Жестока была к нам Айфе, Что колдовала над нами И отослала в море — Четырех лебедей белокрылых. Наша купальня — океанская зыбь, Заливы, укрытые алыми скалами; Вместо меда за отцовским столом Мы пьем воды соленого синего моря. Лебединая песня
Это точно было не очередное испытание — по крайней мере, так задумывалось, но Рона несмело застыла на пороге борделя. Оттуда доносился смех и какая-то музыка, напоминавшая ей о праздниках в доме ее отца, но все равно тревога разрасталась в груди. Другие парни с весельем заходили внутрь, она видела Скерриса, одарившего ее мерзкой ухмылкой, прежде чем войти. Йорген сказал, это тоже часть ритуала. Из тех старых времен, когда Ушедшие молились своим богам и трахались под луной. Йорген с поистине лекарской расчетливостью заявил, что отвлекаться от бесконечных тревог о следующих испытаниях на приятную ночь с женщиной (или несколькими женщинами) очень даже полезно. А еще это была старая традиция: бордель «Лебединая песня» встречал многих знаменитых рыцарей и победителей Турнира. А проигравшие, по крайней мере, умирали счастливыми. Сегодня ночью бордель был закрыт для других посетителей, а у дверей дежурили мрачные Служители в черных одеждах, следя, чтобы никто не проник внутрь — убить одного из участников или попытаться подсказать. Может быть, подсказки и вовсе были мифами. Йорген только сухо улыбнулся, меняя Роне повязки на руке, и посоветовал ни о чем не думать хотя бы одну ночь. Бордель выглядел мрачновато: невысокое покосившееся здание с красной крышей. На вывеске, покачивающейся на ветру, была изображена — надо сказать, с большим усердием — пара белых лебедей, лапы которых сковала серебряная цепочка. Рона мельком вспомнила одну из сказок, в которой влюбленных превратили в пару таких птиц, навечно связанных. И почему кому-то пришло в голову изобразить их над входом в публичный дом?.. Но внутри было тепло, играла музыка, горели свечи, и Рона со вздохом перешагнула порог — одной из последних. Оказавшись в большом зале, заполненном людьми, Рона растерялась. — Ты хотя бы девку голую когда-нибудь видел, Рон? — расхохотался Гервин, увидев ее испуг. — Смотри только без чувств не свались! — Видел, — угрюмо проворчала Рона. — И сколько раз? — не отвязался рыцарь. — Почаще, чем ты! О том, что эта голая девка появлялась в отражении, стоило умолчать. К счастью, Гервин не стал ее донимать, вокруг было гораздо больше интересного — по сравнению с бледным рыжим парнишкой, который выглядел как несчастный девственник, впервые оказавшийся в борделе. Что почти так и было. Она снова осталась одна, Гервин ушел, и в этот раз Рона решила даже не пытаться последовать за ним, несмотря на то, что он зауважал ее после того броска копья, — нет, Рона не хотела привязываться, чтобы потом было не так тяжело терять. Все они рано или поздно умрут, и тогда она сдохнет тоже — лучше бы ее просто сожгли, а не заставляли проходить через все это… Оглянувшись на Тристана, который стоял на пороге и говорил со стражником в черном, следя за своими подопечными понимающим, тоскливым взглядом, Рона обреченно ухмыльнулась и прикрыла дверь, отрезав холодную улицу от распаленного борделя. Рона выглядела бы странно, если бы не сделала как остальные. Хотя Йорген, все потчевавший ее своим отваром из коры, и не рассказал, что стоит делать в такие моменты. Йорген наверняка и не знал о подобных местах… Рона тихо хмыкнула. Потом расскажет ему — когда они вернутся в рощу. А до того времени ей стоит найти тихий угол и насладиться угощениями и музыкой, пока у нее есть такой шанс. Все лучше, чем сидеть в тихой палатке, глядя на меч. Раздумывая, не стоит ли все это закончить гораздо быстрее и проще — теперь Рона знала, какие мысли приходили к ее отцу после смерти матери. И он сдался. Рона вошла в этот странный мир, словно бы шагала во сне. Она подхватила со стола кубок, глотнула вина — оно было крепче, чем наливали в лагере. Наверняка там вино разбавляли, чтобы никто не напился и не устроил пьяную свару. Не опозорил рыцарскую честь. Но в случае с этим домом честь оставалась за порогом, стыдливо пряча глаза. — Эй, рыжик! Не приглядел себе никого на вечер? — раздался рядом с ней ласковый женский голос. Рона замерла, как напуганный зверь, почувствовала, как кровь прилила к лицу, поджигая его в ярко-алое. Перед ней стояла женщина в одной только короткой юбке, под которой наверняка тоже ничего не было, и ласково улыбалась. Ее пышные черные кудри спадали на плечи и на тяжелую грудь, налитую, так и манящую взгляд. Рона почувствовала, что жар охватывает не только ее щеки, но и вспыхивает внутри, между ног, тянущий и требовательный. Должно быть, один взгляд такой женщины стоил дороже, чем Рона могла себе вообразить, но сегодня ночью они развлекались на деньги из казны. Но она все равно колебалась, думая, что не имеет права отвечать. — Что такое, мальчик? — рассмеялась женщина, но это было совсем не обидно. Может, потому что ее зеленые, травяные глаза, как склоны родных гор, успокаивали и заставляли почувствовать себя дома. — Хочешь, пойдем развлечемся? Я сейчас свободна… пока меня не захватил никто из твоих соперников, — лукаво улыбнулась она. — Я… простите, госпожа, я дал обет, — пробормотала Рона, отшатнувшись. Сказка распалась — она вспомнила, кто она и где. — Я не стану обнажаться с женщиной, пока не выиграю Турнир Крови. Такой… путь. Самоотречение. Да. Она сглотнула, напоминая себе, что не должна обнаружить обман, что ей ни в коем случае нельзя раздеваться. Но на мягких губах женщины разожглась другая улыбка, понимающая и немного насмешливая. Конечно, если в этот бордель ходили рыцари, она встречала и более странные обеты, должна была! Рона криво улыбнулась, словно оправдываясь; многие говорили, что ей шла улыбка. — Можешь и не раздеваться, мы что-нибудь придумаем, — успокаивающе заметила женщина и протянула ей красивую тонкую руку. — Идем? Что она теряла? Только, возможно, последнюю ночь свободы. Рона оглянулась на своих товарищей, подумав, что вызовет подозрения, если будет шарахаться от женщин — Гервин и так задавал странные вопросы. К тому же… Рона мелко кивнула, словно не могла поверить, что соглашается. Но она видела, как Скеррис исчез где-то за занавесями в обнимку с двумя полуобнаженными женщинами, а рядом на лавке грубо возился Гервин, залезая под одежду хихикающей девушке, тиская ее грудь. Бедвир увлеченно рассказывал что-то девушке с длинными золотыми волосами. У Роны разбегались глаза, вокруг было слишком много раздетых женских тел, мягких, манящих, и она просто испуганно замерла, потому что никогда прежде не видела таких домов разврата. Она знала, что многие девушки затаскивают деревенских на сеновал, и даже Деррек рассказывал ей о Веснушчатой Бэйле, но Рона никогда не могла представить, что попадет в такое место. Здесь пахло сладко и трепетно, звучал звонкий смех, раздавались отголоски стонов… — Откуда ты, малыш? — спросила у нее эта прекрасная женщина, ведя ее по узкому коридору. Роне пришлось увильнуть в сторону, чтобы не наткнуться на парочку, обжимающуюся прямо по пути в комнату. Она не узнала рыцаря. — Я… э-э, с севера, да, — пробормотала Рона, и ее спутница хихикнула. — Ши’урсгарлад, может, ты слышала? — Боюсь, что нет, — она в притворном расстройстве покачала головой и распахнула небольшую дверцу, ведущую в сильно надушенную комнату. — И это слишком длинно, как мне тебя называть? — Я… Богиня, конечно! Я Аэрон, можно просто Рон, — спохватилась Рона. — Я Иéнна. И это настоящее имя, потому что оно мне нравится почти так же, как и ты, — обворожительно улыбнулась она. Иенна упала на постель, как делала наверняка не раз, но Роне не хотелось об этом думать. Это было представление для нее — и Иенна изогнулась на постели, как кошка, легкая юбка разметалась, открывая белые бедра. — Ты был с женщиной? — томным шепотом уточнила она, извиваясь. Рона прерывисто вздохнула. — Да. Это… не очень хорошо закончилось, — вздрогнула Рона. — Я имею в виду — наши чувства. — О, трагичная любовь! Наверняка она была какой-нибудь миленькой служанкой, я угадала? Не грусти, мой хороший. Ну, наши чувства закончатся замечательно! — пламенно заверила ее Иенна. Она раздвинула ноги, тихо застонала. Была влажной, маняще-нежной, совсем раскрытой, и Рона несмело скользнула в нее кончиками пальцев, все смелея, надавливая глубже, чувствуя, как ее обхватывает Иенна, гладкая, скользкая. Рона перегнулась к ней, продолжая поглаживать пальцами, поцеловала ее шею, ключицу, полные груди с затвердевшими сосками. Она представляла, как, будь она парнем, Иенна скакала бы на ней, вскрикивая, но в том, как та раскинулась на постели, по-королевски позволяя ласкать и изучать ее, будто реликвию, было что-то прекрасное, невиданное. Рона совсем потерялась во времени, когда Иенна ласково толкнула ее голову ниже, шире разводя бедра. Ее пальцы впились Роне в волосы — по-прежнему непривычно короткие. Кровать в узкой комнате была небольшой, и Рона оказалась на коленях, утопая в мягкой шкуре, брошенной на пол, а Иенна сползла ниже, чтобы ей было удобнее. Она приподнялась на локте, довольно глядя на нее, и мечтательно улыбнулась: — Сегодня я побуду твоей госпожой, хорошо, мальчик-рыцарь? Сделаешь своей владычице приятно? Рона вдруг вспышкой припомнила Блодвин, ее негромкий мелодичный голос, ее бледную кожу, большие синие глаза, ее тонкие пальцы… пальцы, которые могли бы точно так же вплестись в ее волосы. Интересно, какой она была под тем красивым платьем — наверняка худощавой, с острыми выступами позвонков на спине, но внизу — такой же горячей и распаленной, как любая женщина, охваченная страстью. Тянущее чувство становилось невыносимым, и Рона тихо застонала, вжимаясь щекой в бедро Иенны — и тут же быстро прикусила язык, сознавая, что этот стон мог оказаться слишком несдержанным. Слишком женским. Но Иенна только удовлетворенно улыбнулась: — Так вот о чем ты мечтаешь, да? Чтобы принцесса поставила тебя на колени. — Как я могу дерзнуть на такое, ваше высочество, — прохрипела Рона, прикрыв глаза, и ей и впрямь казалось, что она разговаривает с принцессой Блодвин, как-то оказавшейся в этой маленькой комнатке, среди шелков, стонов и разврата. — Ну что ты, ведь принцессе тоже нужно чувствовать себя любимой, — в сладком голосе Иенны послышалось что-то утешающее. — Ты же сделаешь все ради этого? — Все, — согласилась Рона. Неважно, кем была эта женщина перед ней: игривой шлюхой или ледяной принцессой, она просто хотела доставить ей удовольствие, и это желание странно вспыхнуло у нее в голове путеводной звездой, и она улыбнулась, прежде чем прижаться губами к ней, такой пылающей и мокрой.***
Иенна долго не хотела ее отпускать, упрашивая остаться до утра, но Рона боялась, что попросту заснет, уткнувшись лицом в ее мягкую грудь, и тогда девушка игриво скользнет под одежду, чтобы ее разбудить… И всем играм придет конец — может, Служители что и придумают, но тогда Иенне придется расстаться с очаровательной головой. В конце концов Иенна устала убеждать, — а может, Рона выглядела достаточно обеспокоенной, твердя, что боится нарушить обет. Что случается в таком случае с рыцарями, она представляла смутно, но Иенна не стала спорить, только нежно поцеловала ухо и взяла обещание, что Рона обязательно вернется. Она хотела просто уйти, добраться до яблоневой рощи и рухнуть спать, чтобы все воспоминания растворились в ночи. Но было еще рано. Внизу наверняка осталось вино… Рона медленно брела по коридору, опираясь на стену, и думала о своем, снова и снова — о Дерреке и Иворе. Как бы она рассказывала им про свое приключение в борделе, про эту дивную девушку, Иенну… Из мыслей ее вырвало то, что одна из дверей оказалась приоткрыта. В борделе уже было тише, стоны доносились с нижних этажей, а в этих гости могли отдохнуть… Вот только Рона различила за той дверью Скерриса Нейдрвена — он сидел на кровати и разговаривал с каким-то незнакомым человеком, одетым в душный плащ с капюшоном, скрывающий его лицо. Едва ли здесь происходило что-то неприличное; волосы на руках встали дыбом: она поймала Скерриса на обмане! Он слушал чей-то рассказ о будущих испытаниях — что еще он мог делать! Рона задохнулась, осознавая широту возможностей: она могла позвать кого-то из свидетелей, хоть бы Иенну, и тогда ублюдка просто вышвырнут с Турнира… Торопиться было нельзя. Скеррис и человек в черном о чем-то разговаривали — неспешно, не подозревая, что за ними следят. Рона прислонилась к прохладной стене и прижалась к ней виском. Йорген говорил, что ей нельзя привлекать внимание. Ничего не делать без его дозволения, без дозволения Служителей! Может, ей сбегать вниз, к их молчаливым стражникам? Даже если они не знают, кто она такая, Рона сумеет их убедить, что Скеррис обманывает. Но к тому времени он может уже уйти… Пока Рона думала, дверь неожиданно дрогнула: гость выходил. Она заметалась, ища себе укрытие, подбежала к окну и спряталась за алой занавесью… Рона затаилась, вслушиваясь в легкие шаги гостя Скерриса, как тот спускался вниз по чуть скрипнувшей лестнице. Ее сердце билось так громко, что казалось, он ее услышит. Но все было тихо, и Рона отваживалась отвести занавеску в сторону… И чуть не столкнулась со Скеррисом. Проклятье, он ее обманул?! Он понял, что за ним следили! Рона рванулась, собираясь сбежать: положение безвыходное, Скеррис видел, что она не вышла из своей комнатушки, а выглянула из укрытия. Не успела Рона ничего сделать, как сильная рука толкнула ее к стене, а к горлу прижался ножик. Таким тут резали фрукты, она видела внизу. Несерьезное оружие, но вполне хватит, чтобы проткнуть горло на близком расстоянии. Она гулко сглотнула. Скеррис нехорошо прищурился и затащил ее в свою комнату, продолжая удерживать нож у горла Роны, а другой рукой стал возиться с замком. Если постараться, Рона могла бы выбить дверцу, но ей вовсе не хотелось рисковать своей шеей. Ее противник молчал, разглядывая Рону со всех сторон. — Что тебе нужно, Нейдрвен? — свирепо зашипела Рона. Голос едва не сорвался, но в удушливом шепоте все равно было не разобрать. Она злобно смотрела на его ликующее лицо, особо невыносимое теперь, когда она знала, что проклятый Скеррис мог быть на месте Ивора, если б не был предупрежден о драконе… Не нужно быть дурой: скорее всего, они погибли бы там все вместе. Знание не спасет от острых когтей и тяжелого хвоста. Рона стиснула зубы: не хотелось признавать, что она жива только благодарю этому уебку, но… Внезапная догадка заставила ее скривиться: она и сама пользовалась Служителями, чтобы выжить, а значит, стоила Скерриса. Не ей было его обвинять. — Не волнуйся, я не собираюсь тебя убивать! Это наверняка раскроют, а я не хочу познакомиться с палачом! Я просто не люблю, когда за мной подсматривают, это очень неприлично, — проговорил Скеррис напевно, словно издевательски. — Но я готов забыть про это, такой я великодушный. За одну маленькую услугу… — Какую? — мрачно спросила Рона, чувствуя себя псом, которого дергают за поводок. Скеррис ее не отпустит, да и ей нечем доказать, что он пользовался подсказками. — Поцелуй. — Сдурел?! — дернулась Рона, отскакивая от него на шаг. Скеррис победно усмехался, и ей жутко хотелось стереть эту надменную ухмылку с его лица кулаками, но на шум наверняка сбежались бы, и тогда ее вышвырнут с Турнира за развязанную драку — нечего и надеяться, что этот мерзкий южанин не вывернет все в свою сторону. Он дожидался, молчал, давая ей время взвесить решение. И выглядел слишком торжествующе. Больше, чем после убийства дракона. В конце концов, Рона знала, что в этих стенах делали и более мерзкие вещи и, возможно, делали прямо сейчас где-то под ними, в одной из тесных комнат, поэтому она нехотя выдавила, показывая всем своим видом отвращение: — Ладно. Хорошо. Но только один. Она зажмурилась, а потом почувствовала, как они стукнулись зубами. Скеррис вовсе не был таким мягким и податливым, как ласковая Иенна, и Роне захотелось скорее вывернуться, но прежде какая-то огненная мысль взыграла в ней, и она почему-то подумала, что сможет пребольно куснуть Скерриса за язык, нагло скользнувший ей в рот… Но он первый отстранился и надменно наблюдал, как Рона злобно напоказ вытирает рот рукой. В горах именно так и сделали бы — еще бы в морду дали. — Так и знал! — рассмеялся Скеррис, радостный, почти восхищенный, словно уже выиграл турнир. — Девчонка! Потрясающе! Рона так и замерла, поднеся руку ко рту. В животе у нее что-то перевернулось, и она даже не смогла поспорить… и поняла, что упустила момент. Он все прочитал по ее лицу, и она вдруг попятилась, споткнулась обо что-то и упала, растерянно шаря руками рядом с собой. У нее не было меча на поясе, и это странно сбивало с толку. Единственным, что оставалось из настоящего, был смех Скерриса. Он не был обидным или торжествующим. Кажется, Скеррису просто было весело. Словно спустя долгое время он наконец-то нашел то, что его развлекло. Когда Рона подняла голову, то увидела, что он почему-то протягивает ей руку. — Ты не будешь никому рассказывать? — недоверчиво спросила она, поднимаясь. Пришлось запихнуть гордость куда подальше, потому что, видит Богиня, она была слишком ошарашена, чтобы отказываться от его помощи. — Нет, это даже весело! — хмыкнул Скеррис, сверкая глазами. — Всех этих придурков отымела девчонка! Пока они визжали и звали мамочку в кустах, ты просто схватила копье и зашвырнула в дракона, и… блядь, это было горячо! Была бы ты парнем, я бы все равно тебе дал. Рона растерянно смотрела на него, не понимая, что такого произошло со Скеррисом, который хотел ее растоптать и вышвырнуть прочь. Все эти издевки, его обидные слова… Первое испытание, должно быть, случилось, вот что. Напомнило им, что на Турнире они все равны, что каждый из них одинаково легко может отправиться к праотцам по ту сторону костра. Что-то тяжелое откатило от сердца, и она неловко ухмыльнулась: — Извини, что ты там говорил? — Насчет того, что был бы не против тебя объездить? Тебя-парня, ты поняла. Говорят, на севере хорошо пьют и еще лучше трахаются, но у меня не было повода проверить… — он неопределенно взмахнул рукой, и Рона невольно оскалилась: да, заедь этот ублюдок в такую глушь, как Сучья Щель, с него бы там быстро спесь сбили. Топором. — Я про твое предложение… объединиться, — медленно сказала Рона. Скеррис болтал много, сыпал словами, но ей удалось ухватиться за мысль о том, что Тристан прав: работать вместе получается гораздо удачнее. И так можно дотянуть до поединков, — а там уж решит судьба. — Мне нужен кто-то на подхвате, — с готовностью откликнулся Скеррис. — Во время первого испытания я лишился Филипа и Брина, они ебаные дураки, поэтому мне понадобится кто-то надежный. — К счастью, он хотя бы помнил их имена, но Роне все равно захотелось закатить глаза оттого, как скоро он смирился с утратой… Хотя она была не лучше, Ивор умер вчера, а она уже думала о девках и вине… — И мне нужен союзник, умеющий думать, а ты явно можешь использовать голову не только для удовлетворения шлюх! — продолжал увещевать Скеррис, принявший промелькнувшую на ее лице печаль за колебания. — Кстати, не могу не спросить насчет того, как вы с госпожой Иенной… — Заткнись. Так, значит, это я буду на подхвате? — выразительно спросила Рона. — Подумай над этим! — он мигом посерьезнел. — У тебя отлично получается выполнять приказы, в чем мы уже убедились. У меня больше опыта в бою. Они будут бросать нас на драконов, закинут в пещеру слагов, отправят выживать без припасов в дремучий лес! Это не ради веселья или толпы, которая хочет хорошее зрелище. Это жертва. — Я знаю, — вздохнула Рона. — Может быть, лучше тебя. Но я готова согласиться, если ты не будешь сильно наглеть и командовать мной. Забыл, что сказал нам Тристан? Мы все равны! — Конечно, — ухмыльнулся Скеррис. — Ты не пожалеешь, я тебе обещаю! Я уже знаю, что будет в следующем испытании, — добавил он с гордостью. Рона была вынуждена смириться и кивнуть. В конце концов, Йорген не спешил делиться с ней никакими сведениями, и ей приходилось выживать самой… даже если придется какое-то время потерпеть этого надменного ублюдка. Она знала, что на испытаниях многое может случиться. И что никто не разберется, дракон задавил Скерриса или это она толкнула его прямо навстречу зверю… Рона хищно улыбнулась и кивнула на дверь, намекая, что не собирается оставаться здесь дольше нужного. Скеррис состроил рожу: — Эй, мы можем посидеть тут, узнать друг друга получше! У меня есть вино! Скажи хоть, как тебя зовут. Ему было скучно, чрезвычайно скучно. Рона скрестила руки на груди, вцепляясь в него сердитым взглядом, бесясь от невозможности врезать ему по лицу — наверняка это не укроется от взгляда Тристана, а фингал под глазом — это не те отметины, которые обычно выносят из борделя. Впрочем, Скеррис производил впечатление человека, любящего пробовать… всякое. Она мрачно хмыкнула: — Меня зовут Аэрона. Как видишь, ничего не изменилось, ты не узнал мою самую страшную тайну. А теперь просто дай мне уйти. Можешь страдать здесь какой угодно херней, я найду, где выпить, если захочу. — Так все-таки у тебя есть страшная тайна! — ликующе хмыкнул Скеррис. — Ладно, не кипятись. Уже отпираю. Он и впрямь поднялся с кровати, на которой развалился, довольный, как десять сытых котов, повозился с замком, но не спешил распахивать дверь перед Роной. Они снова оказались нос к носу, и он довольно осклабился: — Может, еще один поцелуй?.. — Сапоги мои можешь поцеловать, — огрызнулась Рона, навалившись на дверь плечом. — Выеби кого-нибудь и успокойся! Увидимся завтра с утра, расскажешь про испытание!***
Идти обратно в рощу было рано, поэтому Рона отправилась в небольшой садик на заднем дворе борделя. Она узнала о нем случайно: заметила колыхание ветвей, когда проходила мимо окна, усталая и неприкаянная. Рона представила, как Иенна в свободное время отдыхает в саду, мечтательно вздыхая — должна же она о чем-то мечтать? Жаль, Роне не довелось спросить, все случилось так быстро, но хорошо… Она помотала головой, отгоняя искушение вернуться в комнату Иенны и, даже если не найдет ее там, заснуть на постели, вдыхая сладкий запах ее тела. Мысли об Иенне захватили ее, и Рона не сразу заметила, что в саду она не одна. На ступенях, ведущих к цветочным зарослям, сидел кто-то из рыцарей и курил трубку, выпуская клубы сизого дыма. Рона попятилась, но потом в ночной темноте рассмотрела Тарина, такого же одинокого, как и в первый раз, когда она его увидела. Кудрявый красивый юноша, ради ночи с которым многие девицы из дома за их спинами выстроились бы в очередь, оставался снаружи. Не в жарких объятиях, а наедине с собой. — Ты же Аэрон, да? Хочешь? — спросил Тарин, показывая ей трубку. Она вдруг вспомнила дядюшку Оуэйна, старого торговца, который объездил весь север. Он любил сидеть в трактире, покуривать трубку и рассказывать последние сплетни, которые узнал в соседних землях. Воспоминание о нем оказалось таким далеким… Рона растерянно покачала головой: — Нет, я как-то… не привык. Можно просто здесь посидеть? Я не буду мешать. — Конечно, — улыбнулся Тарин, кивнув на ступени рядом, а потом на сад: — Приятное место. Говорят, когда розы расцветают, девушки устилают постели лепестками. Невольно улыбнувшись, представив голую прекрасную Иенну на розах, Рона села рядом. Тарин казался молчаливым, совсем не похожим на Скерриса, хотя по статусу он был куда выше Нейдрвена — еще бы, будущий муж королевы! Рона исподтишка рассматривала его, гадая, почему в такое время он оказался на улице, словно никому не нужный щенок… — Ты правда любишь принцессу? — спросила Рона, чувствуя себя глупо. — Поэтому ты не выбрал себе девушку на ночь? — Это… сложно, — вздохнул Тарин. Он выглядел несчастным, словно и сам не знал, чего хочет. Рона придвинулась ближе — потому что Тарин казался таким одиноким и потому что ночь была холодной, пробиралась ледяными пальцами под рубаху. — Я не могу позволить себе многое, — признался Тарин. — Я же будущий король! И если кто-то увидит… — он безнадежно махнул рукой. Вообразив, как Скеррис подговаривает одну из девушек переспать с Тарином, чтобы потом рассказать все и как-нибудь подставить его, Рона скривилась. И ведь Нейдрвен мог бы это провернуть, ему хватило бы подлости. Разве он не силой заставил ее объединиться? Конечно, Скеррис не бросался угрозами слишком явно, но его тон показался Роне опасным. — А ты здесь как оказался? — сочувственно спросил Тарин, выдыхая дым. — Неужели попалась неумелая девушка? — Нет… просто не могу уснуть. Все вспоминаю дракона… то есть татцельвурма, — сказала Рона, вспомнив замудренное название из хладнокровных объяснений Йоргена. — Кое-что мне не дает покоя. Когда он накинулся на нас, он был голодный. Это все подстроено, чтобы нас рвали на части и было больше крови. — Конечно, подстроено! — горько рассмеялся Тарин, взмахнул рукой на бордель. — И эта ночь тоже. Это часть старого ритуала. Жертвам положены лучшие вина и девственницы. Только дев в «Лебединой песни» не найдется, но Служители стараются, чтобы наша кончина была счастливой. — А если мое тело довольно, а душа страдает? — Не думаю, что их волнует душа, — вздохнул Тарин. — Иначе они просто собрали бы по чарке крови с каждого рода и вылили на камни. Это был опасный разговор, почти еретический. Но какая разница, если они уже обречены? Безнадежность в голосе Тарина настраивала на такой же лад и Рону, которая сидела, повесив голову, и рассматривала свои руки. Они никогда не были нежными, девичьими белыми ручками, но сейчас ладони огрубели от того, сколько времени она проводила с мечом. Но разве меч защитил ее от дракона? Разве она могла что-то сделать, когда ее другу проломили голову? — Какая она — принцесса? — тихо спросила Рона. — Стоит того, чтобы за нее умереть? Тарин откинулся на ступени и посмотрел на луну, словно та напоминала ему о хищном бледном лице Блодвин. Вслушиваясь в шелест листвы, Рона терпеливо дожидалась ответа. Ей некуда было спешить — может, стоило отвести ночь не для пьянства и женщин, а для тяжелых мыслей и оплакивания погибших? — Она своенравная, — сказал Тарин. — Казалась мне тихой, но потом я понял, что она умна и горда. Очень горда. Хотя меня удивили ее слова о том, что Блодвин нужен рядом равный ей. Может быть, она все-таки одинока… Нам не приходилось много разговаривать. Для нее это всего лишь долг. Рона вздохнула, представив утонченную принцессу. Что она делает ночью? Наверняка спит, свернувшись клубком под одеялом — почему-то Рона представляла ее именно так. А может, Блодвин до сих пор занята государственными делами? Решает, кого миловать, а кого заковать и бросить в темницу. В принцессе странно сочетались суровость и хрупкость. Рона помнила, как ее тонкие пальцы держали тяжелый меч, который многие рыцари подняли бы только с большим усилием. Это восхищало и завораживало. — Знаю этот мечтательный взгляд. Тоже думаешь, что заслужишь милость принцессы? — спросил Тарин с тоской. Как будто знал, что все это безнадежно: даже если выиграешь Турнир Крови и прославишься, растопить ледяное сердце Блодвин будет сложнее. — Может быть, она поцелует нас на прощание. Перед костром. — Гораздо лучше, чем целоваться со Скеррисом, — проворчала себе под нос Рона. Это вдруг развеселило Тарина; его лицо осветилось улыбкой среди дыма: — Что? Этот змей к тебе приставал? — он рассмеялся. — Помню, он и мне предлагал переспать. Говорил, что хочет затащить к себе в постель саму принцессу, но, поскольку ее честь бешено охраняет тетка, начнет с ее жениха. — Но это же… неправильно, — с сомнением произнесла Рона. Дети Великой крови обязаны были передать свой дар дальше, своим потомкам. Сделать так, чтобы магия и сила не иссякли окончательно, не покинули Эйриу. И развлекаться так, как Скеррис, казалось кощунственным и неверным, словно он насмехался над всеми запретами. Но так Рона думала раньше, а теперь соблюдать законы Вороньей Богини казалось ей бесполезным делом. — Скеррис хорошо умеет только убивать, — сказал Тарин. — С остальным у него не ладится. Мы никогда не были друзьями, но росли рядом, здесь, в Афале. И я уверен, что он без колебаний убьет меня, если придется. Для него люди ничего не значат. — А ты? — тихо спросила Рона. — Я должен прославиться, — неловко пожал плечами Тарин, вдруг превратившись в неуверенного мальчишку. — Не хочу остаться в истории тем, кто просто женился на принцессе. Рона кивнула. — Понимаю. Когда ты парень из маленькой северной деревни, все, о чем ты можешь мечтать, это слава на Турнире, — сказала она. Рона привыкла к этой истории, сроднилась с ней и даже начала в нее верить. Она же и правда хотела однажды покинуть родные края и узнать мир, побывать в Афале, о котором много раз слышала от дяди, когда тот, хлебнув вина в праздничный день, вспоминал, как королева Аоибхинн награждала его ландышевым венком. — Наверное, сидя дома у камина, я и мог представлять, как расправляюсь с соперниками, как зарабатываю любовь принцессы. Но в реальности все совсем не так. — Может, все-таки трубку? — Давай, что уж теперь, — смирилась Рона. И чуть не умерла от дикого приступа кашля после первого глотка дыма. Тарин сидел рядом и улыбался.