Клуб игры на укулеле

Олег Я складываю из голубого квадратного листочка для заметок журавлика. Он выходит смешной, слегка кривоватый, но очень душевный. Если потянуть за клюв и хвостик — машет крылышками. Меня это каждый раз завораживает, как в первый. Пририсовываю ему глаза, а на крыле мелкими буковками печатаю "разверни". Чувствую себя первоклассником, ей-богу, но от этого только интереснее. На фоне трещит наша русичка. Она старая и рыжая, красится хной, я уверен. Ей максимально не идёт — это подчёркивает странный цвет её лица вместе с абсолютно шлюханскими голубыми тенями на веках. Бля, запретите женщинам за пятьдесят самим выбирать себе косметику, передайте это право их внучкам, умоляю! Эта хуйня обязана быть вне закона! Ей рыжий не идёт, а вот новенькому, который сел спереди меня — очень даже. Если бы не россыпь веснушек на носу, щеках и ушах — подумал бы, что он красится, потому что настолько насыщенный цвет, близкий к красному, кажется просто нереальным. Ещё у него заметные издалека насыщенно-голубые глаза. Как же это… Никита учится с нами уже две недели, но за всё это время поздоровался со мною лишь однажды. Хотя я пытаюсь с ним заговорить, он мгновенно куда-то исчезает, как под землю проваливается. Нашёл себе компанию девчонок и с ними проводит всё время. Ни разу не замечал его в обществе парней. Я человек логики, потому сразу предположил, что он по мальчикам, раз уж дружит с одними дамами. И нет, я определённо не выдаю желаемое за действительное! Дожидаюсь, когда русичка отвернётся, и подсаживаю журавлика на плечо Никиты. Для верности тыкаю пальцем, чтобы точно заметил. Он вздрагивает, оборачивается, глядя на меня, как будто я что-то про его мать спизданул. Замечает журавлика и разворачивает, пока я под столом бешено трясу ногой от нетерпения. В конце концов мой сосед Вован тычет мне в колено карандаш, что я аж жмурюсь и тут же кидаю ему ответку в виде локтя под ребро. — Енотин, совесть имей! — рычит на меня русичка. — Ты снова к директору захотел? — Так он первый!... — пытаюсь возразить, но рыжей суке похуй. Я тут главная груша для битья. Вован-то натурал, у него красотка-блонди Алёна из десятого на коленях торчит каждую перемену, а я вот — злой голубой, меня шпынять удобно. Вот она и шпыняет — подходит ко мне и въебывает линейкой аккурат в темечко. — Ай бл… Больно! — обиженно фыркаю я. — Тамара Антоновна, насилие над детьми уголовно наказуемо! — А знаешь, что ещё уголовно наказуемо?! — орёт она в ответ и коленом пинает мой рюкзак, после чего возвращается к доске. — Чтоб я тебя не слышала больше до конца урока. И конспект сдашь на проверку! Я надуваю губы и поправляю радужный значок на рюкзаке, который она чуть не сорвала своей костлявой коленкой. Думаешь, я его сниму из-за того, что ты мне каждый день носом тычешь в мою ориентацию? Да отсоси, никогда в жизни, у меня с каждым днём всё больше решимости довести тебя до белого каления. Вот довяжу радужные напульсники — охуеешь. Я давно уже понял, что на самом деле до суда по статье о пропаганде никто из них доводить не будет, ведь это им прилетит — я уже три года в открытую ношу лейбл, вопрос о том, почему меры не были предприняты раньше, обязательно встанет, к гадалке не ходи. Понял и стал наглее. Что они мне сделают? Бате на тот свет позвонят? Матери? Так эта давно уже меня позорищем семьи считает, хуже не станет. Да и школьники меня не проймут — я сам кому хочешь фингал влеплю. Так что я теперь в наглую ношу адидас и радужный значок. Могу себе позволить. Внезапно мне на парту прилетает голубой бумажный комок. Ликую, разворачиваю… и гляжу на соседа спереди, чуть ли не закатывая глаза. А он мне средний палец в ебало тычет. — Не разговаривай со мной, — тихо-тихо шепчет Никита, будто отплёвывается. Вот ведь стерву врубил! Я-то что? Я ведь со всей душой к человеку! Никита Олег сажает мне на плечо бумажную хуйню, и во мне закипает. Почему именно этот кадр прицепился ко мне, словно блядский репей? Первого сентября я заговорил с ним чисто из вежливости, но с тех пор спасу нет — всё бегает и пытается заобщаться. И меня это чуть ли не пугает, но больше бесит. Потому что он странный, именно ебануто-странный, никак иначе. У него чисто дворовый гопницкий говор, в прочем, как и прикид — с такими "интеллектуалами" я дружбы не вожу. Но не это беспокоит больше всего. В тот же первый день выяснилось, что Олег — открытый, блять, гей. И дело не в том, что я какой-нибудь гомофоб, совсем нет, совершенно. Я и сам в четырнадцать осознал, что меня привлекают не одни только девушки. Вот только в этой стране настолько откровенно об этом говорить как минимум небезопасно. Этот же вообще ничего не стесняется, носит значок на самом видном месте, на замечания учителей отвечает "остроумными", как ему самому кажется, фразами. А мне вот нахуй не сдалось, чтобы такой ебанутый меня за собой в это болото затянул, потому что на днище этого болота тюрячка, мне туда не надо. Разворачиваю блядского журавлика и чувствую, как у меня начинается мигрень, а глаз порывается задёргаться. На мятом листочке неаккуратным крупным почерком написано "давай встречаться", а ниже нарисованы два кривых квадратика с подписями "да" и "нет". И кроме того факта, что это пиздец пошлятина… Ему что, шесть лет?! Олег начинает пререкаться с училкой, а моя соседка с интересом заглядывает в листок. Слава Богу, что она слепошара, пытается поправить очки, я на неё шикаю, чтобы спугнуть, как наглую кошку. Она надувает губки и отворачивается, а я торопливо подписываю под квадратиками вполне однозначное "пошёл нахуй" и возвращаю листок, сдабривая ответ для ясности факулей. — Не разговаривай со мной, — сплёвываю сквозь сжатые зубы. Инцидент в который раз убеждает меня, что с парнями иметь дело себе дороже. С любыми, даже с геями. Спасибо, вселенная, что подарила человечеству девушек, а то я бы, наверное, уже застрелился.