Товарищ, билет вам не нужен.

Встретившись в Павлове с Михаэлем Штокхаузеном и двумя телохранительницами-робобалеринами Сеченова, Нечаев всучил первому герметичный стеклянный контейнер с головой программиста — виновника всего торжества, что бултыхалась в своей собственной крови, отделённая от тела некоторое время назад. На сердце у майора скребли уже не кошки, а самые что ни на есть настоящие тигры. То, через что он прошёл, то, что видел и с чем столкнулся — все это представлялось такой лютой сранью, что впору было бы уже опустить руки. Тысячи жертв. Сотрудники предприятия, военные, мирные жители. Даже дети, блять, обычные школьники!.. Ебануться можно. Конечно, большая часть ответственности за их гибель лежит на совести сбрендившего Петрова. Но от разного рода экспериментов, от гражданских роботов, в которых встроили боевой режим и всякого тому подобного полегло столько народу, что даже подумать страшно. Какого вообще хуя всё это свалилось на его плечи? К тому же, самым поганым для Нечаева было то, что главным источником всего этого кошмара вполне мог оказаться академик Сеченов, на что уже неоднократно намекал ему ХРАЗ. И как бы и не пытался отрицать вину шефа П-3, очень многое за последнее время подточило его веру Волшебнику, из-за чего ныне он чувствовал себя до ужаса подавлено. Особенно Сергея покоробило то, что после гибели Молотова и всей сопровождающей представителя партии группы силовиков, когда ему, Нечаеву, самому каким-то чудом посчастливилось выжить после нападения роботов, хоть он и пребывал всё это время без сознания, Дмитрий Сергеевич, можно сказать, и бровью не повёл. А после так вообще отправил его дальше выполнять задание, несмотря на открытое признание агента в том, что оно для него слишком тяжёлое. Это совсем не похоже на поведение любящего, или хотя бы хорошего, человека. Из-за подобного отношения, Сергей даже не смог рассказать о ребёнке — слишком обидно и горько было. Однако, майор Нечаев не был бы собой, если бы в нём не взыграли привычные чувства долга и справедливости. Если уж Дмитрий Сергеевич приказал ему что-либо сделать, то он готов был в лепёшку расшибиться, но выполнить это, а тем более в случае, когда этот приказ напрямую касался ублюдка, из-за которого и произошёл весь нынешний пиздец. Благо, тот самоустранился — ужасно, конечно, но... Туда ему и дорога. — Не ожидал увидеть Виктора в таком виде и при таких обстоятельствах, — самодовольно усмехается Штокхаузен, и, чуть отстранившись, позволяет одной из балерин взять контейнер в руки. — А ведь когда-то мы были не разлей вода. Но Виктор сделал слишком много неправильных выборов. И какой итог?.. Нечаев на это ничего ему не ответил, мрачно опустив глаза в кафельный пол, но потом все-таки последовал за помощником шефа. Балерина ставит контейнер в массивную открытую колбу. — Благодаря гению Дмитрия Сергеевича все знания, полученные Петровым, останутся с нами. — назидательно трясёт пальцем Шток, неприкрыто восхваляя их общего начальника. — К концу процедуры ассимиляции, мы сможем вернуть роботов в прежнее состояние. К слову, эта реплика тоже никак не комментируется. При наблюдении за отталкивающим, и вместе с тем и гипнотическим процессом поглощения информации, П-3 где-то издали слышится быстрый цокот каблуков, на который он сразу же переключает внимание и на слух пытается определить источник приближения звука. Странно, кто вообще в такой обстановке стал бы носить каблуки? Однако, в его голове всплыл один кандидат. Лариса Филатова. Сука, если он прав, то что она тут делает?! Это явно не к добру. Нечаев резко оборачивается и как назло видит позади именно её. Разгневанная девушка в тот же момент кричит, занеся руку с гранатой для броска: — Не трогай его хотя бы после смерти, подлец! Нечто оборвалось внутри майора, когда он как на замедленной киноплёнке видел летящее прямо к ним взрывное устройство; его тело среагировало раньше мозга, совершив мощный рывок наперерез, и, как только боеприпас очутился неподалёку от Штокхаузена, но не завершая ещё свою траекторию, Нечаев пнул подарочек от врачихи в противоположную от них сторону, точно под аккомпанемент чужого иррационально-безэмоционального возгласа «Граната!». Тем не менее, это немногим помогло. Спустя всего миг, раздался оглушительный взрыв, что отбросил их обоих ударной волной. От лавиной накрывшей контузии, в голове у Нечаева адски зазвенело, перед глазами всё расплылось, а низ живота сдавило просто дичайшей болью, до того мгновенно парализующей все нервные окончания, что ни вдохнуть не выдохнуть..! Страх за своего ребёнка тотчас захлестнул П-3, но он не сумел сдвинуться даже на миллиметр, дабы проверить собственное состояние — охваченное агонией тело совершенно его не слушалось, и с каждой новой секундой, темнота перед взором Сергея затягивалась всё сильнее. Борясь с окончательной отключкой, он из последних сил рявкнул: — ХРАЗ! Сигнал о чп! Немедленно! — Слушаюсь, товарищ майор! — раздался какой-то слишком напуганный для искусственного интеллекта голос из перчатки, но Нечаев из-за гула в ушах ответа не расслышал, лишь надеялся, что помощник исполнит просьбу. Блять, хоть бы обошлось... *** Очутился Нечаев в неком совершенно сумасшедшем месте, где его окружал будто бы давно заброшенный больничный коридор, в котором, если заглянуть за любую из дверей, то будет видно парящие в воздухе вопреки законам физики обломки зданий, труб и всякой другой херни. Выбирать тут особо не приходилось, поэтому П-3 стал двигаться вперёд, сосредоточившись лишь на дальней двери, да стараясь не напороться на разномастный мусор по дороге. — Профессор сказал, что ты третьи сутки не спишь? — словно ото всюду вдруг разнёсся бархатистый баритон Дмитрия Сергеевича, и майор замедлил шаг, растерянно осматриваясь. — Не хочу. — а это уже отвечает он сам, вот только этот ответ так же, как и предыдущий вопрос, отражается как будто во всём пространстве сразу. Что за?! Нечаев ринулся дальше со всех ног, и, влетев в отворившуюся дверь в конце коридора, оказался на другом уровне, что, будучи похожим на предыдущий, стал его чуть более шизанутой версией. Одна только золотая статуя чего стоила. — Снотворное? Бутылку водки? — блять, почему даже проговаривая что-то абсолютно безобидное, его шеф звучал так провокационно? Чё за магия такая? — Ещё скажите водку со снотворным... Вы же знаете, я этого не люблю. Мой мозг — моя крепость. Удивительно, если такой разговор имел место быть в реальности(о чём он не помнил), то Нечаев мог только подивиться себе прошлому, ведь, если бы Дмитрий Сергеевич прямо сейчас заговорил бы с ним в таком тоне, он бы просто потёк много раньше биологического цикла, в то время как бывший он ещё и противодействие оказывает подобному давлению. — Знаю. В детстве, меня удивляло, что брат боится спать в темноте. Мама оставляла ночник — брата это успокаивало, а мне мешало. Свет сковывал воображение. Сеченов, не ясно почему, внезапно перевёл тему на свою семью, но П-3, проигнорировав это, продолжил вслушиваться во вкрадчивый голос своего альфы, не прекращая плутать по разрушенным лабиринтам. — По той же причине, я не любил детские книги. В них были картинки. Цветные. Скопление больничных каталок перед ним откинуло прочь, будто он использовал телекинез, и Нечаев поспешил пройти дальше. — Ненастоящие. — Именно. Книги из отцовской библиотеки выглядели интереснее. История, медицина, теоретическая физика. Наука не пытается представить мир ярче или безобиднее, не выдаёт ложь за истину. Она просто излагает факты. Так я узнал, к чему мне готовиться. Майор глубоко вздохнул. Мысли шефа относительно детских и научных произведений не слишком его воодушевили. Если у них все-таки появится малыш, Сергею что, самому придётся следить за тем, чтоб товарищ Сеченов не читал тому на ночь книжки по анатомии или теории о квантовом бессмертии?¹ Приехали. А ведь ему ох как не хочется, чтобы их ребёнок обзавёлся сединой, под стать своим отцам, уже с раннего возраста! — А ещё, я сделал одно открытие: чудовище в темноте ведёт себя естественно. И подлежит изучению. Чудовище на свету носит маску, а потому не предсказуемо. Не задумываясь над посылом этих слов, Нечаев прошёл мимо трех стоящих в ряд телевизоров, которые транслировали его любимый «Ну погоди!», но задерживаться не стал — он и так уж слишком долго здесь торчит. Зараза, тут вообще выход есть, м?! — То есть опасно, — ответил Дмитрию Сергеевичу он из прошлого. — Очень опасно, более того, именно свет и делает нас чудовищами. Понял, о чем я? Большая капля полимера, по форме напоминающая слезу, плавно выплыла из дыры в потолке и продолжила скользить по воздуху, на несколько шагов опережая Сергея, пока коридор под его ногами начал фрагментарно вращаться по часовой стрелке. — Более или менее. Палата, куда он вбежал в конце, сделалась уже полностью перевернутой, а посему ему пришлось схватиться за дверной проём и подтянуться, чтобы продолжить путь. Как не кстати, он только сейчас заметил, что его руки покрыты белой мягкой шерстью. Что за ... !?! — Я могу выключить свет? — Да. «Нахуй вам свет выключать, товарищи? Сюда лучше гляньте, вот вам и чудовище будет, пожалуйста, смотрите, изучайте себе на здоровье!» — с ехидной печалью думает Нечаев, продираясь через новые препятствия. Мда, лазать по этажам, пробираться сквозь решётчатые перегородки, забираться по трубам и наблюдать, как различный хлам поднимается вверх, отринув всякую гравитацию — тот ещё опыт. Майор искренне не пожелал бы никому столкнуться с подобной ебалой. — Найди меня, любимый, найди же! — неожиданно раздавшийся из полимерной слезы приятный женский голос был П-3 незнаком, но что-то внутри отозвалось на него мучительно-тупой болью. Кого это она так отчаянно зовёт? — Проснись, любимый! Очнись, скорее, очнись! — Нечаев перескочил с первой замершей словно в невесомости каталки на вторую, и, как только запрыгнул на поломанный край бетонного пола одного из верхних этажей, пространство, как будто последовав чужим уговорам, заволокло ярким и ослепляющим светом... *** С трудом продрав глаза, П-3 понял, что пришёл в себя на больничной койке, когда увидел опостылевший за долгие месяцы реабилитации белый сегментарный потолок. Значит, ХРАЗ всё же вызвал подмогу. Хорошо. — ХРАЗ!.. — Нечаев закашлялся, но позже повторил попытку дозватся до напарника. Сдвинуться, чтоб посмотреть куда-либо, кроме злосчастного потолка, у майора не получилось. — ХРАЗ, где Лариса и Шток...?! — Серёжа, ты проснулся, — тихий шёпот Дмитрия Сергеевича мигом заставил Нечаева испуганно поджать губы, да несмело скосить настороженный взгляд вбок. И правда: рядом с его постелью, на стуле, совершенно не похоже на себя из-за чересчур изнеможденного вида, сидел академик Сеченов собственной персоной. Подавив порыв от души выругаться, Сергей встревоженно спросил: — Шеф, а что вы тут делаете? Где ХРАЗ? — Это единственное, что тебя волнует, Сергей? — сурово свёл брови альфа, но сразу же осекся и осторожно взял майора за руку, — прости... Кхм, Харитон сейчас изолирован. Его задачей было помогать тебе, однако, он ничего не доложил мне о твоём положении, подставив под удар всю операцию, и, более того, твою жизнь. Я не имею права допускать ваше дальнейшее сотрудничество, но не волнуйся, я создам для тебя более подходящую перчатку. — Ох, — Нечаеву вдруг стало стыдно, это ведь он решил ничего не говорить Дмитрию Сергеевичу до ликвидации сбоя, а ответственность за это повесили на ХРАЗа — Но шеф... — Менять принятое решение я не собираюсь, — отрубил Сеченов, — Харитон повинен не только в этом, Серёжа, он манипулировал тобой и настраивал против меня, но также он совершил то, за что никто не смог бы простить его. Только сейчас П-3 обратил внимание, что Дмитрий Сергеевич называет перчатку не ХРАЗом, а Харитоном. Это имя показалось ему смутно знакомым, и он поспешил уточнить: — Харитон... В смысле, как Харитон Захаров? Ваш покойный друг? Тень застарелой боли промелькнула в карих глазах академика, когда он хрипло ответил: — Да, он был моим другом, но что-то в наших отношениях пошло под откос. Харитон планировал избавиться от меня. Не могу сказать, повлияло ли на него то, что он перестал быть человеком в привычном нам смысле слова, из-за чего его моральные ориентиры так далеко отошли от общепринятых, или же он давно точил на меня зуб. В любом случае, он собирался воспользоваться тобой для достижения своей цели, и лишь факт того, что твоя беременность едва не прервалась в ходе задания, осадил его амбиции, а если быть точнее, свою роль сыграло именно то, что он оставался подключён к нервной системе носителя, благодаря чему немалая часть твоих переживаний передавалась ему в том числе. Свободная правая рука омеги машинально легла на живот, но Нечаев не мог заставить себя задать Дмитрию Сергеевичу главный вопрос. Их рёбенок... Жив? Он безумно боялся услышать отрицательный ответ на него. Блять, да даже если их малыш не был запланирован, это не значит, что П-3 не хотел его появления. Как ему быть, если всё обернулось худшим образом? Его сегодня целый день швыряли, колотили, били током, резали, жгли, пугали до нервной икоты и в конце шлефанули все это взрывом — кто вообще после такого мог остаться в порядке?! А тут маленькое существо, размером, наверное, с жалкий ноготок, или даже ещё меньше того — что, если его уже нет?.. Дмитрий Сергеевич видит — как постепенно с лица Сергея спадают все краски, как его светло-голубые глаза начинают хаотично метаться, сколь яростная дрожь пронизывает мощное тело омеги — и, более не раздумывая, порывисто притягивает свою пару к себе, укладывая чужую голову на своё плечо. Они оба замирают. — Серёжа, мой хороший, не бойся, всё в порядке, мне удалось вас спасти, — нежно произносит альфа и накрывает своей горячей ладонью живот П-3, поверх его руки, — Ты молодец, сынок, не подвёл. Отлично справился, впрочем, как и всегда. Боевой режим был успешно отменён и роботы вернулись в стандартное состояние. Лариса Филатова взята под стражу, как сообщница Петрова, ей выдвинуты обвинения в террористической деятельности, а что с ней делать дальше, будет решать суд. Нечаев едва сдерживается, чтобы позорно не пуститься в слезы. Всё получилось. Просто ахуеть, всё действительно получилось. Не зря он прошёл через эту всю пиздецовую кровавую баню. Даже выкидыша удалось избежать благодаря умелым рукам его шефа... Честно, П-3 действительно был готов молиться на товарища Сеченова, потому что этот человек взаправду стал главным светочем в жизни Сергея. Его солнцем, его душой и его сердцем. Ради своего альфы он был способен на всё, и чувствовал, что тот готов делать для него то же самое. Ему было так уютно находиться в объятиях Дмитрия Сергеевича, даже несмотря на то, что он был гораздо крупнее академика, но сейчас он ощущал себя таким маленьким и защищённым в руках своей пары, что отстраниться было равносильно самому настоящему удару себе же под дых. Феромоны альфы отдавали успокаивающим шлейфом крепкого кофе и чернил, и Сергей знал, что шеф также воспринимает его аромат из гремучей смеси сладких сливок и металлической стружки. Интересно, а какой запах в ближайшем будущем добавится к его изначальному? В конце концов, не редки были случаи, когда у омег при беременности аромат вообще менялся до неузнаваемости, но, чаще всего, к нему просто примешивались новые оттенки, и нынче Сергею нетерпелось узнать, как это будет происходить с ним. Но покамест он с разливающимся в груди теплом наслаждался тем, что было здесь и сейчас. — Дмитрий Сергеевич! — в палату постучался и почти тут же зашёл прихрамывающий Штокхаузен в больничной сорочке, но мигом остановился, стоило ему осознать увиденное —... М-Майор Нечаев, то есть агент П-3, рад, что вы очнулись! Прошу прощения, я сейчас же уйду! — Шток, погоди! У тебя все нормально? — похоже, после счастливого воссоединения с шефом, даже Штокхаузен не вызывал у него былого раздражения, да и, к тому же, тот тоже покалечился в ходе миссии. А Сергей отнюдь не был бесчувственным пнём, чтобы наплевательски относиться к пострадавшему, даже в том случае, если этот самый пострадавший в свое время бросил его одного на произвол судьбы. Михаэль сперва неловко замялся, но, собравшись, вполне искренне заявил: — Да, агент П-3, благодаря вам, я более-менее цел, — было видно, как на самом деле нелегко даются немцу эти слова. — Вынужден констатировать — если б граната доктора Филатовой взорвалась рядом с нами, то она разбила бы колбу с информационным накопителем. Поясню: когда информационный накопитель остаётся без сдерживающей ёмкости, он атакует и поглощает ближайшего в его радиусе человека. Некоторые расчёты позволили мне понять, что я, при таком раскладе, стал бы его жертвой в первую очередь, но ваша реакция спасла мне жизнь, товарищ майор. Спасибо. От этой чистосердечной признательности заместителя шефа Сергей почувствовал себя немного не в своей тарелке, ведь он никогда бы не подумал, что их общение со Штоком может быть настолько лояльным, а не пассивно-агрессивным по отношению друг к другу. Чудеса, да и только. — Да не за что, как ты там говорил? «Агент П-3, вы же солдат, вы должны прикрывать меня. Вот и прикрывайте!», ну, я и прикрыл! — Нечаев широко оскалился, — хотя, когда ты сбежал, вломил мне тогда ВОВчик знатно, до сих пор скула болит. Сергей дотронулся до своего лица, демонстративно поморщившись: — Негоже так подло людей на поле боя кидать. Ты представь — а вдруг бы у меня шрам остался? Штокхаузен прямо на глазах стушевался и с паникой посмотрел на Дмитрия Сергеевича. Вид посмурневшего альфы не обещал ему ничего хорошего. — Мне пора и-идити..! — запнувшись при молниеносном развороте на пятках об порог, запальчиво бросил хирург и пулей вылетел из палаты Нечаева. — Желаю скорейшего выздоровления! Проводив его нелепо спотыкающийся силуэт взглядом, майор зычно рассмеялся, откидываясь спиной на пуховую подушку, и прикрыл отяжелевшие веки. Все-таки, за сегодня он жутко устал. Дмитрий Сергеевич, интуитивно поняв нужду своей омеги, отпустил его руку, напоследок невесомо погладив усыпанную синяками кисть со сбитыми костяшками, скрывающимися под бинтами, и необычайно мягко сказал: — Отдыхай, мой мальчик, ты заслужил. Нечаев восторженно зажмурился. Волшебник похвалил его. А ведь весь день П-3 так переживал из-за недовольства шефа им, что совсем потерял веру в благоприятный исход их встречи. Но теперь всё устаканилось, и альфа более не злился на него. Не смотрел с неуловимым безразличием и потаённым разочарованием, как на ВДНХ, а вновь стал добрым и внимательным, таким же, каким и был с ним всегда до этого дня. — Шеф, — несколько робко протянул Сергей, сложив руки внизу своего пока ещё рельефного живота, — а я могу рассчитывать на отпуск? Сеченов смерил своего любимого агента удивлённым взглядом, после чего ласково усмехнулся краешком губ: — Сынок, а вот отпуск, который я тебе на сто процентов гарантирую в обозримом будущем — это декретный отпуск. И тут майор Нечаев окончательно понял, что слишком рано он, ебучие пироги, расслабился. — Спасибо, Дмитрий Сергеевич, но туда билет мне не нужен! — Конечно, он же у тебя уже есть, Серёж, он у тебя уже есть... Сумерки лениво опускаются на «Челомей», пока двое людей в палате — гениальнейший учёный СССР и его верный оперативник — обмениваются короткими, подначивающими репликами до тех пор, пока у одного из них не кончается терпение. Альфа подходит ближе и наклоняется над языкастым омегой, бережно обхватывает правой рукой его выбритый затылок и тянет на себя, накрывая его рот властным поцелуем, объявив: — Даже если ты вскоре не уйдёшь в декрет, нас впереди ещё ожидает медовый месяц. И Сергей под этим восхитительным натиском сдаётся. Хорошо, пусть всё будет так, как того хочет шеф. В конце концов, у майора нет совершенно никакого желания сопротивляться ему. Чуть позже он расспросит его обо всех тех тревожных вещах, с которыми ему довелось столкнуться на Предприятии 3826, но сейчас ему просто хотелось ни о чём не думать и раствориться в этой обжигающей страсти. Наконец-то, Сеченов заявил на него свои законные права, и теперь их связь будет зиждиться не только на метках, но и на золотых кольцах, так естественно опоясывающих безымянные пальцы обоих мужчин.