Ивент №3

      Ты берёшь меня за руку нежно, и я верю, что эта ладонь не причинит мне обыденной боли. Ты тянешь меня в закатную даль, подальше от мирских забот и разочарований, в чудесную страну золотистых лучей и детской наивности. Я покорно следую шаг в шаг. Я не обращаю внимания на покалывание босых ног. Я не чувствую груз покинутых затворов. Ты улыбаешься ярко, будто дрожащий утренний рассвет. Твои глаза будто сапфир и рубин, которых мне никогда не суждено увидеть наяву. Только на страницах потрёпанных книг я могу зацепить этот сияющий образ, ту мимолётную картину величия. Возможно, ты и сам в своём роде драгоценный камень, каких свет не видывал. Я чувствую себя особенной, зная эту небольшую тайну.       Мы заходим в мир пшеничных колосьев, в мир, где солнце пылает так отчаянно, будто боится сгореть раньше времени. Знаешь, я тоже боюсь этого – стать тёмным угольком, одиноко дотлевающим на обочине жизни. Мне кажется, что я действительно понимаю это величественное небесное светило, что я вижу его человеческую суть. Будто пришедший во сне образ, я проникаю в его сознание.       Твой смех такой звонкий и яркий, будто капель ранней весны – я никогда не слышала чего-то настолько же красивого. В твоих движениях лёгкость и честность, призывная открытость. Мне действительно хочется тебе верить, пусть я даже не знаю твоего имени. Сейчас это кажется лишь людской глупостью, которая создаёт новые рамки, в которых живёт наше общество. Имя – оно слишком маленькое для твоей безграничной души. Мы идём дальше, прямо к пылающему шару, туда, где начинается новый день. Ты не заставляешь меня, нет, я сама тянусь за этим светом, за этим теплом и каким-то странным трепетом. Неловкий смешок, пара случайных слезинок – я действительно попала в сказку. Тепло твоей ладони греет меня, придаёт уверенности, и я невольно ступаю вперёд.       Ты бежишь так, будто за твоей спиной пара ангельских крыльев. Я со своим грузом еле поспеваю за тобой, но ты терпеливо ждёшь, оглядываешься, проверяешь, не осталась ли я далеко позади. В твоём взгляде я ловлю бескрайнюю, как это поле пшеничного золота, нежность – ещё никогда чужие чувства не заставляли меня задыхаться. Мы доходим до края небольшого холма, с которого открывается поистине великолепный вид на эти пшеничные дали. Я смотрю на них и чувствую, как трепещет сердце в моей груди. Ты стоишь рядом, молчишь, возможно, тоже восхищаясь представшей перед нами картиной. Мне хочется верить, что ещё никто и никогда не посещал это место с тобой, что я единственная, кого ты привёл в эту сказку.       Я присаживаюсь на землю аккуратно, стараясь не замарать и так потрёпанный сарафан. Мне он ничуточку не дорог, лишь страх расплаты движет мною в те мгновения. Впрочем, я могу забыть о них, стоит тебе опуститься рядом. Мне не нужно слышать твой голос, чтобы принять приглашение.       Твоё плечо по-юношески неловкое, твёрдое и совсем не подходит в качестве привала, однако я таю в том тепле и нежности, что дарит контакт с твоей бледной кожей. Мне кажется, что я могу провести так целую вечность – лишь ты, я и наша сказка.       - Ники!       Громкий крик осколками рухнувшего рая звенит в моих ушах. В горле сбивается комок, мне становится трудно дышать. Хочется задохнуться в слезах, вцепиться в хлопковую рубаху, но никогда не покидать этого закатного рая.       - Хайди, - твой голос звучит волшебно. На мгновение я даже теряюсь, неверяще смотря в твои глаза. Лишь по ярким смешинкам я понимаю, что ты никогда не лжёшь. – Мы скоро увидимся вновь.       И я верю. Я действительно верю тебе и этому тихому, произнесённому в последних лучах закатного солнца обещанию. Именно поэтому я больше не плачу, отпуская тебя в неизведанные дали. Именно поэтому я порывисто оборачиваюсь назад, задевая взглядом нависающие с горизонта тучи. И пусть в моей душе дрожит страх, я уверенно ступаю вперёд.       Воспитательница встречает меня звонким ударом по щеке – она жжётся и болит. Я жмурюсь, стараясь заглушить звон в своей голове, но грубый толчок в спину заставляет покорно засеменить вперёд.       Я иду, не разбирая дороги. Я вижу, как темнеет мир под моими ногами. Я слышу, как грохочут массивные грозовые облака над одиноким детским домом, построенным на самом краю этого мира. Мне не хочется возвращаться туда, но я верю твоим словам и ступаю на холодный деревянный пол.       Крики и ругань проходят мимо меня, лишь громогласный приговор – два дня без еды и воды, - достигает моего сознания. Что ж, в моём теле настолько мало сил, что их еле хватает на беземоциональный кивок. Кажется, воспитателей и их злобу уже не унять.       Тёмные и сырые из-за вечных дождей коридоры пахнут плесенью и грязью. Я не знаю, как должны пахнуть дома, поэтому считают этот запах единственно правильным. Ни аромата дерева, ни вкусной еды – ничего не наполняет эти помещения жизнью. Казалось, что здесь давно умерли не только стены, но и сами их жители.       Меня толкают в небольшую коморку, что почему-то называют комнатой. Здесь, помимо меня, живут ещё три девочки. Стоит мне только поднять взгляд и я понимаю – они злы, очень злы на меня. Да, ведь их явно избили за мой проступок. Они не виноваты, нет, ведь так решили женщины, в чьих душах остался лишь холод и ненависть к окружающему миру.       Первый удар приходится по той же щеке – я отшатываюсь, чуть ли не падаю. Следующий приходится по животу, окончательно сбивая меня с ног. Я пытаюсь сжаться, прикрыть хотя бы лицо, чтобы Хайди смог меня узнать, когда мы встретимся вновь. Я ни о чём не думаю, когда чужая нога опускается на мой бок. Я стараюсь ничего не чувствовать, когда тело разрывает от многочисленных ударов.       «Больно»       Они бьют остервенело, вымещая всю злобу и обиду. Им тоже страшно, они тоже не хотят умирать.       «Помогите»       Я слышу, как в теле что-то хрустит, подобно ледяной крошки под ногами в начале весны. Кажется, это замечаю только я, ведь мои соседки не унимаются – хруста становится только больше.       «Пожалуйста, спасите»       Я чувствую, как моё тело покидают силы. Я ощущаю, как багряная кровь заливает пол подомной. Возможно, воспитательницы будут ругаться, отмывая его завтра.       «Кто-нибудь»       Кажется, я начинаю молить их о прощении вслух. Кажется, они всё ещё меня не слышат.       «Спасите»       «Больно»       «Больно»       «Больно»       «Больно»       Оглушительный треск раздаётся в моей голове. В этот же момент я перестаю чувствовать окружающий мир. Впереди непроглядная тьма, а в теле небывалая лёгкость.       Я вновь открываю глаза. Передо мной вновь бескрайнее золотистое поле. На нём, сбившись в плотную кучку, стоят незнакомые дети. Они все смотрят на меня с невиданной добротой и радостью. Кажется, они рады мне?       - Ники. – Вперёд выходит Хайди. Он выглядит всё также сказочно прекрасно.       Я обвожу неловким взглядом остальных. В их силуэтах я невольно замечаю нечто странное, того, чего не должно быть. У мальчишки чуть позади Хайди широкая рана на половину лица – она касается его лёгких каштановых кудрей и забирает один из ярких каштановых глаз. У девочки справа на шее виднеются глубокие порезы, из которых, на удивление, не соскользнуло ни капли алой крови. Это всё не заметно сразу, но будто на миг обретая другое зрение, не сложно заметить эти детали.       - Ники, - вновь зовёт меня Хайди.       Я ступаю осторожно, наслаждаясь необычайной мягкостью светящихся собственным светом колосьев. Останавливаюсь напротив него, смотря прямо в глаза – и снова не нахожу в них лжи или печали. Лишь бескрайний покой и нежность.       Шаг вперёд, и я касаюсь его вьющихся прядей. В свете закатного солнца они горят, будто брошенные в огонь поленья. И всё же, вопреки столь тёплым и ярким сравнениям, они мокрые и холодные. От самого Хайди тянет смрадом застоялой воды, а на белоснежной тонкой шее виднеется тёмная полоса.       Однако, на моём теле отметин не меньше, поэтому я уверенно обнимаю его, получая холодные прикосновения в ответ. В них я нахожу тепла больше, нежели во всех тех, что дарили мне грубые ладони воспитателей. Их тепло обжигает, холодит место болезненного контакта. От ладоней Хайди же разливается мерное покалывание, которое нежно обволакивает моё истерзанное тело.       Он берёт меня за руку нежно, и я верю, что эта ладонь не причинит мне обыденной боли, ведь здесь её больше не существует.