Escape the Void

      — Я справлюсь сама, — отчеканила Эрин, стоя у тяжелой резной двери, которая была входом в ее персональную Страну чудес — ее спальню.       — Хорошо, — пробурчал Себастьян, нехотя отпуская ее руку. — Я подожду тут.       — В конце коридора есть библиотека, — подала идею Эрин, с извиняющейся улыбкой.       — Такое чувство, что ты просто хочешь от меня избавиться, — Сэллоу отвернулся в притворной обиде.       — Нет, — она на миг замялась. — Не хочу подвергать тебя лишней опасности.       — Этвуд, мы в странном доме, который еще полчаса назад словно кишел призраками, — слова Себастьяна удивили ее. Неужели он тоже ощущал ту незримую опасность? — Куда уж опаснее.       — Надеюсь, книги не съедят такого умника, как ты, — попыталась съязвить Эрин.       — Очень слабо, — мнимо сокрушался Сэуллоу. — На четыре из десяти. Ты можешь лучше, хранительница. Или… — он подошел к ней ближе и слегка склонился. — Я могу дать тебе пару уроков.       — Мне кажется, из Оминиса получится более искусный учитель, — потерявшая на миг дар речи, быстро нашлась Эрин. Себастьян схватился за грудь и скривился, имитируя сердечный удар, от чего Эрин, совсем неподобающе для леди, прыснула со смеху.       Обмен шуточными колкостями придал им обоим сил и отогнал дурные мысли.       — Ладно, я буду в твоей хваленой библиотеке. Надеюсь, там будет тролль или на худой конец, какой-нибудь паук, — он сделал несколько шагов и оглянулся. — Не всегда же тебе быть героиней.       Она не ответила, лишь хмыкнула и повернула дверную ручку.       Залитая солнечным светом, комната Эрин Этвуд полностью соответствовала личности своей хозяйки: чистая и ухоженная внешне, она таила множество секретов, недоступных чужому глазу. В глубине платяного шкафа были заныканы книжки, которые не подобало читать леди. В прикроватной тумбочке вместо библии лежала съестная заначка — орешки и сухофрукты, предусмотрительно стащенные с кухни. Музыкальная шкатулка хранила под двойным дном отцовскую сигару, которую юная Этвуд хотела выкурить на шестнадцатилетие, но ссора с родителями помешала. Все эти мелкие проделки были жалким протестом против системы, в которой ее приходилось жить до момента, когда профессор Фиг разглядел в ней волшебницу.       Эрин понимала: это место — лишь копия, искусно созданная кем-то или чем-то, ведь ее настоящая комната была в отцовском особняке в Кардиффе. Тем не менее, в ее груди проснулось знакомое парадоксально тягостно-легкое чувство — она дома.       Сделав несколько несмелых шагов, она застыла напротив зеркала. Вместо ее отражения на Эрин оттуда с немым восторгом смотрела девочка лет семи — ее детская копия. В темно-зеленом атласном платье и аккуратном чепце, из-под которого выбилось несколько непослушных рыжих прядей, она выглядела примерной дочкой знатных родителей. Девочка заговорщицки прижала пальчик к губам и поманила свою взрослую версию поближе.       Древняя магия нитями, пронизывала пространство вокруг. Зеркальная поверхность пошла рябью, задорное отражение ребенка исчезло. Вместо него Эрин увидела очертания музыкальной комнаты. Недолго думая, она тронула жидкую поверхность зеркала, чувствуя, как ее затягивает внутрь.       — Мисс Этвуд, гости скоро прибудут, — бесстрастный голос горничной донесся до нее словно из-под толщи воды. — Ваш отец ожидает в столовой.       — Уже иду, Лина. Спасибо, — кивнула Эрин, стараясь оглядеться вокруг.       В панорамных окнах клочки вечернего неба были подернутые тучами. Ветерок, залетевший в комнату из открытой двери на балкон, пытался перевернуть ноты, оставленные ее матушкой, на фортепиано. Низкий диванчик и два кресла, обитые изумрудным бархатом, над которыми висело несколько семейных портретов. И обилие цветов: вазонов на подставках и дорогих хрустальных ваз с неизменными желтыми розами. Все было в точности, как помнила Эрин, когда еще два года назад ее обучали игре на фортепиано. Музыка помогала ей на блаженные несколько часов избавиться от родительского общества. Так продолжалось несколько лет, пока ее учитель, мистер Бейкер, не поцеловал ее.       Эрин скорчила нос при воспоминании о его слюнявых губах на своем плече. А так же о скандале, который учинил ее отец. Никто не поверил мистеру Бейкеру, когда он попытался оправдаться, свернув все на якобы просьбу Эрин. А так же никто так и не узнал, что на самом деле просьба была. Позже Этвуды узнали, что уже немолодой учитель покончил с собой. Это, оказалось, сделать проще, нежели обелить свое попранное имя.       Лишь спускаясь вниз по лестнице, Эрин поняла, что она ней такое же темно-зеленое атласное платье, что было на девочке в зеркале. Только чепца не хватало для полной комичности.       В столовой за длинным столом уже восседал ее отец, а подле него слева сидела мать. Миссис Этвуд сидела с такой совершенной осанкой, что даже ураганный ветер не смог бы согнуть ее хоть на дюйм. Отец тихо отчитывал горничную, имя которой Эрин не могла вспомнить. Он был типичным торговцем своего времени — расчетливым и точным, что отразилось на его внешности, в частности, в остром взгляде и вечно насупленных уже седеющих бровях.       — А вот и наша девочка, — миссис Этвуд вскочила с места и кинулась к Эрин. От неожиданности та даже отпрянула. Мать слегка приобняла ее и поправила бант на платье.       — Присаживайся. Мы ждем важных гостей, — отец указал на место справа от него.       — Мистер Питерсон с сыном, — в столовой появились двое мужчин, точнее мужчина и юноша, в сопровождении старого дворецкого.       Мистер Питерсон — их давний сосед — снял шляпу и чуть поклонился в знак уважения. Затем он пихнул локтем сына, в котором Эрин с трудом узнала мальчишку, который превратил ее детство в сплошной кошмар, и из-за которого ее несправедливо наказывали ни один раз. Юный Питерсон тоже поклонился и стрельнул глазами на Эрин. У него была проблемная кожа и светло-голубые водянистые глаза.       Эрин едва не подавилась виноградным соком, который медленно потягивала из своего бокала. Отец все еще запрещал ей пить вино, поэтому она воображала будто это Пино Нуар или Каберне Совиньон. До нее вдруг дошло, что званый ужин на самом деле — смотрины. Ее реакция была незамедлительной — она вскочила из-за стола, разливая по белоснежной скатерти недопитый сок.       — Прошу меня простить, — ей не хватало воздуха. Кто бы ни учудил этот фарс, его пора было заканчивать. Эрин выбежала из столовой и бросилась наверх — в свою комнату.       «Это все не взаправду. Это просто видение…. Сон. Пусть это будет просто дурной сон».       Кто-то больно схватил ее за руку и дернул на себя.       — Ты ЧТО себе позволяешь? — сквозь зубы выдавил мистер Этвуд. На его лице появились красные нервозные пятна. Эрин знала их как признак его внутреннего бешенства.       — Я не выйду за этого упыря, — прошипела она, подражая его интонации.       — Что ты сказала? Несносная девчонка! — что-то обожгло ее щеку. Из столовой вылетела миссис Этвуд и схватила мужа за руку, которой он замахивался для нового удара.       — Перестань! — взмолилась она.       — Ненавижу вас, — выплюнула Эрин. В ее руке неизвестно откуда появилась волшебная палочка. Это придало ей сил и уверенности в себе. — Диффиндо! — сжатый поток воздуха пролетел сквозь ее родителей, разрезая их пополам… и они исчезли, словно, дым.       Свет и краски резко померкли, заточая Эрин в кромешную, густую темноту. Она с такой силой сжимала палочку, что у нее занемели пальцы, но этот кусок ивы с сердечной жилой дракона внутри был ее единственным оружием и спасением.       Она резко повернула голову на звук — скрип ступеньки. За ним еще один. Значит, она все еще была в доме. Вот только в каком?       Набрав в легкие воздуха, Эрин выдохнула:       — Люмос.       Перед ней был огромный бурый паук. Все его шесть пар черных глаз смотрели в упор на девушку. Эрин показалось, что время остановилось или наоборот пошло слишком быстро, но не для нее. Она не успела даже рта раскрыть, чтобы сказать «Левиосо», когда клыки паука сомкнулись у нее на предплечье.

***

      Себастьян услышал крик и, бросив на стол «Алису в Стране чудес», выбежал из библиотеки. У него засосало под ложечкой, когда влетев в комнату Эрин, он нашел ее возле зеркала в крови. Ее била дрожь, а изо рта шла пена. После беглого осмотра и обнаружения рваной припухшей раны на предплечье, он аккуратно стянул с нее мантию и застыл в нерешительности. Этвуд точно не обрадуется, если он стащит с нее и блузку, поэтому было решено просто отрезать рукав, чтобы получить доступ к ране.       Первым делом Себастьян попытался найти сумку Эрин, но ее будто кто-то стащил, поэтому у него нет иного другого выбора, кроме как дать ей свое противоядие. Все его попытки сварить хорошее противоядие разбивались о критику профессора Шарпа, поэтому Себастьян не знал, будет ли его зелье эффективным. Он так же не знал, какой паук укусил его подругу, поэтому понадеялся, что противоядие от матриарха поможет не хуже.       Когда нужная доза была влита ей в рот, а рана на предплечье перевязана бинтами, найденными в одном из шкафчиков, Себастьян перенес Эрин на кровать. Сам он сел на ковер, упираясь спиной о царгу кровати, и запрокинул голову на матрац. Его одолевала усталость. Они провели в этом месте уже несколько часов, возможно, время уже перевалило за полночь. Сэллоу не сомневался, что наказание за ночной побег из школы будет просто грандиозным. А за побег с девчонкой? Его могут вообще выгнать, или еще хуже заставят на ней жениться.       Себастьян улыбнулся абсурдности своих мыслей. Эрин нужна ему, но в качестве спутницы ему виделся кто-то помягче, понежнее…       Он не знал сколько просидел, глядя в потолок. Морфей пытался одолеть его, но что-то подсказывало ему, что сон в стенах этого дома не самая лучшая идея. Эрин пробормотала что-то неразборчивое. Себастьян повернул голову и увидел, что она открыла глаза.       — Как ты? — спросил он, вскакивая на ноги.       — … испорченный товар… — пробурчала Эрин, привставая на локти и корчась от боли в предплечье. На ее бледном лице местами проступили вены — последствия отравления. Взгляд ее был мутным и расфокусированным, пока она, шатаясь, пыталась сесть. Вдруг ее посиневшие губы растянулись в улыбке, и что-то хрипло-булькаещее вырвалось из ее рта. Себастьян не сразу понял, что это смех.       — Эрин, ты… — начала он, присаживаясь на край кровати.       — Для них я не больше чем разменная монета, — без каких либо предисловий перебила она. — Знаешь, что волнует моего отца? Что у него так и не появился наследник мужского пола! Им с матушкой невдомек, что я уже не принадлежу их гадкому продажному миру, — она умолкла, потому что Себастьян дотронулся к ее лобу. Легкая дрожь пробила ее тело, и Себастьян не понял это из-за жара или из-за его касания. А может и от одного и другого.       — А знаешь, чему я принадлежу? — прошептала она под действием горячечного бреда. И посмотрела на удивление ясно и осознано прямо на него.       «Я знаю — кому», — хотелось исправить ему, но он промолчал.       Вместо этого с его губ слетело удивительно признание:       — Я не очень хорош в противоядиях.       Себастьян Сэллоу и в чем-то не очень хорош.       — Хорошо бы иметь безоар при себе. Для вот таких случаев, — его ладонь задержалась на ее лбу еще мгновение, затем невесомо оградила скулу, спускаясь к подбородку.       — Я принадлежу этому миру, — как ни в чем ни бывало продолжила Эрин, не замечая нежности, что проскользнула в его взгляде. — Я могу изменить его по своему желанию, могу избавить всех от боли и страданий, могу… Себастьян, я же забрала магию себе, — она вдруг резко схватила его за руку и прижала его ладонь к своей груди в районе солнечного сплетения. — Она теперь здесь, — похоже, паучья отрава сорвала с нее все оковы приличия.       Ее бешеное сердцебиение эхом отозвалось в его ушах. Он никогда не позволял себе таких вольностей по отношению к девушкам. Они казались ему загадочными, хрупкими существами, которых нужно оберегать и защищать. Его сестра была наглядным тому примером. Пока его однокурсники бегали на свидания и познавали радости и горести пубертата, вся энергия Себастьяна уходила на поиски того, что могло бы спасти Анну. Пусть даже после этого она бы ненавидела его и презирала за выбранные методы. Сэллоу хотел добиться своего любой ценой.       Кто же знал, что ценой станет пробуждение эмоций?       Себастьян отвел взгляд, чувствуя, как кровь прилила к ушам, а желудок скрутило тугим комком от волнения. Он впервые подумал, какова на ощупь кожа Эрин под изодранной блузкой. Сквозь ткань он чувствовал жар, исходящий от ее тела, а еще мягкость девичьей груди. Как оказалось, ее угловатая фигура не была такой уж безнадежной.       — Я могу сделать все, что захочу, Себастьян… но… я боюсь, — всхлипнула Эрин, выпуская его ладонь и теперь глядя куда-то в потолок. Слезы мелкими ручейками потекли по ее бледным щекам.       От внезапной перемены Себастьян опешил и смог выдавить лишь:       — Эрин, успокойся.       Его слова возымели обратный эффект — она начала всхлипывать громче прежнего и тереть лицо, словно хотела вместе со слезами стереть все свои мягкие черты.       — Хватит, — Себастьян попытался схватить ее за руки, но Эрин начала активно отбиваться и брыкаться. — Перестань! Да прекрати!       Их возня продолжалась пока Эрин, в попытках уползти назад, уперлась спиной в стену. Она несколько раз царапнула запястья Себастьяна, не давая ему возможности удерживать ее. С трудом он развел ее руки в стороны, после чего она притихла.       Ее руки расслабились и обвисли, как у марионетки, которая потеряла связь с кукловодом. Подозревая обманный маневр, Себастьян не спешил отпускать ее. Он знал, что лучшее лекарство от истерики — это пощечина. Но ему хотелось совсем другого.       Эрин смотрела на него в упор, не отводя глаз и, кажется, даже не моргая. Слезы — немое женское оружие — все так же струились по ее лицу. Такая уязвленная в своей великой силе. Она все больше напоминала поломанную куклу. У Анны в детстве была похожая, из фарфора. Дядя купил, сразу после похорон родителей, чтобы хоть как-то ее утешить…       Сестра, дядя, родители... боль, связанная с ними, боль с которой он живет уже много лет, на миг стала чем-то второстепенным. Прошлое не изменишь, не воротишь, так зачем зацикливаться на нем? Перед ним сидело настоящее, от которого щемило в груди и нутро его наполнялось каким-то необъяснимым воодушевлением.       Горячее дыхание Эрин защекотало его нос, когда он склонился над ней. Она не отпрянула — было попросту некуда. Наоборот, ему показалось, она потянулась к нему, как забитый цветок тянется к солнцу. Но разве он выживет?       Себастьян замер у ее губ в нерешительности. Может быть, просто давал время оттолкнуть его, накричать, но Эрин молчала, рассматривая его, словно видела впервые.       — Ты будешь меня ненавидеть… — сглотнул он.       — Не буду, — шелест ее голоса показался ему или Эрин действительно это прошептала? Сэллоу не понял. Назад пути уже не было.       Себастьян робко прикоснулся к ее губам, чувствуя их податливость и соль слёз. Ничего общего с девушками, которых ему доводилось целовать ранее. Но какое это имело значение? Сердце Себастьяна замерло, пропустив несколько ударов, и забилось с новой силой: быстрее, громче. Ведь Эрин не оттолкнула его, наоборот она привстала и прижалась к нему, повинуясь инстинктам. Он потерялся в запахе озона и ощущении ее рук, обнимающих его.       В их первом поцелуе не было страсти, лишь немая потребность в ласке, которой каждый был по-своему лишен.       — Глупый, глупый Себастьян, — пробормотала Эрин, прижимаясь лбом к его лбу и закрыла глаза.       Да, Себастьян был хронически глуп, но впервые в жизни ему показалось, что он сделал что-то правильно.