Разорвано

Вэй Усянь полыхала лицом, когда услышала, куда ее тащат. Дом Блаженства… это ведь не про то местечко, где обтянутые в полупрозрачный шелк куколки скрашивают досуг благородным, — и не очень, — господам? Малодушные порывы в момент осознания своего положения были как никогда сильны, но заклинательница, увы, не могла сбежать — ей бы элементарно не позволили даже прилечь лицом вниз в тот притягательный прудик совсем рядышком с резиденцией демона, откуда доносилось пение тоненьких голосов, призывающие к сладострастию под манящие переливы пипы и ди. Миновав высокий подъем по ступеням, заклинательница преодолевала тяжесть в ногах, налившихся свинцом. Все тело ей объявляло байкот, выражая общую мысль: благородным госпожам не пристало!.. — Айя, — Чэнчжу сровнялся шагом с умирающей от неясных ощущений девчонкой. — Девочки, у нас пополнение, — он толкнул Усянь в спину и та влетела в жемчужную завесу. — Не слишком ли жестоко? — приглушенно произнес Посланник Убывающей Луны, улыбаясь краешком губ, что надежно скрыто за маской злого духа. Вэй Усянь, с изяществом совершенствующихся, уворачивалась от обманчиво ласковых рук танцовщиц и судя по переливчатому смеху и улыбкам, тем игра в догонялки доставляла удовольствие. Чэнчжу редко позволяет им настолько открыто забавляться с гостями, а уж о том, что эта гостья прибыла с горы праведников, источая всей собой чистую янскую ци… словом, Вэй Ин вмиг стала лакомым кусочком, на целостность которого, увы, не посягнуть. Но хотя бы коснуться — и то приятно. — Я вам не это самое! Нет-нет! Господин Хуа, уй-ймит-те их-х! — Усянь ретивым козликом перемахнула через кушетку из черного нефрита и схоронилась за ней, вызывая новый переливчатый звон голосов кокеток. — Не это самое? — Градоначальник Хуа вмиг оказался на кушетке и схватил Вэй Ин за лодыжку, чтобы втащить на кушетку обратно. Он неприкрыто забавлялся, перенимая из руки одной из куколок тонкое птичье перо, коим прошелся по щеке заклинательницы. Огладил скулу, прошелся ласковой щекоткой по линии челюсти и шеи, замирая кончиком на яремной впадине, не обращая внимания на попытки заклинательницы избежать прикосновений. — Я отчетливо слышу, что твой цветок сорван, — демон лицом вжался в плечевой скат девы у основания тонкой шеи, накрывая своим телом хрупкую фигуру — в сравнении с самим Хуа Чэном, — заклинательницы. — Н-но это не значит, что я жажду стать блудницей! Отпустите меня! — голос сорвался на пронзительный визг. Если ранее она полыхала лишь щеками, то теперь краска залила все лицо и шею. Чэнчжу пророкотал нечто невразумительное в ответ на просьбу и с усмешкой развернул лицо Усянь к себе, припечатывая на месте соприкосновением губ, вышибая не только мысли из головы, но и дух из тела с легким стоном недоумения. Знала ли бабушка, что ждет ее здесь? Оттого ли она всеми силами противилась желанию Вэй Ин самой платить по своим долгам? — Расслабься и получай удовольствие, — елеем растекся низкий звон чьего-то голоса. Его источник, даже если бы и могла, Вэй Ин определить не в силах. Дева Вэй вся сжалась и зажмурилась, а губы, коих касался чужой горячий язык будто склеились, не пропуская за границы четко очерченного рта. Ягодицу обожгло шлепком за непослушание, а на челюсти сомкнулись жилистые пальцы — за этим снова последовала оглушающая боль и Князь своего добился. Это был даже не поцелуй, а нечто звериное. Влажное. Непристойное и такое горячее, что вызывало смуту в теле и тяжелое томление внизу живота, отчего колени съехались вместе, а бедра с усилием сжались, вызывая кратковременную пульсацию еще пока не орошенного влагой жгучего желания женского цветка. Именно в это мгновение она ощутила свою слабость и беспомощность. Заклинательницу пробрала такая злость, какой доселе ею не ощущалось — ее источником было бессилие, рванувшее к тому, чтобы вплести руку в шелк черных волос Хуа Чэна и сжать настолько, насколько позволяло сил в попытке отстраниться. За всем этим она не ощутила никаких манипуляций, но когда демон изволил отстраниться, поняла, что горела не только телом — по меридианам текло расплавленное золото чужеродной энергии, которую и ци язык не повернется обозначить. — О ком так стонет твое сердце? — призрак не сменил своей насмешливости, мелькнуло нечто в единственном глазу, чему имени заклинательница дать не смогла. Как не смогла дать и ответа на вопрос, рванув от мужчины назад по кушетке до самого края, загнано дыша и отчаянно сдерживая слезы жгучей обиды. Она сильная, она справится и не позволит себе разреветься лишь потому, что демон со скуки учинил такое представление. — Хм, — мужчина поднялся с кушетки и дал знак куколкам исчезнуть. — Я в тебе не ошибся. Инь Юй, она твоя. — Чэнчжу уходит? — безлико поинтересовался мужчина перед тем, как снять маску и явить свое приятное на первый и последующие взгляды обманчиво молодое лицо. — Гэгэ нельзя оставлять одного надолго.