Разорвано

Еще зимой в его голове оформились эти мысли, а с приходом теплых деньков основательно укрепились. Ближе к летнему сезону Посланник Убывающей Луны делал все, чтобы корни лотосов Юньмэна проросли в почве близлежащего водоема. Дело это нехитрое, но и здесь были свои сложности. Лотосам необходимо тепло и достаточный уровень воды для того, чтобы цветы и широкие листья свободно качались на зеркальной поверхности. Он установил на дно широкую кадку с землей, чтобы уровнять разницу, однако дошел до этой мысли не сразу. И не сообразил бы, наверное, если бы эту мысль вскользь не подкинул Хуа Чэн, видевший несколько бесплодных попыток. Последнего забавляли потуги падшего бога, но препятствовать облагораживанию ближайшей территории он не видел смысла, какие бы цели не преследовал Инь Юй, Чэнчжу в сущности все равно. Ему достаточно своих проблем и вникать в чужие у него элементарно не было времени. Боги обнаглели, монстры сорвались с цепи, призраки творят гуй его знает, что. Чтобы его попыток не заметила Вэй Усянь не пришлось особо стараться. Ее внимание успешно отвлекали служащие дома и грамотно составленные талисманы, а также невнимательность самой заклинательницы играла ключевую роль. При всей пытливости ума Вэй Усянь полный ноль в намеках и всем, что касалось чувственной сферы. Как только она разобралась в своих чувствах к Цзян Ваньиню — не понятно. Инь Юй далеко не сразу сообразил, что все необходимо доносить в словесной форме и не оставлять места для недомолвок или надуманности. И за последнее он опасался. Выращивая лотосы, мужчина старался подчеркнуть важность нахождения в Призрачном Городе заклинательницы. Он не вкладывал в этот жест ни толики ухаживаний, ни внимания к ней, как к женщине, хотя и не мог отрицать, насколько она красива. В конце-концов, у него есть глаза и он ими неплохо видит. Как и множество демонов и призраков в городе, которые отчаянно пытаются, если не зубоскалить, то флиртовать с нею. А легкий нрав Вэй Ин при этом порой излишен. Она отвечает на флирт, как если бы действительно была в нем заинтересована. Внимание ей льстит, однако дева Вэй не придает серьезности ни одной из своих фраз, намеков, не выдает стыда за то, что о ней могут подумать, как о распутной девке. Не ребенок. Подросток, не понимающий, что нельзя дразниться, не имея четких желаний при этом. В связи с этим, Инь Юю навалилось больше головной боли — он бдил, чтобы заигравшуюся заклинательницу действительно нигде не зажали, не похитили и еще много различных «не», которые на многовековом опыте он мог бы припомнить. Он знал, что несмотря на четкий приказ Чэнчжу, демоническая жадность может перевесить зов разума, и будь, что будет. На его памяти было много печальных сюжетов, когда срывались с цепи даже самые разумные из обитателей города. От девчонки Вэй слишком пахло жизнью, чтобы не увлечься погоней за тонким шлейфом ее отголосков, до которых были охочи все, чьи сердца остановились.

***

Цзян Чэн искал ответы. Меч украден, с табличкой сотворили немыслимое и пошли слухи о том, что дева Вэй стала мстительным духом, оттого святое место постаралось уничтожить скверну в своей обители. Молодой господин ловил призраков, монстров и оборотней, что способны были говорить, и всем задавал только один вопрос: где Вэй Усянь? Закономерно, что он не получал ответов. Все им пойманные не знают человека или духа с таким именем, но свои поиски он продолжал. Белое шэньи он сменил на фамильный пурпур, но пояс оставил траурный. Он в насмешку для матери бросал этот факт в лицо, получал Цзыдянем, но не отступал. Кривился каждый раз, когда при нем упоминали деву Цинь и не стыдился делать этого в ее присутствии. Он не желал на нее смотреть, разбивая девичьи амбиции, причиняя боль самолюбию и самоуважению. Цзян Яньли ругалась с ним. Напоминала, что дева Цинь не виновна в том, в чем обвиняет ее брат. Но ругалась в своей манере, разумеется. Если бы и были бы свидетели у таких сцен, то не увидели бы они в ее словах злости или огорчения. Яньли — ластящийся к рукам ручеек, тихая и кроткая. Такой ее знает Цзянху, но таковой ее не видит семья. — А-Чэн, — ласковый голос тосклив, взгляд девы опущен на озерную гладь. — Ты и а-Сянь отнеслись к Цзинь Цзысюаню с пренебрежением, переходящим рамки приличия. — Это другое, а-цзе! Этот павлин высокомерный эгоцентрист, даже не думай сравнивать нас! — ярился наследник, но сквозь зубы. Кричать на сестру, при всей его злобливости, он не смел. — Отчего же? Разве не точно так же ты поступаешь с девой Цинь? Она, как и ты, заложница обстоятельств, и в ее намерениях я видела лишь доброту и чистоту помыслов, — мягко стелила она, но каждая фраза была сродни удару по щеке. — Ты во всех видишь только хорошее, сестра. Будь дева Цинь благоразумна, костьми бы легла, но не дала бы случиться помолвке. Она, как и все прочие, ищет выгоды для своего клана. — Разве? — дева Цзян встала с пирса и обняла ладошками натруженные мечом пальцы брата, заглядывая ему в глаза. — А, что же ты, а-Чэн? Почему ты сбрасываешь ответственность на деву Цинь, когда сам просил а-Сянь подождать и потерпеть? Ты боялся гнева матушки. Так почему бы деве Цинь не бояться гнева ее родителей? — улыбка Яньли сделалась еще печальнее, отчего в груди наследника запекло от чувства стыда и вины. — На самом деле, глядя на тебя и деву Цинь, я попросила отца разорвать помолвку с молодым господином Цзинь. Ни наши родители, ни мы… похоже, нам просто не суждено быть счастливыми в любви. — Сестра! — Цзян Чэн вмиг отбросил собственные страдания не смотря на то, что ему было, что ответь. Яд копился и капал с клыков той гневливой твари, что сидит у основания его натуры, но все это меркнет перед масштабом той беды, что видится ему в разорванной помолвке. Это одновременно и радость и боль, что а-цзе приходится идти на такие жертвы. — О, Небеса! Ты же любишь этого напыщенного, эгоистичного, нарцисстичн… — Достаточно, а-Чэн, — дева Цзян приподняла ладошку и мягким прикосновением к губам прервала тираду, тихо хихикая, что скрыла за рукавом другой руки. — Пусть он мне по сердцу, но очевидно: его душа не лежит ко мне. Я подожду того, кто действительно будет заботиться обо мне. Тот разговор имел некий терапевтический эффект. Увидев, как приподняла маску теплого благодушия сестра, обнажая собственную боль, молодой господин Цзян иначе взглянул на ситуацию и деву Цинь соответственно. О, как радовалась мать, когда ее неразумный сын решил навестить свою невесту в землях Лаолинь Цинь и даже снял траурный пояс, чтобы не оскорбить этим поступком будущих родственников. Разумеется, с дарами, что можно рассмотреть как жест ухаживания. Но в свой визит Цзян Ваньинь преследовал другие цели. А-цзе очень четко указала ему на натуру Цинь Су, и он понадеялся, что диалогу быть. После церемонных расшаркиваний и приема пищи он изволил сопроводить госпожу на дневную прогулку по заснеженному саду. Наследник Цзян вел деву Цинь под руку, а над их головами держал зонт, чтобы уберечь кожу от редких солнечных лучей и кружащихся в незатейливом танце снежинок, которые оседали на тонкой бумаге, сдерживающей натиск пушистой массы. — Эта надеется, что слова не покажутся грубыми для наследника Цзян, но казалось ей, что он был против… — теряясь в догадках, дева Цинь едва ли смотрела на жениха. В основном, под ноги или вокруг. Слуги заинтересованно смотрели на пару, гуляющую по тропинкам и шептались им в спину. Неприятно. Колко. Дева Цинь злилась на покойницу и жениха, но еще больше ей не нравились шепотки за спиной даже в стенах родного дома. — Прошу без официоза, Цинь Су. Зови меня по имени, — Цзян Чэн покривился, не видя смысла в бархате обращений, когда всем и без того ясна перспектива их отношений. — Ты так прямолинеен, — все-таки, она повернула к нему голову и приподняла подбородок. Пусть юноша, но он высок и раздобрел в плечах, как и положено совершенствующимся. — К чему плести словесные кружева? — юноша свел брови к переносице и тоже взглянул на деву Цинь. В его глазах она ничем не примечательна. Нет в ней ничего, что могло бы показаться родным или приятным, но ему должно уважать ее, если он считал себя лучше этого придурка павлина. — Я никогда не буду любить тебя и, надеюсь, ты не влюбишься в меня. — Ты говоришь жестокие вещи, — тихо зашептала она в ответ, рассматривая облачко пара, вырвавшееся изо рта в морозный воздух. Она не сбилась с шага только чудом, потому что мечтала, как и любая другая дева, о любви и взаимности. Нет. Наследника Цзян она еще не полюбила, но ведь нет такого средства, которое бы гарантировало, что этого не произойдет. Его честность подкупала. — Извиняться не буду, — Цзян Чэн плотно сжал челюсти, подбирая мысленно слова. Его целью было не унизить или разбить, наоборот, он хотел иметь уверенный прочный фундамент. — Ты знаешь, что я люблю другую. Моя мать всю жизнь соревновалась с покойницей, изводила себя пустой ревностью, похоже, что это проклятие семьи Цзян, — он едко хмыкнул. Пусть отец и Лань Цижэнь в голос заявляли, что глава Цзян не питал чувств к Цансэ, убедить женщину они не смогли, как и не уберегли ее от боли, а другую — от смерти. — Я этого не хочу. Я хочу быть честен с той, кого назову своей супругой. Я буду почтителен к женщине, которая станет матерью моих детей и полноценной хозяйкой Пристани Лотоса. Я дам тебе все, чего только пожелаешь, но не любовь. Подумай об этом, Цинь Су. Готова ли ты к такому раскладу? Подумай и о том, что ты совсем не знаешь, что я за человек, — предвосхищая ее попытку заговорить, качнул головой со злой усмешкой. — Ты знаешь обо мне из слухов, но мой тебе совет. Умножь все, что знаешь о моем характере вдвое и, быть может, приблизишься к правде. Цинь Су скрыла сжавшие ладони в рукавах, но она не могла унять дрожь, тихо радуясь, что нашла в себе силы не заплакать. — Я дам ответ письмом, — а затем, она раскланялась и удалилась, не имея сил продолжать этот разговор.