В моём доме завяли все цветы.
То ли из-за отсутствия тебя,
То ли воды.
Элли на маковом поле – «Где ты»
***
Кругом была тьма. В тишине раздавались мерные и редкие падения капелек воды. Саша попробовал открыть глаза, но повязка, которой он очень удивился, мешала осмотреться и оценить ситуацию. Парень по началу не понимал: очнулся ли или просто был в бессознательном состоянии. В голове стоял звон, словно отзвук сильного удара. В нос бил запах плесени и сырости, от которого кружилась голова. Он попытался избавиться от ткани, но руки были крепко привязаны к чему-то сзади. И с каждым движением жёсткие верёвки причиняли всё больше дискомфорта, а ноги Саша уже переставал чувствовать. В голову закрадывались тревожные мысли, накручивая нервы, как прядильщица шёлковую пряжу. Но, по крайней мере, он здесь один. Наверное. И пока есть возможность, Саша попытался вернуть ясность ума и стал рассуждать, за что он здесь. Правда спустя одну минуту, три, пятнадцать, пол часа, а может и час – в этом месте время перестало существовать – он так и не пришёл ни к чему. Парень изо всех сил держал себя в руках и не поддавался панике, но что-то изнутри кричало, что ничем хорошим это всё не закончится. Саша замычал от боли, с трудом разминаясь, из-за неприятного жжения и покалывания в ногах. Ступнёй он случайно дотронулся до чего-то холодного, что начал с опаской ощупывать. По форме и рельефу напоминало металлический прут, но за этим простым действием он случайно его толкнул – железяка с громким скрежетом покатилась в сторону. Саша чуть не поседел. Он проклинал своё любопытство, из-за которого он привлёк чьё-то внимание. Мерные шаги пугали своей массивностью, но в один миг всё затихло – а затем дверь с лязгом распахнулась. Маленькое холодное помещение окутал горький сигаретный дым. Он узнал этот запах – подобные курил Паша. Саша подумал, что, может, это просто его неудавшийся розыгрыш? Грудь вздымалась всё быстрее и быстрее, особенно неприятно было в нескольких сантиметрах от своего лица ощущать чужое дыхание. От незнакомца несло пивом и перегаром. Сашу грубо схватили за волосы, запрокидывая голову назад. Его захлестнула волна паники: он боялся, что сейчас с ним могут сделать что угодно, без возможности как-то защититься. — Ну наконец-то ты очнулся, — он продолжил держать голову Саши в таком положении. — Вечер в хату, гад мелкий. Прозвучал тихий смешок, перерастающий в злорадный смех. Он окружил парня, заволакивая в свои мерзкие «объятия». Саша дрожал. В глазах появлялись маленькие искры. То ли от холода, то ли от боли чертовски знобило. — Ну и чего ты, милашка? Испугался? — кокетливо продолжил мужчина. Лицо Саши приобрело озадаченный вид. От одной мысли бросало в дрожь: быть такого не может, чтобы каратель настолько был, в худшем понимании этого слова, заинтересован им. Комаров, не придумав ничего лучше, в панике постарался освободиться, позвать на помощь кого-нибудь, но все эти попытки пресеклись не самым приятным методом. — Хватит. Никто не спасёт, — голос изменился до неузнаваемости. Мужчина медленно надавил своей ногой на ступню парня. Саша завопил. Он продолжал дёргаться из стороны в сторону, извиваться, как уж на сковородке, но убрать ногу физически не мог. Комарова бросило в холодный пот, а зубы были стиснуты до писка в голове. Хоть мужчина и убрал свою ногу спустя время, Саша всё ещё прерывисто дышал; синяк на месте жжения точно останется. Но неожиданно он ощутил тяжесть на своих бёдрах. Парень машинально постарался сжаться и спрятаться от чужого лица. Хоть Саша и не видел, кто перед ним, но мозг продолжал вырисовывать не самые привлекательные черты, особенно ледяной взгляд, будто смотрящий насквозь. — Ну что ж, мне сказали повозиться с тобой как можно дольше, — мужчина, чуть наклонившись назад и сделав затяжку, выпустил облако дыма прямо в Сашу. — Быстро ты не отмучаешься. Парень не сдерживал кашель. Он ненавидел сигаретный дым: из-за него всегда раскалывалась голова. Но затем каратель резко затушил окурок о голый торс Комарова. Саша пытался позвать на помощь, но он продолжал прижимать сигарету всё сильнее, не позволяя парню вырваться. В этот момент Саша ощутил весь ужас верёвок, которые не позволяли хоть как-то спасти себя от этой пытки. — О, ты хочешь что-то сказать... — злорадно улыбнувшись, мужчина осторожно поддел кончик скотча, закрывающий Саше рот, и резко отодрал его под душераздирающий стон. Саша жадно вдыхал воздух, опустив голову вниз. Он боялся сказать лишнего, но трудно было удержать мольбу внутри себя. — ХВАТИТ, ПОЖАЛУЙСТА! Заткнула Сашу молниеносная боль от кулака, который чуть ли не сломал его челюсть. — Ой, ну только без визгов. Саша дрожал. Он старался стряхнуть оцепенение и ужасно боялся представить хотя бы на секунду, что его ещё ждёт, когда уже сейчас происходит полный пиздец. И из-за голоса, который он возненавидел, собраться с мыслями никак не получалось. Мужчина вслух задумчиво рассуждал, что сделать с Сашей. И говорил он это максимально непринужденно, будто бы выбирал, что съесть на ужин. Саша мысленно умолял, чтобы это закончилось, едва качая головой из стороны в сторону. Каждое чужое слово разбивало все его надежды. И тут Сашу сразу же схватили за горло, перекрывая доступ к кислороду. На лбу проступили капельки пота, шея была словно в огне. Парень едва безрезультатно совершал резкие движения телом, не мог сделать полноценный вдох и просто чувствовал, как терял сознание. Громкий стук сердца. Страх. Саша бы точно умер, но слава Богу зашёл кто-то третий. — Можем начинать, он дал добро, — ещё один человек прошёл в помещение. — А я смотрю, у вас здесь веселье в самом разгаре. Комаров начал откашливаться и жадно вдыхать затхлый воздух, который казался ему, наверное, самым свежим в мире. — И ты до сих пор его не отвязал от стула? С ним же ничего не сделаешь в таком положении, — второй каратель ненадолго затих, а после прошёлся по помещению и встал позади Саши. — Как раз собирался. Саша молча вслушивался в короткий диалог, прерывисто вздыхая; он ещё не отошёл от шока. А спустя мгновение почувствовал невероятное облегчение. Остатки верёвок упали на пол, а следы на коже от них слегка обдувались холодным, но таким приятным сквозняком. По ощущениям, Комаров мог бы сейчас резво встать и убежать прочь от этого кошмара, но в действительности банально размять пальцами ног у него получалось с трудом, конечности будто не слушались. — Вставай, ублюдок, — раздражённо проговорил голос из-за спины. Саша нервно сглотнул. Перенести вес на ватные ноги, чтобы подняться, он не мог физически. — Я кому говорю! — тут надзиратель не выдержал и толкнул стул вместе Сашей со всей силой ногой, отчего парень встретился чуть ли не лицом с бетонным полом с громким стоном. Саша постарался встать на колени, что получилось с попытки десятой из-за слабости по всему телу. — Э-э-э, брат, ты это, не убей его. А то нам ой как влетит. — Ты видел моё лицо?! Эта тварь меня прикладом избила, я с ним любезничать не собираюсь. Оба человека встали вокруг Саши, презрительно наблюдая за ним с высока. Они стали пинать ногами Сашу в живот, в грудь, в пах – куда угодно, словно он бесполезный мешок картошки. Саша стонал и, сгибаясь в три погибели, всеми силами старался защитится, но боль не прекращалась и волнами парализовывала тело. Благо длилось это не так уж долго, и он, весь дрожащий, лежал на боку в страхе за собственную жизнь. Во рту был металлический привкус. Никогда боль не была настолько невыносимой. — Пора тебя, придурок, с небес на землю спустить, — он, нагнувшись к полу, взял Сашу за волосы и поднял его голову вверх. — Здесь тебе не отдых на море. Мы с тебя кожу сдерём, если хоть как-то будешь сопротивляться. — И это ждёт не только тебя, но и всех твоих близких. Так что, будь паинькой и слушай старших. — …Я не пойму, чё ты с ним заигрываешь? Комаров, после встречи виском с бетонным полом, молча внимал и не осмеливался хоть как-то двигаться. Он чувствовал себя дурно, а в ушах стоял писк. Саша лишь мечтал, чтобы это всё закончилось; хотел оспорить каждое слово карателей, но боялся ещё более кровавых последствий. И, неожиданно для себя, он отключился.***
… Всё та же тьма, сырость, адская боль. В голове одна только мысль: «Твою мать, это не сон!» Но из мрака доносились какие-то голоса. Саша попытался сконцентрироваться. — …Нужно разобраться с делами, а пока, делайте всё то, что и вчера. Я проконтролирую. — Да без проблем, любой каприз за Ваши деньг-… Всё затихло. — И не забудьте про сбор. Работайте. Раздались грузные отдаляющиеся шаги, дверь с хлопком захлопнулась. Саша нервно сглотнул. — Э-эй, доброе утро, подъём. Саша потихоньку приходил в сознание от лёгких шлепков по лицу. Разум всё ещё был во мраке, поэтому он какое-то время пробыл в некой прострации и просто слушал чужие голоса. — Дай-ка… Но парень постепенно стал вспоминать, в каком положении находился. Ужасно болели суставы рук, а верёвки крепко привязывали кисти, растянутые в стороны, к чему-то металлическому сверху; ногами он едва касался пола. Тут всё тело парализовало электрическим током. Саша не сдержал крик от оглушительного удара, который, по ощущениям, длился несколько минут. — Проснись и пой, сука, добро пожаловать в новую жизнь. Саша поник головой и судорожно дышал. Он до сих пор не мог отойти от этого удара. В горле образовался ком из обиды, страха и ненависти к этим двум людям, которые кружат вокруг него, словно стервятники. А ведь Комаров даже их в лицо не знает. — Ой, да не притворяйся мёртвым, милашка, ещё успеешь. У нас есть для тебя маленький сюрпри-из, — проговорил другой человек слева, будто заигрывая. Тут что-то дотронулось до тела Саши, из-за чего он шуганулся. Какие-то длинные и тонкие полоски, по ощущениям, из кожи. Раздался тихий смешок, а за ним удар. Плеть. Рассечённая кожа была в невыносимом огне. Саша задрал голову; стон был не то человеческий, не то звериный. Это повторилось, а удары становились всё чаще и чаще. Торс, наверное, был весь в узоре из красных полос. И самым ужасным было то, что Саша не в силах был прекратить это – не мог потерять сознание. — Блять, ты его избиваешь или поглаживаешь? Смотри и учись, — человек рядом выхватил из чужих рук орудие, начиная с ещё большим замахом бить по Саше. Саша сжался и старался как-нибудь увернуться, чем делал себе ещё хуже. Он кричал, чтобы они прекратили, но Комарова словно игнорировали. — ДА ЧТО Я ВАМ СДЕЛАЛ?! — выпалил парень, из-за чего каратель остановился. Снова гнетущая тишина, в которой Саша отчётливо слышал своё сбившееся дыхание. Он до боли прикусил язык, проклиная себя за эти слова: атмосфера накалялась. — А ты ничего не обязан знать, — начал с улыбкой говорить каратель, перебирая в руках небольшие круглые плетёные косички, — кроме того, что у меня к тебе есть личные счёты… Мудила. По телу пробежался табун мурашек. Раздался тихий шелест металла. — Мне очень жаль… Я-я… Я клянусь, я ничего никому не скажу. Только, умоляю... Отпустите ме- Резко что-то надрезало кожу от живота до груди по диагонали, а после было приставлено к шее. — Ты отсюда вообще живым не уйдешь, понял?! Саша поднял голову так высоко, чтобы не чувствовать нож, едва сдерживая слёзы. — Я спросил, ты меня понял?! — он надавил на лезвие. — Паша-Паша-Паша, мать твою, успокойся, — второй оттянул руку с ножом от шеи Саши. Первый недовольно проматерился под нос и, спустя недолгую паузу, направился к выходу. — Сделай чё-нить с его телом, а то реально сдохнет от потери крови. Раздался хлопок двери, облегченный выдох второго человека в помещении, а Саша всё ещё на иголках. Его сильно трясло от шока, он ожидал подвоха – всё ещё не закончилось. Но тут он с грохотом свалился на пол, словно мешок слякоти, едва дыша. — Я к тебе скоро вернусь. Раздался чужой тяжёлый вздох, а за ним – резкий хлопок двери. И вот, Саша снова один. Замученный, подавленный и разбитый. Из-за проклятой боли Саша не мог мыслить – просто лежал и скулил, пытаясь сделать полноценный вдох. Но одно он знал точно, он ненавидел этих животных (вряд ли их можно было назвать людьми), за каждое слово, действие и очень жалел, что не убил тогда одного из них. Но после ненависть сменилась агонией, затем страхом, а потом снова неукротимой ненавистью – всё по кругу. Он категорически запутался в своём состоянии и не понимал, за что сволочь Судьба уготовила ему такую участь. Но ещё сильнее он был озадачен простым именем, о котором бы и не вспомнил из-за нескончаемой боли, если бы его карателя не звали также. Он надеялся, что его Паша, которого он сильно любил, сейчас не находится в чьём-то плену и уже ищет его. Он вытащит Комарова из темноты. «Иначе никак. Иначе никак. Иначе никак, — самовнушал себе Саша». На глазах наворачивались слёзы. Вскоре о себе дали знать физиологические потребности, которые сводили с ума. Во рту он не мог избавиться от ощущения терпкости, а живот начинал настойчивее напоминать о себе. То Саша скручивался от боли, то она стихала, оставляя наедине со своими мыслями. От этих качель раскалывалась голова. Саша потер лицо, измождённо промычав, но остановился, когда на глазах почувствовал ткань. Сначала он хотел её снять, но резко остановил себя. Он боялся что, из-за этого простого действия, ему крупно достанется, а, может, ещё и руки оторвут. Саша скрутился в клубочек и постарался хоть как-то согреться. В подвале если не минусовая, то близкая к нулю температура. Пока есть возможность избежать хотя бы на миг пыток, Саша попытался уснуть. Но не успел Саша опомниться, как один из мучителей сразу же вернулся в помещение. Длинные пальцы юрко обхватили его шею, а после Саша крепко вцепился в чужую сильную руку, поднявшую его вверх. Снова ёбанная нехватка воздуха, невыносимый дискомфорт в горле. Саша вымотался быть постоянно в роли жертвы – в какой-то момент он ослабил свои руки, чего не скажешь о карателе. Дальше всё было как в тумане. Его бросали в углы камеры, затем продолжали бить, не давая передышки. Насмехались над ним, угрожали, и снова избивали то ногами, то резиновыми дубинками. Один раз получил в грудь арматурой, когда окончательно разозлил того Павла. Большую часть времени Саша не мог избавиться от ощущения, что это всё происходило не с ним. Но, когда эти звери наигрывались с ним, у Саши были перерывы. И каждый перерыв всё реже и реже оставался в памяти; Комаров постоянно был в оцепенении, предсмертном состоянии, из-за чего не мог привыкнуть к агонии. Эти круги ада не заканчивались. Всё дошло до того, что Саша банально был разбит на миллион осколков – были мысли просто умереть от чужих рук. Он не пытался считать время, сколько пробыл здесь. Всё слилось в один бесконечный день, а надежд на его прекращение оставалось всё меньше и меньше. Сашу снова подняли за волосы. Он не старался выбраться, сил не осталось. Просто смиренно позволил им завести собственные руки за спину, а следом соединить их наручниками и бросить собственное тело на пол. Они не торопились возвращаться, парень ещё очень долгое время валялся на холодном полу в одиночестве. Очень сильно болели плечи из-за залома, и Саша уже не выдерживал. Ни физически, ни морально. Его душило вечное ощущение беспомощности, доводя до истощения, доводя до нескончаемых слёз. Он не хотел верить, что теперь он навсегда один, но всё говорило об обратном. Бесшумно раздался крик души, после тяжёлые всхлипы. Сохранились лишь воспоминания, особо между собой не связанные – картинки, окруженные светом и теплом. Саша с надеждой вспоминал Пашу. Он помнил отрывками все совместные с ним праздники, да и просто маленькие события; помнил все их прогулки, хлопоты — воспоминания так близко, и так далеко одновременно. Прохладный ветерок обдувал тогда лицо. Им предстал совершенно иной город, играющий множеством красок в лучах заката. Золотой, вроде бы. Они всегда любили забираться повыше и провести время за пустыми разговорами, а после с птичьего полёта бегать глазами по небольшим домикам, находить в шуме городской суеты неповторимые мотивы. Саша едва мог вспомнить то беззаботное ощущение, когда хотелось расправить крылья от счастья и взмыть над городом. Саша хотел бы вернуться туда хотя бы на миг. Но надежды уже не было. И прервал его глупые воспоминания скрип двери. — Да будет свет, когда душа во мраке, — величественно проговорил человек и неторопливо подошёл к жертве под звук собственных каблуков. Правда Саше уже было откровенно плевать. — Любовь нежна?! Она груба, порочна, Остра, как шип, и, словно тень, притворна, — он тихо усмехнулся. — Уильям Шекспир, Ромео и Джульетта. Хорошие слова, не так ли?