Красавица и чудовище

Бокал шампанского он держит тремя пальцами, хотя остальные вокруг, — лишь придерживают. Кстати неплохое оно, но ему такое не нравится, а вот любимой пеночке понравилось бы. Как она там говорит? «Если хочешь спать: выпей горячего вина, хочешь грустить: выпей портвейн, хочешь согреться: выпей водки, а хочешь чтоб башка трещала: выпей шампанского!» Вот, и не поспорить же? Да… Только она так пригорюнилась, когда поняла, что ей нельзя пить. Прямо рыдала. Прямо в новый год. Но князь тогда уже попривыкший был, попросил вскипятить ей красного виноградного сока с пряностями, потому что по вкусу… Это почти ничем не будет отличаться от ее любимого глинтвейна. Ну, да. Они оба тогда заснули и новый год прошел очень тихо и сопя. От теплых воспоминаний губы дрогнули, и один уголок приподнялся. Юсупов помотал головой. Забавно, даже когда ситуация такая как сейчас сложилась, он все равно не может не думать о чем-то хорошем. Пусть это уже было, давно или недавно, неважно. Он думает о ней. Интересно как она там? Все с ней хорошо? Спит? Скорее нет, чем да. Она не спит без любимого мужа, он для нее и подушка и колыбельная. Всегда чувствует, особенно теперь, когда он уходит. Ведет себя просто как ребенок, не может уснуть без него. Правда не может, ну… Не получается. Поэтому часто засыпает где-нибудь на ходу, в прямом смысле, — просто шла, упала на пол и заснула. По сути, просто выключилась. Юсупов когда об этом узнал, особенно о том, что больше всего, его пеночка, любит падать на лестнице или кафеле… Начал сидеть с ней по ночам. Она спит, — он на кровати шуршит своими документами, поет что-то. Тихо-тихо… Голос красивый, песни медленные. Вот она и засыпает. А сегодня он только сказал ей, чтоб она в спальню шла пораньше, потому что устала. Девушка, конечно, послушалась. А он уехал. Сидит сейчас, наверное, плачет… Волнуется. Стоит перед окном, смотрит на мерцающие фонари вдоль Мойки. Кутается сильнее в пуховое одеяло, думая, что оно ее согреет, но этого не произойдет, если она продолжит стоять босая на ледяном паркете. Ступни уже совсем закоченели, девушка не чувствует пальцев. Волосы разбросаны по плечам, с которых, к слову, постоянно сползает огромная импровизированная накидка. Ветер, из щелей окна, морозит, княгиню пробивает мелкая дрожь. Ладно… Он сказал ей идти спать. Да, лучше ей и правда лечь. А утром, когда она откроет глаза, Юсупов окажется рядом. Как всегда… — Пришел?.. — К нему подошла женщина поглощенная алым цветом. Вся одежда, украшения, аксессуары были именно такими. В дополнение шло золото, килограмма три… Точно. В прическе держалось две китайских шпильки и огромный гребень, и вес одной только ее громадной шишки смоляных волос, должен был составлять полтора килограмма. — Да. Заинтересовала, знаешь ли… Стало любопытно, — Феликс перешел с нормальной речи на язвенное шипение, наклоняясь к уху женщины, та лишь немного прикрыла глаза, — зачем ты решила вспомнить что-то настолько давнее… Хотела воззвать к моей совести? — Усмехнулся он, отстраняясь, смеряя ее оценивающим взглядом неудовлетворенного критика. — Что ж, не получилось. Мне не стыдно, милая. Совсем не стыдно! — Ну, что ты?.. Взывать к твоей совести, милый, тоже самое что сдуть ветер или утопить воду. Хотела поговорить с тобой на некоторые интересующие меня темы. Не против? — Она говорит без всякого стеснения, почти небрежно бросая слова. И из-за простого понимания, что эта тварь слишком хорошо обучена говорить только по делу и по максимуму контролировать свой язык, становится немного не по себе, когда он слышит подобную расслабленность. Конечно она чего-то хочет от него, это точно. Кто станет писать угрозы, если желает просто поговорить по душам? — Не против. — Превосходно. — Франциска ядовито усмехнулась князю и быстро развернувшись устремилась к выходу из бального зала, не забывая, пальчиком, поманить за собой Юсупова. Редкая змеища, честно сказать… Очень умная, хитрая и, на свою удачу, безумно изворотливая! Вот сколько Феликс ее помнит, она всегда была такой, а потому ненависть его к ней всегда ощущалась всеми фибрами, в разговоре ли с кем-то, при встрече ли… Без разницы. Княжеская неприязнь к этой особе ощущалась им буквально физически: болела голова, зрачки становились больше, а голос, до того звучный и чарующий, превращался в язвенное шипение. Да, девушка у многих вызывала подобную реакцию, ведь после смерти любимой сестры стала личностью чуть ли не скандальнее Юсупова. Она так любила устраивать сцены на публике (из-за любой мелочи), что ее перестали приглашать на балы. Несколько раз она учувствовала в революционных демонстрациях и открыто помогала анархистам… Но ее не задержали и даже не сказали, что это не хорошо. Почему? Ну, потому что теперь, она официально подданная Великобритании, а не Российской империи (да и не нищая). Живет она основное время там. С мужем. А сюда они приезжают иногда к ее родителям, да и просто увидеться с друзьями. На редкость противная дрянь. За размышлениями путь прошел быстро, Франциска легким движением распахнула створчатые двери, хотя при этом пропустить князя первым, но услышав короткое: «Дамы вперед!», зашла сама, а следом за ней Феликс, который так же плавно и бесшумно закрыл створки. — Итак… Избитый годами шантаж всегда работает… И на всех. — Девушка кровожадно улыбнулась гостю, опускаясь на бархатное кресло. — Да, Феликс? — Ты не представляешь что ты сделала… — Отозвался мужчина, стоя в нескольких метрах от нее. Полыхнул огонек зажигалки и спустя секунду потянуло дымом. — Нет, представляю. Я давно хотела начать воевать с тобой… Просто, не представлялось удачной возможности. А тут… Ты как специально и влюбился, и революции начал помогать. — Спокойно протянула она, разминая кисти рук. Взгляд безразличный и скучающий скользнул на стоящего, возле камина, Юсупова, который вдруг подавился дымом. — Что?.. — Присядь для начала. Я многое хочу тебе сказать, боюсь ты не выстоишь столько. — Снова злобная ухмылка, обнажающая клык. В мутно-серых глазах не читается никаких эмоций, кроме ненависти, а вот янтарь напротив прямо-таки полыхает яростным огнем. Так или иначе князь решает, все же, сесть напротив девушки, и та растянув губы еще шире, продолжает. — Ты прекрасно осведомлен, ну, как и все остальные, что я помогаю анархистам. Это было лишь для того, чтобы проверить одну вещь, замешан ты в этом или нет. Эту помощь, можно назвать неким экспериментом, в котором ты тоже участвовал, но это не так интересно… В общем, я узнала, что помогаешь им. Узнала кому конкретно. Через две недели такой «помощи», я знала о тебе и твоих планах — все. Абсолютно все. — Зачем?.. — Я хотела отомстить тебе за сестру. Но слушай дальше! Ты все поймешь… Сначала, я подговорила малолетнего маньяка, чтоб он украл твою девушку… Это была некая проверка…для тебя. Я хотела убедиться, что ты действительно любишь ее, ну, или хотя бы влюблен. Все прошло идеально! И когда ты бежал с ней на руках по улице, я плакала. Ты никогда не выглядел настолько… — Девушка запнулась, но переведя взгляд на Феликса, точнее даже сказать, на его пальцы, продолжила. — Настолько взволнованным. И это искреннее чувство, вместе с сожалением, оно так ярко читалось в твоих глазах, что я решила продолжить свою маленькую игру. Помнишь день свадьбы?.. — Да, тогда я был более чем счастлив… — Хах… Ну, да! Хотя искренне не понимаю почему, девственности ты лишил ее еще до того дня… — Усмехнулась Франциска, кокетливо уточнив, — Ты очень красивый. И фотогеничный. — Ты редкая сучка, милая моя… — Язвенно шипит князь, но более ничего делает, хотя есть безумное желание разорвать эту стерву, сидящую прямо напротив него, на куски. Пусть стены, паркет, мебель… Пусть все в этой зале будет в ее крови. Бесит! Сейчас он мельком смотрит на часы, стоящие на каминной полке, — без десяти три. Так долго, с момента как он пришел, прошло пятьдесят минут, а разговаривают они из этого времени, всего минут двадцать… Почему она такая стерва?.. Ах, да… По его вине, умерла ее сестра, да. Теперь значительно яснее. Как жаль, что ему абсолютно, совершенно плевать на это. Просто спать хочется, причем ужасно! Он так не хотел ехать, но из-за этого чертова письма, он здесь. Сидит в кресле перед Франциской и слушает ее бредни. Да, именно что бредни, его мимолетные выдумки, что она умна, совершенно не означают, что эти мысли правильны. Он ведь любит себе противоречить, и часто! Так что, сам для себя знает, что все мысли, по поводу ее разума, — давно закрытая тема, решенная (!), и к этому он более возвращаться не собирается. Хотя… Бредни Франциски, правдивы. Она делает все, для достижения своих целей всегда, и ее цели всегда были ему понятны. Но сейчас, когда она отважилась на нечто подобное, нечто такое, от чего Юсупов по-настоящему готов ее убить, ему не понятна цель. Собственно потому он до сих пор сидит и слушает ее, а не потому что боится не защитить свою жену. Ну, это ахинея, в конце концов! Он защищал ее всегда и ото всех, сейчас ничего не изменилось. А Франциска… Несчастная дурочка! Интересно, чего она, все-таки, хочет?.. — Не буду извиняться. Я такая с рождения. Итак! Идем дальше. В день вашей свадьбы, за несколько часов до нее, произошла решающая встреча Мирославы и (!) Караморы. Она передала ему некоторые документы с твоего стола, связанные с твоими подчиненными анархистами. Он передал Карлу, а Карл передал мне, а я передала, не лично, конечно, но тем не менее… — …Столыпину, я понял. — Нервно потерев нос, продолжил мужчина. — Но я не понимаю, зачем такая сложная схема. — А еще искреннее непонимание вызывали действия Миры, она ведь милая невинная девушка, когда она успела перейти на сторону анархистов? — Самая простая, милый. — Вот!.. Ты вроде умная, но такая дура! Ты просто могла выбрать время, пока меня нет дома, прийти сказать Жене, что ты должна забрать эти документы, и она бы отдала их тебе. А потом ты бы отправила анонимное письмо Столыпину, приложив фото или, ладно (!), сами письма! Ну, так ведь проще! — Возведя руки к потолку воскликнул он в ответ. Конечно, он ей врал. Пеночка никогда бы никому, без его на то разрешения, не отдала бы никакие документы и письма. Почему? Да потому что! Она сама их читала, и потом они вместе их сами сжигали. Если бы он не был таким рассеянным, то сожгли бы все. А сейчас ему просто захотелось указать Франциске на ее тупость… которой нет. Но он так хочет! И имеет на то право. — Мне все равно. Так или иначе все получилось именно так как я хотела. Тебя забрали прямо из дворца. Лично Столыпин. Как я поняла, видела это не только твоя милая «пеночка», но и ее подружка?.. Алина вроде? Неважно. Я другое понять не могу, какого черта?!.. — Я жив. — Улыбка. Превосходствующая. Больше, конечно, походила на оскал… — Моя жена очень старалась вытащить меня оттуда. Живым. Как видишь, — он показал на себя, — живой. — Тварь. Я мечтала о том, чтобы отомстить тебе. И у меня появилась такая возможность. Я хотела, чтобы ты почувствовал… Когда бы тебя должны были казнить, ты должен был бы кричать, что это несправедливо! Что ты должен быть со свей ненаглядной… И представлять, как она будет убиваться по тебе. Тебя бы выпороли тем чертовым кнутом до смерти! А если бы ты не сдох, тебя бы закрыли в той камере, до того момента, пока ты не истечешь кровью, наконец, тварь! А твоя любимая жена била бы по двери, кричала, плакала, умоляла бы впустить ее, и спасти тебя, но ее бы не слушали. А ты не мог бы ей ответить, потому что тебя бы не было голоса. Последние минуты жизни, ты должен был провести в холодной камере, плюясь кровью, слышать беспомощные крики любимой, осознавая, что не в твоих силах изменить что-то! — Она говорила громко, а в конце сорвалась на крик. Ее трясло от злобы, и она хотела продолжить, но Феликс ее опередил. — У тебя красивая фантазия. Мне даже, знаешь, захотелось прочитать какой-нибудь подобный сюжет. Например повесть или же роман… Там было бы красивее описание, и не так много «бы». — Сигарета, наконец, перестала дымить, князь легким движением бросил ее в камин. Размяв пальцы и кисти рук, он вновь глянул на часы, — три сорок. Нормально поговорили. А главное расстаются на приятной для него ноте, она орет и психует, хотя его задушить, но не может, а он наблюдает, с улыбкой отмечая, что снова расстроил все ее планы. Даже на душе потеплело как-то. Придет домой расскажет пеночке, она снова захохочет и скажет: «Ты — жаркое солнце!» — Если это все… — Нет скотина, не все. Я позвала тебя сюда, чтобы сказать одну очень важную вещь. Я желаю тебе смерти, дорогой Феликс, причем скорейшей. Чем быстрее ты умрешь, тем быстрее я стану счастлива! Так вот: я сделаю все, чтобы осуществить свое желание. И если ты не хочешь, чтобы твоя «любимая пеночка», случайно, попала под раздачу, то можешь прямо сейчас воткнуть себе нож в сердце. — Девушка, осторожно протянула ему кинжал. Феликс, смерив лезвие оценивающим взглядом, осторожно принял его…