Клуб игры на укулеле

Никита Родители сегодня заняты оба: у отца на работе сдох компрессор, из-за чего придётся зависнуть до вечера, а у матери встреча с редактором. Поэтому Наташку с детского сада забрать придётся мне. Можно бы было сгонять домой, но туда-сюда мотаться дико влом. Я решаю поесть после уроков в столовой, а затем от нечего делать сгонять к культурникам, погреть уши. В конце месяца осенний бал, все с ним носятся, как угорелые. Выступать, конечно, не собираюсь. Но держаться поближе к таким движухам я ещё с прошлой школы привык — это бывает полезно для оценок, позволяет разжиться связями, а в минуты смертельной скуки можно примазаться вырезать снежинки или редактировать тексты. Врождённое чувство кринжа и мать-писательница сделали из меня того ещё привереду, портящего жизнь любителям просто спереть готовые сценарии из интернета. Они так смешно бесятся, делая вид, что очень благодарны… Приятное чувство. Вот и сейчас я сижу, жую сахарную булку, заглядываю очкастой Алине через плечо, пока она мусолит распечатки, полные стыдных четверостиший и адской пунктуации. Эмма Викторовна пытается вдолбить двоим девятиклассницам, в каком порядке вести активности, те же в свою очередь только хихикают и обмениваются бессмысленными словечками. Как жаль, что школьники научились ставить мод на тикток. — Сценарий кто писал? — подаю я голос, заставляя всех бедных дам вздрогнуть. Смешные. — Чат джипити, — вздыхает Алина. — Судя по всему. — Я не настолько хороша, чтобы писать самостоятельно, — то ли объясняется, то ли оправдывается Эмма Викторовна, перебирая нервно копну чёрных кудрей. — В интернете полно готовых решений, никто ведь не засудит нас за несоблюдение авторских прав. — “А вдруг забыла осень к нам дорогу, с делами, может быть, она замешкалась немного”, — читаю я вслух и с удовольствием замечаю, как девятиклассниц начинает корёжить. — “Давайте осень позовём, все дружно скажем: на бал тебя мы, осень, ждём”. Какая по счёту это была ссылка в поисковике? — Первая, — мрачно отвечает англичанка. Я без тени удивления развожу руками. — Саблин, ты бы не вы… не выпендривался, — Алина смотрит на меня поверх очков с лёгким презрением. — Ты сюда пожрать пришёл. — И понадоедать вам. — У Енотина набрался? Напоминание об Олеге заставляет меня поморщиться. — Не произноси эту фамилию в моём присутствии. — А правда, Никит, — у Эммы Викторовны светлеют глаза. — Давай вливайся в обсуждение и вноси предложения, раз уж пришёл. Среди нас всех ты тут самый творческий. — Ничего подобного, — я складываю на груди руки. — Алинка в художественный поступает вон. — Я тебе что, нарисовать сценарий должна? — фыркает девушка. — Ты у нас, насколько мне известно, на поэтические конкурсы ездил в Москву прошлые годы, — англичанка смотрит на меня в упор и постукивает по столу ластиком карандаша. — Даже места занимал какие-то. — Вы за мной следите? — Связи, родной. — Окей, — я сматываю пакетик от булочки на пальце, подхожу к ней и, устроив на столешнице локти, смотрю на учительницу сквозь прищур. — Давайте так: я пишу вам приемлемый лишённый кринжа сценарий, а вы… А чего просить-то? По английскому у меня прекрасные оценки. — А я тебе денег дам. Булка уже давно в желудке, но будь она у меня во рту, я бы сейчас подавился к хуям. — А что, так можно было?! — Хорошая работа должна вознаграждаться, — она откидывается на спинку стула и победоносно смотрит на то, как во мне абсолютно не борются два волка: один вечно голодный, другой жадный до рублей. — Я в деле, — соглашаюсь с минимальным кулдауном. Нет, я слышал, что в наше время репетиторы гребут деньги лопатой, но никогда не верил. Хотя если речь идёт о языках, то тут ничего удивительного: Эмма Викторовна — носительница. — В таком случае у тебя неделя, — женщина цепляет очки на нос и что-то отмечает у себя в ежедневнике. — Но в ближайшие пару дней хочу видеть конкретные намётки. Из меня очень придирчивый заказчик, имей это в виду. — У меня мать — писательница детских книг, — я расслабленно пожимаю плечами. — Так что процессом редактуры меня не напугать. Да уж, те медали с поэтических конкурсов вряд ли висели бы над моим компьютерным столом, если б не материнская цензура. Помнится, перед моим первым “золотом” в шестом классе она довела меня до слёз, раскритиковав вообще всё. Поехал на прослушивание с десятикратно переписанным материалом и лопнувшими капиллярами в глазах. И о господи, как же я ей теперь за это благодарен. За обсуждениями проходит час. Всё это время я не обращаю внимания на свой мобильник, а когда наконец бросаю на него случайный взгляд — прикусываю язык. От Марго — двадцать с лишним сообщений и пара пропущенных звонков. Точно. Я ведь обещал подойти к ней после факультатива… С третьего на второй этаж за две секунды. Она уже давно, судя по всему, ждёт на нашем обычном месте. Мордашка обиженная, но больше всё-таки сердитая, ноготки опасно царапают предплечья. — Чем ты так долго занимался? — вместо “привет”. — Ходил к культурникам. Солнце, прости, я забыл. — Тебе телефон чтобы что? Чехол красивый носить? После занятий зачем оставлять беззвучный режим? Иногда у меня стойкое ощущение, что Марго пытается восполнить все те стереотипные вещи, на которые забила мама. — Гиперконтроля запах чую, — отшучиваюсь я, а девушка вздыхает и пинает меня повыше колена. — Мы весь день не виделись. Это странно, что я хочу время со своим парнем провести? — Ничего странного, — я кладу руки ей на плечи и заглядываю в глаза. — Я проебался, что тебе не ответил. Прости. Но мне очень хотелось немного с ними посидеть, понимаешь? В той школе я почти всё время проводил с девчонками из культурников, мне там привычно. — У меня нет никаких проблем с тем, где ты тусишь, — она прикрывает глаза и трёт переносицу. — У меня проблемы с тем, что ты меня в курсе не держишь. — В другой раз буду. Окей? Договорились? — Да. Договорились. — Вот и славно. А теперь пошли есть куда-нибудь, — предлагаю я, и взгляд Марго тут же добреет. — Хочу пирожок из “вкуса очка”. — Мысли мои читаешь.