(I)medium Coeli

Фалан Орбипланакс далёк от юности, однако узнал, каково это, когда сосуды вот-вот, кажется, лопнут от напряжения, год назад или два. У него, случалось, шла носом кровь. Не вовремя, ой как не вовремя одолел недуг! Фалан старается держаться, хотя сердце колотится, а пальцы подрагивают. Когда он касается ими фокусера, слышит вкрадчивое: — Вам дурно, мастер? Он убеждается, что выбрал достойного ученика. Суиберис внимателен к мелочам, и лгать ему бесполезно. — Да, что-то нездоровится, — отвечает Фалан, не вдаваясь в подробности. Ученику вовсе не обязательно знать их. — Не поймите неправильно, но… — Суиберис поджимает губы, — я бы вам посоветовал отдохнуть. Не потому, что хочу лоботрясничать без вашего надзора, а потому что искренне боюсь вас потерять: больше астрономов в Арксе нет, а одиночку освоить всё мне будет ой как сложно. Уверяю: с картой я справлюсь, а вы, когда вам станет легче, проверите, не допустил ли я ошибки. Он не лукавит, дескать, за время обучения Фалан стал ему как отец, которого он рано потерял, и нравится тому за честность. Суиберис впитывает знания как губка, как перенимает навыки у отца ребёнок. У Фалана никогда не было детей, и он не знает, каково это — любить собственного сына. Может, это то чувство, когда его трогает чужая забота — настолько, что он готов последовать совету? — Ты прав. Пожалуй, мне стоит отдохнуть. — Он покидает обсерваторию безбоязненно. Не в первый раз Суиберис остаётся один. И в этот оставит после себя порядок. И служанку позовёт, когда закончит. А может, будет сидеть допоздна, если увлечётся. Фалан отметает желание зайти к Фелнору, хотя оно его одолевает. Не стоит того беспокоить по пустякам. Даже лекарь не понадобится: остро пахнущая мазь осталась. Стоит нанести на виски. Полежать, перетерпеть жжение — и в голове прояснится, уйдут шум и боль. Может, получится обойтись без кровопускания. …Фалан не ложится, а сидит в кресле. Из ума он не выжил, память у него лучше, чем в юности, когда кровь чаще приливала к паху, чем к голове. Хотя мазь ещё щиплет, но головная боль отступает. Веки тяжелеют, хочется спать, но он заставляет себя поднять их. Фалан намеренно не заперся — не потому, что боится умереть в одиночестве. Его время ещё не пришло, но это не равно тому, что ему не может стать хуже. Визитёр на это и рассчитывал, поэтому входит без стука. Рот кривится, нижняя губа подрагивает. Значит, зол. — Не стоило отвлекаться от работы, — ворчит Фалан, — тем более, что у меня есть ученик, а лаборатория только на твоих плечах. Он не единожды советовал Фелнору передать кому-нибудь знания. В конце концов не вечен никто. Но тот никогда не любил делиться с посторонними ничем — ни рецептами, ни любовником. Фелнор присаживается на край кровати, щёлкает суставом. — Суиберис пришёл ровнёхонько в тот миг, когда я закончил дистиллировать воду. Словно знал, когда именно я управлюсь. Какие-то нечеловеческие у него знания… Ему никогда не нравился молодой астроном, и он это никогда не скрывал. Причину неприязни он не проговаривал, и, вероятнее всего, что роль сыграло банальное чувство собственничества. — Я заметил, что что чем больше проходит лет, тем подозрительнее ты становишься. — Головная боль совсем отступила, и у Фалана есть настроение шутить. — Чтобы во всяком совпадении видеть злой умысел, нужно выжить из ума. Смуглое лицо Фелнора багровеет, отчего седые волосы как никогда походят на снег. — Нужно выжить из ума, чтобы верить в совпадения! — вспыхивает он — и тут же остывает. Вздохнув, говорит уже спокойно: — Мне сегодня не спалось, а ночью захотелось есть. Когда я шёл на кухню поискать еду, увидел… Как думаешь, кого? — Нужно не просто выжить из ума, а окончательно, чтобы не понять, о ком идёт речь. — Когда все спали, он только шёл к себе, а за завтраком выглядел бодрым и отдохнувшим. Как это понимать? «Молодость», — отвечает Фалан — мысленно, потому что спорить не позволяет здоровье. Не исключено, что Суиберис спутался с замужней женщиной. Вероятно, что он, как и его наставник, предпочитает в постели мужчин. Оба этих обстоятельства более чем весомы, чтобы скрывать отношения. Однако Фалан не верит тому объяснению, которое пришло в его же голову. Он не просто знает много лет, он сросся с Фелнором — настолько, что впитывает от того как губка всё, включая самые беспочвенные подозрения.