Разорвано

Вот уже неделю Вэй Усянь странствовала по Поднебесной. Хотя конечно странствием назвать это сложно, скорее, побегом. Девчонка пятнадцати лет от роду опасалась преследования, если не от праведников Лань, упустивших ученицу, то от бывшего ордена. Пусть система оповещения не так хорошо развита в Цзянху, однако чем дальше она уйдет, тем лучше. Ей жаль чувств дяди Цзяна и шицзе, и совсем не хочется думать, в какой ярости находится Чэн-Чэн из-за ее побега. Все эти мысли утяжеляют ноги как-будто, разворачивают обратно, побуждая одуматься. — Поздно! — приказала самой себе Усянь, затрачивая усилия на очередную улыбку. К началу второй недели бытности саньжэнь, Вэй Ин отдалилась к землям Вэнь. Когда девушка, в очередной вечер устроив привал в лесу, задумалась о дальнейших планах, то буквально по щелчку обрела для себя новый смысл. Она много рассуждала о материях и началах. Светлая широкая дорога уже исхожена и придумать новое всегда можно, как и усовершенствовать уже имеющееся, но в годы, когда юношеский максимализм довольно-таки высок, хочется бросить всему миру вызов. Будучи адептом великого ордена не редкость Вэй Усянь себя заземляла. В Пристани Лотоса привыкли к фривольной манере юной госпожи. Не одобряли, да, но не запрещали ей рассуждать об альтернативных методах совершенствования. Вэй Ин не помнила, когда все началось. Наверное с того момента, когда она пропиталась запахами Пристани и стала такой же, как и все юнмэнцы, отличающиеся от всех прочих людей, коих можно встретить за пределами Великого Ордена Цзян и его территорий. Прежде ей ничего не объясняли о местных традициях, допускали до празднеств, но не вдавались в суть. Помимо божеств, в Пристани признавали власть Черновода. Ему приносили дары, водам посвящали песни и стихи, устраивали пляски, задабривая самого тихого Непревзойденного. Тогда-то Вэй Ин и озадачилась крепко, не понимая, почему праздники все-таки традиция. Негласная, надо сказать, потому что в основных хрониках ордена о них не пишут, либо информация об этом настолько закрытая, что не будучи Цзяном по крови, девушку до нее не допускали. Странно и то, что за день «до» и день «после» никто не вспоминал, как бросали шелка и золото на дно озер, не говорили в открытую о событиях того дня, будто обсуждение могло бы накликать беду на весь орден. Тогда-то она и задумалась, как отличить белое от черного, что хорошо, а что плохо. Где же эта грань, о которой все ведают, но никто не говорит вслух? Словом, поиск пятого угла стало хобби, приведшее к мысли об использовании энергии обиды, прошивающий этот мир насквозь. Где, как не в Илине, начать свои исследования? Признавая ироничность момента, девушка гуляла по небольшому поселению, поглядывая вокруг. Все осталось так, как она помнила из далекого детства, когда ребенком осталась на этих улицах. Беспризорная, никому не нужная и побитая, как собака, которых шарахается до сих пор. Не позволяя чувству ностальгии взять верх, она сняла небольшую комнатку на постоялом дворе. Благодаря близости Луаньцзан и отвратительному фэншую ей вскоре нашлась работа. Поначалу местные сомневались в способностях странствующей заклинательницы, уж слишком молодо она выглядит, чтобы иметь способность одолеть монстров в ночи. Никого не брало сомнение, что она одолеет мертвеца — в Илин ими никого не напугаешь. Тут даже дети палками загонят взбунтовавшегося обратно в гроб, при условии, что он будет низкоуровневым. Для всего остального необходимо иметь такую роскошь, как заклинательский меч. Но навки и монстры совсем другое дело. Образованы они иначе и, как правило, имеют мощь. Демоны тоже страшны тем, что обычный человек совсем ничего не может им противопоставить, разве что молиться в надежде на милость небес. Так для Усянь-саньжэнь началась новая жизнь. Утро — с завтрака с местными. За прошедшие несколько месяцев народ Илина привык, что к десяти часам утра можно прийти в постоялый двор и рассказать заклинательнице о своей беде. Она и дерево-людоеда усмирит, и духа из ручья с некогда вкусной водой вытравит и гулей обратно к Черноводу отправит. Причем, делала заклинательница всегда свою работу так ловко, будто играючи, а улыбалась так заразительно, что спустя еще месяц стала совсем родной. С Усянь-саньжэнь люди, обделенные вниманием Ордена, на землях которого проживали, вдохнули свободнее и как-будто даже стали добрее. В условиях, когда не надо постоянно думать о безопасности семьи и своей в частности как о чем-то роковом, напряжение спадает. Даже голос улиц стал звучать громче. День и вечер заклинательница посвящала анализу. Впрочем, этим она занималась и ночами, но в полевых условиях подробно не распишешь увиденное, потому делались записи по большей части в светлое время суток. Необходимость записывать свои мысли и действия вгоняли ее в тоску, потому вскоре девушка нашла способного держать в руках кисть мальчишку и диктовала ему, часто прыгая с мысли на мысль, чем доводила беднягу до нервного тика. Потому что часто она требовала с него систематизации написанного, но как привести в порядок разрозненное, если довольно-таки многое Вэй Ин попросту проглатывает и забывает, что не озвучила то, что, предсказуемо, потом не нашла в записях и дописывала сама. Ночи были отданы охотам и попытками взойти на Луаньцзан и не убиться в процессе. К концу третьего месяца заклинательница изменила уже имеющуюся ранговую систему на более удобную лично для себя и потомкам в назидание. Она совсем не тщеславна, скорее наивна в своей мечте сделать мир лучше, понятнее и безопаснее соответственно. Ведь, когда ты вооружен знаниями, одолеть тебя сложнее. В редкие вечера затишья Вэй Ин растягивалась на кровати в своей комнатушке, потягивая местное фруктовое вино. Алкоголь расслаблял и туманил разум, и неуловимо нагонял тоску сердечную. В такие моменты заклинательница вспоминала, что осталось позади и замирала во времени, предаваясь воспоминаниям. Она не позволяла себе сожалеть, фигурально наступала себе на горло в моменты, когда была готова расплакаться, моментально переключилась мыслями на что-нибудь другое и всякий раз неуловимо возвращалась к фиалковым глазам, строгим и резким чертам лица, натренированной фигуре и неукротимой мощи наследника Цзян. Частенько ей становилось интересно, как он там без нее и писала ему письма, в которых изъяснялась бурно и совсем не изящно, порой даже небрежно. Пустая трата бумаги, потому что письма эти она не отправляла, а топила ими небольшую печь для обогрева принесенную в снятую комнатку, уже плотно занятой ею на протяжении стольких месяцев. Хозяйка постоялого двора была добра к ней. Тучная женщина слегка за сорок, но уже вдова с печальной и понятной для этих мест историей. Лишилась мужа давно. Настолько, что даже уже забыла, как это люди живут в браке. От мужа ей досталась гостиница и несколько сыновей возраста Вэй Ин, помогающих матери содержать хозяйство и двор. Правда, сердечное отношение к заклинательнице совсем не спасло от гнева тетушки Ло, когда Усянь в попытке создать новую версию согревающего талисмана, более эффективную прежнего, едва не сожгла гостиницу. Так она и получила роскошь в виде отдельной печки для обогрева внутри своей комнаты. Вечер мог бы и дальше быть томным, однако в комнату к Вэй Ин ворвались без стука, вмиг заголосив: — Беда! — Что? Где? — Усянь так была неготова к гостям, что свалилась с кровати на пол и бросила всю свою силу и грацию на то, чтобы уберечь сосуд от падения, отчего растянулась в комичной и неподобающей ее положения позе. Тетушка Ло настолько была взволнована чем-то, что не обратила внимание ни на потрепанный внешний вид заклинательницы, ни на ее покрасневшие и припухшие глаза. Она заохала, заахала и запорхав вокруг Усянь, в руках переминая полотенце, начала голосить своим пронзительно высоким голосом, которым в периоды очень эмоционального волнения можно пытать. — В лесу творятся страшные вещи! Мы-то привыкшие, конечно, ко всякому. И нас так просто не проймешь, да только ж где видано, чтобы тварь хватала и не жрала? Все брошено и залито в крови. Ай-яй-яй, как же Синь По теперь одна останется, айя. — Ты о чем, тетушка? — Усянь перекатилась из положения лежа в положение сидя и почти приняла благопристойную позу с безукоризненно ровной спиной, за которую задвинула початый сосуд с вином. Тетушка Ло как могла не одобряла того факта, что ее постоялица отчаянно спивается, ища смысл на дне сосудов. — Да повторяется все! Айя, горе какое, — она сжала вдруг многострадальную тряпку в руке, выворачивая так, будто хотела выжать из несчастной последние соки. Глаза у тетушки горели страхом и отчаянием, мимо которого ну никак нельзя пройти. Вэй Ин вмиг протрезвела, поднимаясь на ноги слитным движением. — Что повторяется, тетушка? Вэй Ин под локотки женщину до своей кровати довела и усадила, сама присаживаясь рядом. Она успокаивающе и участливо гладила ту по спине и руке, а взглядом и словом принуждала продолжить. Люди склонны преувеличивать беды, даже люди из Илин этим страдали. Вокруг слишком много дерьма происходит, чтобы в ночи человеку с пошатанной психикой не чудилось всякое. Однако было что-то, что очень тревожило Усянь в услышанном. — Дак все! Все повторяется, понимаешь? Ходит тварь одна, еще бабка моя о ней знавала. Никто живой не видел, что это такое, а мертвый ж не расскажет. В Илин она появляется раз в тридцать лет! И как выкашивает всех, — тетушка вцепилась в Усянь, резко к ней лицом к лицу оказываясь. — Подвешивает трупы в лесу, чтобы кровь землю заливала дождями. Люди, зверье, скот, даже монстры — все идет на сучья, но мало из этого сожрано. Так было и тринадцать лет назад, но так же, как резко это начинается, оно и заканчивается быстро. Всегда по разному, но заканчивается, — женщина вздрогнула и поникла пуще прежнего. — А-Ян мой так ушел, в лес, — хозяйка постоялого двора зашмыгала носа, начиная дрожать и слабеть хваткой. — И не вернулся, подлец, так и сгинул на суку, — женщина взвыла. — Как же мои детки! Мои любимые сыновья! Ежели ж они пострадают… Договорить тетушка не смогла. Как огонь вспыхивает, занимаясь сухостоем разнотравья в поле, так же позабытое горе всколыхнулось тревогой на фоне возникшей беды. Усянь вслушивалась внимательно, затем стала прокручивать в голове слова тетушки, приняв ту в объятия, потихоньку покачивая в руках, а та, меж всхлипами, все продолжала: — Сгинул! И эти сгинут! А трогать нельзя. Совсем нельзя, слышишь? Не то и ты сгинешь! Чтобы это ни значило, Усянь приняла к сведению, хмурясь. От человека в истерике вряд ли чего-то путного можно добиться, сосуд с вином оказался своевременным решением. Благодаря низкую толерантность тетушки к алкоголю, вскоре истерика сменилась тихим посапыванием. Хозяйке хватило четверти сосуда, чтобы забыться тревожным сном на руках у Вэй Усянь. — Хм, — девушка переложила женщину на свою кровать и накрыла одеялом по самый нос, да подкинула дров в печку, чтобы тетушка ночью не околела. Вино допила, от керамики избавилась, как от главной улики своего алкоголизма. Для начала было необходимо сходить на разведку. Из услышанного для Вэй Ин обрисовалась тревожная картина. Скорее всего, такая добыча ей будет не по зубам и наверняка привлечет внимание великого ордена, а значит, на время ей необходимо затаиться, как тигр в траве и наблюдать. Взяла она с собой сразу весь арсенал талисманов заполненных и пустых, ловушки и дорогущую вервь божественного плетения. Считая себя вооруженной, она быстро миновала лестничный пролет. В зале перехватила пару яблок, да заверила Ло Чана и Ло Хенга, что с их матушкой все хорошо и тот факт, что она занимает постель Усянь ничуть не страшен, ведь ложиться сегодня саньжэнь не планирует. Стемнело. Луна бледным светом освещает пустые улицы. Обычно, не взирая на поздние часы, кто-нибудь, да ведет караул в ночи на случай проникновения на территорию нежити, но сейчас все попрятались по домам, плотно закрывая окна и двери. Хмурясь, Усянь припустила рысцой до леса, взбудораженная желанием разобраться в ситуации. По-началу она не ощутила чего-то неправильного или нетипичного для этих мест. Стараясь не пользоваться талисманами для освещения, она продвигалась на ощупь, направляя энергию ядра на то, чтобы улучшить зрение в ночи. Глаза перестраивались на новый спектр неохотно и лениво, потому что Вэй Ин редко прибегала к контрастному охотничьему зрению. Тьма вокруг расступилась, высвечивая тени и черноту ночи от темно-серого-зеленоватого до светлых тонов. Кругом деревья, разнотравье, да сухостой. Мимолетно мелькают под ногами грызуны разной величины, где-то вдали ухает потревоженная сова. Звери при такой технике подсвечены светом ауры, цвет которой колеблется в пределах золотистой палитры. Мертвецы, духи, призраки и демоны должны быть черными, засасывающими воронками силуэта проглядываться, но пока что ничего подобного не встречалось на пути не смотря на то, что Усянь в своих поисках углубилась далеко в лес. «Может, не то направление избрала?» С мгновение колеблясь, Усянь активирует талисман горящего мрака. В этих землях он одновременно полезная и не очень изобретенная ею вещь. Единственное ее назначение, это указывать место с наибольшим скоплением темной энергии. На данный момент талисман еле коптил, показывая оптимальный уровень обиды местности. Вэй Ин пришлось побродить и спалить еще парочку прежде, чем дым стал чадить гуще прежнего, а еще позже это стало и вовсе бесполезно. На периферии мелькнул огонек сине-зеленого цвета, цвета циан, больно резанув по глазам своей яркостью. Вспышка мелькнула на такой скорости, что не будь Вэй Ин заклинательницей, то и не заметила бы вовсе. Природа стихла. Перестали ухать совы и трепетать ночную тишину взмахами крыльев прочие птицы, даже деревья будто бы скрипеть стали тише. Остановившись, девушка потянулась к рукояти меча, смыкая на ней пальцы. Пульс участился от волнения, но она не позволила страху овладеть собой. С чего бы вдруг ей бояться? Она даже удивила померкшей вспышке и тряхнула головой, отчего коса с вплетенной красной лентой покачнулась за спиной. Снова вспышка! Но уже медленнее. Будто специально огонек приостановился и разразился веселым хохотом, эхом раздающимся по ночному лесу. Было в этом смехе нечто потустороннее и Вэй Ин поддалась. Сорвалась вслед, вмиг извлекая Суйбянь из ножен, преследуя свою добычу. Погоня медленно, но верно возвращала девушку в поселение, но уже с другой стороны от постоялого двора, а в нос ударил запах гнили и свежей крови. Под ногами почва оказалась липкой и скользкой, комьями противно липла к подошве, ставя в неустойчивое положение. Сверху закапало что-то холодное, ощутимо ударяясь в макушку, лоб и стекая по щекам. — Что за… — Вэй Ин стирает пальцами субстанцию с подбородка и поднеся к глазам, сбивается с дыхания. Кровь! Вот, о чем твердила тетушка Ло, заходясь истерикой. Усянь крепче сжимает клинок и вскидывает голову наверх, откуда на нее смотрят безликие макушки жертв неопределенной твари. В этот момент на нее и напали. Лишь благодаря навыкам и рефлексам, Усянь уходит от запевшей стали, тотчас атакуя. Клинок скрещивается лишь на миг и противник пропадает в зеленой вспышке, но этого мгновения хватает, чтобы девушка различила отвратительную ухмылку на невыразительном лице нападающего, а отдача, кольнувшая мертвецким холодом до легкого онемения рук через духовное оружие, дала понять силу противника. Демон. Черт возьми. На демонов никогда не ходят в одиночку. Всегда заклинателя необходимо страховать, но, когда схватка уже есть, проиграть означает смерть. Демон не заставил себя ждать с новой атакой. Он скакал вокруг яркими всполохами и явно наслаждался, эффектно, но неэффективно тратя энергию на яркую демонстрацию своих способностей. Он наносил удары из разных положений, пару раз даже мелькнули узнаваемые приемы, отчего Усянь сделала вывод, что при жизни эта тварь была заклинателем, о чем, в принципе, говорило и его оружие, горящее потусторонним огнем и убийственная аура энергии обиды, от которой горло сводило спазмом. Вэй Усянь выдыхалась тоже, уходя в глухую оборону. Эта сволочь не давала продыху, загоняя обратно в чащу. — Сяо Ин, Сяо Ин, малышка потерялась, — внезапно начал пропевать демон, снова появляясь перед заклинательницей. Он принял блок оружием, тесня деву к стволу тонкого дерева. На мгновение демонический клинок обжег горло, а жадная до крови тварь подалась вперед, будто желая слизать выступившую дорожку крови. Да почему будто? По маниакально вспыхнувшим глазам намерение очень даже явное, у Вэй Ин аж десяток по счету дыхание открылось для того, чтобы оттолкнуть урода и отсечь ему руку. — Какая я тебе малышка? — запоздало среагировав на слова демона, напряглась. Откуда он знал ее имя? Тем более, молочное. Им она нигде и никогда не представлялась! О нем знают только те, кто были вхожи в ее прошлую жизнь первой ученицы Юнмэн Цзян! — И впрямь, — демон отпрыгнул и взглянул на сгорающую конечность, затем на культю, сочащуюся темной жижей. — Выросла и стала сукой, — он захохотал, а зеленая аура взвилась вокруг него клубами, но бледовато. Это отметила Вэй Ин, смекнувшая, что своими плясками вокруг товарищ сдулся, а отрубленная рука меж тем оттяпала еще энергии, а это значит? А это значит, что он сейчас же побежит ее пополнять! И демон не подвел. Он рванул назад, а Усянь, чертыхаясь, понеслась за ним. — Стой! Откуда ты меня знаешь? — О! А кто ж не знает, а? Кто? Эти? Ну да, смертные не знают! — Стоять! Демон резвился, хохотал и припустил еще быстрее, возвращаясь к участку, увешанному трупами. Он стащил какого-то мальчонку, в котором Усянь в ужасе признала сынишку кузнеца, совсем ребенок еще десяти лет от роду, за ногу. Труп глухо ударился о землю. Демон не поврежденной рукой ухватился за обнажившуюся щиколотку, а ногу упер в колено мертвого мальчика, продавливая плоть. Резкий рывок, другой и нога отрывается от колена. Сухожилия и мышцы тянутся вслед, вызывая тошноту, но дальше хуже. Тварь припала к разрыву ртом, подбородком вжимаясь в плоть и принялась жадно выедать мясо и глотать кровь. Желудок свело судорогой и содержимое попросилось наружу. Вэй Усянь вывернуло вином и злополучными яблоками, перекушенными ранее по пути. — Ахха, какая ты слабенькая, а, — демон веселился, не иначе. Вэй Ин утерла рот рукавом, кривясь, а тварь салютовала ногой мальчонки, затем обратила внимание на культю. Очень неохотно, медленно та отросла до локтя и остановила рост. Демон покривился и швырнул ногу в Усянь, деморализируя заклинательницу, шмыгнувшую в сторону к своему стыду. Противник Усянь рванул снова к трупу. Упал рядом и стал выгрызать внутренности, утробно рыча. Совсем по звериному. Тут-то девушка пришла в себя и рванула демона заклинанием одного плаща, чтобы вслед за этим спеленать жадное отродье веревками божественного плетения. Там, где веревки касались демона, он дымился, шипел и агонии не скрывал, все еще пытаясь дорваться до мальчонки, но нарвался только на кулак Вэй Усянь. — Тварь! Как же можно так! — в ярости девушка превращала лицо демона в кашу, подкрепляя удары силой своего золотого ядра. Наверное, это первый демон, которого заклинатель забил до окончательной смертью кулаками, пока тот заливался громким смехом, вскоре стихшим в ночи. Тело она сожгла. Остаток ночи потратила на то, чтобы снять жертв этой твари с верхушек и разложить штабелями на земле. К утру Вэй Усянь, покрытая кровью и дрожащая от стресса вернулась к деревню.