, хватая меня за бедро и притягивая к себе, наваливаясь сверху, второй рукой придерживая моё левое предплечье, чтобы я не дай бог не предпринял попыток отбиваться. Но в этот раз я лежал брёвнышком, хотя так хотелось врезать этому мудиле! Но тело ещё помнило все предыдущие ужасы, да и я помнил, поэтому лежал смирно, отводя взгляд, и просто ждал, что он будет делать и когда это закончится. — Не сопротивляешься? — Ого, искренне удивился.
— Я знал, что «бесплатно» мне это не обойдётся. — Мой взгляд столкнулся с его серыми, как кристальный лёд, глазами, и я тут же отвёл его, опираясь на правый локоть. — Только цену я не знаю, — буркнул в конце тихо. С этим типом надо осторожно. Гордость и злость просто бушевали во мне, но это я потом поору тут, когда он уйдёт. А пока всё спокойно, надо пользоваться. Иначе мне точно не выбраться.
— И как ты думаешь, какова цена? — Он практически лёг на меня, прекратив удерживать, понимая, что я сам согласился и пока никуда не убегаю. Но тело было напряжено, и я это чувствовал.
— Ты тут тот, кто это регулирует, так что тебе и решать. Я просто пить хочу, — я попытался надавить на жалость. — Еды у меня хватает, но ты никогда не приносил мне кружку с водой, и я плохо себя чувствую из-за этого. Мне нужна вода. — Я снова посмотрел на него, чтобы проверить реакцию. Сука! Ни один мускул не дрогнул на его лице! Во взгляде читалось победоносное ехидство.
— И сколько ты этот концерт будешь устраивать? — Он расплылся в улыбке. Вот гондон!
— Слушай, я, блядь, тебя совсем не понимаю! — Всё, сорвался, хана мне, но тогда уж до конца гнуть. — Ты хочешь, чтобы я хорошо с тобой разговаривал! Я разговариваю! Я даже сказал тебе пожалуйста, спокойно всё у тебя попросил и даже был готов… Дать ещё что-то! — Щёки вспыхнули, сердце забилось бешено, адреналин подскочил. Я не мог молчать, но и ощущение подкрадывающегося пиздеца меня не отпускало, потому что глаза альфы всё темнели и темнели. — И вот когда я такой весь из себя дохуя хороший, ты говоришь мне прекращать концерт! Да, не в моём духе вести себя аки сраный лапочка! Ну а чего ещё ты от меня хочешь, как это ещё должно выглядеть, если не как ёбаная комедия?! — Если помирать, так уж с песней! — Определись уже, блядь! И тебе, и мне легче будет! — Всё, я всё сказал и перевёл дух. Главное — не жмуриться, главное — не жмуриться в ожидании новой пощёчины. Принимать надо всё с готовностью, нихуя не отдавать.
Альфа медленно с меня слез и встал у кровати.
— Раздевайся, — сказал он глубоко низким и хриплым голосом. В воздухе чувствовалась электрическая злость и ярость. Бля… Ну только же всё хорошо было…
— Я всего лишь воды попросил, бля… — я удержался от того, чтобы сплюнуть и медленно начал отползать к стенке, не желая подчиняться.
— Я сказал, — о боже, мне знаком этот тон. Всё. Можно меня хоронить. Но похороны — это тоже праздник, так ведь? Так давайте уж повеселимся.
— Я тоже много чего сказал, но тебя это как-то не ебало. Так и меня сейчас не ебёт, что ты там говоришь, — я демонстративно оскалился, и стоило ему увидеть моё ощетинившееся лицо, так его самого всего перекосило.
— Зато сейчас тебя ебать будет кое-что другое! — Он рыкнул и кинулся на меня рывком, вытягивая руки, и даже показалось, словно у него выросли клыки и когти, но я машинально отпихнул это животное ногой и вскочил на кровати, не зная, какая поза была бы наиболее выгодной. Видимо я перебил ему дыхание, что он аж попятился и опёрся об стену, смотря на меня зверем.
— Ну давай, сучёныш, сделай это снова, что ты там хотел! — Слабоумие и отвага, вот так я бы сейчас себя описал. Он поднял брови вверх, поднялся и отряхнул свой костюм. Манерный хуетряс.
— Откуда ты знаешь, что я хотел? — спокойно облокотился об стену. Вот теперь я снова в нелепом положении, в позе бешеного енота на кровати. Реально получается какая-то комедия…
— Ты всегда хочешь чего-то, иначе я был бы либо уже мёртв, либо меня бы здесь не было. — Я снова сел на кровати.
— А ты смышлёный. — Он оскалился, но остался стоять, где стоял.
— В этот раз ты хотел, чтобы я разделся и потом небось снова хотел меня изнасиловать! — Я продолжал ершиться и сидеть в напряжении, вцепившись поломанными ногтями в матрас.
— Так уверен? — Он поднял бровь и подошёл к кровати, я отполз к стене, не решаясь сделать выпад. — Я тебе разве не сказал раздеваться? — Он смотрел на меня сверху вниз, загораживая тихий свет, льющийся из дверного проёма, но его глаза сияли холодным и жестоким блеском. — Если сейчас сам не разденешься, это сделаю я, и не уверен, что впоследствии ты вообще сможешь одеться.
Намёк был понят и услышан. В данной ситуации одежда была дороже, чем совесть и стыд, поэтому я, не сводя с этого психопата глаз, потянул с себя свитер, затем футболку. Холод пробежался по коже, и я передёрнул плечами, вмиг озябнув. Чтобы снять штаны, мне пришлось слезть с кровати и встать прям вплотную к этому альфе, буквально задыхаясь его фисташками. Кожа слегка касалась грубоватой и ледяной ткани его пиджака, а я чувствовал себя неуютно, выдыхая бесшумно его в шею.
Когда со штанами было покончено, я стоял босой на холодном бетоне, в одних уже немного потёртых боксёрках, заступая одной ступнёй на другую, чтобы было хотя бы не так холодно. Он вопросительно поднял брови.
— А это что за безобразие? — Альфа зацепил резинку моих трусов и оттянул её, смотря мне в глаза. Я выдерживал взгляд, молча уставившись на него в ответ.
— Вероятно, в твоём словаре нет такого слова, но это трусы, их надевают под одежду. — Я снова съязвил, немного покривив лицо и был практически готов к очередной пощёчине, но он только хмыкнул.
— Снимай всё, — и отошёл, вновь прислонившись к стене и пронзив меня взглядом, позволяя тёплому свету упасть на моё тело. Я сам оглядел себя, проверяя все полученные гематомы и раны. Шрамов прибавилось, от глухих ударов остались только жёлтые синяки. На запястьях виднелись следы от пальцев, лопатку саднило, лодыжка отдавала тупой болью. «Приемлемо», — дал я себе оценку и потянул трусы вниз. Замёрз я уже настолько, что кончики пальцев на ногах стало неприятно покалывать. Я старался не замечать этот оценивающий жадный взгляд, который буквально поедал меня по кусочкам. «Да чтоб ты подавился», — и я скривил лицо, спрятав его в тени, отвернувшись к кровати.
— Ты контуженый? Прекрати кривляться. — Он всё же заметил. Я не стал спорить и вступать в перепалку, всё-таки я был в абсолютно невыгодном положении.
Он помолчал. И я помолчал. Он всё ещё смотрел на меня, и я чувствовал, как его сальный взгляд скользит по моим ногам, рукам, груди. Видимо, моё лицо портило ему всю картину, поэтому с моим взглядом отвращения он упорно не сталкивался.
Вдруг послышался стук. Этот звук предвещал начало водных процедур. Я вскинул голову туда, где был душ, и сделал шаг, лишь потом остановился и с опаской оглянулся на этого мудака.
— Иди, — отпустил, блядь. Ну спасибо, папаша.
Вода зашумела, разбиваясь о бетонный пол. Я потянул руку, проверяя температуру. «Горячая», — улыбнулся. Вот так и начнёшь радоваться мелочам, когда вокруг творится полный пиздец. Я встал под струи воды, оставаясь спиной к мужчине и не заботясь, что он делал. Но тут вдруг комната осветилась лёгким голубым светом, и я скосил на него взгляд. «Вот сука!» — Он достал телефон и нагло направил на меня камеру. Послышался щелчок. Он самодовольно ухмыльнулся и теперь просто пялился в экран своего телефона.
— Удали. — Я был настолько зол, что даже голос охрип, но полностью я поворачиваться не стал.
— С какой стати? — кинул он лёгкое и довольное, даже не взглянув на меня. «Ну да, действительно, что я ему сделаю, — с досадой подумалось мне. — А впрочем, какая разница».
Его лицо освещал тусклый свет от экрана, и я смог исподтишка разглядеть его получше. Теперь он не хмурился, не был злым и жадным, и я увидел выражение спокойствия и лёгкой сосредоточенности. Брови прямые, глаза узкие, острые, с короткими, но густыми ресницами. Острые скулы и прямой нос. Линия челюсти острая и чёткая, о такую можно было и порезаться. Узкие губы были расслаблены и даже слегка улыбались, удивительно, что не ехидно. Такое лицо могло бы быть у делового и вечно занятого, но ответственного начальника. Или у магистранта, что по уши в разных исследованиях и работах. Не искажённое злобой, капризами и богатенькими замашками, оно могло было быть даже симпатичным. Но вот он заметил мой взгляд и губы расплылись в ухмылке, глаза сузились и в них заплясали недобрые ехидные огоньки.
— Что, нравится? — Он провёл рукой по волосам, слегка растрепав чернеющие короткие пряди.
— Аккурат чтобы въебать хорошенько, — я чертыхнулся, процедив сквозь зубы, и отвернулся, продолжая намываться. — Эй… Принеси мне бритву в следующий раз, — тихо бросил я, умывая лицо.
— Зачем тебе? — Он искренне удивился. — Хочешь быть гладким для меня? — тут же масляный голос.
— Губу закатай. Не люблю щетину и бороду, — я пояснил, с силой почёсывая колючую щёку, — Чешется.
— Я думал, у омег не растёт ничего. — Он повернулся ко мне всем телом, теперь подпирая стену плечом.
— Подумал бы получше, — я снова съязвил.
— Эй, — он угрожающе меня окликнул, и я понял, что лимит безвозмездных грубых фраз исчерпан, и заткнулся.
Вскоре вода прекратила шуметь, и я разочарованно вздохнул. В идеале ещё бы голову помыть, но это лишь предел мечтаний. Я закатил глаза и тут же замер. Сзади ко мне прижалось тело, укрывая меня пиджаком, чуть большим мне по размеру. Полотенца-то у меня тут не было. И он не пожалел пиджак? Я вправду его не пойму. Я не смел шевельнуться, потому что это казалось чем-то запредельным, чтобы он вот так «пожертвовал» своей вещью. Я явно был «дешевле» этого пиджака.
— Ну и чего ты замер? — раздалось над ухом тихое и насмешливое. — Разве не холодно?
— Может, и холодно, но тебя это разве волнует? — Я повёл плечом и ощутил, что он и не собирался меня отпускать.
— Мне бы не хотелось трахать сопливую тряпку. — Он направил меня к кровати, вытирая плечи и спину от мокрых и уже холодных капель.
— Теперь у меня есть цель заболеть тебе назло. — Я усмехнулся, уперевшись коленями в матрас.
— Только попробуй, дорогуша, — приторно и ласково проворковал, что меня чуть не вывернуло.
— Может, я сам? — я взялся за пиджак.
— Ну уж нет, всё-таки альфе иногда надо заботиться об омеге, а иначе они совсем от рук отобьются, — он повернул меня лицом к нему, и я заглянул ему в глаза исподлобья.
— То есть это мой пряник? — и приподнял одну бровь.
— Можно и так сказать, — наглая и самодовольная ухмылка не сходила с его лица, делая его острым и холодным.
— Я люблю, когда больше глазури, — я позволил себе немного фривольности и тут же поплатился за это: альфа схватил меня за волосы и задрал мою голову, так что лучи, всё ещё пробивающиеся сквозь дверной проём, осветили половину моего лица.
— Могу обкончать с ног до головы, если так нравится, — прошептал мне почти в губы, не разрывая зрительного контакта, а потом с силой откинул меня на кровать. Цепь звякнула, и я было собрался отползти, но он схватил меня за здоровую лодыжку и притянул обратно. — Лежи смирно, — одну ногу он согнул в колене и положил себе на торс, а вторую выпрямил и начал вытирать своим уже влажным пиджаком. Я не двигался. Я был напряжён. Было холодно. Его касания не были нежными, но не были грубыми. Он не пытался мне навредить, но был готов это сделать в любую секунду. Как будто бы последний миг перед прыжком хищника на добычу растянулся в минуты, а потом и в часы.
Закончив с одной ногой, он поставил её себе на торс, взяв другую и принявшись вытирать её. Насухо, с лёгким нажимом, тщательно вытирая под коленкой, легко щекотя.
— Ты ноги не бреешь, что ли? — его тон звучал размеренно, но нотки удивления и лёгкой брезгливости всё равно угадывались.
— Я работал с альфами и тут вдруг ноги стал бы брить. Меня бы по кругу пустили не раздумывая, шутишь, что ли, — тихо бросил я в ответ, отведя взгляд в сторону и слегка сжав кончики пальцев, случайно зажевав его рубашку. Он поднял на меня вопросительный взгляд. — Холодно, — и поёжился.
— Если я тебе бритву куплю, побреешь ноги? — Он продолжал меня вытирать, поднимаясь всё выше и наклоняясь всё ниже ко мне, вытирая мои бёдра со внутренней стороны.
— А если побрею, купишь шампунь? — не упустил я момент, чтобы поторговаться. Он лишь хмыкнул и ничего не ответил, разведя мои ноги и устроившись между ними. Я напрягся. — Э-эй, ты что…
— Молчи, а. — Он всё продолжал вытирать, стараясь оставить меня максимально сухим, но меня всё равно била мелкая дрожь, то ли от страха и напряжения, то ли от холода. Это не укрылось от его глаз. — Мёрзнешь?
— Тут стены и пол из бетона без утеплителей. И я голый после душа. Так что да, типа того. — Я пробормотал максимально любезно, насколько был способен. Он снова ничего не ответил.
Со стороны двери послышались шаги. Длинная тень закрыла проход. Альфа поднялся, властно бросив мне «лежи», и вышел за дверь. Я не решился ослушаться, так как всё ещё видел его спину в проходе, и лишь свёл ноги вместе, опустив пятки на край матраса. Не прошло и минуты, а он вернулся. Взглянув на меня, его бровь вопросительно поползла вверх и глаза снова выражали привычное недовольство.
— Тц. — Я сжался и отвёл взгляд, умирая со стыда, и развёл ноги. Его пиджак прикрывал меня, но он был влажный, холодный, и я бы не назвал его надёжной защитой. Альфа снова устроился между моих ног, забравшись на кровать коленками. Он упёр руки по обе стороны от меня, закрывая от света. Я не решался взглянуть на него.
— Эй, — он позвал хрипло и каким-то бесстрастным голосом. Я не отозвался. — Я с тобой разговариваю.
— А я с тобой — нет, — буркнул я как-то по-детски, подавив в себе едкий смешок. Альфу, похоже, это не позабавило, и, резко приперев меня, он одной рукой схватился за моё лицо и сжал челюсть, что я не успел среагировать, второй что-то запихнул мне в приоткрытый рот. Сообразив, что это какой-то очередной наркотик, я начал брыкаться, но этот мудила откинул мою голову назад, и я волей-неволей проглотил, поперхнувшись и глухо закашлявшись. Он отпустил меня, оставшись нависать надо мной. — Ты!.. Кха-кха! — Я вытер губы, прожигая его ненавистным взглядом.
— Я — что? — Он поднял бровь, смотря на меня сурово и с подозрением, прерывая одним взглядом все попытки сопротивления. Я не ответил. — Если бы я просто попросил, ты бы не послушал. — Он дёрнул плечом, и мне показалось, что его уколола вина. Но это просто не могло быть с его-то бессовестной натурой, и я отбросил все подобные обнадёживающие мысли. — Одевайся. — Он слез с меня, потянув за собой за запястье. Я поддался. Но отходить он не собирался.
— Подвинься. — Я попытался пихнуть его.
— Вставай мне на ноги. — Он потянул меня на себя, от чего я был вынужден чуть ли не прижаться к нему.
— Ни к чему так много жертв для меня, — пробубнил я. Его тело было тёплым, ладони — горячими, его торс приятно грел мне живот даже сквозь ткань чуть влажной рубашки.
— Хочешь на ледяном полу одеваться? — Он поднял бровь. Я смолчал, подхватывая свои боксы и натягивая их на ноги. Следом футболка, которая уже остыла. Свитер следом. Когда я пытался надеть штаны, перед глазами всё поплыло, и я покачнулся. Альфа ухватил меня за предплечье, оставаясь абсолютно невозмутимым. — Это… что? — Я поднял на него вмиг потяжелевшую голову. Он не ответил, лишь помог мне натянуть штаны до конца и кинул на кровать. Подняться я уже не смог и тут же провалился в глубокую и всепоглощающую темноту.