Товарищ, билет вам не нужен.

Нечаева лихорадило. Мандраж пробирает его до самых костей. Совсем скоро операция. Осталось только эту ночь переждать, и всё: они с Димой станут родителями. И ему почти не верится, что он дожил до этого мгновения. Он смотрит на свои большие и грубые руки, которые мелко дрожат. Так странно видеть, как эти боевые протезы демонстрируют совершенно не свойственную его характеру реакцию. Волнуется ли он о том, что скоро будет папой? Определённо. Страшится ли снова ложиться под нож? Что ж, от части. Ведь с одной стороны, он осознаёт, что ничего плохого с ним не случится, пока в операционной вместе с ним будет муж, а с другой... В свете последних событий, и дальше доверять ему с той же непробиваемой убежденностью у П-3 совершенно не выходило. Ему исключительно «повезло» узнать, по какой причине у него теперь заместо нормальной памяти беспросветный сумбур в мозгах, как и быть в курсе того, что именно произошло, когда Дмитрий Сергеевич всё-таки запустил «Коллектив 2.0». И, к сожалению, посвящен он в эти грязные дела был далеко не стараниями шефа, а лишь благодаря тем, от кого получения такой важной информации ожидал в последнюю очередь. *** Запуск мировой сети «Коллектив 2.0» был официально назначен на первое января тысяча девятьсот пятьдесят шестого года. Что значило, что до грандиозного события осталось чуть больше четырёх часов. Сергей скучающе переключал каналы на телевизоре. С развёрнутого во всю стену полотна экрана то и дело слышались звонкие голоса певцов и ведущих, мелькали, сменяя друг друга кадры уже не раз просмотренных «фильмов будущего», изредка даже можно было натолкнуться на мультфильмы, которых к этому времени почти не осталось в сетке вещания. Нечаев ненадолго задерживал на них внимание, но потом снова начинал поиски чего-то поважнее. Однако новостей, которые сейчас представляли для него наибольший интерес, как назло, почему-то не показывали ни по одному каналу. Подсознательно Сергей серьёзно беспокоился о предстоящем запуске — печальный опыт давал о себе знать. Не хватало только снова столкнуться с каким-нибудь ученым или ещё кем-то, возомнившим себя оплотом справедливости. Конечно, бойцы из Аргентума разобрались бы с возникшей неприятностью, но Сергей, памятуя, насколько это изматывающе — справляться с полчищами роботов, да и не только — уж точно не хотел, чтобы эту конченную полосу препятствий приходилось бы проделывать кому-либо ещё. Вот с той же самой обезумевшей Элеонорой в комплексе «Менделеев», насколько он знал, были отправлены разбираться Радон и Криптон. Их рейд завершился более чем успешно, но подобный результат был достигнут немалой ценой. Криптон серьезно пострадал во время процедуры перепрограммирования искусственного интеллекта кровожадного ремшкафа. Но на помощь оперативникам тогда вовремя подоспели Левая и Правая, иначе же, без жертв со стороны Аргентумцев в тот раз бы определённо не обошлось. Всё это П-3 было известно по рассказу Сеченова. Более того, он понимал, что если б не его положение, то, вполне вероятно, что разгребать ситуацию в Менделееве доверили бы ему. Тут всё довольно просто: коли он не ушёл в отставку и не вытребовал себе бессрочный отпуск после устранения сбоя, то и получалось, что на тот момент он обладал всеми необходимыми навыками и снаряжением, чтобы в кратчайшие сроки разрешить проблему с вышедшей из-под контроля Элеонорой. И это даже если не упоминать, что похотливая железяка явно ему благоволила! Но хорошо, что в итоге ему не пришлось идти туда — ещё одна вылазака в вымерший комплекс Предприятия 3826, и крыша П-3 окончательно помахала ручкой на прощание. Так что спасибо вам, ребятишки! Нечаев с благодарностью погладил круглый живот, думая о том, как ему хочется поскорее встретится с ними. А как много вещей его детей ожидало впереди: первые звуки, первые слова, первые шаги, маленькие победы и поражения. Новые открытия и разочарования. Столько всего — и не перечесть. ...Как и первый в жизни Новый год, который они, в отличие от нынешнего, обязательно встретят всей семьёй. Быть одному под Новый год оказалось просто до жути тоскливо, но Сергей с мужем ранее договаривался, что отмечать не будет — всё равно он сидел на строгой диете, полностью исключающей жирное, жареное, острое и даже ограничивающей потребление сладкого(то был самый страшный, на его скромный взгляд, наказ!). Алкоголь так вообще табу. А необходимость рано ложиться спать окончательно разрушила все каноны новогоднего праздника. Тогда зачем мучиться и пытаться праздновать, если всё, что может его в Новый год порадовать — под запретом? Вот и Нечаев решил, что будет лучше провести сегодняшний день как обычно, лишь с той небольшой разницей, что Димы скорее всего не будет дома до самого утра. Что ж, ему не привыкать. Академик Сеченов всегда был женат в первую очередь на своей работе. Но уже завтра, его венец творения под названием «Коллектив 2.0», его великое детище, ради которого он так много лет трудился не покладая рук, ознаменует новую эру в развитии человечества, и Нечаев был рад поддержать мужа всем, чем только мог, поэтому он не жаловался, когда тот оставил его одного в огромном доме, и лишь с предвкушением ждал, когда наступит для них это прекрасное, по восторженным заверениям Димы, завтра. Стрелки на часах показывали без пяти минут восемь. К этому времени Сергею почти удалось задремать под монотонный гундёж телевикторины, уютно угнездившись на мягком диване и завернувшись в пушистый плед, что хранил тонкий запах его альфы, пока в прихожей не раздалась мелодичная трель звонка. Нечаев неловко вскочил, растревоженный громким звуком. Про себя удивляясь, кого это могла под вечер принести нелёгкая, он направился к входной двери, спросонья даже не сообразив заглянуть в глазок перед тем, как отворить её. На пороге оказалась, грозно сверкающая глазами из-под нахмуренных бровей, Баба Зина, ничуть не изменившаяся за последние пол года, а за её спиной бледной измученной тенью стояла Лариса Филатова, во взгляде которой читалось настороженное потрясение, явно возникшее из-за его внешнего вида. Стоит ли говорить, что он не ожидал их визита? Гнев и иррациональный страх обдал нервным импульсом разум П-3, заставив его мгновенно отступить назад и выставить вперёд левую руку так, как делал это бесчисленное количество раз, когда на неё ещё была надета перчатка с полимерным манипулятором. Но, в данный момент, сие действие было абсолютно бессмысленным — голая ладонь не смогла бы его защитить не от чего серьёзнее обычного солнечного луча. — Что вы здесь забыли? Баб Зин, зачем вы привели сюда эту... эту... — Сергей обескураженно опустил руку, не находя слов, чтобы выразить всё своё негодование. — Успокойся, — сказала, точно отдала приказ, Баба Зина, — Мы здесь по делу, думаешь, просто так на чаёк заскочить решили да с Новым годом поздравить? Разговор есть, о Сеченове твоём. Нечаев недоверчиво фыркнул на Филатову. — Откуда я знаю, что вы не врёте? — он мотнул головой в сторону девушки, — Она, вообще-то, чуть не убила Штока, и меня, и... Он не договорил, красноречиво поглядев на свой живот, и, плотнее закутавшись в лежащий на плечах серый плед, задал полуриторический вопрос: — Почему я должен вам поверить? — Потому что у нас есть сведения о твоём прошлом, — холодно ответила Баба Зина, однако создавалось впечатление, что она едва сдерживается, чтобы не влепить ему увесистую затрещину, — в Академии Последствий Лариса смогла раздобыть весьма любопытные данные. Тебе стоит на них взглянуть. Сеченов ведь ничего тебе так и не рассказал о том, что было до твоего ранения? — Откуда вы знаете? — неудержался от бестолкового вопроса П-3, но тут же попустился. Ну конечно, кому, как не Бабе Зине, знать о подобных вещах? У этой женщины есть уши везде, где только можно. Она же вам не простая пенсионерка, пекущая пирожки для внуков и с утра до вечера копающаяся в огороде, нет, ей было по силам подключиться напрямую к линии правительственной связи даже во время незапланированного заседания, так что знать о том, о чём дома беседует всего лишь Министр Промышленности с мужем для неё — как два пальца об асфальт — проще только Вовчиков настраивать. — Птичка на хвостике принесла, — разражаясь, шикнула та, — Так что, хочешь послушать, или же мы уходим? Нечаев потерянно посмотрел сперва на неё, недовольную его сомнениями, потом на замершую чуть поодаль Филатову, всеми силами избегающую его взгляда, и сдался: — Ладно, проходите. В необъятной кухне-гостиной они расселись за столом друг напротив друга, как в переговорной. Нечаев смерил обеих женщин предупреждающим взглядом, прежде чем наконец спросить: — Так зачем вы пришли? — Для начала, П-3, мы хотели предупредить о двух вещах: первое — Сеченов использовал тебя втёмную и до сих пор скрывал от тебя правду. Что же касается второго... «Коллектив 2.0» — это совершенно не то, чем кажется, — неожиданно заговорила Филатова, торпливо и вполголоса, как будто боясь упустить мысль. — У нас с собой доказательства. Здесь есть проектор? Мы принесли записи. Баба Зина в подтверждение слов спутницы материализовала несколько плёнок из пространственного хранилища в кармане своего темно-зеленого пиджака и положила их перед Сергеем. — Ознакомься, милок. Довольно занимательные мультики, — язвительно процедила она, взгляд её горел неприязнью, — Чай поймёшь, с какой тварью снюхался. — Как вы смеете? — впервые за последние месяцы П-3 вышел из себя, на глазах сверепея от выпада в адрес своего мужа. — Ничего не путаете? Да блять, если вы собрались меня против Сеченова настраивать — скажу одно — убирайтесь сразу! — А ты не видишь, во что Сеченов тебя превратил? — поднялась со своего места не менее взбешённая Баба Зина, нависнув над столом, — Был же нормальный мужик! А сейчас что? В рот ему заглядываешь, лишь бы доволен твой ненаглядный был, чуть ли хвостом не машешь, стоит ему только немного внимания тебе уделить, ещё и это... — она скривилась, бросив взгляд на выпирающий живот, который Нечаев инстинктивно в защитном жесте закрыл руками. — ... А ведь говорила я Катюше, что с омегой связываться нельзя, что как только альфу найдёт – забудет о ней в два счёта, а она не слушала меня, дурёха. Любила тебя сильно. И полюбуйтесь: права я оказалась, ой, как права. Последняя реплика прозвучала больше отчаянно, нежели зло, из-за чего Нечаев почувствовал, как его сердце тянуще сжалось какими-то давно заржавевшими и незримыми струнами в ответ на слова этой женщины. — О чём вы? Какая Катюша? — Жена твоя, — выплюнула Баба Зина, — И моя дочь. Моя бедная девочка. Вас с ней террористы тогда в Болгарии подорвали. Катюши не стало, а Сеченов из тебя монстра сделал. Забыл ты всё подчастую, сам не свой стал, а как переклинит — так на людей бросался хуже собаки бешеной. Мне же лишь смотреть оставалось на то, что ты самым настоящим зверем сделался – ни разума, ни достоинства, – только Сеченова своего принимал, как родного, хотя именно из-за него всё это и случилось! И с тобой, и с ней! — Бред, я никогда не был женат. — отрезал Нечаев, в конец растерявшись от этого абсурда, — шеф мне жизнь спас, он бы так со мной не поступил! — Разве? — издевательски уточнила женщина, — Тогда почему он послал тебя одного за Петровым, а? Он ведь знал, что ты погибнуть можешь, а все равно отправил! Да попросту плевать ему было, что с тобой случится, вот и всё! — Шеф всегда доверял мне. Был уверен, что я его не подведу, — Сергей смог каким-то чудом сохранить самообладание, несмотря на то, что его нутро буквально дрожало от гнева. — И моей жизнью он рисковал ровно в той же степени, как и своей. Мы стали парой ещё за год до сбоя. Так что любой мой промах на службе мог стоить ему жизни из-за метки, но он всё равно поручал мне миссии, потому что знал, что я справлюсь, чего бы это не стоило — и что вы на это скажете?! — В том то и беда, Серёж, — коротко выдохнув, вдруг покачала головой Баба Зина, — его амбиции и самоуверенность не знают границ. Он думает, что способен всё контролировать. Ты, авось, этого не замечаешь, но даже с тобой он обращается так, будто ты никуда от него не денешься. И он не ошибается – твоя вера этому лживому гаду слишком сильна. А он вертит тобой, как ему вздумается. Ты даже на себя совсем не похож: раньше весёлый был, компанейский, радовал всех, кого только мог, а сейчас? Ходишь смурной, ни на кого, кроме Сеченова, и не смотришь, со Штокхаузеном этим везде шляешься, что не выловить тебя никак; да разве это жизнь, малец, скажи мне? — Не вам указывать мне, — резко охрипшим голосом ответил Сергей, — какое вам вообще дело? Я ни хрена не понимаю... Даже если допустить, что ваша дочь когда-то была моей женой, и вы действительно приходились мне тёщей, что вам от меня сейчас надо-то? Я ведь совсем не помню её... На старческом лице Бабы Зины смешался невероятно эмоциональный коктейль, словно он ей по меньшей мере целую горсть соли на открытую рану насыпал, а не своё мнение высказал. — Ах ты опарыш! Да я тебя... — Зинаида Петровна, пожалуйста, перестаньте! Вы же видели записи, это не его вина, что он не помнит! — поспешно вмешалась Лариса в грозящий вот-вот начаться скандал, для верности положив руку на плечо женщины. — Не забывайте, зачем мы пришли! Баба Зина бросила на неё быстрый взгляд, и продолжать дальше действительно не стала. Но по ней было видно — она буквально разрывалась между желанием задать Нечаеву знатную трёпку и... Состраданием к нему? — Ты должен посмотреть это, — тем не менее, жёстко сказала она, подвинув в его сторону плоские бабины. То были её последние слова в тот вечер. Больше Сергей ничего не от неё не услышал, но он и не пытался заговорить с ней снова — ему с лихвой хватило того, что она уже вылила на его несчастную голову. И да, эти ебаные записи он посмотрел в присутствии Филатовой, пока баба Зина осталась на кухне, дожидаясь их за чашкой чая. Три из пяти тех плёнок были о нём, и, стоит сказать, практически каждая оказалась ядрёной смесью из того, что он о себе знал, того, что только недавно услышал из уст своих незваных гостей, и, наконец, того, о чём он и понятия не имел. Ему стёрли память. В его голове прямо сейчас находится модуль, который по щелчку пальцев может сделать его тело настоящей машиной для убийств, а сознание отправить радостно бегать по молочным рекам и кисельным берегам в выдуманную страну. И ебучие пироги, у него правда раньше была жена. Агент Блесна. Екатерина Нечаева. Являлась единственной девушкой в отряде «Аргентум» и самым молодым членом в его составе. Отличалась бойким характером и выдающейся внешностью. Была высокопрофессиональным сотрудником и славилась первоклассными навыками ближнего боя... Помимо прочего, с раннего детства занималась балетом. Как только Филатова упомянула этот факт из досье Блесны, найденного ей в Академии Последствий, так у Нечаева в раз потемнело перед глазами. Ведь в его окружении и сейчас были те, кто до ужаса точно подходил под это описание. Близняшки. Левая и Правая. И тут по мановению ока стало ясно, почему же они всегда казались ему такими странно-знакомыми. Их движения, столь аккуратные, нежные при необходимости физического взаимодействия с ним, (раньше он думал, что это Сеченов специально так запрограммировал их. Искренне считал, что альфа таким образом выражал свою заботу о нём, но теперь же сильно сомневался на этот счёт) пластика, пораждающая где-то глубоко в его душе чувство постоянного дежавю, причина, по которой от них единственных, вопреки их истинному замыслу, он не ощущал угрозы — всё это сложилось в одну стройную картину, от которой, сука, буквально волосы поднимались дыбом! Да, его-то шеф спас. С того света вытащил и даже эвтаназии не допустил, но вот Блесну... Что, вашу ж мать, он с ней сделал после её смерти? ... И почему, чёрт подери, ему он так ничего и не сказал..? Ну а дальше... Филатова показала видеозаписи того, что именно творится в отделе поведенческой психологии полимеризированных объектов Академии Последствий. И зрелище это было самым безумным из всех, что ему когда-либо доводилось видеть. Люди, как лабораторные крысы, сидящие в сотнях и сотнях стеклянных контейнеров, потерявшие разум, практически обнажённые, по поведению своему ставшие ближе к обезьянам, нежели чем к человеку, и послушно, синхронно исполняющие все команды, которые им может отдать любой из высшего научного состава комплекса «Нептун». И это была уже двести четвёртая по счёту группа, так как с предыдущими дела обстояли гораздо, блять, хуже. Насколько он понял по объяснениям Филатовой, в данный момент, от таких критических последствий для человеческой психики удалось избавиться, остался лишь один маленький нюанс. Как она там сказала? «Эффект деградации личности удалось исключить. Память, манера поведения, речь, навыки – всё сохранится. Люди не смогут избежать лишь одного: полной потери свободы воли». Первым порывом Сергея после вскрытия правды стала одна единственная установка — это надо остановить. Его вера в светлое будущее тогда неизбежно трещала по швам. И наверное, если бы не Лариса, то он бы сорвался и наверняка отправился прямо к шефу, чтобы потребовать с того объяснений и хоть как-то отсрочить запуск Коллектива. И как бы ему не казалось, что муж может к нему прислушаться, Лариса ясно дала понять, что Сеченов ни за что не отступится от своего плана. Она разговаривала с Сергеем чересчур осторожно, подчас сглаживала углы, явно чтобы не давить на него ещё сильнее, однако как вообще можно было преподнести такую чудовищную правду безболезненно? О, абсолютно никак. Наверное, хуже, чем в тот новогодний вечер, он никогда себя не чувствовал. — П-3, пойми, мы собирались всё тебе рассказать уже давно. Но всё затянулось, потому что поблизости с тобой постоянно находился Сеченов или же этот... Штокхаузен, кхм, во всяком случае, нам с Зинаидой Петровной никак нельзя было попадаться ни одному из них. Изначально, я планировала сделать это ещё тогда, после Павлова, но... Прости меня, мне очень жаль, что тебе пришлось пережить всё это, я совсем не хотела причинить тебе вред. Я не знала, что у тебя... Что ты... — она замялась, почему-то не в состоянии озвучить столь очевидный факт. Сложила руки на груди, и, как в оправдание, с печальной усмешкой изрекла: — Хотя, кто бы мог предположить, что Сеченов пошлёт омегу, да ещё и беременную, на задание. Откуда мне было знать? Чудо вообще, что ты остался жив. — Если б ты гранатами не раскидывалась, то и знать бы ничего не пришлось, — саркастично ответил ей Нечаев, и, не сдержавшись, нервно прыснул, — Ладно, проехали. Но, там это, немного странно получилось... Дмитрий Сергеевич совсем ничего не знал. Да и я до поры тоже. Мне ж только в поезде тот долбанный Рафик глаза открыл, представляешь? И без билета до ВДНХ довёз, хотя сперва нервы потрепал за будь здоров. А там уже и ситуация с Молотовым приключилась, а потом Петров этот твой снова объявился — что прикажешь делать, если вы все мне работы с лопаты накидывали? Мне просто некогда было объяснять да и с задания уходить. Так что конечно чудо, что не помер! Но этот непродолжительный миг веселья сгинул практически сразу. С тяжелой задумчивостью, Сергей снова взглянул на экран, на котором полоумные болванчики прыгали вверх-вниз, и рассеянно огладил низ живота. ... Мда. На него столько всего навалилось. Его история, истинное назначение Коллектива. И, в конце концов, осознание, что всё, чем он до этого дня был окружен — сплошной обман. Нет, он до сих пор держал себя в руках отнюдь не потому, что наконец научился самоконтролю, а в связи с тем, что не чувствовал больше... Ничего. Зияющая пустота тлела на том месте, где всего несколько минут назад билось полное любви и слепого обожания сердце. — Шеф бы не поступил так со мной никогда, — эти слова он повторил тем вечером не один раз. Но кого он ими пытался убедить? Судя по всему, в первую очередь, себя же и пытался. Бессмысленно. Жалко. До зубного скрежета глупо надеясь на свою правоту. А сочувствие в чужом взгляде ему видеть было почти невыносимо. — Эй, майор, приди в себя. Сейчас уже не время, но мы рассказали тебе об этом просто потому, что ты имел право знать. Сеченов держит тебя на коротком поводке, но так быть не должно. Как поступить дальше – решай сам. Зинаида Петровна собирается начать бороться против Сеченова и его сети Коллектив, а я должна буду вернуться в АПО. С завтрашнего утра никакого инакомыслия и возможности действовать по своему усмотрению с моей стороны Сеченов не допустит. Сегодняшний день — последний день свободы. Виктор боролся против этого, но ты ему помешал, а теперь стало слишком поздно что-либо исправлять. — Лариса развела руками, признавая за собой поражение. И на мгновение, Нечаеву стало по-настоящему совестно перед ней. — Слушай, насчёт Виктора, я... — Что? У тебя не было выбора? Ты не мог поступить иначе? Или, может быть, тебе жаль? Что? — вопросы её были полны горечи, почти нескрываемых слез по тому, кого ей довелось потерять, однако её светлые глаза остались совершенно сухими. Она уже смирилась. — Мне жаль, — только и смог выдавить Нечаев. — А мне нет. Должно быть, но... Виктор... Там по-другому уже б и вышло. Он... — проглотив застрявший поперёк горла ком, она с болью завершила: — Да и не совсем он уже это был. Я не хочу об этом говорить. Нечаев согласно кивнул ей, и на этой безрадостной ноте они попрощались. После того, как гостьи были проважены, а из панорамного окна он пронаблюдал за тем, как улетает реактивная избушка Бабы Зины, всего через час, наступил уже совершенно им не ожидаемый, Новый, ебучие вы ж пироги, год... *** Дима был рядом. Сидел на краю постели и бережно держал его руки в своих, стремясь унять охватившую омегу дрожь. Низким голосом уверял, что все будет хорошо, но Сергей слышал его как сквозь толщу воды, отстранено рассматривая обстановку вокруг. Что угодно, только бы не смотреть супругу в глаза. Палата Нечаева светлая и просторная, но она почти ничем не отличается от той, в которой он коротал период своей реабилитации, разве что у противоположной стены напротив его кровати располагались три небольших полустеклянных бокса, пугающие его своим ещё совсем пустым видом. А ведь следующим утром в них уже должны будут лежать три маленьких свёртка. Мальчик Рома, крошка Оля и последняя малышка, которую он раньше так хотел назвать Аней, но сейчас... Абсолютно другое имя вертелось у него на языке. — Катя, — тихо проронил Сергей, найдя в себе решимость всё-таки взглянуть на мужа. — Пусть одна из девочек будет Катей. Застанный врасплох альфа застыл, так и не выпустив его рук. Медленно осознавая, что он только что сказал, Сеченов смертельно побледнел, и когда воцарившаяся между ними тишина стала практически осязаемой, спросил, едва разъеденив задеревеневшие губы: — Ты вспомнил? Нечаев усмехнулся и склонил голову, с легким озорством глядя на их сцепленные руки, теперь же невозможно было сказать, чья дрожь сильнее: его или же Димы. — Не важно. Я просто теперь немного знаю то, что позабыл. Но скажи, прошу тебя, скажи, почему ты молчал? Я ведь верил всему, что ты говорил мне, разве я не заслужил хоть немного честности? Ответь мне, а? Дима? — он задавал эти вопросы с кривой улыбкой, но самой яркой, на которую был нынче способен, тем не менее грозящей в любой момент бесследно пропасть с его лица. Сергей же прикладывал все силы, чтобы не потерять её. Что-то в подсознании настойчиво требовало его не унывать, не показывать свою беспомощность и абсолютное непонимание, как ему быть; этакий панцирь для человека, которому по тем или иным причинам не осталось и шанса защитить себя иначе. Сделать вид, будто его ни капли не задело произошедшее, показать, что он ничуть не расстроен, и что ему совершенно не страшно от масштабов всей лжи, которой окружил его тот, кого он любит больше всего на этом проклятом свете. Кто спас ему жизнь, но своими же действиями разрушил всё, в чём Нечаев до недавнего времени был уверен. Ничего не осталось. Ни от него прошлого, ни от настоящего. Был ли Нечаев хоть немного близок к себе тому, погибшему вместе со своей женой в Болгарии? Или за последние года всё то, чем он был, казалось лишь жалкой карикатурой на человека, в ком раньше души не чаяло так много людей... В списке которых до смешного очевидно числился и его альфа. Для чего было всё это? Злая шутка? Или что вообще? — ...Я не знал, как поступить правильно, — в конце концов, Сеченов прижался лбом к перманентно сбитым костяшкам на руках П-3, а всегда приятный уху баритон наполнился пронзительным раскаянием, да таким, что у Нечаева от его глухого отзвука сдавило горло. Слова, страшные, обречённые — о Блесне, о самом Сергее, о всех своих неустанных попытках спасти его, увенчавшихся триумфом лишь в тот момент, когда он прибег к самому негуманному варианту со множеством рисков — полились полноводной рекой, затапливая омегу в черных трясинах ледяного разочарования. Нечаев не мог заставить себя прервать чужую индульгенцию, в то время как Дмитрий продолжал свою, без сомнения, ужасную речь, извергая все самые потаённые сомнения, страхи и мысли, которые запрятал так глубоко, что надеялся никогда не столкнуться с ними вновь. — Твою память полноценно уже не восстановить — отвечающий за неё участок мозга оказался разрушен, дальнейшие же попытки вернуть тебе воспоминания были вполне в состоянии дестабилизировать работу модуля «Восход». А я не мог подвергнуть тебя такой опасности. Больше не желал терять тебя, Серёжа. Снова видеть твои приступы, во время которых ты пытаешься навредить себе — я бы не справился с этим, поверь... Тогда-то едва сумел... Может, я не говорил тебе всего, сынок, но я никогда не обманывал тебя намеренно. Дмитрий оставил короткий поцелуй на тыльной стороне ладони П-3 и осторожно поднял голову. В его глазах отражалась самая что ни на есть всепоглощающая мольба, которая неестественно резонировала с хладнокровным настроем Сергея. — Хорошо. Тогда позови их сюда. Сеченов понял его настойчивую просьбу без уточнений и мысленно послал сигнал Близняшкам, охраняющим вход в палату. Мгновение спустя, в дверном проёме показалась высокая фигура Левой, что немного наклонилась, чтобы не задеть головой косяк, а следом за ней точно также зашла Правая. Телохранительницы приблизились к кровати и изящно встали, статно заведя руки за спины. Исключительно по протоколу, ни одного лишнего движения. Такие же роботы, как и множество балерин из театра Плисецкой, но только в них Нечаев ощущал нечто живое, настоящее. Как маленький цветок, прорвавшийся сквозь толщу бетонных плит каменных джунглей — такое хрупкое и невероятно сильное одновременно. — ...Дим, у тебя ведь получится её вернуть? — произносит он, не отводя зачарованного взгляда от гладких лицевых пластин, к которым отчаянно желает прикоснуться, — Пожалуйста, пообещай мне... — Обязательно, — Сеченов глубоко вздохнул, приобнимая омегу за плечи, — она вернётся, мой мальчик, надо будет только немного потерпеть. Я сделаю всё возможное для этого. — Спасибо, — доносится еле различимый шёпот до слуха альфы, и тот прижимает П-3 к себе крепче, всем сердцем жаждя избавить свою пару от страданий. Одна минута. Две. Три. Они не говорят. Лишь чувствуют то, на что так долго умудрялись не обращать внимания. После исповеди, у них всё словно началось с чистого листа. Слова, и ранящие, и исцеляющие, рваными лоскутами легли на изрешечённые души, залатав их тонким материалом искренности наскоро, ненадолго, но так необходимо для обоих. Действия, взаправду, скажут гораздо больше, но важно помнить — начинать всегда нужно с малого. Разомкнув объятие, Нечаев позволяет себе совсем слабую улыбку, встречая такую же на лице любимого мужа, и устремляет теплый взгляд на балерин. Есть кое-что, что он нестерпимо хочет им сказать. — У тебя очень милая косичка, Катя. Утром шестого февраля пятьдесят шестого года на свет появились очаровательные тройняшки: Сеченов Роман Дмитриевич, Сеченова Ольга Дмитриевна и... Нечаева Анна Сергеевна.

Ведь своя Катя у них уже была.