Под смогом и дымом

Темная комната была освещена уже выходящими из оборота свечами. На стене висело несколько ружей, разумеется, не заряженных, зато баснословно дорогих и невероятно красивых, сделанных признанными мастерами. Один-единственный подсвечник стоял на крепком дубовом столе, за котором расположилась темная фигура, изредка попыхивающая сигарой. На полу под столом распласталась шкура огромного животного, белого медведя с разинутой пастью, смотревшего пустыми глазами-бусинами в пространство перед собой. Перед столом стоял еще один силуэт: сгорбившийся некто в пальто смотрел в пол, приняв позу максимально сжатую и неудобную. Еще одно облачко дыма растворилось в ночном воздухе, и человек, сидящий за столом, заговорил: -- Доктор, доктор, доктор... -- его голос, тихий и вкрадчивый, разорвал неуютную тишину, заполнившую кабинет, на кусочки. Казалось, он этим наслаждался. Он многозначительно вдохнул, будто вспоминая что-то. В словах его отчетливо звучало странное осуждение, скрывающее насмешку. Мужчина подражал матерям, отчитывающим сыновей за порванные во время игры штаны. Наконец он продолжил свою прерванную речь, задумчиво покачивая головой. Голос его был низким, вкрадчивым, как обычно звучат учителя или великие ораторы. Некто стряхнул пепел на лежащую перед собой газету и задумчиво крякнул. -- Что же мне с вами делать, доктор? Второй человек, почти болезненно вжимавший голову в плечи при каждом новом слове, попытался распрямиться, чтобы взглянуть собеседнику в глаза, но не решился. Казалось, будто директор ругал провинившегося ученика перед его родителями. -- Прошу прощения, сэр, я... -- наконец подал голос второй человек. Он звучал так испуганно и робко, что казалось, будто сидящий в кресле собирался по меньшей мере казнить провинившегося в пальто. Несмотря на то, что голос его давно охрип, а сам он много лет как вышел из нежного возраста, когда боятся осуждения начальства, сейчас он трепетал всей душой. Казалось, это были худшие минуты его жизни. Мужчина сжимал руки в кулаки, пряча их в карманы пальто, чтобы не дай Ангел человек напротив не увидел этого и не счел проявлением дерзости. -- Ну-ну, доктор, к чему эти формальности? -- уже не скрывая насмешки, произнес первый, отправляя в небытие еще одно темное колечко. Внезапно человек в пальто буквально рухнул на колени, словно пытаясь слиться с ковром, раствориться в нем и спрятаться от того, что его так пугало. -- Господин! Сэр! Прошу! -- взмолился он, содрогаясь в скрываемых пока что рыданиях. -- Что вы, доктор, что вы... -- покачал головой господин с сигарой, -- мне достаточно простого "хозяин". В любом случае, во мне, в отличии от вас, все еще есть человечность... На последних словах доктор резко поднялся, весь воспрял и бросился к сидящему за столом человеку. -- Спасибо, господин, спасибо! Благодарю вас! Я знал, что вы... -- его голос срывался, словно мужчине не хватало воздуха, а сам он, прижавшись лбом к ногам сидящего напротив человека, мелко дрожал всем телом, сотрясаясь от плохо скрываемых рыданий облегчения. -- Ну-ну, доктор, имейте достоинство, -- мужчина резко отдернул ноги, поскольку человек в пальто отчаянно стремился облобызать его ботинки, -- Кроме того, за мое благородство есть цена. Мужчина в пальто отпрянул, отшатнулся, однако сумел подняться и дрожащим голосом тихо спросил: -- Какая же? -- казалось, его голос едва ли не оборвался на этих словах. В резко расширившихся глазах человека в пальто блестел самый страшный ужас, который только может пережить человек. Улыбаясь во все зубы, среди которых при свете свечи блестел один золотой, господин снова стряхнул пепел на газету, и заговорил: -- Видите ли, доктор, как и вы, я -- человек науки... -- он странно ухмыльнулся, словно вспомнил нечто забавное, -- так что, как и у вас, у меня есть определенный интерес... -- Я не понимаю Вас, господин, -- с каждым произнесенным словом бледнея все сильнее, произнес человек в пальто. -- О, сейчас поймешь, мой дорогой друг! -- со снисходительной улыбкой мужчина взмахнул руками, и пепел с сигары просыпался на стол, но он этого словно не заметил, -- Меня тоже очень интересует магия, доктор. И маги. Особенно одаренные, ты ведь понимаешь меня, мой друг? Белый, как снег, мужчина в пальто попробовал кивнуть, но только нервно дернул головой. Он шатался, глаза его были широко распахнуты. -- Во-от, я же вижу, что ты понимаешь. Так что, доктор, я меняю свой научный интерес на твою и, может быть, кое-чью еще спокойные жизни... подумайте, доктор, какое щедрое предложение с моей стороны! Вы должны ценить эту щедрость! -- Да, сэр, -- едва различимо прошелестел доктор. Казалось, ему было тяжело стоять. -- Ох, и раз уж я сегодня такой добрый, то ты даже сможешь продолжить свою работу... -- окончательно развеселившись, продолжал господин в кресле, -- от моего имени, разумеется... -- Да, сэр, -- еще тише повторил доктор. Он прерывисто дышал, будто ему было мало воздуха или у него случился припадок. -- Но за эту услугу, конечно, тоже нужно будет отдельно заплатить, верно, друг мой? -- с задумчивым видом произнес человек с трубкой, словно спрашивая мнение своего собеседника. -- Да, сэр. -- Ну, как-нибудь попозже, когда мне понадобится твоя услуга. Друзья ведь всегда оказывают друг другу услуги, правда, доктор? -- заулыбался господин. -- Да, сэр. -- Ну, доктор, я вижу, вы не в настроении болтать! -- шутливо нахмурился господин, -- В таком случае, идите домой. Вон, какая славная ночь за окном! -- он вдруг посерьезнел, -- Письмо со всеми указаниями уже лежит на вашем столе. Мои люди придут завтра. Вы меня поняли, доктор? -- Да, сэр. Мужчина в пальто, покачиваясь, вышел из комнаты, с трудом спустился по лестнице и, кивком головы поблагодарив швейцара, скрылся в переплетении улиц. свившихся клубком будущих обстоятельств. Город, полный людей и машин, сейчас спал, только в нескольких окнах на всю улицу горел свет, да сияли с неба вечные наблюдательницы-звезды, горевшие тусклым белоснежным светом в немом участии. Звезды освещали этот город, хотя никто не просил их об этом, звезды указывали путь морякам и пешим путешественникам, звезды дарили вдохновение поэтам всех веков, хотя никогда и не знали об этом. Сложно переоценить их вклад в бренную земную жизнь, однако явно не это занимало сейчас мысли мужчины в пальто, летучей мышью несшегося по ночным улицам. В какой-то момент он резко свернул с улицы, скрывшись в многоквартирном доме, и, коротко кивнув пожилому вахтеру, направился к лестнице. Чем ближе мужчина была к своей собственной квартире, тем тяжелее ему давался подъем, словно какой-то невидимый груз давил на его плечи. Но оттягивать момент возвращения домой бесконечно он не мог, поэтому наконец щелкнул отпирающийся замок, и из освещенной квартиры хором раздались два детских голоса, высокий и низкий: -- Папа!