Разорвано

Первую неделю после стычки с Ци Жуном она не приходила в себя. В той схватке девушка истощила себя и физически и духовно, и наличию бинтов по пробуждению совсем не удивилась. Реабилитация предстояла долгая и Князь был жесток: он оставил в ее комнате лишь голые стены. Все рукописи, принадлежности для письма, — даже жалкого клочка пергамента нигде не завалялось, — все шелка ханьфу, драгоценности, статуэтки и бархатный балдахин, красочные ширмы — все было изъято, а она сама заперта в четырех обезличенных стенах. — Подумай над своим поведением, — сказал князь перед уходом. Стыдно Усянь было не долго, может с палочку благовоний, другую, однако стоило задать себе вопрос, поступила бы так снова и Вэй Ин тихо шепнула в пространство: — Да. Лихой клубок событий показал, наконец, за какой конец стоит дергать, чтобы его развернуть во всю длину и глупо было лишь то, что она была порывиста. Чрезмерно упорна и лезла напролом, не щадя собственного тела. Только в этом, как считала Усянь, заключалась ее основная ошибка, ведь стоило продумать план наперед. В действительности, неужели она настолько горделива и высокомерна, что задрала нос в попытке прыгнуть выше собственной головы? Порой она плакала от бессилия и злости. О Ци Жуне ей не говорили, о том, как закончилась охота дева тоже не располагала информацией. Мимолетно у нее мелькали крамольные мысли о том, что несчастье родителей не позволяет ей цепляться за собственное горе в любви. Стоило заклинательнице на миг отпустить образы четы Вэй, как выжженный на обратной стороне век любимый образ смотрел с бессильной яростью из-за сказанных ею слов. Еще никогда в жизни Вэй Ин так сильно не хотелось напиться, как в дни строгого постельного режима под надзором сильных мира сего. Дни сливались один с другим. Безликие, с древесными оттенками стен, в которые заклинательница заточена. Приходящие служки не вели с ней бесед, а Инь Юй отказывался смотреть прямо на нее с каким-либо выражением на лице. Чем лучше и здоровее становилась заклинательница, уже бодрствуя днями, тем отчетливее ощущалось движение времени и можно было бы спастись в медитациях, но и этого Усянь была лишена по милости князя. Хитроумное заклинание, наложенное на комнату, создавало давление на виски каждый раз, когда Вэй Ин погружалась внутрь себя с целью восстановления сил. Ко времени ее полного выздоровления в комнату пришел Хуа Чэн собственной величественной персоной. Он смотрел свысока, как никогда прежде и крохи гордости перемежались с глубоким разочарованием. Мужчина жестом позвал за собой. В главном зале Дворца невероятного Блаженства было непривычно тихо. Двери закрыты, не слышно перелива музыки и шепота дев-куколок, скрашивающих досуг. Меж колонн стояло три столика, складываясь в треугольник, если смотреть на них сверху, и пустовал лишь один. За двумя другими расположились Инь Юй и бабушка. Чэнчжу занял свое место и все трое вперились в нее внимательными взглядами, словно искали что-то во внешнем облике, но не найдя необходимого, забирались глубоко под кожу, заставляя съеживаться под этими взглядами. Терзаемая глубокой обидой и переживаниями, Усянь упрямо встряхнула плечами и шумно вдохнула, а в голосе ее проявилась язвительная насмешка: — Тишину в этом зале ножом резать можно. Если вы не поболтать меня позвали, то я пойду, наказана, как-никак, — и стрельнула недовольным взглядом в сторону Чэнчжу. — Вэй Ин! — Баошань хлопнула по столу. Звякнула подпрыгнувшая посуда, а бабушка сделала глубокий вдох и придержала воздух в легких прежде, чем заговорить снова. — Скажи, внучка, осознала ли ты свои ошибки? — Разумеется. — И каковы они были? Усянь поджала губы, чтобы изо рта не вырвалась какая-нибудь глупость, уже щекочущая кончик острого языка. — Месяц маленький срок, Шань-цзе, говорил же, что для должного результата должно пройти не менее полугода, или год, а там и условия сменить. — Для осознания своих оплошностей достаточно и часа, Хуа Чэн, — отбрила бессмертная, спуская руки на колени. В своих рукавах Баошань прятала сжатые кулаки, терзаемая собственными демонами. — Не соглашусь. Взгляни на нее, она совсем не испытывает мук совести за то, что заставила побегать нас, переживать, вновь вытаскивать из опасного состояния. Жизнь ничему не учит эту Вэй, вновь сунувшуюся в пасть шакалу. — Зато вы все так стремились мне помочь, — не выдержала девушка. — Так стремились вогнать в долги, — метнула взгляд к князу. — Огородить от опасности, — не менее холодный достался бабушке и управляющему. — Такая поддержка со всех сторон, эта Вэй аж голову потеряла от счастья! — Мы переживаем за тебя, внучка, твое поведение безответственно. И говорит оно о том, что пусть ты скоро станешь совершеннолетней, но в голове твоей ветер, несущий тебя вперед! Ци Жун не тот, кто тебе по зубам и он имеет сильного покровителя, но разве же думала ты о перспективах? Ты думаешь, он бы убил тебя при худшем раскладе? Хах! Хуа Чэн, уже ли ты не рассказывал этой дурной норовом девчонке, что с такими, как она, могут сделать демоны? — Да кто вы такие, чтобы учить меня жизни? Считаете, что раз живете сотни лет и насмотрелись всякого, то и поучать можете? — Что за тон? Я твоя старшая родственница, где твоя почтительность? — Моя почтительность распространяется на семью! На семью, которая растила меня столько лет, не жалея ни времени ни сил, ни ресурсов. На семью, вложившую в меня то, кем я являюсь уже долго. На семью, которая дала кров, забрав меня с улицы как блохастую дворнягу, виляющую радостно хвостом. Скажи-ка, многоуважаемая старшая родственница, какое ты право имеешь порицать меня? Кто дал тебе право говорить о твоих переживаниях? Ты! — Усянь вскипела, указывая дрожащим указательным пальцем на бабушку, объятая гневливой инь-ци. — Собираешь сироток по всей Поднебесной, но плевала на свою плоть и кровь! Баошань-саньжэнь спрятала лицо в ладонях, качая головой. Как до этого дошло? Связанная обетами душа не могла объясниться, а другая, требующая объяснений, сгорала от невозможности их получить и била наотмашь. Хуа Чэн едва шевельнул кистью и кричащую заклинательницу придавало к полу. Резко, с гулким шлепком невидимая сила обернулась неподъемным монолитом, а голос князя зазвенел сталью. — Неблагодарная девчонка. Не тебе поучать старших, если не утруждаешь свой разум вопросами о том, могла ли бессмертная нарушить закон Небес о не вмешательстве в жизнь и судьбы смертных, до которых жителям Цзянху есть дело. Ужели думаешь ты, что твоя бабушка намеренно оставила тебя? Ужели думаешь, что твоя мать перед собственной гибелью не предприняла никаких попыток огородить тебя, неразумное дитя, от умысла злых сил? Не задумывалась ли ты, кто сказал Цзян Фэнмяню, где и в какой момент искать бедовую Вэй и какой колокольчик отлить для ее защиты? Защиты, которой ты пренебрегла, отказавшись от покровительства влиятельного в мире смертных клана, самовольно разрушая скрывающую тебя печать от бессмертных? Маска бесстрастности Инь Юя треснула в момент, когда заклинательница перестала трепыхаться в попытках сбросить власть чужого влияния, а замерла в растерянности. Он позвал Чэнчжу по имени, но тот круто дернул головой, призывая управляющего не вмешиваться в воспитательный процесс. — Как славно, что несравненный Хуа Чэн обо всем, как и всегда, знает. Знает и молчит, — едва оправившись от словесных оплеух, Вэй Ин отчаянно сдерживала слезы и потому хмурилась, беря под контроль увлажнившиеся глаза. — Располагает и строит свои планы по одурачиванию смертных. Хуа Чэн не повелся на провокацию: взял пиалу с чаем совершенно невозмутимо, слушая негромкий голос заклинательницы: — Вы уже и не помните, что такое быть людьми. Все вы — не люди. Мните себя мудрыми, знающими и терпеливыми, конечно! Видели, как рождались и погибали города, как рушились и создавались судьбы. У вас полно времени, к чему лишняя суетливость? Давайте, наказывайте, ругайте, окатывайте меня своим презрением, но, что это изменит, а? Я хотя бы пытаюсь взять в руки собственную судьбу, а не сижу на причале в ожидании благоприятного исхода! Отпустите меня! Что удивительно для Вэй Ин, после запальчивой речи и требования чужая ци перестала вдавливать ее в пол. Медленно заклинательница поднялась на ноги и небрежно оправила платье. Левая щека слегка покалывала от холода полов и была заметно краснее, пальцы подрагивали от волнения и пряча его, она завела руки за спину, сцепив те в замок. — Нравится вам это или нет, но я не отступлюсь. Я буду преследовать свою цель до самого конца. Я освобожу души своих родителей с вашей или без вашей помощи и даже, если я погибну в процессе, своей жизни мне не жаль. — Слова неразумного ребенка, — хмыкнул мужчина, развалившись за своим столиком. Ему ситуация казалась нелепой и несвоевременной, больше, разумеется, второе. В мире бессмертных богов и демонов творились беспорядки, людской мир затоплен волнениями грядущей войны, а Вэй Усянь… поступала, как велело ей сердце и не понимала значимости собственной сохранности. — Твоя мать огорчилась бы, услышь она сейчас. Интересно, как воспринял бы твою жажду положить голову на плаху твой отец? Поговаривают, что Вэй Чанцзэ был образцом собранности с развитым критическим мышлением, он взвешивал все риски и человеком был крайне ответственным. — За что и ценили его ум и таланты в ордене Юнмэн Цзян, — пришедшая в себя Баошань-саньжэнь выпрямилась, испытывая благодарность к демону за грамотно подобранные слова. Великая бессмертная, внушающая трепет одним своим именем, была чрезмерно уязвима ко словам родной крови. — Мои родители точно не хотели бы мне такой судьбы, — не колеблясь, Вэй Усянь спрятала боль за широкой шкодливой улыбкой. — Но другой у меня попросту нет. За дерзкие речи и отсутствие хотя бы видимого смирения наказание продолжилось. Из комнаты заклинательницы забрали последние сундуки и мягкие ковры. Кровать была порублена и вынесена по частям, теперь спать Вэй Ин предстояло не на мягкой перине под пушистым одеялом, а на жестком полу в углу — ее постель представляла собой жалкое зрелище из вороха тряпок. Чистых и на том спасибо. Со скуки Вэй Усянь царапала на стенах и полах ногтями все, что приходило ей в голову, за что пару раз ее лишили ужина, что сочла заклинательница непомерно жестоким. Ведь в последнее время радость ей доставляла только пища, но будто предчувствуя это, князь приказал ограничить разнообразность блюд и убрать все специи; о дурманящем голову вине оставалось только мечтать. Сколько будет длиться наказание Непревзойденный не уточнял, а девчонка Вэй вела сама с собой беседы, чтобы окончательно не тронуться умом. Как бы ни храбрилась она, а полнейшая изоляция для нее самая суровая мера. Так минуло несколько месяцев каждодневной рутины. Девчонка Вэй смиренно принимала наказание и старалась не терзать себя мыслями лишний раз, черпая терпение из воспоминаний времен, когда все было просто и понятно. Она все чаще спала, находя спасение в обманчивых снах, где явь и потаенные желания сплетались воедино, рождая волнующие душу картины. В них были живы родители, в них она сама была принята Цзянами в качестве спутницы на тропе совершенствования и супруги наследника. В них было так мало зла, а то, что обретало лицо Свирепого Призрака, неизменно было побеждено. Ближе к зиме ее наказание смягчили. В комнату вернули все прежние удобства и разрешили вернуться к обязанностям Управляющей. Только с условием, что каждый вечер Вэй Усянь должна предоставлять копию рукописи о надлежащем поведении клана Лань. Но не просто бездумное копирование, а комментирование каждого правила в развернутой форме, а когда правила Ланей закончились, Хуа Чэн достал сборники Вэней, Цзиней, Не, Оуян… им конца и края не было.

***

Призрачный город утопал в снегу. Вэй Усянь завороженная смотрела на танец снежинок, кутаясь в подбитую мехом верхнюю накидку. Отвыкнув за время заключения к току ци, девушка отчаянно мерзла и потому с теплыми вещами не расставалась. Инь Юй шел с ней рядом и не пытался завязать беседу, что выглядело странно, учитывая, что именно он выпросил поблажку у Князя и пообещал, что во время прогулки не спустит со строптивицы глаз. Легкий морозец щипал щеки, а воздух казался освежающим и сладким. Она старалась быть степенной и спокойной, но тело потеряло прямую связь с мозгом: дева то сбивалась с шага, замирая, то подпрыгивала на месте или покачивалась в плывущей походке, подражая витающим вокруг снежинкам. Инь Юй на это смотрел сквозь пальцы и отчаянно сдерживал улыбки, а смешки прятал за мягким покашливанием в кулак. Мужчина привел ее к затянутому льдом озеру. Ссохшиеся и заветренные лотосы частично торчали из-под льда и были припорошены снегом так, что были совершенно неузнаваемы и управляющий в недовольстве поджал губы, заложив одну руку за спину, а другой указывая, куда необходимо смотреть. — Не так я себе это представлял, — он опустил руку и повернул голову к заклинательнице. На ее лице полнейшее непонимание подтолкнуло к тому, чтобы продолжить. — Помнишь, как я пытался удержать тебя в городе? Хотел показать кое-что. Вэй Ин неуверенно кивнула, обращаясь к воспоминаниям за неделю до бойни в предгорье. Тогда она торопливо отмахнулась от коллеги, обманула его, за что чуточку, но все-таки испытывала стыд. За время заточения заклинательница успела хорошо обдумать свои перспективы к развитию, разложила по полочкам взаимоотношения со своим окружением. Тому немало способствовали и переписанные талмуды, в коих частенько поднимаются вопросы о том, что в окружении черного ты черный, а золотого — золотой. В Призрачном Городе Инь Юй был одним из не многих, кто действительно заботился о ней. Помогал. Следил неустанно и эта забота была пусть в мелочах, но ее было много! Так много, что рождало убеждение в том, что у низверженного бога огромное сердце. А тем временем, мужчина продолжил: — Я высадил здесь лотосы. И они принялись, — мужчина ступил на толстый лед, поддерживая Усянь за руку. — Жаль, что ты не увидела их в цвету. — Что? С ума сойти! — Вэй Ин невольно отступила назад и прикрыла рукавом разинутый рот. — Правда-правда принялись? О, Небеса! А я же слышала запах! Говорила Чэнчжу, а он издевался надо мной, ох, Инь Юй, мне безумно стыдно, прости, что не смогла оценить результата твоих усилий, — заклинательница искренне сетовала и посыпала голову пеплом. Она собиралась было склониться в поклоне, даже сложила уже руки под грудью, как принято воспитанным девам, но была остановлена самим Посланником, стоящий вдруг к ней так близко. Саньжэнь с дрогнувшей улыбкой неловко засмеялась. — Не стоит, ты не знала, в этом и суть любого сюрприза, — мужчина придержал ее руки, но опомнившись, отпустил. — Я слышал тот ваш разговор. Хуа Чэнчжу помогал мне в этом нелегком деле. Первые несколько попыток оказались бесплотными, мне и в голову не приходило, что лотосам необходим определенный уровень воды и земли, а потому саженцы гибли, — мужчина склонился к хрупким от мороза зеленоватым стеблем, объятыми льдами, и невесомо провел кончиком указательного пальца. Усянь засмотрелась на этот жест, не совсем понимая, почему отвести взгляда не получается и почему так ее тронул очередной жест проявленного внимания. Ощущалось во всем этом нечто особенное, но… нет. Заклинательница запрещала себе думать в подобном направлении. — Ах, Господин Инь, эта недостойная невероятно счастлива, что ваши усилия не пропали даром, — Вэй Ин расплылась в очередной солнечной улыбке и порывисто обняла управляющего, нежась в тепле встречного прикосновения. С Инь Юем тепло всегда на каком-то особом уровне понимания не смотря на внешнюю холодность этого человека. Первые дни отбывая наказание она пыталась на него злиться, но эмоция не долго продержалась. — Спасибо, — уже чуть тише шепнула она в неброскую вышивку наряда мужчины и отстранилась. Дева сделала шаг к заснеженным листьям и опустилась рядышком на корточки, повторяя жест низверженного божества минутой ранее. Пальцы уколол беспощадный холодок, на что заклинательница едва ли среагировала. Ее губы тронула очередная улыбка, но куда более искренняя, чем прежде. Инь Юй сохранял молчание считанные мгновения, прежде чем поднять волнующий его несколько месяцев вопрос. Не только у Вэй Усянь было время на то, чтобы все тщательно обдумать и взвесить. — Даже не спросишь, что я вкладывал в этот жест? — заклинательница замерла и головы не подняла, но уточнила. — А стоит ли мне знать? Мужчина с мгновение вглядывался в синеющее пространство ночного неба и кивнул, чего заклинательница не видела, но ощутила будто и решив ему подыграть, со странной интонацией произнесла: — И что же этот сиятельный господин вкладывал в этот жест? — Вэй Ин подперла кулачком подбородок, не вставая. — Изначальный замысел разнится с моими ощущениями сейчас. Я видел, как тебе плохо и одиноко и потому стремился создать комфортные условия твоего пребывания здесь, в городе и усадьбе. Эти лотосы должны были стать символом важности твоей персоны в управлении, лишнее напоминание всем тварям, кто ты и что из себя представляешь, но, — мужчина сделал недолгую паузу и на легкий прищур озорных серых глаз ответил тихим смешком, совершенно не ощущая никаких волнений. — Я увлекся тобой, сам того не заметив вовремя. Иными словами, ты мне нравишься, Вэй Ин, и я хотел бы просить шанса узнать тебя получше и ближе. — Да ну? Ну, нет, — приятное удивление, которое породило начало рассказа, сменилось отчасти колки недоверием. Усянь даже заметно вздрогнула и поджав губы, мотнула головой. Внимание ей, конечно же, приятно, но и у нее есть ряд «но», отчего-то теряющих вес под не выражающим никаких чувств взглядом. — Да, — Инь Юй качнул головой и подал ей руку. Девушка с мгновение смотрела на протянутую ладонь и поднялась на ноги с помощью мужчины. Посланник не стал сокращать дистанции, но и руки Усянь не отпускал. Смотрел с извечным невозмутимым спокойствием, будто от ответа девы совершенно ничего не зависело и это заклинательнице не пришлось по душе. Она осторожно освободила свою ладонь из цепких пальцев отметившего этот жест Инь Юя, и вскинулась: — Я люблю Цзян Ваньиня, в моем сердце нет места никому другому. — Я знаю, что ты его любишь, — Посланник Убывающей Луны, казалось, даже не дрогнул. — Будем говорить об очевидных вещах? — но насмешка все же прорезалась в его голосе, а в ответ раздался не громкий смех заклинательницы, служившей лучшей наградой ему за старания. — А давай! Снег идет, — охотно подхватила Вэй Ин, расставляя руки в стороны. Мерцающие снежинки таяли на горячих открытых кистях и покрывали одежды, опадая при каждом резком движении экспрессивной девчонки. — Ты нравишься мне, — с нажимом повторил управляющий и едва одернул себя, чтобы не погрозить паршивке пальцем. В любом случае, в купе с улыбкой это бы не сработало, а только вызвало бы волну веселья. — Не уходи от ответа. Плечи Усянь опустились, а вслед за ними и уголки губ; улыбка померкла и во взгляде, вмиг являя затаенную грусть в его глубине. Дева хотела бы спросить, зачем он все так усложняет, но это бы подняло виток новых обсуждений чувств, чего ей хотелось в последнюю очередь. Вэй Ин все еще надеялась, что это какая-то шутка, но выжидательная поза мужчины не оставляла ей шанса на эту иллюзию. Вздохнув и почесав кончик носа, она ответила: — Мне необходимо подумать. — Разумеется. Пойдем в чайную, тебе нужно согреться. Слышал, владелец нанял новенького призрака на кухню, который готовит изумительный мандариновый пирог. Тебе стоит его попробовать.