Reset the world, imagine home

Тхури держала на коленях белоснежный торт, украшенный разноцветными безе, пока Майрон что-то быстро печатал на телефоне. Они проезжали зелëные парки, скверы, одинаковые дома, множество маленьких магазинов с продуктами. Так непривычен был май: всë же не каждый день полон зелени и тëплого солнца, на котором грелись худые дворовые коты. На всю машину играла металлика, и Драуглуин изредка барабанил пальцами по рулю и подпевал на куплетах. А Майрон предпочëл шумоизолирующие наушники. Очередная кочка – и майа тихо выругался. — Драуглуин, аккуратнее. Куда ты так несёшься? – он перевел взгляд с экрана на дочь. – А ты чего с этим тортом обнимаешься? — Да, много чести светлякам. А могли бы вчетвером сожрать. Драуглуин потушил сигарету о дверь внедорожника и включил музыку громче, после чего его жена повернула колёсико в обратную сторону. — Тише, мы с Кархаротом всю ночь уроки делали, пока вы с Мелькором пиво пили. Голова болит. — Мелькор типичный батя, – усмехнулась Тхури, – он даже в телефон вдали смотрит, когда мемы ему показываешь. — Я так тоже делаю, и мы не старые, Тарш, скажи ей, – пробурчал Майрон. Тарш тихо рассмеялась и достала из бардачка солнцезащитные очки. Она сняла с плеч кожаную куртку и положила еë на колени, чтобы не было так жарко, и хотя Драуглуин включил кондиционер, всë равно поздняя весна брала своë. — Смешные такие. Не верится, что мы больше не оборотни, я бы стащила пару плюшек так, чтоб мне потом за это ничего не было. — Можно подумать, в Ангбанде ты только плюшки таскала. Майрон снова уткнулся в телефон и откинулся на спинку сидения, а Тхури пыталась открыть окно, до тех пор, пока Драуглуин сам не сделал это, всего-то нажав на кнопку. В машину ворвался свежий воздух, пахнущий цветами, сладкой пыльцой и тёплым маем. Майрон нервно слал Мелькору сообщения и проверял, не ответил ли он, всë время заходя в соцсети, чтобы отвлечься на короткие клипы. Тхури заметила его беспокойство и поэтому подвинулась ближе и положила руку ему на плечо. — Волнуешься? Майа кивнул: — Я встречусь с его братом-узурпатором, пока он валяется дома из-за аллергии. Конечно, я волнуюсь. И почему я только согласился на это? — Ради Мелькора. — Ради Мелькора, – повторил Майрон, тяжело вздохнув. Остальной путь тëмные были поглощены своими мыслями, и звучала только музыка из магнитолы. Машина остановилась у жалкого вида хрущëвки, серой, с побитыми стенами и вонючим зелëным подъездом, даже окна выглядели старыми. В плохом смысле. Подгнивающие деревянные рамы наверняка впускали в дом весь холодный воздух зимой, и даже зеленеющие деревья не спасали картину от жуткого вида. Как будто этот дом был заброшен. Драуглуин присвистнул и рассмеялся: — Угораздило же. Майрон скептически оглядел дом, а Тхури достала из кармана кожанки Драуглуина мятую бумажку. — Мы не ошиблись адресом? — Никак нет, всë точно так, как и должно быть. Эта ситуация явно позабавила Драуглуина, который переглядывался с женой и улыбался, обнажая ровные зубы с большими клыками, как у вампира. Тарш только прыснула от смеха в кулак. — Ниэнна говорила, что Эру орëт на людей в поликлинике, совсем с ума сошëл. Так и надо старому маразматику. — Как бы твои слова не оказались правдой, – задумчиво проговорил еë муж. Он набрал код домофона и вошëл в жалкого вида маленький подъезд с облезлой штукатуркой, даже солнечный свет, проникавший в помещение, не спасал ситуацию. Маленькие наклонённые ступеньки были опасны тем, что на них легко оступиться и сломать шею от стремительного падения вниз. Тхури нервно сжимала коробку торта и оглядывала расписанные ругательствами стены. Дверь им открыл Манвэ, одетый в выглаженную рубашку и клетчатые серые брюки, длинные светлые волосы украшала не корона, а очки, на пальцах красовались пластыри вместо колец. — Д-доброе утро, проходите в мою об-битель, – улыбнулся Манвэ. – Тхурингветиль, т-ты уже такая больш-большая. Майрон ожидал увидеть что угодно, но не хилого заикающегося мужчину, который смотрел на него, как на начальника. Бровь Майрона надменно поползла вверх, он наградил Манвэ натянутой улыбкой и вошëл в квартиру. — О-о-о, винтаж, – заворожëнно проговорила Тхури, разувшись. — Н-нет, просто старое, – Тхурингветиль передала дяде торт и он жестом указал в направлении ванной комнаты и кухни. – Прошу. Тарш неуверенно взглянула в сторону кухни, а затем перевела взор на доисторический рукомойник прямиком из Советского Союза образца тридцатого года. И попросила у Майрона антисептик. Тхури поймала на себе расстроенный взгляд вала и пожала плечами, ободряюще улыбнувшись. Тем временем Манвэ разлил по чашкам с отбитыми краями чай и нарезал торт по кусочкам. — Т-так мило, что вы торт принесли. Вала снова неловко улыбнулся. Майрон не сводил глаз с него и всë думал о чëм-то, пока Драуглуин и Тарш переглядывались. Драуглуин накрыл ладонь жены своей и погладил еë большим пальцем. Тхури же села в кресло, но дядя тут же вскочил с места: — Нет, н-нет, это место Э-эру. — Ты больше запинаешься, когда волнуешься, – подытожил свои размышления майа. Если раньше он ненавидел брата Мелькора, то теперь испытывал к нему отвращение, как к слизняку или пресмыкающемуся жалкому слуге. Этот айну оказался причиной их проблем, просто жалким маленьким человеком, хотя Майрон представлял его себе, как тирана и жестокого узурпатора. Манвэ только кивнул. Он сел за стол, и тëмные последовали его примеру. Со временем Манвэ разговорился и даже пару раз рассмеялся от шуток Майрона, пока Драуглуин курил на балконе. Стук ложек по тарелкам, просыпанный сахар, сигаретный дым и улыбка Тхурингветиль почему-то вернули вала в прошлое, когда ещё существовала Арда. Когда Мелькор был рядом. Приëмная дочь слишком похожа на него, даже смеются они одинаково громко, Мелькор бы вëл себя за столом также. — А хотите, я пластинки достану, у м-меня проигрыватель есть. Но в этот момент повернулся ключ и дверь распахнулась. В квартиру проковылял дряхлый старик с длинной свисающей бородой и пронзительными светло-голубыми, почти белыми, глазами. Он злобно поджал губы и что-то пробурчал себе под нос. — О, Т-т-творец, прибыли тво-твои д-дети. Манвэ сразу повысил голос, он говорил каким-то слабым и извиняющимся тоном, будто унижая себя в глазах Илуватара. — Это чë, Эру? Да ладно? – выпалила Тхури. — А я смотрю, ты рот на замке не умеешь держать, как и мой нерадивый инструмент. Майрон понимал, что за слово Эру хотел употребить, но чтобы себе не противоречить, назвал Мелькора инструментом, будто он не имел права на свою волю. Дегуманизация цветёт и пахнет. — Дед, так и ты за базаром следи, – Тарш встала с места и оскалилась раньше, чем Драуглуин успел подумать. Она просто не могла стерпеть такого к девушке, к которой относилась, как к своей дочери. — Мы не твои инструменты, – строго сказал Майрон, съедая последний кусок торта. — Где Мелькор? — Т-творец очень ждал п-приезда брата, – объяснил Манвэ, – он буквально б-бредит им, всë время… Манвэ выглядел таким разочарованным, будто Эру хотел поговорить с Мелькором, а до него творцу дела не было. — А ты почему даже салат не достал? Я купил для Мелькора халву. — Мелькор не любит халву, – перебил его Майрон, – он йогурты любит. Если тебе что-то нравится, это не обязывает Мелькора тоже это любить. Холодный и резкий взгляд впился в майа, который смотрел на Эру со всей своей надменностью. — Гадëныш, – напоследок выплюнул Эру перед тем, как уйти в свою комнату. Манвэ тяжело выдохнул, он весь дрожал, на глазах проступили слëзы, и он сжался, как кролик после неудачной атаки змея. — Дядь, ты чего? — В-всë, хор-хорош-шо. Вымученная улыбка не обманула тëмных, поэтому Тхури поднялась с места, лихорадочно пытаясь что-то придумать. — Прогуляемся? Свежим воздухом подышим. Дядь, пойдём. В парке в это время всë цвело и пахло, особенно сладкая сирень. В парке в это время было достаточно людей, всë же, хорошая погода бывает не каждый день. Манвэ уныло плëлся за тëмными, пиная камушек. Всем было как-то неловко и некомфортно, особенно Майрону. Как он смог проиграть такому слизняку? Позорище. — Так, – начала Тарш, – ты родился у Эру? — Он мой… отец. — Почему тогда ты называешь его творцом? — Он с-сам так решил. Я ведь прос-просто инструмент. И-и, я… и я не эрухини. — Нет, мы тоже эрухини, он создал нас, создал эльфов, просто на нас он возложил больше ответственности, о которой мы и не просили, – угрюмо ответил Майрон, метнув взгляд, полный отвращения, в сторону вала. — А че ты всë живëшь с ним? Выгнал бы Эру на улицу, сам бы спокойно жил, так ему и надо, – пожал плечами Драуглуин. — Н-но т-так нельзя! – замотал головой Манвэ. – Даж-даже думать о т-таком. Вала замотал головой и прижал ладони к груди. На его лице отразился такой ужас, будто бы Эру находился рядом. — В новом мире Эру больше ничего тебе не сделает, ты свободен, сам будешь жить, как хочешь. — Отстаньте уже от него, – вмешалась Тхури. Манвэ ей благодарно кивнул. Он ведь был на пять лет старше неë, но чувствовал себя на шесть, будто он крошечная букашка перед великим Творцом, с которым так несправедливо обошлась поганая Тьма. Она, как кровожадная палачиня, поменяла всë местами, перевернула всë с ног на голову, и снова эльфы страдают от еë тирании. Всë складывается так, что лишь единицы из эрухини живут хорошо, остальных раскидало по больницам и наркопритонам, в попытке забыться и вернуться в Арду. Манвэ знал о многом, он боялся Мелькора и его гнева, но так хотел с ним встретиться. Иронично, даже брат бросил его. Тхури отстала от Тарш, Майрона и Драуглуина и шла рядом с Манвэ. Она даже не знала, о чëм с ним поговорить. — Мелькор редко говорил о тебе. Кем ты работаешь, чем увлекаешься? — Д-да ничем, особо, прос-просто работаю бу-бухгалтером и вышиваю крестик-ком. Х-хотя хотел бы стать орнитологом, н-но Твор-творец настоял. — А я учусь на хироптерологицу, ну, хочу ей стать. А из хобби, пожалуй, играю в игры на компе. — К-классно, – улыбнулся Манвэ. – Я тоже люблю игры, н-но Э-эру запрещает. Знаешь, в Арде мы с твоим отцом ч-часто гуляли, когда он т-только вышел из Мандоса. — Это здорово, наверное, — улыбнулась Тхури. — Д-да, в Валмаре было тепло так, хорошо, я люблю тепло. Майрон закатил глаза и ткнул Драуглуина в бок, после чего оба прыснули от смеха. — А почему ты всё ещё живёшь с Эру? — А как же? Он ведь Т-творец, он хотел, чтобы Мелькор тоже был рядом, поэтому и п-позвал. — А Мелькор заболел, — выпалил Майрон. Тхури согласно закивала. После этого ещё какое-то время они болтали про приспособление к жизни в этом мире и его законах, о таких вещах, как налоги, обо всём, и ни о чём. Тёплый ветер отбрасывал за спину волосы и мягко касался кожи. Сегодня было особенно тепло, если не жарко, на улицу выбралось достаточно людей, а Тхури по привычке хотела натянуть на голову капюшон, кода солнце вышло из-за облаков. И вскоре они приняли решение вернуться в дом Манвэ. Дома царила какая-то мрачная и унылая атмосфера и пахло сыростью, Эру сидел на кухне и смотрел телевизор, жуя гниющими зубами хлеб. Сухой старикашка с седой бородой, в стереотипно дедовской одежде, упирал в пол трость. Майрон только усмехнулся про себя и снисходительно взглянул на некогда могущественное существо. Тхурингветиль подошла к шкафу с хрустальной посудой, в центре которого красовался прозрачный лебедь. В комнате Манвэ было достаточно много фигурок животных из керамики, на что Тхури улыбнулась, и продолжила осмотр. Тут и там были фотографии улыбающегося Манвэ, который стоял рядом с кем угодно, но не с Эру. Она подумала, каково это, когда тебя родной отец не любит? Ей повезло, она жила в любви и счастье, но ведь еë дядя так и не узнал, каково это, жить в нормальной семье. Тхури искренне стало его жаль. Он оказался таким маленьким человеком, которому надо было лепить фигурки птичек, а не Ардой править. Майрон обратил внимание на стопку детских открыток. Он посмотрел парочку, и убедился в том, что Манвэ сохранил детскую и чистую любовь к Эру. Как же это инфантильно и жалко, он тащит на себе тирана и жестокое чудовище, породившее множество проблем своим непомерным эго. На мгновение ему стало даже жаль Манвэ, но он скоро пришёл в себя. — Мне его жаль, – прошептала Тхури. Майрон неопределённо повëл плечами. — Да, и такое бывает. Главное, что у нас всë хорошо. — А Мелькор сам хочет встретиться с Манвэ? — Вряд ли. Мне кажется, что он сейчас просто высказывается Намо о том, как его достали светлые. Спорим, дома он с Намо? Тхури кивнула. Тем временем на кухне зрел какой-то спор, судя по громким голосам, поэтому Тхури и Майрон не сговариваясь помчались к спорящим. — Зачем мне извинятся перед проституткой? — Ты совсем страх потерял дед? — рыкнула на него Тарш. — Одна тычка, и ты улетишь обратно в Арду. Манвэ стоял в углу и трясся крупной дрожью, он старательно пытался что-то сказать, но не мог. По его раскрасневшимся щекам текли слëзы. Взгляд Эру такой холодный и колючий — Манвэ и раньше не знал от него даже намëка на ласку, но в этот момент на лице творца отразились ненависть и презрение. И в этот момент Эру обратился к нему: — Бесстыдник, привёл сюда всякую шваль, а самое главное забыл. Сдались тебе эти отбросы? Они мусор, как ты не поймëшь, мямля? Вот даже не думай о наследстве, я тебя видеть не хочу. — Могу выколоть глаза, в таком случае. Майрон загородил собой Манвэ и направил свой не менее холодный, как ветра Утумно, взор на Эру. — А ты не ёрничай, тоже мне, властелин колец. — Ты всю жизнь тешил своё эго мольбами и слезами других, а сейчас ты лишь дряхлое чмо, которое гнобит одного сына, думая, что второй примчится к нему за милую душу. Так вот, Мелькор тебя ненавидит, ты испортил ему всю жизнь. Я стерпел всё, я не отправился крушить Валинор после того, как ты меня утопил, но я не позволю так обращаться с моим мужем. Мелькор никогда не любил тебя и не будет, — затем он повернулся к Манвэ. — Советую сдать его в дурку или дом для престарелых, а квартиру забрать себе. — Давай, езжай с этой вертихвосткой, он же даже верность сохранить не может, а раздаёт советы. Тарш узнала этот безумный и отрешённый взгляд, когда у Майрона от гнева отключалась голова, она почувствовала, как Майрон собирается сделать шаг вперëд за ножом, но удержала его на локоть: — Ты из-за него не сядешь, Май. Не надо. Майрон тяжело вздохнул и мягко улыбнулся ей: — И в мыслях не было. Ну, было неприятно увидеться снова, а мы уходим. Манвэ, ты с нами? Тхури удивлëнно покосилась на отца. — Ч-что? — Никуда он не поедет! — Я-я не поеду, – замотал головой вала. — А ты сам как хочешь? – впервые его взгляд к Манвэ смягчился, Майрон смотрел на него спокойно, даже с какой-то ноткой сострадания. – Ты слишком долго жил под Эру, пора избавиться от оков. Не бойся, мы всегда поддержим любого, кого отвергло это чудовище. Я не настаиваю, но это тот выбор, перед которым встают все рано или поздно. Манвэ взглянул на Эру, а после на племянницу. — М-мне некуд-да идти. — У нас есть вторая комната. Шелоб придëтся потесниться, конечно, но она поймëт нас. Как и Мелькор. Манвэ стëр рукавом слëзы и прошëл мимо Майрона в свою комнату. Майа тяжело вздохнул. — Я так понимаю, Драуглуин в машине уже?

***

Майрон потушил сигарету о мусорку и лениво последовал к машине. Горечь поражения не давала ему покоя, хоть Манвэ и был врагом, а сам Майрон давно уже не наивный майа, верящий, будто бы можно поменять мнение светлых, всë равно было обидно. — Интересно, что в тебе за майа проснулся? А ты точно Майрон? — рассмеялась Тарш, ткнув его кулаком в плечо. Ему впервые стало жаль вала, который, видимо, совсем был затюкан Илуватаром. Это точно была жалость. Может, это бы и случилось с Мелькором, не будь он собой, мятежным вала? Думать об этом хотелось меньше всего. — Сам не знаю. Почему-то стало его жалко, хотя я всю жизнь его ненавидел. Намо сказал, что Манвэ считает меня причиной всех бед, якобы из-за меня Мелькор сбежал из Амана. — Всë ещë не вижу минусов. Тхури грустно сидела в машине, закрывшись от мира при помощи наушников. Она добивала себя печальными песнями и особенно душераздирающими рок-балладами. Майрон хотел было поговорить с ней, но решил дать ей побыть одной. — Тхури считает, что раз она выросла в любви и принятии, то все родственники еë примут, все будут любить еë, и всë будет хорошо. — Жаль, – кивнула Тарш, – это ещë одно потрясение в еë жизни. Сначала Тол-ин-Гаурхот, потом разрушение Ангбанда, затем Вторая Эпоха… Все находились в состоянии какой-то унылости. Как вдруг, дверь подъезда со скрипом отворилась, и из-за неë показался Манвэ с толстым рюкзаком наперевес. — Р-ребята, я еду с вами! Я собирал в-вещи, которые на чëрный день п-припас.