Красавица и чудовище

Что сказать? День начался как всегда. В смысле, как всегда в последнее время. Они проснулись вместе, долго целовались, почему-то им хотелось только этого и больше ничего. Никогда не занимались излишними нежностями, даже для Жени это было немного странновато, что уж говорить о Юсупове? Феликс в три прошедших дня стал слишком уж нежным. У пеночки даже первый раз, кажется, был менее таким… Чем все что делает сейчас князь: прикосновения, поцелуи, секс… Вообще все, все это он делал так, будто она хрустальная. Но девочка совсем не была против, просто удивлялась, а так получала удовольствие. Сначала целовались, после, наконец выбравшись из объятий любимого мужа, Караулова смогла дойти до ванной, одеться и привести себя в порядок. Феликс в это время все еще нежился в кровати, не за долго до ее выхода, оделся, подкрасил ресницы и губы около зеркала, аккуратно уложил волосы. На это потребовалось пятнадцать минут, и наверное, это было самое долгое в его сборке. Он совершенно не знал, зачем делал все это в выходной, тем более на сегодня не было запланировано никаких встреч и поездок, и даже Алина не придет в гости к Жене. Саша позвал ее куда-то в ресторан, «послушать что такое опера…» — так она решила выразиться. Может князь делал это по привычке. Очень-очень старой привычке. Ей было лет так, чтоб не соврать… Сто. Если не больше. Он умел краситься, причем превосходно, его матушка научила. Зачем? Ну, хотелось ему выглядеть красивее, чем он есть в реальности. Правда, когда он рассказал об этом Жене, она попросила его больше не краситься, когда они только одни. Сказала, что красивый и так. Просто так: и веснушки миленькие, и тонкие губы совсем не белые, и ресницы и так видны. Ну, ладно, так и быть. Он сотрет помаду. Проведя платком по губам, князь обернулся. Прямо сзади него стояла Женя, положив руки на плечи Юсупова, девушка улыбалась своему отражению в зеркале, а сейчас взглянула на мужа. Он сидел на стуле, так что ему пришлось запрокинуть голову назад. — Опять ты красишься? — Караулова громко чмокнула его в нос, от чего он тоже растянул губы в довольной улыбке, прикрывая глаза. — Ты ведь прекрасен. Настолько, что никакой художник не сможет передать твою настоящую красоту, никакой скульптор не сможет сделать точную твою копию. Ты уникален и обладаешь, воистину, фантастической красотой. Ты идеален, любимый. — «Его красота складывается: из утонченности, пластичности, нежности, мягкости движений, блистательности, роскошности, безумства… И все это смешивается: с меланхоличностью, которая накрывает его с головой в моменты преддверья или окончания истерик. Женственностью, складывающейся из грации, только одни его пальцы чего стоят? Жизнью: она прямо-таки бьет ключом… Хотя нет, фонтаном! Его красота и ангельская и демоническая одновременно. Строгая и торжественная, опасная, но хрупкая.» — Знаешь… ты не представляешь, как я счастлив, только от того как бьется твое сердце. Ты как синичка или воробушек, сердечко крохотное и бьется часто-часто, будто сейчас готово выпрыгнуть. Оно так рвется на свободу… Каждый день. Я слышу как оно стучит. А когда я подхожу к тебе ближе чем на метр, мне начинает казаться, что оно может сломать тебе ребра. Но ты… Если бы я не был вампиром, я никогда бы не узнал, что ты чувствуешь ко мне на самом деле… Как здорово, что я не человек. Я люблю тебя, пеночка. Поможешь мне выбрать костюм на инаугурацию? — Что?! — Смотря на его лукавую ухмылку, она не могла поверить, да неужели он настолько хорошо умеет врать, что смог сплести оправдание на данное?! *** Четыре с половиной часа. Ровно столько нужно было князю, чтобы подобрать себе двадцать восемь, отдельных друг от друга, комплектов одежды. Каждый из которых «совсем не подходит для столь важного события»! За прошедшее время девушке было подробно объяснено все. Кому что он сказал и что сделал, и как, чтобы буквально из воздуха сотворить себе стальное алиби. Так, по его рассказу, который он представил всем в Дружине, с ним ничего страшного не случилось. Столыпина убили из-за того что он приходил к Юсупову, передав какие-то документы. О посиделке в камере он сказал, что был дома, с Женей. Мол, обещал ей там что-то, вот и решили остаться наедине. Прислуга правду не скажет, ото… В общем, не хорошо своих закладывать. Свидетелей: в плане трех охранников, двух полицейских и экзекутора убили сразу же (кстати, это как раз Дашков сделал, за что спасибо ему… с поклоном). Более не имелось. Алина и Саша? Они могли бы сказать, но не станут… Хотя бы из-за Жени. А сама пеночка? Бред! При том абсолютный! Она слишком любит его. Улик нет, свидетелей нет, и даже если есть, не смогут привести никаких доказательств. Вот и все в общем-то. Ничего не было. — …поэтому это моя новая победа! Я снова… — …вышел сухим из воды. Молодец. — Закончила за мужа девушка. — И я рада, что все так хорошо сложилось, но все-таки… Постучи по дереву. Чтобы точно. Юсупов скептично приподнял бровь, глядя в зеркало на отражение сзади стоявшей. Она лишь медленно кивала, поджав губы и разводя руками. Феликс развернулся к ней. Сейчас он оделся в очень темно-красный костюм. Больше это походило на безразмерное платье, кое все равно шло князю. Да, ну! Ему шло вообще все. Все цвета и все фасоны, не важно было даже, для какого пола эта одежда. Юбки, платья или брюки, кружева или вышивка, классика или абстракция? Все одинаково превосходно на нем смотрелось. Как и сейчас. Он выглядел изумительно. Выбранный красный подходил, подчеркивая янтарный цвет глаз, смотрящих в эту секунду на Евгению. Они глядели пристально, изучали на девушке каждую мелочь, скользили по каждой складке платья, по плавным изгибам идеальной фигуры, он любовался каждой, выбившейся из прически, прядкой. Да, никто ему больше не нужен кроме Карауловой. Она прекрасна. Лучше нее не сыскать во всем мире. Эта удивительная девушка терпит все его закидоны: истерики, скандалы, крики, слезы, нытье… Евгения ему буквально как божественный подарок, в самом прямом смысле. Он ведь для нее должен быть как страшное чудовище. Он понятия не имел, как ему удалось убедить ее в обратном, он просто заботился. Искренне желая, чтобы с ней все было в порядке, вот и все. Да, может мечтал о ее любви, объятиях, поцелуях. Но только если она сама захочет этого. Просто… он абсолютно не понимал, за что она любит его? За что полюбила? Как влюбилась и что чувствовала. — Не хочешь пойти в чем-то более классическом? Костюм смотрится просто феерично, но тебе не кажется что… Он немного не соответствует мероприятию? — На ее слова он лишь надул губы, хлопая пышными ресничками. — Ты запрещаешь мне? — Да, ладно тебе! Шучу, одевайся как нравится. Ты же у меня самая яркая личность во всем Петербурге, тебя нельзя загнать в рамки. — Поэтому я люблю тебя. — Князь в три широких шага пересек небольшое расстояние между ними, сразу целуя. — Ты никогда не стараешься меня переделать. — Феликс, что ты творишь? — Немного отодвигая его от себя спросила девушка. — Нельзя?.. Я ведь твой муж. — Лукаво улыбнулся мужчина, медленно перемещая свои руки с плеч на бедра супруги. В глазах горели хитрые огоньки, как у кота, который собрался поиграть с новой жертвой-мышкой. Так не хотелось его останавливать, но у нее все так болит. Он поймет, всегда понимает… — Не сейчас. Пожалуйста. —Она аккуратно обняла его, слегка притянув обратно к себе. — У меня весь день болит голова. Давай вечером или утром? — Давай, когда ты сама на это будешь настроена? — Юсупов нежно поцеловал ее в висок, убирая выбившуюся прядку за ухо пеночки. Вот бы этот момент продолжался. Всегда, все время, пусть они будут счастливы. Но так бывает только в сказках. В них добрые волшебники, говорящие животные, персонажи, которые всегда смогут подсказать дорогу. В ней все закончится все словами: «И жили они долго и счастливо!». Как жаль что она человек. Она умрет. И для него это произойдет слишком скоро. Как-то она завела разговор о том чтобы стать вампиром, но Феликс был категорически против, сказав, что если он и сделает это когда-нибудь, то только если ее кто-то убьет, пока она еще будет молодая. Да, он прекрасно осознавал, что когда узнает о ее смерти, сойдет с ума окончательно, а может в очередном припадке все закончится суицидом. Вряд ли он будет спокойно смотреть на ее смерть. Нет. В коридоре послышался шорох и запахом повеяло… странным. Никто из прислуги такого запаха не имел. Интересненько. Да, давно он хотел нанять хоть какую-то…охрану? Но все как-то не складывалось с этим, откладывалось, а потом и вовсе стало самым последним в списке дел. Это зря. Он в мгновение отодвинул девочку от себя. На лице княгини отразилось непонимание, она хотела спросить, но он покачал головой, запрещая разговаривать. Конечно говорить нельзя — ей. У нее слишком высокий, и от того громкий, голос, причем настолько что услышать его можно через несколько коридоров отсюда, хотя стены во дворце были совсем не картонные. — Сиди здесь пока, не смей выходить… — Прошептал он, да так приглушенно, будто просто шевелил губами, она еле разобрала, что конкретно он сказал. Ей в голову никогда не приходило, что он может быть таким тихим. Даже звучит странновато. — …и спорить не думай. С тобой все будет хорошо, обещаю. Караулова отрывисто покивала, глаза слегка увеличились, сердце забилось чаще, сейчас оно стучало где-то в горле, дышать становилось сложнее. Страх окутывал полностью, сдавливал, холодными липкими руками, ее легкие. Все органы в животе скрутились, завязавшись в узел, пальцы дрожали, по щекам совсем непроизвольно лились слезы. Как же ужасно думать о чьей-то смерти. Но он ведь не умрет? Нет. Конечно, зачем ему это? Он ведь пообещал, что все будет хорошо. Откуда вообще в размышлениях взялось это жуткое слово «смерть»? Чувства смешивались, образовывая непонятную и противную панику, утягивающую в болото с головой, которая к слову взрывалась от боли. Феликс снова видел как плохо его любимой жене, понимая что сделать он ничего не может. Ему самому было сейчас совсем не лучше. Точно так же страшно, все те же чувства, но только направленные в ее сторону. Он еще несколько секунд смотрел на нее, в последнюю крепко к себе прижимая, гладя по голове. Девушка намертво вцепилась в плотную ткань его костюма. Они бы стояли вечность. Но это невозможно. Он быстро отцепил ее от себя снова, и усадив на ближайший стул, вылетел из гардероба. Сзади послышался щелчок в замке, в какие-то моменты, она все-таки умеет рационально мыслить. В коридоре было тихо, но из соседнего вскоре послышались шаги. Вроде тихие, но их шорох несся по стенам, потолку и полу, обволакивая пространство, вместе со всем что там находится, будь то предмет или человек. Это раздражало, создавало ощущение «слегка беспомощности»… В собственном доме! От этого чувства не помогал избавиться даже противный ледяной ветер, гуляющий в нескончаемых лабиринтах дворца. Князь шел по паркету, грохоча каблуками туфель. Пусть думают, что он не знает, не чувствует и не слышит. Не всем нужно всегда знать правду. Смеяться над жертвами, издеваться над ними — вот развлечение. То самое, каким он так долго не занимался. Так пусть хоть сегодня будет что-то интересное. Феликс был почти уверен, они наверняка придумали нечто любопытнее серебряных пуль. Пусть так. Но это его совершенно не остановит, наоборот этот факт лишь разгоняет кровь в жилах и заставляет идти быстрее. Так привлекательна идея — узнать что же они такого придумали, что уже не заставляет боятся его? Грохот разносящийся на множество метров в округе прекратился. Пронеслось последнее эхо и утихло. Молчание не пугало, не звенело в ушах, оно было нейтральным. Юсупов просто остановился посередине коридора, стоя в темноте и тишине, прислушиваясь к звукам и запахам, которые стали, как он и предполагал, сильнее. Не сказать, что их кровь обещала быть вкусной, но тем не менее… Одному из этих людей явно всего в районе двадцати. *** Выстрел. А спустя минуту еще один. Ужас. Так страшно слышать это, особенно не зная кто стреляет. Пусть они будут его. Пусть он убьет или загрызет их всех. Всех людей, которые решили прийти к ним сегодня. Просто пусть останется жив. У девушки уже высохли слезы, теперь только трясло. Стоять на ногах было сложновато, они подкашивались, не хотели подпускать к запертой двери. Только организм помнил просьбу остаться здесь, а сердце рвалось проявить свою важность, стремилось причинить помощь. Причем поскорее. Кое-как пеночка доковыляла по стенке до двери. В кармане нашла ключ и аккуратно тихо выскользнула из гардеробной в коридор. На ум не пришло ничего лучше, чем пойти в сторону стрельбы. Ну, а что? У нее гормоны, ей плохо, она ничего не соображает… Кроме того, что если Феликса хотя бы поцарапают чем-то, она проломит голову каждому. И можно сказать, ей было даже немного все равно на то что у нее интересное положение, главное, чтобы с Юсуповым все было в порядке. Ребенок конечно — хорошо. Но тем не менее она ни разу не думала о нем, кроме как об имени. Это князь все время наедине с самим собой рассуждал о будущем ребенке: имя, пол, образование, поведение, внешность. И девушка могла поклясться, что ей было ни разу не настолько интересно узнать хоть что-то «о том из-за кого я становлюсь некрасивой и толстой!..». Так что, к собственной частичке себя Караулова была привязана в разы слабее, чем к Феликсу. Пройдя до конца огромного коридора, минут так через десять, Женя подошла к лестничному ограждению, со второго этажа был небольшой выступ, как балкон, так что подойдя к перилам и кинув вниз взгляд, голова закружилась еще сильнее. Гора трупов. Это он всех их убил. Она слышала, с минуту, выстрелы просто не прекращались. Все в крови. Она пахнет неприятно, металлически-солоновато. Чувствуя все запахи в разы сильнее из-за беременности — затошнило. Никогда не было такого, ни на каких практиках, никогда в анатомичке ей не становилось плохо. Тем более, как бы Юсупов не старался ему не удавалось совсем не пить кровь перед Карауловой. Да и несло от него таким же горько-соленым, немного больничным запахом. Но он все равно не был настолько неприятным и резким, как этот. Жуть. Неужели она так реагирует теперь на подобное. Сердце стучало громко и быстро, любой вампир сможет без труда найти ее по учащенному ритму и шумному дыханию. Тошнота никак не хотела отступать, но было решено пойти дальше. Только бы все хорошо с ним было. Только бы живой. Понятно, что он вампир и явно может… Ну, хоть что-нибудь может. Но вдруг он не единственный? Вдруг не вся группа состояла из людей? Тогда что? Нет, она точно уже сходит с ума: «Дурочка, повернута уж на нем! Все с ним хорошо будет, он же пообещал… Он всегда выполняет все свои обещания. Любые — сбыточные или нет. Это же Феликс. Как можно ему запретить наряжаться женщиной или убить человека? Ему можно что угодно. Но обещал, что все будет хорошо с ней… А про себя не говорил…». Нужно просто глубоко дышать и медленно-медленно идти дальше. Шаг. Еще один и еще. Аккуратно, вдоль перил, ноги были ватными, отказывались гнуться и слушаться хозяйку, которой интуиция уже голос сорвала орать о том что — может назад? , но девушка упорно игнорировала ее и плохое самочувствие. Она сильная, с ней ничего страшного не случится, дойдет как-нибудь. Ну, доползет, в крайнем случае. Новый коридор закончился быстрее, чем предыдущий, что несказанно радовало. Из-за приоткрытой двери, сквозь тоненькую щелку, в коридор сочился рыжеватый свет. Значит там кто-то есть. Нужно восстановить дыхание и вести себя немного тише. Караулова медленно сняла туфли, оставив их на полу, подобрала подол громадной юбки, та все время слишком шуршала, даже раздражала этим немного, и пошла потихоньку на свет, будто бы мотылек. Не успела она заглянуть в щелочку, как дверь открылась, чудом не убив девушку, Юсупов быстро затянул ее в комнату, зажав одной рукой рот, и мгновенно закрыл дверь обратно. — Что ты тут делаешь?.. — Он буквально шипел, сейчас его можно было спутать со змеей, зрачки вдруг вытянулись, а клыки стали острее. Он никогда не волновался за нее настолько сильно. Он ведь специально оставил ее там. Запер. Чтобы просто сидела там, спокойно… — Пеночка… — Я не могла там сидеть. Взаперти. Это ужасно — сидеть в комнате одной и не знать жив ты или уже нет. Я волновалась. Боялась, что с тобой может что-то случится! — Да?! Что же со мной может случится? Я ведь не человек. Не как ты! Не человек, не девушка, не беременная женщина! Что со мной будет?! — Он был похож на волка, голодного и злого. Одно не верное движение и загрызет. Ярость взрывалась внутри алым громким фейерверком, выходила за границы разума, выливалась на пеночку. Она испуганно смотрела на него, боясь пошевелиться, не то что говорить. — А если бы с тобой что-нибудь случилось?.. — Тон в секунду поменялся, как только князь заметил слезы в глазах девушки, и то, как она расцарапывает себе запястье. — Прости. — Голос тихий, дрожащий. Юсупов на это только покачал головой, поджав губы, прижимая к себе Караулову. — Ты дорога мне. Вы… мне дороги. — Ну, неужели, ты любишь еще даже не родившегося ребенка настолько сильно, что не разрешаешь мне рисковать его жизнью ради тебя? — Какая же ты дурочка. — Вздохнул князь, грустно улыбнувшись. — Разве не понимаешь, что это счастье? Не понимаешь что в нем есть частичка тебя самой? И моя тоже. Не ты ли лучше меня должна понимать, что ребенок растущий внутри тебя привязан к тебе? Ты с ним уже целых… Скоро пять месяцев! Представляешь? Из-за него ты то смеешься, то плачешь. Просыпаешься посреди ночи в слезах потому что хочешь есть, закатываешь истерики, потому что упал карандаш, тебе стал нравиться запах бензина. Ты согласилась стать такой капризной на целых девять месяцев, чтобы у нас с тобой… Был ребенок. Неужели ты не любишь его? Неужели не понимаешь, что это новое существо? Новая жизнь… Которую создали мы с тобой. — Я не знаю. Мне так страшно… У меня уже растет живот, но я совершенно ничего не чувствую, ни тепло, ни любовь… Я люблю тебя, но не его. И мне очень жаль, что я разочаровала тебя. Я в принципе никогда не думала о детях. Я ненавижу их. А теперь, скоро, у меня будет ребенок. Я боюсь, что если я никогда не полюблю его? — По щекам текут слезы. Ей кажется, он убьет ее за такие слова, но нет. — Тебе кажется, что ничего не чувствуешь к нему. Но на самом деле это совсем не так. Где-то глубоко в душе, ты любишь. Тебе нечего бояться. Ты будешь прекрасной матерью, по крайней мере жена из тебя получилась нежная и добрая. — Голос нежный и ласковый. В груди от него приятно греет. Тепло разливается рекой от сердца и по всему телу, приходя даже в кончики пальцев. — Спасибо тебе. — Так случилось, что князь стоял спиной к двери, очень не кстати. В проеме появился человек. Наверное. В руках он держал пистолет, и прицелился в Юсупова. Караулову он толи не заметил, толи игнорировал, так что она для себя решила, что точно не зря сюда пришла. — Не плачь. — Что?.. — Выстрел, поворот, крик. Она закрыла его собой. Перед глазами встала беспросветная чернота. Боль накрыла с головой, заставив потерять сознание. Он поймал ее, медленно опустился на колени, прижимая ее к себе. — Пожалуйста… Нет. Не надо, не умирай. Я буду любить тебя вечность. — Сердце уже не билось. Дыхание оборвалось, последний выдох. У Феликса рухнул мир. Просто сложился как карточный домик. Это конец. Она мертва. — Прошу живи. Ты нужна мне… Пожалуйста… Нет, нужно взять себя в руки. Даже если он очень хочет умереть вместе с ней сейчас, все равно. Проломить череп и вытащить все внутренности из того кто решился сотворить такое… Он определенно, пока, хочет больше! Князь поднял злобный взгляд на стоящего напротив: — Тебе конец. — Прошипел Юсупов. *** Она стояла перед открытым окном, куря новую сигарету, нервозность не покидала ее ни на секунду, а страх, что князь убьет ее, почти душил. Отдавая приказ убить его, она совершенно не учла его жену. Беременную. Ей не хотелось убивать девушку, это было бессердечно, та вынашивала ребенка и вовсе не была виновата в той давней ситуации. Но тогда возникает закономерный вопрос: зачем убивать Феликса, ведь это тоже причинило бы вред юной особе? А она не виновата… Тогда получается что… Наоборот? Было бы гуманнее убить ее, заставив, тем самым, Юсупова истерить каждый день, от мысли что его любимой более нет в живых. Но она не думала об этом, потому что боялась, что он действительно убьет ее за такое. Но если так подумать, почему вообще Франциска жалеет Евгению? Зачем? Они друг друга не знали совершенно, не должно ли быть все равно на эту юную дурочку? Сигарета тлеет, мысли становятся все менее и менее ясными, будто также превращаются в пепел, как и бумажная палочка между пальцев, развиваются серым прахом по ледяному ветру. Как сложно… Все совсем запуталось и закрутилось. Месть так поглотила ее, что совсем вылетело из памяти, что она… — Матушка… — Детский голос нарушил тишину. Вроде бы ничего такого, ее пятилетняя дочь, часто вставала по ночам из-за скрипа или шороха. Но обычно она шла к няне, к матери только в крайних случаях, только если слишком испугалась чего-то. — Матушка, пожалуйста… Франциска развернулась, встретившись взглядом с Феликсом. Он держал девочку за руку, приставляя к ее лицу серебряный кинжал. — Не нужно. Прошу тебя… — Прошептала девушка, с неподдельным страхом смотря на блестящее лезвие. — Пожалуйста… — Почему нет? — Усмехнулся князь, водя прямо перед носом ребенка, который так боится, что столбенеет, не имея возможности отодвинуться. — Я не хотела убивать твою жену. Клянусь Богом! Мне жаль, что так вышло, я не хотела! Пожалуйста, отпусти мою дочь… — Ее слова растворяются в воздухе, и между людьми снова звенит тишина. Страшная. Для нее. — Пожалуйста… — Лезвие крутится около лица и шеи, поблескивая в рыжем свете от камина. Его оскал, демонстрирующий длину острых клыков, угрожает абсолютным несогласием. — Мне плевать, хотела или нет. Евгения была моей женой! Была беременна, носила под сердцем моего ребенка! Ты чуть не уничтожила чужую собственность! — Выплевывая каждое слово, произнес Юсупов. — Ну, вот видишь она не умерла… — Попыталась спасти ситуацию Франциска. — Может она выживет?.. Ах! — Глаза расширись, с ресницы сорвалась слезинка, когда девочка вдруг вскрикнула, а по руке потекла кровь. — Во-первых, если ты думаешь, что я не смогу убить ее, то это ты зря. — Злобно цедит он, не желая отпускать жертву. — А во-вторых, в случае смерти Евгении, а следовательно и моего ребенка, твоя дочь не обойдется простым порезом. Я сделаю все, чтобы ты была несчастна, чтобы каждый день тебе снились кошмары, как я убиваю твою любимую дочь. — Он усмехнулся, сев на корточки рядом с ребенком, и перехватив кинжал удобнее, поднес его к сонной артерии. Сердце Франциски забилось быстрее, она упала на колени. — Ты ведь не можешь иметь детей более?.. Жаль… Поверь, умрет княгиня, умрет и твоя единственная дочь! — Выплюнул Юсупов, сразу толкая девочку от себя. Та упала на ковер, и ничего страшного не произошло, всего лишь образовались небольшие ссадины на локтях и коленях. Тут же поднялся ужасный, до самоубийства отвратительный, вой. Ребенок прижимался к матери, которая так же сидя на полу, обнимала его, гладя по голове, и все со страхом косилась на князя. Он уже развернулся к двери, но когда дошел до нее и потянул за ручку, решил добавить, — Да! К слову о смертях, там в коридоре, за этой дверью, целых три наглядных примера, что я мог бы сделать с твоей дочкой. А на первом этаже… Вроде как восемь. В общем ходи аккуратнее. Не поскользнись на внутренностях, милая. Улыбка у него такая радостная… Придет домой, будет дальше сидеть около Жени, может ей лучше? Хотя она не приходит с сознание уже несколько дней…