Reset the world, imagine home

Мелькор сидел, завернувшись в плед в своей кровати, пока сестра делала уроки. На улице шёл ливень, и поэтому их с другом прогулка накрылась медным тазом. Майские грозы всегда ассоциировались с чем-то приятным, но сейчас женщина, называющая Мелькора сыном, запретила ему выходить на улицу. А спорить с единственным смертным, проявляющим к нему доброту просто так, не хотелось. Возможно, это та самая родительская фигура, которой вала так не хватало. Частые капли всë барабанили и барабанили по железной крыше, чëрные тучи заволокли небо, не было ни единого проблеска света, а это Мелькору очень нравилось. Дождь всегда такой хаотичный и в это же время упорядоченный, Вала нравилось слушать звук, с которым капли разбивались о землю, это успокаивало. Но Вала всë больше думал о том, как он одинок в этом мире, и как сильно ему не хватает Майрона, здесь всë – отголосками прошлой жизни. Виктор так сильно похож на Майрона, что это было просто невыносимо – видеть, какой он холодный и закрытый. Может, это и есть он? Если так, Мелькор обречëн. Должно быть, Майрон его разлюбил, раз не проявляет былой нежности, а крутится рядом из чувства долга. Но он был последним, кого Мелькор хотел к чему-либо принуждать. В сердце свербела тупая боль и от одиночества болела грудь. Мелькор в полудрëме перебирал карточки с любимыми группами и ещë больше укутался в плед, чтобы компенсировать отсутствие желанного тепла. Вдруг, он почувствовал, как комок бумаги прилетел в него. — Наушники надень, я твоих рокеров не собираюсь слушать, мне домашку делать надо, – сказала сестра, повернувшись к нему лицом. А вот она точь-в-точь Варда, такая же высокомерная и вредная, с этим еë вздёрнутым носом, высоким лбом и длинными чëрными волосами. Вечно что-то придумывала, благо, мать могла всë разрешить мирно, а не как Эру. — Я не виноват, что ты сломала свой стол. Вали к себе, раз не нравится. — Я его не ломала, – стукнула она по столу. – Он сломался от старости. — Ага, скажи ещё, что драконы погрызли, – усмехнулся Мелькор. — Ах ты, крысюк, – она поднялась с места, сжав кулаки. Мелькор моментально поднялся с кровати, вытягиваясь во весь рост и нависая над смертной. — Захлопнись и иди к себе, — приказным тоном прорычал вала. Сестра цокнула языком и взяла охапку тетрадок. — И это не рокеры, а металлюги. Это знать надо, мелочь ты необразованная. Вдруг, раздался звонкий треск у входной двери. А затем снова и снова — кто-то настойчиво нажимал на кнопку звонка, пока по крыше барабанил дождь. Из комнаты вышла мама, держа в руках фартук, испачканный краской. Еë тëмные короткие волосы завивались прямо как у Мелькора. Несмотря на усталость, еë взгляд оставался таким же добрым, и в нëм не было холодности, которую Мелькор привык получать от Эру. — Да что же вы такие глухие? Влад, Свет, совсем уже со своим кампутером? Она бросила фартук сыну и быстрым шагом направилась к двери, а за ней последовал и Мелькор. Мама заглянула в глазок и нахмурилась — Влад, ты сказал, что Витю не пустили гулять. — Да. — Он за дверью. Мелькор тут же распахнул дверь, чтобы увидеть друга. По рыжим волосам стекала дождевая вода, он вымок до нитки, был в слишком лëгкой одежде для начала мая и держал в руках не менее вымокший походный рюкзак. — Привет, можно я у вас переночую? Мелькор хотел было поприветствовать его, но мама заговорила первой: — Что-то случилось? Вить, ты весь промок, заходи быстрее. Свет, чайник поставь! Она потянула ничего не понимающего парня в квартиру, закрыв за собой дверь на несколько замков и взяла из его рук рюкзак, вручив его Мелькору. — Так, – повернулась она к Виктору, – ты сейчас переодеваешься в сухое и идëшь пить чай. Мне не интересно, что произошло, пока я не буду уверена, что ты не заболеешь. Иди давай. — А я? – спросил Мелькор. — А ты не стой столбом, у нас гость. Краски мои закрой, рюкзак положи и приготовь Вите одежду. Виктор смотрел остекленевшим взглядом в пол и даже не реагировал на еë слова. — М… Вик, пойдём, — позвал его Мелькор, и тогда парень поднялся с места. Света непонимающе смотрела на них до тех пор, пока Мелькор не закрыл дверь прямо перед еë носом. Он подал Виктору свою любимую футболку с шутом. — Вот, моя любимая, остальное поищи на свой размер, у меня носков много тëплых, а то вечно мëрзну. Мелькор уже было повернулся, чтобы выйти и дать другу переодеться, но тот его окликнул: — Влад, не уходи. Он выглядел сегодня особенно поникшим, хотя в школе всë было хорошо, он казался таким окрылëнным, в последнее время он действительно раскрылся больше, стал теплее, и Мелькор почувствовал что-то родное. Хотелось прижать к себе, расцеловать веснушчатые щëки и защитить его от всех бед. — Тебе ещё что-то нужно? Вместо ответа последовал вопрос: — Можно я поживу у тебя до поступления? — Тебя выгнали? Мелькор боялся этого сильнее всего – его одноклассник родился в неблагополучной семье, всë было сложно, и потому Виктор часто оставался у него дома на ночь, особенно в последнее время. — Я сам ушëл. Мелькор был даже немного рад этому – теперь они будут жить вместе, но как для Виктора это тяжело, должно быть. Так хотелось его обнять и приласкать, но в новом мире это порицается, впрочем, как и в Арде. — Я… мне жаль, Вик. — Всë в порядке, я давно хотел уйти. — Я не выгоню тебя, обещаю. Мелькору так хотелось прижать его к себе, прямо к сердцу, того, кто был так сильно похож на его майа, до ноющей боли в груди. — Знаешь, я так устал быть сильным и тащить всë на себе, я устал быть самым умным и решать проблемы, – на его глазах заблестели слëзы, – я потерял дорогого мне человека, я не знаю, как мне без него жить. Ты посчитаешь меня сумасшедшим, но мне снилось, как я с ним сижу у камина и пью эль. Нам было так хорошо вместе. — Майрон, я… Он поднял глаза, и судя по взгляду, всë понял. Теперь по щекам вала тоже текли слëзы. Он коснулся ладонями лица Майрона, не веря своему счастью. Это прикосновение сразу же переросло в крепкое объятие. На магнитофоне переключилась песня. Более нежная, какая-то личная, тëмная, похожая на нечто родное и еле уловимое. — Майрон, нет причин для слëз, – подпевал Мелькор, изменяя текст песни, – позволь мне стереть их с твоих глаз… Майрон дрожал в его объятиях, таких нужных и давно забытых. Вала боялся, что майа его разлюбил, он ведь сохранил о Майроне самые тëплые воспоминания, как о лучшем, что было с ним в жизни. — Если упадëшь, я поймаю тебя, если заблудишься, я скоро буду рядом, далеко, но, конечно, рядом. Мелькор покачивался с ним в такт песне, его низкий голос, похожий на тот, что был в Арде, успокаивал Майрона и был тем, ради чего он так долго сражался и страдал. Это было так непривычно, снова касаться его, чувствовать тепло его тела и слышать голос. Чем он заслужил такое счастье? Неужели, Эру его услышал? По крайней мере, теперь их двое. — Несравнимо красивый внутри и снаружи. Когда песня закончилась Мелькор остановился и разомкнул объятия, стëр слëзы с щëк Майрона, который ему тепло улыбнулся. — Я так долго тебя искал, – он прижал ладонь вала к своей щеке. — Мне жаль, правда очень жаль, что я проиграл, и я приму любое наказание. Только не отталкивай меня. — Никогда, Майрон. Я люблю тебя, ты ни в чëм не виноват. Стало хорошо от осознания того, что они снова вместе. Все страдания оказались не напрасны. Они добились своего.

***

Майрон с трудом разомкнул глаза. Сколько бы он ни спал, всë равно этого было слишком мало. Мелькор мирно сопел рядом, а на прикроватной тумбочке дремала кошка в позе буханочки. Шелоб зевнула, обнажая острые клычки и замурчала от прикосновений хозяина. Майрон с трудом вытянул руку из-под тëплого одеяла, чтобы погладить кошку. — Хочешь кушать? — Да, было бы славно, – ответил Мелькор. — Я думал, ты спишь. — Аналогично, мой золотой. — Мелькор, я из-за тебя не выспался, – Майрон зевнул, вытягиваясь, как кошка, – Как, впрочем, и всегда. — Это ещё почему? — Ты опять обнимался во сне. — Я даже во сне люблю тебя, – улыбнулся Мелькор и потянулся к мужу, чтобы поцеловать его, но Майрон поднялся с кровати. — Мы слишком лениво проводим выходные, не находишь? Он накинул халат и принялся расчёсывать рыжие вьющиеся волосы, которые даже растрёпанными смотрелись, по мнению Мелькора, небрежно и мило. Его всегда умиляли майар Аулэ, но у Майрона были такие сильные руки, его движения всегда были точными и уверенными, а как он хмурился… Мелькор не мог с собой ничего поделать. — Нет. Мне нравится смотреть сериалы с чипсами и соком, а что? Он по-кошачьи грациозно выгнулся и смотрел на майа, прищурившись. — Мне хотелось бы чего-то активного и совместного хотя бы раз в месяц. — Я всю ночь был активным, а тебе ещë и не нравится, – картинно закатил глаза Мелькор. — Я не об этом, ты же знаешь. Давай сходим в парк, покатаемся на роликах… — Ну Ма-айрон, ты же знаешь, всякий раз, как я выхожу из дома, со мной что-то случается. Этот умоляющий взгляд не мог оставить майа равнодушным. Он, конечно, жестокий, но не до такой степени. Выражение лица Майрона смягчилось и он улыбнулся уголками губ мужу. — Мелькор, всë будет хорошо. Какова вероятность, что в этот день в восточном парке будет Феанор, живущий там же, где и мы? — Не он, так ещё кто-нибудь. Майрон отложил расчёску, вернулся на кровать и перевернулся на живот, нависая над Мелькором. — Ты отказываешь мне? — Всë твоë природное очарование не поможет тебе, – он положил ладони на бëдра майа, перемещая его на себя. — Я непреклонен. — Хочешь, чтобы я умолял? Опустишься до такого? — Нет, твои мольбы о большем я могу услышать в моменты нашей близости. Но если ты пообещаешь всю неделю мыть посуду, то я подумаю. Снисходительный тон заставил Майрона закатить глаза. — Я бы как дал тебе, – шутливо замахнулся майа. — Не забывай, на ком лежишь, – вала провëл пальцами по рëбрам Майрона и услышал его тихий смех. — Это нечестно, ты тиран. — Раз я тиран, мне и не такое можно. Мелькор то и дело кутался в свой плащ и озирался по сторонам. Всюду были люди. Они ходили по дорожкам, галдели и гоготали, их мерзкие отпрыски визжали, будто в пыточных — словом, типичные смертные. Они вываливали на улицу свои потные обрюзгшие тела и ходили туда-сюда, либо сидели, развалившись на скамейках. — Любимый, ты уверен, что хочешь сейчас быть среди смертных? – прошептал Мелькор. — Будь к ним снисходителен, как к глупым котятам. — Ага, котятам. Котята милые, а эти... Я их не этому учил! — Понимаю, я тоже. Ты куда лучше любых богов, которых придумывали смертные. — Ой, у меня сейчас произойдёт передозировка сахаром, слишком сладко, Май. — А ты бы предпочёл, чтобы я соответствовал ожиданиям смертных? Мелькор задумался. Майрона представляли либо как распутную деву, либо как безумного тирана. Вала считал, что таким образом смертные просто проецируют своë поведение на его возлюбленного мужа от нечего делать. Была бы его воля – всех бы сослал на рудники, чтоб было чем заняться. — Нет. Конечно нет, не дай Эру! Майрон убрал так внезапно появившуюся руку Мелькора со своего бедра. Майа полностью принимал и любил тактильность вала, но люди могли на них косо смотреть, и это ещё не самое страшное. — Люди, Мелькор. Мы не одни. — Мне плевать на мнение каких-то смертных, я кого угодно посажу на кол за своего мужа, – проговорил вала, обнимая Майрона одной рукой за плечо, и тем самым прижимая его к себе. – Пойдëм туда, где меньше людей, они меня бесят. — В лесопарковую зону? Я не против, – пожал майа Они сошли с тропы. В тени деревьев было прохладно и спокойно, изредка доносились голоса птиц; было сложно сказать, что вчера шёл дождь, но земля оставалась сырой. Майрон легко перепрыгнул через овражек и повернулся лицом к вала. — Что, старость? Совсем роа подводит? Майрон подал руку Мелькору, помогая перебраться на другую сторону. По сторонам от дороги было множество огромных и не очень, странных и вполне обычных деревьев, а также разрушенная кирпичная постройка. Будь вала моложе, забрался бы туда, но вокруг неë было сыро, как в болоте, а он уже не в том возрасте. Вскоре они вышли из леса на невысокий холм и увидели водохранилище, на которое сверху открывался вполне симпатичный вид. Солнце множеством искрящихся чешуек отражалось на водной глади, а ветер гулял в кронах деревьев, где-то далеко пели птицы; наверное, там же, где начиналось открытое пространство, поросшее травой. — Ты мне это хотел показать? От зимы не осталось и следа, будто пару недель назад чëрный снег не лежал кучками где попало. С исчезновением снега проступал весь мусор – окурки, конфетти, фантики и всë, что говорило о присутствии людей. Майрон поморщился глядя себе под ноги. И как люди только смогли так основательно всë покрыть своим мусором? И даже не пытаются бороться с грязью, которую сами разводят. Холода в этом году не спешили уходить, но сегодня было тепло и свежо. — Ненавижу воду, природу и прочее, но здесь недурно. — Рад, что тебе нравится. Майрон положил голову на плечо Мелькора и взял его за руку. От него пахло тем самым одеколоном, подаренным впервые ещë очень давно. — Спасибо, что показал это место. — Иногда мне кажется, что это всë так глупо, – вдруг умиротворенно произнëс майа. — Почему же? — Мы ведь тëмные владыки, а нежимся, словно дети Эру. Это как-то слишком идеально и ванильно, не находишь? — В этом мире мы просто люди, имеющие право любить друг друга, мы свободны от его гнëта и от тех ролей, что нам навязали. Здесь он лишь старый маразматик, сидящий на шее Манвэ. — О, это радует, – усмехнулся Майрон. Лëгкий ветер отбросил волосы вала за спину. Он никогда ещё не был таким свободным, только сейчас он понял, что перед ним открыто столько возможностей. Он сам выбрал своë дело, сам поступил в институт, сам стал ветеринаром. Это, конечно, не созидание тëмных тваринок, но лучше, чем ничего. Вместе с ним его майа, любовь к которому он пронëс не только через время, но и через миры. И почти все эти годы Майрон был рядом. Разве это не счастье? Майрон огладил щеку Мелькора ладонью, и вала мгновенно почувствовал тепло, исходящее от майа. Он по-свойски притянул к себе Майрона, медленно касаясь его губ своими. Майрон обвил руками его шею и нежно углубил поцелуй, а его возлюбленный несильно укусил нижнюю губу майа и снова прильнул к нему, после чего Майрон тихо простонал и запрокинул шею, но его муж снова отстранился. — Думаю, продолжить стоит дома. У меня есть пара идей, как нам закончить этот день. Майрон лежал в объятиях своего вала, накрывшись тëплым зимним одеялом. Они взяли с собой пакет чипсов и ноутбук, на котором смотрели любимую часть звëздных войн. Ту, где умирают многие джедаи. В объятиях вала было как никогда хорошо, Майрон чувствовал себя в безопасти, ощущая тепло роа Мелькора, касаясь его рук, обнимая за торс и прижимаясь щекой к его широкой груди. Он снова здесь, живой и здоровый, и никто его больше не заберëт. Сердце майа билось ровно и спокойно. Он теперь многое не может контролировать в мире, но, по крайней мере, Мелькор рядом. У него снова стало больше поводов для радости, мир обрëл краски, и можно на кого-то ещë положиться. Майрон предпочитал больше фантастику, а Мелькор любил фэнтези, но иронично, что любимый фильм вала относится к фантастике, а любимые книги Майрона — про политические интриги Вестероса. Всë произошедшее в Средиземье каждый раз напоминало о себе открытой раной, Майрон часто замирал, невольно застыв от нахлынувших воспоминаний и тревоги, и тогда даже на улице воздуха не хватало. Без Мелькора было просто невыносимо, и вот сейчас он снова рядом. Вала гладил его по спине и целовал в лоб время от времени, отвлекаясь на саркастические комментарии в адрес персонажей фильма. Он так скучал по Майрону, теперь он ненавидит одиночество и изредка наступают моменты, когда земля уходит из-под ног и весь мир плывëт перед глазами, становясь будто нереальным. Но тем не менее, он снова может трогать шершавые камни, ощущать под ногами землю, дышать, видеть что-то и чувствовать. Возможно, он слишком привязался к роа, но это делало его человечным, Тьма готовила его к концу, когда все станут людьми, равными перед смертью. Ароматические свечи издавали тонкий запах корицы и вина, тëплые носки мягко касались кожи, под боком мурчала Шелоб, свернувшись в клубочек. Вскоре Мелькор последовал примеру кошки и умиротворëнно засопел, так и не досмотрев фильм. Майрон аккуратно отложил в сторону ноутбук, чтобы не потревожить вала, и лëг рядом. Такие моменты всегда были самыми счастливыми, подобный конец их жизни вполне устраивал майа. Пусть даже он не Владыка мира, по крайней мере, он вместе с тем, кто любит и ценит его не за знания, умения или силу. Мелькор не раболепствует перед ним, не стремится его подавить, а относится, как к равному, и при мысли об этом в сердце Майрона будто загорается пламя. У них отныне столько времени, чтобы наверстать упущенное...