Сколько нам с тобой неба синего Моря пенного тела бренного Чашу полную жизнь отмерила Выбирай, выбирай у реки два берега У реки два берега У реки два берега У реки два берега Ты не верь слезам, всё вернётся После долгих ночей Былью сладкий сон обернётся После долгих ночей «Ты не верь слезам» — Черниковская хата
Самый полезный урок, полученный в Академии Клёна, Канаде усвоила на лекции приглашенного преподавателя из страны Чая. Седеющий, в очках, Ито-сенсей говорил о смысле и замысле великих произведений искусства. Каждый взмах его сухих рук библиотекаря отдавал страстностью духа. Непокорностью. Он говорил и говорил, повышая голос до крика и опуская его до шёпота, в пустоту женских лиц зала. Только Канаде и Хара Аюри смотрели на него с пониманием, но учениц было так много в аудитории, что Ито-сенсей не видел и не чувствовал какой-либо отдачи слушателей. Но ему это было и не нужно. В его ауре сверкало чувство долга перед человечеством. Всем своим видом он давал понять, что никогда не сдастся нести свет знаний и свободу метафизики, пока спина не надломится от груза ответственности, потому что даже если один из сотни слушателей его поймёт, то человечество, может быть, удастся спасти. О, невоспетое интеллектуальное плодородие женщин, нашедших звезду в груди. Уже вернувшись в пространство предоставляемой ей жилплощади на территории торгового клана Куниеда, Канаде, закрывшись на ключ, вытащила черновики своих философских мыслей. И, сигарета за сигаретой, пока укладывался в голове материал услышанного, цель её текстов и их смысл развернулись перед ней изысканным ковром со сложнейшими узорами, главным из которых было древо жизни. Гендзюцу и фуиндзюцу — это системы знаков. Системы знаков — это язык. Язык — конструктор второй реальности. Есть реальность объективная, как у животных и птиц, а есть иллюзорная, то есть та, которая произрастает из интерпретаций. Литература и философия — тоже иллюзии. Великая ложь во имя великой правды. Они способны преобразовывать реальность, потому что они преобразовывают «вторую реальность», то есть систему знаков и символов, задавая таким образом паттерны мышления. Не от «сильных мира сего» проистекают настоящие реформы, а от поэтов, художников и музыкантов в первую очередь, потому что они создают тенденцию, задают ритм и каденцию, строят «вторую реальность» так искусно, так динамично и диалогично, что она просачивается в реальность живую и физическую — и преобразует её, начиная с преподнесения новой перспективы. Так сон становится явью. Сила хотела, чтобы Канаде изменила правила игры, познав их, потому и предоставила для этого вереницу возможностей, создала и спрос, и запрос. Может, от Окабе и не требовалась гениальность, чтобы достучаться до сердец людей. Может, дело было и не в харизме, ведь Сила требовала пойти дорогой печати. Может, всё, что требовалось, это обоснованная объективная перспектива. Взгляд извне и изнутри, пронизывающий. — Это я могу, — медленно проговорила Канаде, чувствуя табачный дым на своих ресницах. Она была дочерью туманностей и тумана, вышедшей из одного и из другого. Кому как не ей было знать, как искать верную дорогу наощупь. Помимо вдохновения, лекция приглашённого преподавателя подарила ей возможность подружиться с соотечественницей. В конце концов, их объединял секрет глубокого понимания. Хара Аюри подошла к ней первой; вернее, «подплыла» — плавность движений однокурсницы была сравнима разве что с золотыми рыбками. — Ты упорно не хочешь начинать со мной разговор, — было сказано лёгким тоном. В серых глазах блестела игривость солнечными зайчиками по кромке воды. — Я не знала, с чего начать. Или, вернее, как, — не растерялась Канаде, приподнимая уголки губ. — Никогда не имела дела с благородными дамами. — Ах, рамки и границы, — деланно вздохнула Аюри; в её ауре плеснулось неудовольствие с привкусом одиночества, и тут же скрылось. — Куноичи-сан, — одними губами проговорила она, — вам ли меня стыдиться, боги милостивы. «Туше», — подумала Канаде не без веселья, хотя радоваться было нечему, раз её раскрыли. И пригласила Аюри на чашку чая. Раз уж жилплощадь на территории клана Куниеда была под защитными печатями, на искренний разговор лучше было выходить там. — Я очень ждала возможности поговорить с тобой, — заявила Хара, когда пряный аромат благородного ройбуша разлился по воздуху. — Неужели? — приподняла бровь Канаде. — М-гм, — тонкие белые ладони неторопливо набивали кисэру. — Тогда ты могла бы подойти раньше. — И спугнуть? Нет, увольте. Ты слишком важна, чтобы имелась возможность допустить ошибку. Канаде задумчиво зажгла сигарету, щёлкнув пальцами. Аюри сочла паузу приглашением и продолжила: — Я многое слышала о тебе. И слышала некоторые твои мысли. Мне хотелось выказать жест уважения и предложить поддержку. Я честно считаю, что в правильной обработке твоя философия может положительно сказаться на оппозиционном движении. Аура Хары светилась болезненной в своей чистоте честностью, и Канаде не сочла нужным разыгрывать из себя недоверчивую куноичи, задавая вкрадчивые вопросы о том, как аристократка её нашла и зачем искала. Тем более, что Аюри очевидно нервничала, боясь саботировать существующее благоприятное расположение к своей персоне. Она хорошо держала лицо, но чакру не обманешь. — Ты думаешь, что мои будущие тексты, находящиеся в процессе написания, подтолкнут народ страны Воды к реформации? — спросила Канаде. — В таком случае, не могу обнадёжить. Мне и самой хотелось бы верить, но надежда лежит на каком угодно сословии, кроме воинского. Шиноби изменятся в последнюю очередь. В первую, пожалуй, торговцы, потому что они меня и финансируют. Многое зависит от ремесленников, фермеров и высшего класса. — Ах, дорогая, — не без облегчения рассмеялась Аюри, очевидно обрадованная тем, что они перешли сразу к делу в разговоре, — если бы всё было так просто! Землепашцы и аристократы — сословия, которые наименее склонны к изменениям! Реформация, любая, настоящая — билет в вечную славу, а значит и в вечную жизнь. Но у крестьян философия смерти связана с землёй, они скромны по своей натуре, и им достаточно поддерживать связь с предками, вспахивая и засеивая одну и ту же землю — большего им не надо. Аристократы же в любом случае остаются в истории поместьями, реликвиями, картинами, меценатством или, в крайнем случае, всего лишь документами или упоминаниями в таковых. Из высшего сословия только нувориши склонны что-то менять, ведь им надо выбиться в высшее общество и не потерять своего положения. Ах да, и служители искусства. За редким исключением, и амбициозные безумцы. — К какой тогда категории относишь себя ты? — с добродушной иронией поинтересовалась Канаде. — К женщинам, — осклабилась Аюри, раскуривая свою кисэру. — Кем нас принято считать? Послушными жёнами, «боевыми подругами», музами. Мы всегда при ком-то, как дополнение к мужчине, его аксессуар, орудие труда эволюции, оно и понятно, беременность требует уважения и защиты, а дети — еды. Но относиться к нам, как украшению личности мужчины и его долгу продолжения рода? Нет, спасибо. — Но не у всех женщин такое положение. — Да, не у всех, но у подавляющего большинства. Даже куноичи… далеко не каждая из них может себе позволить право выбора мужа, не говоря уже о праве диктовать свой собственный образ. Согласишься или будешь спорить? — Соглашусь, — пожала плечами Канаде. Она не забыла, что Мечники во время кровавой резни в ночь побега вели себя так, будто уже какое-то время оказывали своё собственное сопротивление режиму Ягуры, организованное; ни её, ни Ширагику в их планы не включили. Более того, Канаде чуть не довела себя до нервного срыва переживаниями об успешности побега, поскольку думала, что помощи с ним ждать было не от кого. Этого можно было бы избежать, если бы с ней считались, как с равной, или как с товарищем, без клейма «подзащитной». Осознание, пришедшее к ней уже в стране Волн, горчило. Канаде хоть и являлась только чуунином официально, знала, что по силе и навыкам была хотя бы спецджонином. С другой стороны, может, она скрывалась слишком хорошо? Тогда почему Мечники решили не полагаться на ту же Ширагику? — Об этом я уже пишу одну статью, — произнесла Канаде. — Единственное, мне не хватает данных, чтобы получше описать позицию женщин из сословия аристократов. У тех же торговцев есть доступ к большей части социальных классов; тем более, что они приветствуют браки с женщинами из других гражданских прослоек общества. Про куноичи, клановых и бесклановых, я могу писать спокойно. — Если тебе понадобится информация, я к твоим услугам, — чуть наклонила голову Аюри. — Могу даже предоставить статистику. — Словесно? — Не только, — Хара улыбнулась, обнажив ровный белый ряд зубов. — У меня была возможность бежать с некоторыми бумагами. Мне повезло узнать о тебе заблаговременно, так что я подготовилась. — Не слишком ли много возложенных надежд на незнакомого человека? — Может быть. Но что поделать, если ты — единственная, у кого есть голос в голове, диктующий истину? У меня у самой появились силы сопротивляться режиму Ягуры и даймё, когда по сарафанному радио информаторы донесли о тебе. Поскольку надежда бесценна, я решила рискнуть. Воля, пылающая в сердце аристократки, прекрасная в своей искренности и желании борьбы, завораживала. «Вот и союзница мысли», — только и подумала Канаде, осознав, почему Сила толкала её к Аюри. Никто прежде не отражал принципы и мечты Окабе так точно, даже Мей. — Ты хочешь изменить мир, — осторожно проговорила она, стараясь не надеяться. — Я хочу его перевоспитать, — кивнула Хара, выпустив ровное кольцо дыма. — И для этого нужен идеолог. Настоящий философ. — Не боишься, какое это вызовет кровопролитие? — Революция неизбежна, — пожала плечами Аюри. — Поскольку Ягура и даймё пошли путём необоснованной жестокости? — Раз ты очевидно не знаешь, я тебе объясню, — проговорила Хара, опуская трубку. — Даймё, главы кланов и самые первые Каге подписали договор при создании Скрытых Деревень… Вкратце рассказав о важности этого документа и о его влиянии на современный уклад общества, Аюри перешла к самому главному: — Революция в стране Воды неизбежна, — с очень серьёзным лицом констатировала, — потому что в нашем случае и Каге, и даймё — оба нарушили этот договор. — Потому что были вырезаны кланы, — догадалась Канаде. — Полагаю, если ниндзя отказались от части свобод, чтобы получить взамен экономическую стабильность, даймё, со своей стороны, пообещал им финансовую безопасность. Иначе говоря, и он, и кланы поклялись друг другу в определённой верности, чтобы заключить долгосрочный союз. — Именно, — мрачно улыбнулась Аюри. — Но не только. Одна из моих привилегий в том, что я имела возможность видеть оригинал этого договора, а также копии похожих соглашений между другими даймё и другими кланами, потому что в какой-то момент эти контракты распространялись в узких кругах, чтобы заманить в свои сети больше ниндзя. Так что я помню как общие пункты, так и частные. Более того, — она подмигнула, — у меня они есть с собой. Нотариально заверенные копии, по крайней мере. Впрочем, возвращаясь к теме… например, в договоре между правителем страны Ветра, первым Казекаге и «песчаными» кланами было соглашение о запрете педофилии; в тех же странах Огня, Молнии и Камня запретили многожёнство, но педофилию решили не карать ни кастрацией, ни смертью, только тюрьмой. А у нас запретили и то, и другое, и в обоих случаях — смертная казнь. — Причём здесь разница в кляузах, если даймё страны Воды уже предал кланы? — нахмурилась Канаде. — Разница, моя дорогая, состоит в том, что предательство кланов смертью не карается, — не без вздоха объяснила Аюри. — При любом успешном даймё находится весьма проворный кабинет министров. Именно поэтому в Первую войну многие малые страны пали — недалёкие люди в высоких рангах. Большинство из них не разглядело тот факт, что «предательство кланов» может трактоваться по-разному. Правители не обезопасили себя, и даймё поумнее захватили земли тех, кто проиграл в схватке бюрократии. Разница в кляузах, как ты выразилась, важна, потому что даймё страны Воды нарушил тот пункт договора, за который его можно будет свергнуть так, чтобы лоялисты никак не смогли возразить. — Он изнасиловал ребёнка? — очень мрачно спросила Канаде. — Да, — вздохнула Аюри. Помявшись, продолжила, — он завёл себе… мальчика, двенадцатилетнего. Восемь месяцев назад. У мальчика экзотическая внешность… он альбинос… По приказу даймё ребёнка кастрировали. — И убили? — Нет, отнюдь. Даймё держит мальчика при себе на красивой серебряной цепи, как собаку, — выплюнула Аюри, сжав кулаки. — Одевает в шелка, и… сама знаешь, что с ним делает. — Говоришь, — с многозначительным намёком Канаде наклонила голову вбок, — даймё за это можно, в теории, безнаказанно убить? — Можно и нужно, причём не только из соображений нравственности… в том числе, чтобы смыть позор с лица страны за несоблюдение договора. Самое главное, проконтролировать потом, кто займёт трон. — Вот почему сместить Ягуру с поста — это ещё полбеды, — задумчиво потёрла подбородок Канаде. — Кандидатов в Мизукаге мы, допустим, найдём. Но кандидатов на трон даймё? — И их найдём. Только заниматься этим будут уже аристократы. Иначе говоря, я и мои контакты, — резюмировала Аюри, скрещивая на груди руки. — А для этого нам нужно начать координировать действия с ниндзя и торговцами. Фермеры и ремесленники в расчёт не входят, потому что первые беспрекословно следуют слову государства, а вторые напрямую зависят от сословия торговцев. У тебя уже есть неплохая паутина связей с кое-каким влиянием касательно них. Но нам, представителям денег и власти, нужны ниндзя, чтобы непосредственно начать финансирование сопротивления. В итоге, всё очень просто. Цель одна — свергнуть кровожадных тиранов и заменить их диктаторами, которым всё-таки не чуждо человеколюбие и милосердие, чтобы поднять уровень жизни в стране. Восстанавливать нечего, можно только сжечь нынешний режим и на его пепелище построить новый. — Значит, ты позиционируешь себя лидером фракции аристократов, — задумчиво проговорила Канаде, побарабанив пальцами по столку. — Почему? — Что «почему»? — не поняла Аюри. — Почему именно ты — их лидер? — приподняла уголки губ Канаде. — Не пойми меня неправильно, ты мне нравишься, как человек. Я неплохой сенсор, поэтому знаю, что ты со мной предельно искренна. И ты очевидно разбираешься в том, о чём говоришь. Но почему я должна представить тебя, как лидера оппозиционных аристократов, торговцам и ниндзя? Что я им о тебе скажу, м-м? Может, раскроешь хотя бы одну карту? — Ха, — улыбнулась Аюри. — Я не прогадала с тобой, раз ты задаёшь такие вопросы. — Стараюсь, — с напускной скромностью опустила глаза Канаде, отпивая почти остывший чай. — Я, если угодно, — выждав минуту, заговорила Аюри. — Самовольная изгнанница. Или беглянка. Но с состоянием. — Это мне было ясно с самого начала, предположим. — Не сомневаюсь, — с улыбкой покачала головой Аюри. А потом, спрятав руку за пазуху, вытащила из внутреннего потайного кармана увесистый бархатный мешочек. Его содержимое было из чистого золота со вкраплёнными сапфирами — печать для документов, с очевидными элементами фуиндюзцу в дизайне, чтобы было невозможно подделать её знак на бумаге. На рабочей стороне была выгравирована фамилия «Кацура». — Я — принцесса страны Воды. Кацура Йоко, — «Аюри» с уважением поклонилась, открыто и ликующе улыбаясь. — И это — моя официальная печать. Я сбежала на сутки позже тебя; Ягура был не в состоянии контролировать воды после вашей стычки, грех было не воспользоваться возможностью. Многие аристократы последовали моему примеру. Если бы не ты, — она посерьёзнела, — скорее всего, следующий удар пришёлся бы по нам… Собственно, поэтому мне и хотелось установить с тобой контакт, Окабе Канаде. Ты единственная дерзнула в открытую действовать вопреки безумному Мизукаге. — Выбора не было, — едва нашлась с ответом Канаде, растерянно вытаращившись на собеседницу. — Выбор есть всегда, — отмахнулась Йоко. И смерила её понимающим взглядом. — Твои принципы не позволили тебе предположить, что поступить можно иначе. И мне это нравится. Видят небеса, в нашей эпохе катастрофически мало женщин, способных открыто бросить вызов тем, кто сеет только смерть. Я слышала по сарафанному радио твою мысль, что у войны женское лицо. И я согласна. Именно поэтому я хочу сотрудничать с тобой. — Это всё, конечно, понятно, — взяла себя в руки Канаде, — но ты так и не объяснила, как меня нашла. Не то, что бы я спросила, но… — Очень просто. Кто-то ведь должен был уничтожить архив твоей подноготной в столице. Могу предположить, что в Деревне тоже кто-то подсуетился и уничтожил второй оригинал. Остальное… Дело смекалки и веры в тебя, полагаю. Ты не производишь впечатление человека, который упивается насилием и смертью. Значит, ты попробовала бы пойти по другому пути, а он, так или иначе, начался бы здесь; страна Волн не способна открыть двери, она и есть дверь. — Ты подозрительно сильно в меня веришь, — не без иронии прищурилась Канаде. — Даёшь повод, — рассмеялась Йоко. — Ну? Будешь со мной сотрудничать? — Да какой тут выбор, — проворчала Окабе. — Все адекватные люди хотят одного и того же. Эх, — она провела ладонью по лицу. — У торговцев революционных идей много. Осталось только ниндзя найти… И организовать их. Мои знакомые мужчины с громкими именами имеют какое-то своё представление о сопротивлении режиму. Надо будет… выйти с ними на связь. — И обработать их, — предположила Йоко. — Чтобы сотрудничали и не лезли на рожон геройствовать раньше времени. — Именно. И они принялись разрабатывать план действий.***
Сборник статьей Канаде выпустила под общим названием «Проблематика эпохи правления Третьих и Четвёртых Каге» в четыреста копий. Первая статья, как введение, обозначила существующие на тот момент сословия в виде пирамиды. Внизу — землепашцы. На них — ремесленники, бюрократы и ниндзя. Выше — торговцы. Ещё выше — «старая аристократия», самураи и нувориши. И венец — высшая аристократия. Оставив замечание, что до становления Скрытых Деревень сословие ниндзя стояло на ступень выше, она призывала прочитать об изменении статуса воинствующего социального класса в следующей статье. «Узоры сословности» повествовали о плюсах и минусах пребывания в разных прослойках общества. У землепашцев была свобода выбора — крестьянские дети могли выбрать себе практически любое сословие, по желанию. Канаде привела весьма математический пример. Если в семье землепашцев семеро детей, то, после нескольких лет неурожая, родители могли бы распределить своих чад следующим образом, чтобы обеспечить всех и выжить самим. Старшего сына отправили бы в подмастерье к кузнецу, чтобы имелись деньги всех прокормить; мальчик, в итоге, остался в профессии. Второго могли бы послать, например, к писарю — так он превращался в чиновника. Но, поскольку подмастерье и ученик писаря не могли на начальных порах заработать много, следующего сына, например, послали бы учиться в Академию шиноби. Единственную дочь могли бы выдать замуж за торговца. Ещё два ребёнка могли умереть в детстве от болезни или несчастного случая — у землепашцев высокая смертность. Предположительно, оставался последний сын, и он наследовал землю. В итоге, одна семья землепашцев вкладывалась практически во все существующие сословия, кроме аристократического. Далее Канаде проводила параллель «несвободы» между сословием ниндзя, бюрократов и ремесленников. Шиноби, объясняла она, ссылаясь на существующие системы вертикали власти, зависели от приказов государства и оплачиваемых «предложений» гражданских. Бюрократы зависели от государства; существовала иллюзия, будто и от оплачиваемых «предложений» остальных гражданских — но нет. Ремесленники зависели только от оплачиваемых «предложений». Все они, с учётом фактора «х» своих ролей, были «несвободны». В частности, воинствующее сословие. Далее Канаде предоставляла краткий анализ эволюции кланов за последнее столетие, чтобы подчеркнуть изменение их роли, аргументированно показывая, что на самом деле приобрели и потеряли шиноби от процесса создания и становления Скрытых Деревень, как это отобразилось на обществе, как это сказалось на самих кланах, и как это определило Первую, Вторую и Третью войну. Затем Канаде переходила к «несвободе» аристократов, описывая ловушку стагнации их сословия. И только потом заостряла внимание на торговцах, второму «свободному» сословию, которому, в отличие от других, была позволена пластичность мысли и поступков для достижения своих экономических целей. Следующая статья, «Женское многоголосие», была посвящена роли женщин в разных сословиях. Канаде продвигала в ней мысль, что у войны женское лицо. Рассмотрев участь среднестатистической клановой и бесклановой куноичи во всех возможных алгоритмах, она также провела параллель между жёнами клановых ниндзя, землепашцев, ремесленников и аристократов, обозначив проблематику культа идеи продолжения рода. И противопоставила параллели роль жён либерально настроенных торговцев — возможность позиции не только матриарха, но и лидера. Статью «Распутье», последнюю в сборнике, она посвятила судьбе кланов ниндзя, аргументируя закат их влияния статистикой вымирания. Она бесстрашно написала о минусах селекции без «разбавления крови», ссылаясь на генетические заболевания, и честно написала о неспособности куноичи воевать и рожать детей одновременно. С другой стороны, Канаде также поговорила о кризисе ценностей сословия ниндзя, предоставив статистику о том, что изнасилования и прочие подлости на поле боя совершались бесклановыми, поскольку им не было привито понятие воинской чести. И закончила она статью тезисом: сохранение кланов было необходимо для поддержания воинских ценностей, но их сохранение оставалось невозможным, покуда кланы брезговали мешать свою кровь с людьми без кеккей-генкая. Все четыреста копий «Проблематики эпохи правления Третьих и Четвёртых Каге», выпущенные подпольно, были раскуплены в первую же неделю. Большую часть приобрели оппозиционно настроенные граждане страны Воды, остальные же экземпляры… многих вынудили задуматься, кто же, чёрт возьми, такая «Окабе Канаде». В том числе, сборник оказался в руках Мифуне, верховного правителя страны Железа. В мудрости своей, он не только приказал тайной полиции загадочную девушку не трогать, но и лично озаботился тем, чтобы никакого упоминания о ней в архивах не нашли те, кому пришло бы в голову искать человека, рискнувшего прямолинейно, аргументированно, не без уважения, обнажить проблемы эпохи на бумаге. Мифуне уважал смелость и благородство, и, хотя ему очень хотелось разделить сакэ с Окабе Канаде за возвышенной беседой, он решил не идти на поводу желаний. Правитель страны Железа, несмотря на старомодность своей родины, видел смысл в переменах, если они могли стать поводом для более продолжительного мира на материке. И Мифуне решил ждать, надеясь, что его сдержанность и терпение окупятся.***
Они встретились на побережье страны Волн, учитель и ученица, в сени таких же сосен, что когда-то окружали кочующий лагерь защитников границ. Ао-сенсей совсем не изменился. Разве что усталость теперь пыталась разъесть его лицо морщинами. — Ты выросла, — хрипло сказал он, вглядываясь в свою ученицу отчаянным и жадным взглядом.