Сковываю вас, демоны, цепями неумолимого Рока. В час нужды заклинаю вас неупокоенными духами мальчиков, что лежат здесь, не завершив дел земных. Неодолимой властью Иао, Барбатиао Чермари — восстаньте немедля, демоны, лежащие здесь! Заклинание, привязывающее демонов к детским могилам Papyri Graecae Magicae
Следующим утром Блодвин ощутила небывало сладкий прилив сил — она проснулась, в кои-то веки почувствовав себя выспавшейся, улыбнулась филину, который сидел на столе и когтистой лапой ковырялся в ее заметках. В этот раз Блодвин позволила себе проспать дольше обычного, хотя она ценила порядок и поднималась рано, запрещая себе разлеживаться в постели и лениться. Но остальной дворец после вчерашнего пира тоже наверняка спал или страдал от головной боли, с которой как-то стыдно обращаться к лекарям, так что Блодвин не беспокоилась, что пропустит что-нибудь важное. Она босая дошла до окна, открыла ставни и вдохнула свежий воздух. Запах был особенный — немного отдавал железом. Пролившейся кровью. Скоро ее станет больше, она затопит землю в вороньих камнях, и тогда… Блодвин мечтательно вздохнула. Проблеском ей вспомнилось лицо Тарина, надменная улыбка Скерриса. Эти двое вполне могли пережить резню, и Блодвин отчасти любопытно было поглядеть на их битву в круге. А потом ей вспомнилось лицо рыжего парня с веснушками, его неловко-неуверенная улыбка. Он прибыл издалека — и смотрел на нее с искренним интересом, словно хотел подойти и спросить о чем-то. Но наверняка он был уже мертв. Окна спальни выходили на большой королевский сад — здесь не было дивных яблонь, вечно роняющих цветы, как в священной роще позади дворца, однако растения разрослись буйно и красиво, словно они были вытканы на полотне какой-то талантливой мастерицей. Блодвин нравилось смотреть на цветы, глядя сверху, мечтательно улыбаясь. Турнир Крови начался. Она чувствовала это, магия шепталась и волновалась. Клинок, который Блодвин принесла в свою комнату, несмотря на то, что стражники странно косились на нее, выглядел довольным — иначе Блодвин объяснить не могла. Камень на рукояти казался немного помутневшим, словно кто-то ударил рукой по воде. Должен ли он окраситься алым, впитать всю пролитую кровь? Блодвин не знала — и в волнении желала узнать. Нужно было только подождать. Снова посмотрев вниз, она в изумлении разглядела прогуливающуюся по саду фигуру — это была леди Исельт с золотыми волосами, ее красоту ни с чем не спутаешь. Сегодня Исельт надела красное платье с длинным шлейфом — она не стеснялась показывать свою красоту. Исельт блуждала будто бы без цели, иногда останавливаясь, чтобы прикоснуться к цветам или принюхаться к ним, словно нерешительная гостья, которая любовалась садом после того, как многие годы провела в крепости своего старика-мужа на каменистой морской скале. Особенно леди понравились бархатистые алые розы, которыми гордился королевский садовник — что ж, при случае Блодвин сообщит ему, что усилия не пропали даром. Ей пришло в голову, что в саду Исельт может встречаться с кем-нибудь для тайного разговора, но время шло, а леди оставалась одна, если не считать ее стража, державшегося на почтительном расстоянии. Блодвин облокотилась на подоконник, рассматривая Моргольта, его скупые движения. Не похоже было, чтобы Исельт переговаривалась с ним. Наверняка рыцарь скучал — как она прошлым вечером на пиру. Может, его больше развлек бы Турнир? — Этот Моргольт… кажется, он привязан к ней кровью, — сказал Сол, понаблюдав за рыцарем, который следовал за своей госпожой, словно черная тень. — Так же, как и мы? — любопытно спросила Блодвин. Ей пришло в голову, что, окажись леди Исельт и впрямь такой искусной чародейкой, как говорила молва, Блодвин могла бы спросить у нее совета — до сих пор ей приходилось учиться по книгам. Но люди любили приукрашивать, а Блодвин считала, что открываться опасно. Не всех так прельщала запретная магия управления душами, как ее, а леди Исельт могла бы сдать ее Служителям как еретичку, чтобы занять трон. Блодвин не собиралась упрощать ей жизнь. — Нет, здесь другая ворожба, — отрезал Сол, хотя в его голосе Блодвин послышалось беспокойство. Она редко видела фамильяра встревоженным. — Они связали жизни, но это безрассудно. Для чего связывать себя с рыцарем, которого могут проткнуть копьем на поединке? Блодвин пожала плечами. — Выходит, если я захочу навредить Исельт, мне достаточно будет отравить Моргольта? — нахмурилась она. — Опробуем при случае! — оживился Сол. — Но мне кажется, что все сложнее. Как будто… они разделят боль между собой. А часть боли легче пережить. Их договор работал иначе: Сол делился с ней знаниями и силами, а Блодвин подкармливала его кровью, но они оба могли в любой момент расторгнуть договор и отправиться дальше порознь. Поначалу Блодвин побаивалась, что Сол так и сделает, когда она ему наскучит, а ей придется призывать нового демона (это тоже требовало больших сил), но филина, похоже, забавляла жизнь при дворе, так что он не собирался никуда улетать в ближайшее время. Она обрела Сола несколько лет назад, когда только начинала изучать искусства Ушедших, копаться в старых книгах, понемногу продираясь сквозь полузабытые руны. К счастью, Мерерид не замечала, что ее племянница проводит дни и ночи за книгами — она была занята своими бесконечными любовниками и пирами, в которых Блодвин не находила ни капли прелести. А возможно, тетка, которая едва ли могла писать без грубых ошибок, задумывалась о том, что ученость поможет Блодвин в ее правлении в будущем, и не вмешивалась. Изучая книги, Блодвин быстро поняла, что ее сил не хватит на сложные заклинания — ей нужен был фамильяр, чтобы разделить с ним бремя старой магии. К тому же от мысли о том, чтобы призвать мелкого духа или демона, приятно покалывало пальцы предвкушением. Он повиновался бы ей, каждому ее слову! Эта мысль опьяняла. Книги были стары, хорошо хоть не рассыпались у нее в руках, но Блодвин разобрала, что призывать демона стоит в первую ночь женских дней. Это не показалось ей таким уж странным: она много раз чувствовала, что ее ощущение магии обостряется в месячные, и цикл почти совпадал с лунным. Несмотря на то, что Блодвин хотелось заполучить себе покорного демона сразу же, она была терпелива. Возможно, в терпении заключалось какое-то магическое испытание. В нужную ночь Блодвин заперла тяжелые двери в свою спальню, чтобы никто вдруг не потревожил ее. Она зря беспокоилась: Мерерид давала распоряжения следить, чтобы принцесса не покидала свою спальню под покровом ночи и чтобы к ней не заглянул какой-нибудь опрометчивый рыцарь, а уж закрываться изнутри в своей комнате Блодвин могла сколько угодно. И все же сердце ее билось в предвкушении… Блодвин начертила на полу мелом круг, потом добавила в него несколько изломанных символов по сторонам света, села в центре и тихо бормотала себе под нос слова, вычитанные в книге, стараясь не запинаться. Поначалу она не слышала ничего, кроме собственного шелестящего шепота, но потом в углах что-то завозилось, шурша, и Блодвин почувствовала чужое дыхание на своей шее. Она продолжала читать, водя пальцем по странице в неверном лунном свете, чуть не задыхаясь от ужаса. А потом темнота упала на нее со всех сторон, словно на Блодвин набросили тяжелое душное покрывало. Она забилась, растерянная, не способная понять, сидит она или лежит… Тьма была живой, горячей, и она жадно изучала ее, касалась лица, рук, ног… Блодвин почувствовала, как с нее сдергивают рубашку, как тьма плещется у ее ног, пробираясь все выше. Огненная догадка ударила ее в голову, и Блодвин бестолково заметалась; если бы это был мужчина, она бы стукнула его куда придется и попыталась вырваться, но ожившая ночь была везде. Блодвин хотелось кричать, но она знала, что увидят стражи, когда выломают двери: обнаженную принцессу в объятиях демона. Ее отправят на костер поутру. Блодвин сжала зубы, закрывая рот ладонью, запечатывая, и все равно вырвался униженный всхлип… Она вдруг поняла, что тьма не трогает ее, а только жадно слизывает кровь, текущую по ее ногам, приникая сотней жадных ртов. Блодвин приподнялась, глядя на колышащееся море ночи, по которому проходила рябь многих глаз. Она нашарила рядом с собой ритуальный нож — слишком короткий, чтобы им можно было защищаться. — Так тебе кровь нужна? — свистящим шепотом спросила Блодвин. Темнота отозвалась довольным рокотом, и она, не позволяя себе сомневаться, длинно провела ножом по предплечью, открывая обжигающую влажную рану… Демон кинулся на нее, снова заваливая Блодвин на пол, дико вцепился в руку, но когда Блодвин почувствовала, что пасть отстранилась от нее, то никакого пореза не было. «Еще!» — обиженно провыл голос, который казался ей звериным стоном — Блодвин едва разобрала человечье слово. В книге говорилось, фамильяр не мог навредить своему хозяину, и от его прикосновений ее раны закрывались, словно их никогда и не было. Демон кружил вокруг, клокоча рычанием, и ей нужно было убедить его остаться — это не может быть зря, это не… Блодвин выдохнула и раздвинула сжатые ноги, а ритуальный нож снова впился в кожу — на этот раз несколькими порезами. Ей было холодно, несмотря на то, что к ней жалась горячая тьма, впитывающая каждую каплю ее крови, не позволяющая им упасть на пол… Густая кровь между ее ног… Блодвин не знала, сколько еще это должно было продолжаться, глаза у нее закатывались, а тело слабело. Несколько раз она теряла сознание, а потом забрезжил рассвет, и тьма взволнованно заколыхалась. — Имя, — потребовал демон. — Кому я должен служить? Блодвин захотелось смеяться: она не назвала имя! — Блодвин Пендрагон, — прохрипела она, голос казался таким же жутким, как и у порождения ночи. Она услышала пронзительное хихиканье в ответ. Тьма рассеялась, разметалась и собралась в образ мужчины, чем-то похожего на нее: тонкое тело, всклокоченные черные волосы, бледная кожа, впалые щеки… Острые чуткие уши со старых фресок. Он был одет в какую-то черную хламиду, напоминающую мантии Служителей. А глаза у него светились золотистым безумием без белка, и зрачок был не один, а целый ободок из окружностей — как несколько лун, вытянувшихся на небе в горизонтальную линию, Блодвин видела странное явление в книгах Ушедших. Семь зрачков в каждом глазу. Они смотрели на нее; воздух был горячий и липкий. Она лениво поняла, что лежит голой перед мужчиной, но Блодвин тяжело было пошевелиться, и она только хмыкнула, оценив перемену. Строго говоря, этот мужчина всю ночь провел между ее ног, как боялась тетка Мерерид. Демон услышал эту мысль и хихикнул. — Не волнуйся, детка, я слишком мертв, чтобы тебе это чем-то грозило, — доверительно сообщил он. — Мое имя Согхалас ап Модрон. Можешь звать меня Сол.***
Блодвин смотрела на сизую требуху выпотрошенного зайца немного скучающе, но в должной степени вежливо, чтобы это не сочли за оскорбление. Друид, который ворошил красными от крови пальцами в разрезанном брюхе и бормотал себе под нос заклинания, довольно улыбнулся и посмотрел на нее с гордостью: — Смотрите, моя госпожа! Печень обычного размера, а правая сторона гладкая — это значит, что ваше правление будет удачным и продолжительным. — Какая радость, — сухо улыбнулась Блодвин. Ей на мгновение стало любопытно, предсказывали ли друиды хоть какой-то королеве, что ее жизнь сложится неудачно и она закончит ее раньше положенного срока из-за клинка убийцы. Что предсказали ее матери?.. Блодвин снова поблагодарила старого прорицателя Ангуса, который с большой гордостью ушел наружу, сопровождаемый королевскими рыцарями. В руках он нес большую железную чашу, в котором лежали еще влажные останки зайца, и их полагалось ритуально сжечь во славу богини Мор’реин. Блодвин вздохнула и покачала головой. Она предпочитала сама творить свою судьбу, а не доверять ее печени какого-то там зайца. Она снова проверила прошения, которые передавала в Совет, и заключила, что в них не содержалось ничего важного. Только леди Великой крови просила развода, потому что после пяти лет брака у них с мужем не родилось наследника — скучное дело. Блодвин, разумеется, разрешила развод. Она догадывалась, что в обычное время королевскую приемную заваливают жалобами и просьбами, однако во время Турнира Крови считалось плохим знаком устраивать судебные тяжбы или серьезные споры — это могло принести неудачу. Подумав о Турнире Крови, Блодвин решила немедленно навестить Тристана, которого можно было найти с утра в казармах. Помимо наблюдения за участниками Турнира, он все еще командовал королевскими рыцарями. Неудивительно, что Тристан сразу показался ей усталым и вымотанным. Его скромная каморка была ей уже хорошо знакома; сегодня здесь пахло чернилами и воском. Он что-то долго писал. Блодвин немного раздражало то, что она не может вмешиваться в ход испытаний, но Тристан готов был рассказать ей все, что полагалось знать участникам. Возможно, он считал, что принцессе неинтересно будет услышать, что рыцари отправились на охоту, не зная, что они сами стали дичью для разъяренного татцельвурма, которого королевские ловчие нашли в одной из пещер к востоку от Афала. Возможно, эта жалкая ящерица собиралась впасть в спячку, когда ее выволокли наружу, что объясняло злость, с которой она накинулась на толпу удивленных мальчишек. Они наверняка ожидали увидеть дичь попроще, оленя или вепря. Блодвин усмехнулась. Возможно, Тристан так не считал, но его выдумка была изощренной и жестокой. — Они нуждаются в чем-нибудь? — спросила она, когда Тристан закончил свой рассказ. — У нас есть лекарь из Гнезда, моя госпожа, — пояснил рыцарь. Он выглядел измученным, словно это Тристану пришлось сегодня утром отправиться в лес, чтобы победить татцельвурма, а к вечеру прибыть во дворец, чтобы отчитаться о своем подвиге Блодвин. — …Он справляется с ранеными, — продолжал размышлять Тристан, словно слова помогали ему совладать с чем-то невысказанным. — По правде сказать, у парня талант. — Что ж, это радостные новости, — поколебалась Блодвин. — Значит ли это, что раненые смогут продолжить участие? — Если сумеют удержать меч к следующему испытанию. У них есть несколько дней на отдых. Она знала, что рыцарей обеспечивают и лекарствами, и едой, и вином. Возможно, ей стоит еще что-то сделать, чтобы приободрить их? Навестить священную рощу снова? Подумав об этом, Блодвин почувствовала хищный, голодный отголосок от Сола — тот наверняка вдохновился рассказами о страшных ранах. — И кто нанес последний удар? — спросила Блодвин скорее из любопытства. — Скеррис Нейдрвен, принцесса. — Конечно, — мрачно улыбнулась Блодвин. — Кто же еще. Тристан обменялся с ней понимающими ухмылками. Должно быть, он тоже понимал, что терпеть рядом с собой невыносимого Нейдрвена будет ужасно трудно. Он не станет ее защищать, а скорее попытается затащить в постель… Но если он хотел прославиться, то Скеррису это пока что удавалось. Блодвин надеялась, что у Тристана припасено следующее испытание, которое собьет спесь с Нейдрвена, но пока что о нем не было известно ни одной живой душе — включая принцессу. Глядя на Тристана, Блодвин замечала собравшиеся у глаз морщины и какой-то пустой, обреченный взгляд. Повлияло на него то, что многие рыцари не вернулись с первого испытания, или Тристан тосковал, слушая рассказы про свою прежнюю любовь, а то и встречался с леди Исельт во дворце? Но Блодвин промолчала. Она не имела права задавать такие вопросы своему самому верному рыцарю, пока его печаль не мешала ему выполнять долг. Все имеют право на слабость, — но только на минутную. И все-таки Блодвин было любопытно. Разговор с леди Лавеной на пиру не удовлетворил ее. Расспрашивать слуг, которые прибирались в комнате леди Исельт, и ее стража, поселившегося в гостевой напротив, было бы странно, хотя Блодвин имела на это полное право. Но все-таки она решила начать свое небольшое расследование с того места, откуда и всегда — с библиотеки в башне. Деяния рыцарей заносились в архивы, чтобы не возникало путаницы с дарованием земель и титулов, как и дворянские помолвки — по схожим причинам. Блодвин наверняка предстояло решить множество споров из-за наследства во время своего правления в будущем. Найти эти пыльные архивы было проще, чем запретные книги времен Ушедших. Хранителем библиотеки был полуслепой старик, который иногда принимал Блодвин за ее мать. Это приятно согревало ей сердце: значит, королева Аоибхинн тоже бродила среди этих полок, глядя на бесконечные корешки книг, распухших от подшиваемых листов. Историю кто-то дописывал — каждый раз, когда случалось в Эйриу что-то, достойное упоминания. Как бы ни закончилась история Блодвин, о ней тоже напишут. Блодвин забралась по шаткой лестнице наверх, достала пухлую книгу. Бесконечные фамилии мелькали у нее перед глазами, и она уже устала, когда наткнулась на имя Тристана Ривалена. По прикидкам Блодвин, это было еще до ее рождения, и она бережно пролистывала страницы почти двадцатилетней давности, представляя Тристана юношей, только ставшим рыцарем. Он сражался на турнирах, но записи об этом были скудными. Тристан никогда не выигрывал, но… Блодвин остановилась, нахмурившись. Поединок между Тристаном и одним из рыцарей при дворе. Она слышала эту фамилию недавно, из его же уст — Гвинн Ши’урсгарлад. Блодвин едва не вскочила, потревоженная этой находкой. Ей казалось, что Тристан восхищался тем рыцарем, но… Почему он мог вызвать его на поединок? Не могла ли в этом быть замешана девушка? Метнувшись к книге, где записывались дворянские помолвки, Блодвин стала торопливо листать страницы. Где-то здесь можно было найти строчку и про них с Тарином… Тристан и Исельт тоже были обручены с раннего детства, что, однако, не противоречило рассказу леди Лавены об истинной любви. Но вскоре после поединка помолвка была разорвана, а Исельт торопливо вышла замуж за старика Мархе. Неужели они соперничали из-за девушки? Тристан, которого Блодвин знала, казался совсем не подверженным страстям. Но, может, это от того, куда они его завели? Блодвин вздохнула. Не оттуда ли этот страшный шрам у него на виске? Только умелый воин мог так достать Тристана, который сам много часов посвящал тренировкам с мечом. Книги с родословными Блодвин нашла уже сама, пробежалась взглядом по полке, ища последние из них. Род Ши’урсгарлад был древним, с далекого севера, но написано о них было мало. Если не считать упоминаний о войне с вардаари и древней — а потому наивной — легенды о том, как основатель рода приручил Кун Аннун, псов Дикой Охоты. Блодвин усмехнулась… И перевела взгляд на герб. Алая гончая на поле. Она видела ее совсем недавно — конечно, в той толпе испуганных мальчишек, желающих казаться настоящими смелыми рыцарями. Блодвин смотрела долго, потому и запомнила. Тот рыжий парень. Рыжий, как пес на его гербе. Наверняка он что-то знал — если только татцельвурм не разорвал его в клочья. Кое-что еще не давало ей покоя, и Блодвин снова вернулась к полке с родословными. «Гволкхмэй, Гволкхмэй», — бормотала она себе под нос, пока не нашла книгу, где хотела прочесть о роде предыдущего королевского защитника, не справившегося со своими обязанностями. Может быть, о подробностях того происшествия знали его потомки, какие-нибудь родственники. Блодвин порывисто раскрыла книгу, долистала до нужной страницы, посмотрела на нарисованный герб с какой-то хищной птицей. Блодвин в охотничьих ястребах плохо разбиралась, но, кажется, на гербе пытались изобразить именно его. Страницы, где должно было значиться имя Идена Гволкхмэя, не было. Блодвин провела пальцами по бахроме, оставшейся после того, как ее вырвали. Словно кто-то старался стереть рыцаря из истории, сделать так, чтобы никто не услышал ни о нем, ни о его детях… Были ли у него дети? И что с ними случилось? Если бы Блодвин хотела сокрыть что-то, она бы вырезала всю семью. Маленький род легко заставить исчезнуть. Но кто мог повредить книгу в королевской библиотеке? Сюда не пускали кого попало, каких-нибудь простолюдинов с улицы. Это был рыцарь, а возможно, кто-то из придворных. Блодвин постучала пальцами по корешку книги. Жаль, что Сол не полетел с ней, вдруг он бы нашел какие-нибудь следы, воспользовавшись своим колдовством… Но Блодвин готова была цепляться за любую надежду, даже самую призрачную. Блодвин оглянулась и посмотрела на хранителя, который сидел за столом, заваленным бумагами. Стоило ли сообщить ему, что страница пропала? Что, если он тоже замешан в заговоре и сам вырвал ее?.. Блодвин покачала головой: ну и что с того, она почти что королева и имеет право знать, что случилось с ее книгами! Ведь все эти пыльные тома, как и башня, как и весь дворец, принадлежали ей по праву крови! Но Блодвин решила пока что не задавать вопросы, чтобы не привлекать внимания. Ее расследование пройдет лучше, если о нем не будут знать. Она спустилась по лестнице и пошла по длинному коридору, надеясь забрести в тихий уголок, где нет ни слуг, ни придворных, ни знатных гостей, которые съезжались к последним поединкам Турнира Крови. Блодвин нужно было посидеть в тишине и подумать, но запираться в своих покоях она не стала: там все напоминало ей о том, что она до сих пор не нашла действенного заклинания, чтобы удержать душу с этой стороны. Ее колдовство не работало даже на мышах, которых притаскивал ей Сол, что уж говорить о людях… — Ах, принцесса! — услышала Блодвин звонкий голос Исельт. — Вы, верно, были в библиотеке? Я слышала, что вы много читаете. Это… так необычно для девушки ваших лет, меня это восхищает. От ее щебета Блодвин захотелось скривиться. — Я изучаю историю, — скромно заметила она — и почти не солгала. — Полагаю, это полезно для будущей правительницы. — Да, разумеется! — Вы меня искали по какому-то важному вопросу, тетя? — перебила Блодвин. Она отметила, что Моргольта за спиной Исельт нет — значит, он не везде ходит за ней, как привязанный. — Нет, что вы… просто нам так и не удалось поговорить на пиру, — с искренним сожалением сказала Исельт. — Я надеялась наверстать упущенное… Знаете, милая Блодвин, в последнее время я много вспоминала вашу мать. Я видела ее, когда я была еще дитя. Она была замечательной женщиной, очень доброй, но стойкой, — Исельт мечтательно улыбнулась и прикрыла глаза, словно переносясь во времена правления королевы Аоибхинн. — И умной, конечно! Как жаль, что она так мало оставила после себя. Она определенно намекала на сундук, переданный Блодвин в наследство. «Оставила после себя»… Блодвин множество раз думала о том, что записи матери выглядели слишком упорядоченными, будто она предвидела, что их будет читать кто-то другой. Знала ли она изначально, что кто-то попытается ее убить? — Мне тоже не хватает ее, — вздохнула Блодвин. Она медленно шла по тускло освещенному коридору, и Исельт следовала за ней. С одной стороны, это можно было посчитать проявлением покорности, готовностью следовать за принцессой куда угодно, а с другой — Исельт определенно было что-то нужно. Разузнать о ее матери? Может быть, она тоже считала, что Аоибхинн убили не просто заговорщики вардаари, а кто-то более могущественный, а теперь Исельт считала, что они добрались и до Мерерид? Коридор, в котором они оказались, украшали портреты прежних властительниц. Блодвин знала, что, когда дойдет до конца, увидит лицо матери, чем-то похожее на ее собственное, но более изящное. Мать выглядела как королева, а не как мрачная девчонка, которую Блодвин видела в зеркале, но она надеялась, что с возрастом это придет. А еще она начинала понимать, почему Солу не нравятся зеркала. Подумав о фамильяре, Блодвин позвала его, и тот откликнулся: подал знак, что он где-то рядом и может защитить ее, если Исельт попытается навредить. Несмотря на то, что великие королевы смотрели с портретов, короля Артура, с которого начался их род, здесь не было. Портреты были написаны гораздо позднее — указом ее далекой прабабки. Но для дочери великого короля, Хильды, место на стене памяти нашлось, так что недалекое время и тот факт, что сведений о внешности первого Пендрагона сохранилось мало, были причинами такого исключения. Люди верили, что только с женщиной на троне Мор’реин благословит землю Эйриу. — Жаль, Мерерид не достанется портрет, — вздохнула Исельт — кажется, непритворно, — когда Блодвин задержалась у стены. — Она была все же славной. Писала мне слезливые письма о том, что она жаждет участия и тепла. — Может быть, она надеялась, что вы навестите двор. Тетушка любила гостей и шумные праздники, — заметила Блодвин. — Это-то ее и сгубило… Возможно, если она будет повторять это время от времени, подозрения Исельт рассеются?.. Наивный план, но пока что Блодвин прощупывала почву, пытаясь убедиться, что ее не засосет в кровавое болото, если она оступится. — Я много слышала про колдовство нашей семьи, — мягко сказала Блодвин, остановившись у портрета. — Слухи ходят всякие… Скажите, вы тоже умелая чародейка, как моя мать? Леди Исельт внимательно посмотрела сначала на Блодвин, потом на Аоибхинн, словно та каким-то чудом могла слышать их разговор, а потом рассмеялась своим дивным колокольчиковым смехом: — Ну что вы, принцесса! Мне далеко до вашей матери. Да, говорят, что в прошлые времена наша семья обладала целебной магией и… могла связываться со старыми богами, — словно бы нехотя призналась Исельт, — но те знания давно утеряны. По крайней мере, до меня они не дошли. Осторожный ответ. И продуманный. Блодвин так и хотелось спросить, что за чародейство в таком случае связывает их с Моргольтом, но вдруг она услышала, как в городе голосит колокол на башне. Кинувшись к узкому окну, Блодвин вгляделась в переплетенные улочки Афала, похожие на запутавшуюся пряжу, но, к счастью, не увидела поднимающегося в небо черного дыма. Значит, пожар можно исключить. Она бросилась дальше по коридору, к лестнице, а Исельт устремилась за ней: — Куда же вы? — испуганно вскрикнула она. — Я хочу выяснить, что творится в моем городе! — твердо заявила Блодвин. — У нас колокола так просто не звонят! Исельт поколебалась, но кивнула. Блодвин пришло в голову, что в ее землях так могли возвещать о прибытии в гавань кораблей, поскольку Исельт правила городом на берегу моря, поэтому для нее в растрезвонившемся колоколе не было ничего удивительного. Но все же Исельт подобрала длинные великолепные юбки красного платья и поспешила за Блодвин. — Что там происходит? — спросила Блодвин, накинувшись на стража, который охранял подножие лестницы. Молодой парень вытянулся, дрожа, как натянутая тетива, и выпалил, чуть ли не жмурясь: — Не могу знать, ваше высочество! — Тогда — за мной, — приказала она, уверенно продвигаясь к одной из боковых дверей для стражи и прислуги, ведущей на площадь перед дворцом. Стражник заколебался, но Блодвин снова сурово окликнула его: — Идем, ты будешь меня охранять! Это гораздо полезнее, чем ждать, когда кто-нибудь придет украсть портреты мертвых королев! Несуразно споткнувшись на бегу, стражник последовал за ней. Исельт нахмурилась, глядя на Блодвин, выскочившую на улицу, словно та лишилась рассудка, но прикусила язычок, пока ее не прогнали прочь. Блодвин ведь могла сделать это! И она могла выйти из дворца и отправиться куда угодно! Острое чувство свободы кольнуло ее в грудь. Она не боялась оказаться среди толпы горожан, зная: если кто-то посмеет напасть на нее, Сол тут же очутится рядом и разорвет бедолагу на части, чтобы попировать свежим мясом. Демон наблюдал откуда-то неподалеку, и его веселье щекотало Блодвин под ребрами. Должно быть, кинувшаяся на звуки колокола, встревоженная и разлохмаченная из-за ветра, ударившего в лицо, Блодвин и впрямь выглядела забавно. А вот Исельт, спешившая за ней, умудрялась блистать даже в таких обстоятельствах. Она хмурилась, глядя на пеструю толпу горожан, словно пыталась отыскать в ней кого-то важного, и Блодвин показалось, что Исельт сейчас тоже говорит со своим дорогим охранником. Но Моргольт не показался. Горожане оглядывались на них, но не смели подходить ближе, поскольку за спинами двух — вполне очевидно — высокородных леди было видно королевского стражника. Люди волновались и расступались, словно боялись, что их ударят мечом за неповиновение. Взгляды, скользившие по лицу Блодвин, были любопытными, но не потрясенными, как если бы они поняли, что на улицы Афала выбежала сама принцесса, привлеченная, как и они, громоподобными звуками колокола. Вчера вечером Блодвин читала речь на площади у дворца, но вряд ли кому-то из простолюдинов удалось пробиться вперед, чтобы увидеть ее: все удачные места заняли вельможи, рыцари и купцы. Для них Блодвин ограничилась скучными словами о будущем процветании, хотя речь, сказанная перед участниками Турнира, еще горячила ее сердце. Теперь Блодвин затерялась в толпе, следуя за людским потоком. Когда народ впереди остановился, она почувствовала запах горелой плоти, услышала треск огня. День был теплый, но теперь жар прокатился между людей, обдал ее с головы до ног. И она почувствовала, как в ее душе что-то тонко задрожало — чувство, похожее на искусную игру на музыкальном инструменте. Исельт кривилась и оглядывалась с брезгливостью. Да, у людей перед ними у многих были надеты на головы неопрятные косынки и платки, а волосы были сальными, но Блодвин волновало не это, а то, что все эти головы загораживали ей вид. Приказывать не пришлось: стражник, сопровождавший ее, начал понемногу продавливаться вперед. Люди сопротивлялись, но успокаивались, видя сияющие доспехи, и прятали глаза. Перед Блодвин предстало три наспех сооруженных костра вокруг столбов, к которым были прикованы уже обуглившиеся тела. Последний костер еще не подожгли, и сейчас к нему как раз волокли женщину, которая пыталась упираться, несмотря на силу Служителей в черном. Блодвин вздохнула. Больные вороньей хворью, конечно. Она знала, что в таком большом городе, как Афал, непременно кто-то заболеет, поэтому сожжения больных были обычным делом. Но обычно это старались делать подальше от людского жилья, возле мрачного и темного Гнезда, чтобы не пугать народ видом искаженных, измученных больных. В этот раз что-то изменилось. Женщина, которую тащили к костру, не выглядела больной, она с усилием отбивалась, и перьев на ней не было видно, — а ведь воронья хворь обычно обнаруживалась, когда пробиралась наружу. Блодвин не приходилось видеть самой, но она смотрела на иллюстрации в одной из книг, посвященной проклятиям. Поскольку милость Вороньей Богини составитель отнес в этот раздел, книга была из запрещенных. — Что здесь происходит? — прошипела Блодвин, схватив за руку тонкого юношу в черном. Он однозначно пришел сюда вместе со Служителями, но выглядел куда более человечно по сравнению с мрачными фигурами в балахонах. — Очевидно, поучительная казнь грешницы. Он быстро вырвался из хватки Блодвин, словно тоже не любил, когда его лишний раз трогают. Цепкий взгляд его остановился на ней. Губы изогнулись в улыбке. Блодвин показалось, что парень выглядит страшно усталым, словно не спал несколько дней, а вместо этого сражался с чудовищами в лесу, но ее отвлек крик женщины, которую уже приковывали к столбу железными цепями. Блодвин поежилась, представив, как цепи раскалятся на огне, вжигаясь в нежную кожу запястий. — Я могла их спасти! — кричала женщина, дергаясь в цепях в последней надежде их сорвать. — Вы отправляете людей на смерть, но ведь их можно вылечить! Это мой долг! — Целительница из нижнего города, — негромко сказал юноша в черном, словно чувствовал себя чем-то обязанным перед Блодвин. Значит, он все-таки узнал ее, но не стал поднимать шум. — Она устроила у себя подпольную лечебницу и пыталась лечить воронью хворь переливаниями крови. У Блодвин заныло в животе. Все знали, что воронья хворь никогда не лечится. Можно было лишь облегчить страдания — в надежде, что случится чудо и больной переродится в огне. Блодвин относилась к этому как к красивой легенде, но все же и она считала, что безнадежно больных лучше всего лишить жизни, чтобы избавить от мучений и безумия, настигающего тех, чьи грехи перевешивали веру в Мор’реин. Она попыталась представить, каково это: каждый день жить с осознанием того, что тебя может настигнуть… благословение Богини. Наверняка многие в тесной испуганной толпе размышляли об этом. Блодвин слышала, что больным дают выпить сонный отвар, чтобы они не страдали на костре. Когда она спешила сюда, то не слышала криков, значит, они ушли мирно и спокойно. А вот женщина у столба оставалась бодра и яростна — значит, это все наказание? Блодвин нахмурилась, переведя взгляд на странного Служителя, не прятавшего лица под капюшоном. — Больных стало довольно много, — заметила она осторожно. — Целых трое за раз… — Их нашли у нее в клинике, уже полумертвых, полуобезумевших, — сухо сказал юноша. — Они заболели давно, но теперь счастливы в объятиях Мор’реин. Вам не стоит беспокоиться, госпожа. — Давайте уйдем, это невыносимо! — прошипела Исельт, коснувшись длинного черного рукава Блодвин. — Неужели вы хотите посмотреть, как они будут жечь эту преступницу? Блодвин прикусила губу. Женщина пыталась взывать к чему-то, доказывать, что она хотела только блага для людей. Блодвин подумалось, что Служители сжигают тела для того же, для чего она использовала погребальный костер Мерерид: чтобы не осталось никаких улик. Чтобы никто не мог осмотреть их. Вскрыть их и взглянуть, что внутри. Поглядев на юношу, она заметила, что тот хмурится. Но несогласия своего он не высказывал, только мрачно наблюдал, как к кострам выходит Воронья Матерь. Блодвин показалось, что эта двигается более неловко, почти… человечно, не как та, что посетила дворец, больше похожая на гибкую тень. — Посмотрите на эту грешницу, — прошипела Воронья Матерь. — Она возомнила, что может распоряжаться судьбами людей, решать, кому можно жить, а кому — умирать! Она пыталась отнять души у госпожи нашей Мор’реин. Она должна за это поплатиться. Воронья Богиня вынесла приговор, и мы здесь, чтобы исполнить его. Блодвин прищурилась, наблюдая за ней. Теперь она понимала, что это: запугивание. Подчиняйтесь Служителям — или отправитесь на костер. Только Блодвин хорошо знала, что это не нужно. Большинство людей не заморачивалось, им было удобно подчиняться и полагаться на тех, кто правит, — иначе эта толпа уже давно взяла бы дворец и растерзала королевских рыцарей. Но они были слабы. А слабыми легко управлять. «Я рядом, — шелково скользнул в уши голос Сола. — Хочешь вмешаться?» «Конечно нет», — мысленно фыркнула она. — Может быть, мы не будем смотреть на казнь? — шепотом попросила Исельт. — Я плохо переношу запах горелого мяса. Блодвин вздохнула. Она смотрела, как Служители подносят факелы к костру. Они как будто нарочно двигались так медленно, словно хотели подарить несчастной лекарке надежду на спасение. Парень в черном смотрел на это скучающе, словно он с большим удовольствием оказался бы в другом месте и занялся бы чем-нибудь полезным. Почувствовав пламя босыми истерзанными ногами, девушка завыла. Скука. Стараясь выскользнуть из толпы незаметно, Блодвин стала пробираться прочь, пока люди, словно завороженные, смотрели, как сжигают лекарку. Она знала, что побороть Служителей будет сложно. Мор’реин владела душами не только по ту сторону, но и по эту. Позади раздавались крики.***
Когда Блодвин вернулась в свои покои, Сол метался по комнате в человеческом облике — раньше, когда тетя была жива, он не рисковал являться, потому что у Мерерид была неприятная привычка врываться к ней как к себе. Теперь Блодвин готовилась вот-вот стать королевой, и они с фамильяром чувствовали все больше свободы. А еще он набрал силы уже в первый день Турнира и мог удерживаться в облике человека подолгу, поскольку раньше его лицо словно трогала черная рябь. Блодвин смотрела на него, чувствуя, что у нее начинают ныть глаза, точно их выдавливали из черепа. Войдя в покои, Блодвин остановилась понаблюдать, не приближаясь, как осторожная кошка. Безумие Сола принимало странные формы: иногда он болтал бессмыслицу, иногда отмалчивался подолгу, не обращая на нее внимания, пока Блодвин не проколет палец и не поманит его к себе. Сейчас он расхаживал по ее покоям, чуть не наталкиваясь на мебель: кровать, стол, сундук… Сол собрал бы их все синяками, если бы был человеком. Остановившись на мгновение, Сол подлетел к ней и посмотрел на Блодвин своими жуткими глазами со зрачками-лунами. Она молчала, позволяя ему бушевать, потому что не знала, о чем именно думает ее фамильяр. Иногда связь прерывалась — возможно, это было плохо, что они не поддерживали ее так крепко, однако Блодвин тоже хотелось утаить отдельные уголки своих мыслей, спрятать их от безумия демона, который с каждым днем казался все меньше человеком. Блодвин догадывалась, что когда-то Сол был чародеем, вроде нее, а потом что-то случилось. И он сошел с ума. — У тебя все хорошо получается, детка, — улыбнулся Сол. — Кровь дает нам силу, я чувствую это. Никто не должен вмешиваться, давай убьем их? Исельт из твоего рода, это будет хорошей жертвой во имя нового божества… — Мне казалось, что фамильяр должен называть меня «хозяйкой», а не «деткой», — промолвила Блодвин, стоя прямо перед ним. Она больше не была дрожащей девочкой, трясущейся в ужасе от того, что ей удалось сделать. — Да брось все эти церемонии! — закатил глаза он. С его зрачками это было… впечатляюще. — Мы на пороге нового времени, а тебя волнуют слова, которые придумали человечишки? Он говорил так, словно слишком давно не был человеком, и Блодвин пыталась подсчитать, сколько именно лет прошло. Она так мало знала о том, кого поила собственной кровью и подпускала ближе других — гораздо ближе. — Я пришел, потому что знал, что ты что-то затеваешь, — с хохотом заявил Сол, наклоняясь к ней. — Думаешь, ты первая, кто пытается свергнуть эту воронью падаль? Как думаешь, кто написал книги, которые ты читаешь? — Что?.. — она ахнула. — Это твои книги? Но Сол уже бросился в другую от нее сторону, к сундуку, а на полпути, кажется, забыл обо всем, схватился за голову. Со стороны это казалось помешательством, и Блодвин покосилась на прислоненный к стене клинок, зная, что не сможет позвать стражу, если ей будет грозить опасность. Тусклый свет меча успокаивал. — Они здесь, ты что, не слышишь?! Не видишь? Таков наш век: слепых ведут безумцы! — взвизгнул Сол, тыча пальцем себе в висок, и Блодвин захотелось поймать его и встряхнуть как следует. — Это книги Ушедших и их колдунов! — перекрикивая его, заявила Блодвин. — Ты жил в то время? Отвечай, когда твоя госпожа приказывает, Согхалас! Сол рухнул на пол, раскачиваясь. На губах выступила черная пена, и Блодвин почувствовала, как и ее что-то душит — чародейская связь заныла, заболела. Ей хотелось броситься прочь из покоев, в которых пахло кровью и гнилью, но Блодвин подошла ближе, ухватила Сола за челюсть, заставляя взглянуть на нее. Зрачки в его безумных глазах бешено вращались. Блодвин знала, что ей следует бояться, но притяжение хозяина и фамильяра не отпускало ее. Сол был частью ее существа, а значит, она его принимала как часть своей плоти и часть души. — Мать отдала меня в услужение чародею, чтобы я научился у него открывать дороги, которые другим неведомы, — пробормотал Сол. — Она пыталась выведать у него знания. Но он не говорил ничего, и она родила меня от твари с той стороны. От одного из Ушедших или от того, кто их убил. Она не знала. Она привела меня к чародею и сказала: «Научи его». Блодвин рассеянно коснулась его бледной холодной щеки, вдруг зачарованная этим больным порождением магии. Сол не должен был родиться человеком, он был глубинной тварью вроде тех, кто оставляет от неудачливых путников одни обгрызенные кости. Это тоже был обман — его тело, как и тело лохматого филина. Настоящей была только густая горячая тьма. — Я учился, но он говорил мне, как чинить вещи и смотреть дурным глазом, — продолжал Сол без подстегиваний. — Мне надоело; он стал бить меня за то, что я перестал подчиняться. Мать сказала, что не примет меня в дом, пока я не узнаю его силу. Я убил его и съел, но это не помогло. — Что? Зачем? — невольно воскликнула Блодвин. Она вспомнила распотрошенного зайца. Люди внутри такие же. Влажные и горячие, как Сол. — Чтобы получить его силу. Его знания, — пожал плечами Сол. — Он сам ничего не знал, старый глупец. Тогда я сам стал искать, и у меня не было ничего, кроме магии. И она… она… Так ты слышишь голоса или нет?! — сорвался он, потряс головой. Сол отдернулся от ее рук, словно они жгли ее, испуганно отшатнулся, как ребенок, которого впервые ударили. — Я могу заставить их замолчать? — мягко уточнила Блодвин. Она осмелилась подойти и снова взять Сола за руку, ощущая прохладу его пальцев, словно выточенных изо льда, но Сол, казалось, не замечал этого. Его трясло. — Они не молчали ни дня. За столько лет, — его лицо разбила болезненная улыбка. — Я не знаю. Я уже не знаю, какой из голосов был моим. Блодвин никогда не видела демона таким, и это пугало. — Идем ночью, когда будет литься кровь твоих жертв, — взмолился Сол, сам хватая ее за руки. — Получится. Заклинание, которое ты ищешь, которое даст тебе силу, получится. Я знаю. И они знают тоже, потому попытаются тебе помешать. Я это вижу! Я покажу! Имбас фороснай, свет предвиденья. Его глаза светились только безумием. Сила сводила его с ума. Блодвин чувствовала, как воздух тяжело густеет вокруг, становясь вязким, как кисель, как месячная кровь. Она чуяла, как от меча, прислоненного к стене, растекается темная магия. Отрава, которая свела Сола с ума. Может быть, кто-то из рыцарей умер в палатке лекаря от ран, нанесенных когтями татцельвурма.